| vsaprik | Дата: Суббота, 22 Июн 2013, 12:52 | Сообщение # 1 |
 Блистательный Ёжкобабковед
Группа: Друзья
Сообщений: 2672
Награды: 71
Репутация: 122
Статус:  | 
Сергей Александрович Лёвин – поэт, прозаик, публицист, член Союза российских писателей и Союза журналистов России.
Родился в 1978 году в г.Котовске Тамбовской области. Окончил филфак Тамбовского госуниверситета имени Г.Р.Державина. В 2001 году переехал на ПМЖ в Анапу. Работал в газетах «Ваша удача» и «Анапские известия», с 2002 года трудится в пресс-службе курортной администрации.
Помимо профессиональной деятельности, плодотворно занимается литературой. Участвовал в 8 и 9 Форумах молодых писателей России (Москва), зональном совещании молодых писателей России (Белгород), встрече молодых литераторов Юга России (Майкоп).
Является лауреатом молодёжных премий в области культуры губернатора Кубани и главы города-курорта Анапа, лауреатом фестиваля, посвящённого 200-летию со дня рождения Ф.И.Тютчева, и призёром московского литературно-художественного журнала «Дети Ра» в номинации «Проза». Финалист журналистской премии «Искра Юга» (ЮФО) в номинации «Лучший блог», лауреат премии «Золотое перо Кубани».
Автор книг стихов «Упал со стула», «Снайпер», «PRосто», книги детской прозы «Антоха – анапский дельфинёнок», автор и литературный редактор издания «Курорт Анапа».
Стихи и рассказы опубликованы в книгах «Сборник стихов», «Поэты третьего тысячелетия», в альманахах «Парус» (Анапа), «Черновик» (Россия – США), «Краснодар литературный», журналах «Футурум Арт» (Москва), «Литературная Адыгея», «Дон», «Дети Ра» (Москва), «КиноPeople» (Краснодар), «Art & Beauty» (Москва), Интернет-журнале «Пролог».
Стихи
***
Грязный варвар, смеясь, засадил мне копьё между рёбер,
скальда жизнь расплескалась по гальке горячим ручьём.
И зачем ты, злодей, мою плоть так жестоко угробил?
Хоть не душу, которой разящий клинок нипочём.
Жорж Дантес точным выстрелом рвёт мои бедные ткани
и в газету спешит оплатить некролог сей же миг.
Хорошо, многотомник успел я потомкам оставить,
буду жить в этих строках – я буду жить именно в них.
Не возьмут меня пуля, петля и инъекция яда,
сквозь века протащил я багаж хитро сцепленных слов.
Потому лишний раз моё тело увечить не надо –
я восстану из мёртвых, к творению текста готов.
В каждой букве стихов скрыт фрагмент рецептуры бессмертья,
и философа камень, поверьте мне, здесь ни при чём.
А сомнения есть – так, пожалуйста, сами проверьте
огнемётом, стрелой, алебардой, ядром иль мечом…
ОТПРАВЛЕНИЕ ПОЕЗДА
До свиданья, добрый доктор Фауст.
Чёрный пудель, грустен и небрит,
на перроне с зонтиком стоит,
взглядом декларируя усталость.
До отправки – сорок пять секунд,
громкоговорителя хрипушка.
Завтра предсказуемо и скучно:
Маргариту всё равно убьют.
Воздух режет сумрачный гудок.
Тронулся состав, и тень вокзала
медленно в тумане исчезает.
Фауст безгранично одинок.
Пальцем криво чертит на стекле
символ бесконечности и плачет –
он не знает, можно ли иначе.
Только, как создатель повелел…
Небо цедит траурную слизь.
Вид в окне – бескрайние посадки,
домики и кладбища, и грядки…
О мгновенье! Не остановись!
* * *
Береговая полоса
блестит на солнце, как монета.
О, как прекрасно место это,
не в силах слово рассказать.
Переговоры гальки, волн
и недовольных жизнью чаек,
что без скандала заскучали, –
я в эту звукопись влюблён.
Маяк, как гордый часовой,
скалу торжественно венчает
и отрицает все печали
своей работой вековой.
Ему нет дел до суеты,
пробежек, сиганий с обрыва.
Не до депрессий, нервных срывов,
когда ты с вечностью на ты…
И снова ласково волна
в объятьях камешки сжимает,
и время, истончаясь, тает,
и море пьёт его до дна.
* * *
Расползаюсь по швам. Из прорех лезут сено и вата.
Я почти кукла-вуду: безвольный тряпичный субъект.
Мне бы стали в каркас, а не то я, хардкором помятый,
без вина для сугреву опять превращусь в винегрет.
За окном гвалт ворон, что хохочут в лицо мирозданью,
рвут пространство и время безжалостно на лоскуты.
Эй, создатель! Ты снова забыл о нас… Чем ты так занят,
если всё вокруг рушится в недра святой пустоты?!
Переписан канон. Нынче выродки стали в почёте,
а слова мои, как и всегда, никому не нужны.
Я прошу об одном: когда вы моё тело распнёте,
не шумите – я очень хочу тишины…
БЕЛАЯ НЕВЕСТА
(фрагмент повести «По ту сторону лета»)
Лишь небо знает наперёд,
Как занесло и как нас всех несёт.
Белая невеста, постой!
Ты сама по себе, но я танцую с тобой.
«Алиса»
– Вот вы, наверно, думаете, маленький человек – значит, всё у него маленькое, незначительное, в том числе и чувств раздолья никакого нет, одна серая ограниченность да убогость. Думаете, мы многого лишены, затёрты более крупными своими собратьями… А ведь ошибаетесь!
Последнее слово карлик даже не сказал – выкрикнул, но, правда, тут же смутился и поспешил извиниться.
– А у меня, между прочим, история была, которой каждый из вас, высоких да стройных, позавидовать может.
Это было давно, я тогда учился на архитектора в краснодарском политехе. Учился неплохо, с группой повезло – ребята попались нормальные: меня не тюкали, в дерьмо мордой не кунали, пальцем не показывали – типа, лилипут вшивый, недоросток. Наоборот, относились по-человечески – я, хлебнувший в родной геленджикской школе по самое не хочу, искал даже сначала в таком отношении подвох. После учёбы, бывало, группой в кабак соберутся – ну, в одну из местных рыгаловок подешевле – и меня с собой зовут. Я отказывался: тогда вообще не пил – боялся, что алкоголь из меня настоящего недочеловека сделает – был такой печальный опыт в школе, на выпускном… Казалось в то время, надо обязательно напиться, как все, нельзя от толпы далеко отходить, не простит она этого предательства. Вот и нахлестался так, что о тухленьком содержании того вечера только от родителей и узнал.
А с ребятами в вузе было веселее и проще. Подкалывали надо мной, конечно – я и сам бы не удержался, будь на их месте, – но как-то без откровенных издевательств. В общем, мне с ними уютно было.
Я в то время снимал однокомнатную квартиру на Пушкина, неподалёку от центра. Место хорошее, козырное. Иногда пацаны, которые со мной в особо дружеских отношениях были, просили по-братски погулять часок-другой, чтобы они с девушкой там… ну… покувыркались. Знали, что не откажу, но, правда, не наглели. А ещё бывало, завалятся толпой – зимой, с холода, раскрасневшиеся, в карманах синтепоновых курток бутылки с водкой. Говорят: «Колян, дружище, можно мы тут у тебя немножко погреемся?» Здесь моё согласие зависело от степени их адекватности. Как правило, не запрещал, да и не жалел потом – веселья в жизни моей было, прямо скажем, немного, и такие эмоциональные моменты скрашивали её, как не крути.
И однажды – именно такая ситуация. Человек восемь или девять, почти все одногруппники, а с ними девчонки. На улице дождь шёл, то ли ноябрь, то ли декабрь, потому все мокрые, продрогшие – ветер ещё завывал сильный. Что ж делать, пустил, накрыл на стол, что в холодильнике нашёл, да и у них с собой еды немного было – на стипендию особо не разгуляешься, потому – что на окраине Кооперативного рынка нашли, то и принесли: апельсины какие-то мятые, бананы чёрные почти что, газировку с кривыми этикетками.
Я музыку включил – у меня магнитофон был «Нерль», не слишком хороший, но слушать можно, кассету с русским роком поставил, кто-то подпевать начал, потом хором запели – пошло веселье, одним словом. А пока все водкой баловались да апельсинами брызгали, я возле стола суетился на правах хозяина: ну там, хлеба подрезать или водку по стаканчикам разлить.
Пока я так хозяйничал, внимания мало на кого обращал, а потом перерывчик сделал, к гостям обернулся, и тогда-то меня накрыло по полной. На диванчике сидела нереально красивая девушка – я бы сказал ослепительной красоты, да боюсь банальным показаться. Такие только в журналах да кино встречаются. С точёной фигуркой, высокая, пепельные волосы свободно падают на плечи. Почти без косметики – меня всегда покоряло умение некоторых женщин подчеркнуть свою красоту минимальными выразительными средствами. Так вот Наташа этим мастерством владела виртуозно. И, значит, смотрит она рассеянно на скудную обстановку моего ничем не примечательного жилища и походя глазами со мной встречается. Меня второй раз накрывает… И я понимаю, что это навсегда.
Глупо звучит, знаю. Про любовь вообще рассказывать невозможно: ну как словами выразишь то, в чём сам разобраться не можешь? Как опишешь то, что внутри тебя клокочет и бурлит шумным потоком, размывая все умные мысли на фиг. Делаешься идиотом, безвольным болванчиком. И в миг, когда мы встретились глазами, я этим самым дебилушкой и стал.
Сначала неуклюже задел только что открытый пузырь с водкой, и она хлынула потоком на стол. Потом, пытаясь ликвидировать аварию, смахнул на пол два стакана, которые тут же разлетелись на осколки. Пришлось идти за веником. Спасибо, ребята смеяться не стали – я сквозь землю провалился бы… Но тупить не перестал, что-то мямлил потом, по комнате семенил, а сам взгляд не отводил от неё. Сам понимаю, что неудобно так откровенно пялиться, а сделать ничего не могу!
Ребята попросили гитару достать, петь начали хором. Я присоединился. Чем-чем, а голосом меня природа не обделила! Вот я и показал, на что способен. Грянули «Под небом голубым» – после «Ассы» тогда эта песня особенно популярной была. Потом Цоя спели, кто-то переврал по памяти «Yesterday», я «Pink Floyd» поставил, пара парней побежала за водкой – её уже не хватало.
Образовалась такая степень разнузданного веселья, которая стирает все возможные напряги в общении. Время становится несущественным: час за часом летит совершенно незаметно. Я люблю эту стадию: мне в ней комфортно. Короче, собрался с душевными силами и подсел к своему новообретённому идеалу. Она меня сначала будто не заметила: тоже пила водку – все пили, кроме меня. А потом обернулась и говорит: «Какой голос у тебя приятный». Я, как рыба, рот открыл, ничего в ответ сказать не могу, выгляжу идиотски. Она рассмеялась и ласково так, двумя пальцами, мою челюсть на место поставила. «Что, дар речи потерял? Нравлюсь тебе, да?»
«Да, – отвечаю, сам себе поражаясь. – Безумно!» Она хохочет. «Пойдём», – говорит. «Куда?» «Туда». И глазами в сторону входной двери.
Мы вышли в прихожую. Никто, кажется, и не заметил – это всё о том же блаженном состоянии, когда вокруг нет ни времени, ни пространства.
Она ко мне наклонилась, руки на плечи положила – невесомые, тёплые, горячие почти. Я её дыхание почувствовал – водка с апельсинами – то ещё сочетание! Голова немного закружилась.
«Нравлюсь, говоришь, – шепчет мне в лицо жарко. – Ты тоже забавный, полурослик». И целует меня в губы, и тонким языком проникает мимо ошалевших от невиданных ощущений дёсен, в самую глубь рта, и зверь-язык с другим зверьком-языком встречается в упругой схватке, и я уже не знаю, где нахожусь – в тёмном коридоре, на небе или на земле. Зубки у неё острые, будто створки ракушек. И я в этом поцелуе растворяюсь, как в жерле грязевого вулкана, – и невесомость вокруг, и бездна под ногами, но не утонешь, ведь небытие это – плотное…
Потом всё завершается – резко. Она отстраняется и смотрит на меня с мягкой такой полуулыбкой. «Смешной ты, – говорит. – Наверно, ни с кем ещё не целовался?» Я киваю – врать ей не могу, всё про себя готов рассказать, всю подноготную выложить. «Ладно. Пойдём пока в комнату, а там посмотрим, что с тобой дальше делать».
Мы вернулись в зал, где было туманно от сигаретного дыма и стоял адский шум: каждый старался быть услышанным, поэтому никто друг друга, конечно же, не слышал, все непрерывно орали. Обычно я прерывал такие вакханалии, намекая, что у меня ещё и соседи есть, и милицию никто пока не отменял, но не в тот день. Хотелось, чтобы вечер продолжался вечно, чтобы Она никуда не уходила – сидела здесь, на этом диване, рядом.
Снизу начали стучать по батареям, народ на часы обратил внимание, кто-то вспомнил, что завтра сдаёт зачёт. И компания не менее шумно засобиралась, оставив меня, по-прежнему ошарашенного, в одиночестве. Когда друзья гурьбой вываливались в дверь, Наташа подмигнула мне и, протянув руку, потрепала по голове. «Жди», – сказала. И ушла.
Я начал убирать свинарник, в который превратилась комната, а сам всё прокручивал и прокручивал в голове поцелуй, жаркий шёпот, и дышал и не мог надышаться безумным запахом водки и апельсинов…
А потом услышал звонок. Приготовившись извиняться перед соседями или, что намного хуже, объясняться милиционерам, открыл дверь, и… да, там стояла она. «Привет», – зашла, скинула плащ, освободилась от кофты, стащила через голову блузку, оставшись в одном лифе на белоснежной, будто насквозь просвечивающейся коже. И поманила меня указательным пальцем. «Иди сюда, глупый».
Я понял, что сошёл с ума. Окончательно и бесповоротно. Ну и ладно! Если безумие, то пусть лучше такое. И шагнул вперёд, и обхватил её тело руками, и спрятал лицо в горячей коже на животе, и ладони мои заскользили вверх и вниз по нескончаемому богатству, которое внезапно было им даровано, и подушечки пальцев искрили от напряжения, и сердце ухало в груди, и я сделался совсем пьяный, хоть и не пил ни капли. Ноги мои ослабли, и я начал падать прямо в неё, в эту потрясающую живую роскошь, и она стала крениться вместе со мной, и каким-то чудом под нами оказался диван, на который обрушился наш переплетённый всеми конечностями тандем. И я захлебнулся неожиданно дарованным мне судьбой счастьем…
Так стихийно начался наш странный роман. Наташа тоже была студенткой. Она училась на историка, пользовалась славой девушки с характером и непредсказуемым нравом. Сама из обеспеченной семьи: отец – директор колбасного заводика в Тихорецке, мать – на высоком посту в краевой администрации. Наташа от родителей хотела быть независимой, потому после поступления в вуз не только решила снимать комнату, но и устроилась на вечернюю работу, чтобы самой её оплачивать.
Я знаю, что до меня у неё немало парней было – и что в этом удивительного с её-то внешними данными! Однако она расставалась с ними с той же лёгкостью, с которой начинала новый роман.
Я не тешил себя надеждой, что прерву этот список – думал, являюсь для неё скорее некой экзотической зверюшкой, способной разнообразить скучный досуг, чем серьёзным увлечением. Ну а поскольку об этом догадывался, то старался взять от этой маленькой любви по максимуму, и каждую встречу, каждое свидание проживал, будто тот самый первый вечер, когда чувства зашкаливали и рвали датчики в клочья.
И, знаете, день шёл за днём, месяц за месяцем, а мы не расставались. Думаю, нам было так хорошо вместе, что мы просто жили и получали от этой самой жизни простое человеческое удовольствие. Ничем не замутнённое и не омрачённое. Мы не обращали внимания на насмешливые лица людей, когда гуляли вечером по Красной – Тарапунька и Штепсель, пигмей и баскетболист. Мы вообще ни на кого не обращали внимания. Наташка даже представила меня своим родителям, которые были в полнейшем шоке, но как люди приличные вида не подали.
Каждый из нас продолжал учиться (с разной степенью эффективности), я успел сменить пару съёмных квартир. Вскоре мы начали снимать одну на двоих – это было и дешевле, и удобнее. Мы становились всё ближе…
Мои друзья-приятели сначала на наши отношения посматривали настороженно, кто-то обидно предположил, что она на спор со мной живёт. Потом поняли, что всё серьёзно, – обычный «на спор» не может продолжаться больше года. В гости ходили. Мы вместе довольно весело проводили время.
Я Наташе часто говорил, что люблю её. Она только улыбалась. Мне, конечно, это было больно. Но лучше молчание и улыбка, чем ничего, поэтому я довольствовался тем, что было – уже немало. Тем не менее, любящий человек всегда хочет большего, а юный да чувствами распалённый – тем более.
И в один момент я не выдержал и сделал ей предложение. Понимал, что с моей стороны это рискованно. Ведь после такого шага только два пути: либо согласится, либо нет, и во втором случае между нами всё кончится, причём виноватым в этом буду только я. Но о плохом думать не хотелось, хотя и отчаянно думалось…
Как-то в зимний вечер я пригласил Наташу в уютную кафешку, где мы раз в месяц отмечали стипендию, и за первым же бокалом с шампанским произнёс сакраментальное: «Я тебя очень люблю. Будешь моей женой?»
Сначала мне показалось, что она рассмеётся. Потом понял, что нет. Она не ожидала. Не думала, что вообще решусь. И просто ответила: «Да».
И пошло-поехало.
Мы определились с датой свадьбы – решили в июле, когда закончатся хлопоты с окончанием учёбы. Я обрадовал своих родителей, Наташа своих шокировала. Знаю, что выдержала нешуточный шквал скандалов, которые закончились только, когда она заявила: «Или мы играем свадьбу с вами, или без вас. Вариант «свадьбы не будет» не рассматривается». Так она их победила, и начались приготовления.
Полгода на всё про всё – время достаточное. И, тем не менее, за три дня до события казалось, что впереди – нереальная прорва дел. Носились словно угорелые, не успевали. Конечно, в итоге сумели всё завершить накануне. Без сил, но довольные…
Свадьбу решили играть в Геленджике. Во-первых, места у нас сказочно красивые – мой город мне значительно больше вашего нравится, да простят меня присутствующие анапчане. А во-вторых, солнце, лето, море – и настроение праздника создавать уже не надо! Родители подсуетились, арендовали для гостей половину базы отдыха на побережье – с летними домиками, в двух шагах от моря – с прицелом на то, что в первый день утром официоз: ЗАГС, ресторан, а на второй – отдых на пляже, шашлык, вино, загар. Пригласили больше ста гостей. Почти все подтвердили, что приедут. Так оно и получилось. В-третьих, если вдруг не знаете, Геленджик в переводе – «белая невеста». Так что сам Бог велел здесь праздновать.
И вот настал тот самый день.
Невеста моя была фантастически красивой. Когда я её увидел в свадебном платье, едва не задохнулся от восторга – так она была прекрасна. И когда ехали в ЗАГС, и когда ведущая церемонии с выражением чеканила заученный, но не теряющий своей трогательности текст, я смотрел на свою Наташку, не отрывая глаз, и с ума сходил от счастья, от бешеного ощущения чуда, которое со мной происходит здесь и сейчас, ирреальности бытия.
Потом мы поехали кататься. В планах была – Набережная (куда без неё?), потом Новороссийск, Малая земля, всё героическое и в то же время живописное. Так что, закончив фотосессию в Геленджике, мы всем неслабым кортежем рванули в Новоросс.
Пьяный от счастья, от шампанского, от первого брачного поцелуя, я обнимал своё сокровище и едва не плакал – так мне было хорошо.
И даже тот факт, что чопорный водитель белоснежной «волги», которую наняли родители, посматривал на нас сквозь зеркало с очевидным снисхождением, меня не раздражал – не до таких мелочей было.
Наташка постоянно смеялась – её, очевидно, от волнения немного в другую сторону перекренило. А ещё она со своей запальчивостью постоянно подгоняла: «Быстрее! Быстрее давай!»
И шофёр гнал всё напористей. И мы мчались по дорожному серпантину мимо скал с одной стороны и моря с другой, отрываясь от кортежа всё дальше и дальше. И солнце сияло в небе, озаряя наш путь. И разрезали внизу искрящиеся волны грузовые и рыболовецкие корабли…
А через мгновение всё закончилось.
На одном из поворотов неподалёку от Новороссийска навстречу нам выскочила синяя «копейка». Она появилась в поле зрения так внезапно, а мы шли с такой большой скоростью, что водила банально не успел выкрутить руль, и наши машины со страшным грохотом и визгом врезались лоб в лоб.
Меня подняло в воздух и со всей мощи швырнуло о спинку переднего сиденья. В районе плеча что-то надрывно хрустнуло. От боли и шока я на несколько секунд потерял сознание.
Что потом было, помню плохо: всё обволакивает мутная дымка. Сквозь эту белую пелену вижу, как с трудом открываю дверь, как осыпаются вниз крупинки стекла. Впереди уткнулся головой в руль застывший в неестественной позе водитель – он умер сразу. Я вижу тёмно-красные, почти чёрные капли на белом капоте «волжанки». Вижу уткнувшуюся в неё «копейку». Там тоже не видно признаков жизни. А потом вижу свою Наташку – точнее, не её, а некий бесформенный и уродливый бело-красный комок, который лежит впереди на асфальте, в нескольких метрах от машины. А из-под белого платья медленно растекается тёмный шлейф.
Я слышу, как сзади, нажимая на клаксоны, приближается кортеж. Как резко обрываются эти невыносимо режущие уши звуки. А потом раздаётся женский визг. И он не стихает уже никогда…
Я не буду подробно рассказывать о похоронах и про то, как я потом пытался выжить. Три года провёл в психиатрии. Если вы посмотрите на мои руки, то не сосчитаете шрамы – так яростно и часто я резал вены. И каждый раз меня спасали. Видно, Бог предназначил мне такую участь – жить дальше и терпеть. Смириться с тем, что всё случилось именно так, а не иначе. Вся наша жизнь строится именно по такому принципу. Просто кто-то может играть по правилам, а кто-то нет. В результате я понял, что смогу. Я выжил.
Но это ещё не конец моей и без того затянувшейся истории.
С момента смерти Наташи прошло лет пять, когда мне довольно поздно позвонил один из старых друзей и начал нести в трубку совершенную чушь:
– Коль, хочешь верь, хочешь нет. Но реально было, часа полтора назад! Я из Анапы возвращался после дня рождения шефа, гнал по трассе, и, знаешь, в том самом месте, где ваша машина тогда разбилась, Наташку увидел. В свадебном платье, с букетом в руках, по дороге идёт и улыбается. Я по тормозам, сердце чуть не остановилось – блин, кошмар какой-то! Тачку аж развернуло. А всё уже пропало: только трасса, да машины гудят. Короче, не знаю, что это было, но было точно. Такое не могло примерещиться.
Потом друг смутился – подумал, разбередил мои раны. Так оно и было. Я даже ничего говорить не стал, трубку повесил и вниз по лестнице, к машине. У меня «Ока» была – для моих габаритов самое то. Помчался в сторону Новоросса, на то злополучное место приехал, машину на обочину поставил. Сам как идиот хожу, зову: «Наташа! Наташа!» Ну какая на хрен Наташа, она уже пять лет в могиле лежит! Конечно, никого не увидел.
А потом мне тот самый приятель ещё раз позвонил, за ночной звонок извинился:
– Брат, – говорит, – ты меня, конечно, прости, но я тебе всё равно скажу. Я тогда не пьяный был, в своём уме и трезвой памяти. И, знаешь, мне уже третий человек говорит, что видел ночью на трассе между Новороссом и Геленджиком девушку в белом платье. Все её мельком видели, вроде как в сфере фар появилась – и сразу нет её. Сам бы не увидел, не поверил…
А я и не думаю, что он врал. Потом и сам не раз слышал от самых разных людей историю о призраке белой невесты, блуждающей по ночной дороге между морем и скалами. Но сколько бы я ни колесил там, мне она никогда не показывалась.
В этой жизни очень много неизвестного. Мы знаем о ней такую ничтожную малость, что и говорить-то об этом неловко. И я совершенно не сомневаюсь, что пока не открыты все её тайны, у меня есть шанс встретиться со своей любимой – не в этом мире, так в другом.
Вот и вся моя незатейливая история…
Моя копилка на издание книги.
|
| |
| |
