| Kristina-Ustinova | Дата: Среда, 14 Дек 2022, 20:07 | Сообщение # 1 |
 Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 55
Награды: 0
Репутация: 0
Статус:  | 5
На следующее утро Иосиф встал позже обычного. Йозеф, который уже бодрствовал, спросил о вчерашнем вечере. Поэт рассказал об Ульрихе и спросил, что ему делать. Ренау пожал плечами и сказал:
— А в чем проблема? Возьми и приди. Я сомневаюсь, что там все знают Жозефину в лицо.
— Просто получится, мягко говоря, неловкая ситуация. Видно же, что личная жизнь матери — больная тема для него.
— Ну, тогда поговори с Жозефиной, хотя я не вижу здесь проблемы.
Иосиф задумался и подошел к телефону. Жозефина сразу взяла трубку, и поэт рассказал ей о вчерашних событиях.
— Ну да, он о тебе еще не знает, — сказала дама сердца. — Ничего, скажу. Он ведь не маленький уже.
— Просто тут еще одна проблема: он же директор, может меня выгнать.
— Поверь, ради меня он точно не посмеет этого сделать. К тому же что он тогда скажет остальным на вопрос: «Куда подевался наш новый друг?» Не скажет же он им правду. Так что я с ним поговорю.
— Спасибо.
***
Как бы ни отпирался Иосиф, Йозеф же решил составить ему компанию для поддержки. Но как же Ренау скажет ему истинную причину? На самом деле он хочет посмотреть, чем закончатся такие страсти. К тому же все равно дел нет. Иосиф согласился, решив, что втроем будет веселее. Насчет одежды Ульрих ничего не говорил, и мужчины вырядились просто: в свитера. Жозефина пришла к ним за пятнадцать минут до чаепития, в нежно-розовом платье, открывающем старческие колени в чулках, с которых Йозеф почти не сводил взгляда, как бы ни хотелось. В предвкушении вечера у Иосифа поднялось настроение. Они втроем направились к мерседесу, сели и поехали в клуб. На крыльце стояло втрое больше народу, чем вчера. Члены клуба все так же небрежно одеты, гости были в вечерних нарядах. Иосиф, Йозеф и Жозефина вышли из машины и направились к двери, где их как раз поджидал Ульрих под руку с рыжеволосой девушкой. Под глазами виднелись круги как результат бессонной ночи в подготовке торжества. Директор поцеловал мать легонько в щеку, представился Йозефу и кивнул Иосифу.
— Привет, — сказал он бесстрастным тоном.
Наступило неловкое молчание, и Жозефина стала нахваливать новое платье девушки сына. Спустя пять минут все вошли в библиотеку, но не остались в читальном зале, а поднялись на третий этаж, где еще тридцать лет назад проводились балы (ведь до библиотеки здесь была усадьба). Теперь же это место использовалось либо для экскурсий, либо для торжественных случаев, как сегодня. Только вот танцевальный зал молодежь забила столами, напоминающими школьные скамьи, на которых расставлены чайники, блюдца и разного вида десерты: торты, печенья, кексы, шоколад и конфеты. В воздухе витал аромат душистого чая. Было жарко, от пара окна запотели. Полы отзывались звоном, когда люди ступали по ним каблуками; некоторые останавливались, дабы поглядеть на свое отражение, за день до торжества члены клуба все промыли от пыли и плесени. Ульрих усадил девушку, мать, Иосифа и Йозефа за столик, что стоял в самом центре, а сам принялся рассаживать гостей: за каждым столом по пятнадцать-двадцать человек. Спустя полчаса все наладилось, началась трапеза. Звенел сервиз, сливаясь с какофонией различных голосов. Ульрих уселся на свое место. Какое-то время все молча поглощали сладости, пока он не пробормотал:
— Мне нужно выйти. Иосиф, составишь компанию?
— Куда? — тут же встрепенулась мать и прищурилась.
— Мам, не волнуйся, мы просто поговорим.
— Не переживай... Жоззи, — сказал Иосиф, вставая. — Все хорошо, мы сейчас придем.
— Можно мне с вами? — сказал Йозеф.
— Нет, — отрезал поэт, и они с Ульрихом ушли.
***
...На улице похолодало, солнце скрылось, и на небе появились первые звезды. Молодые люди надели верхнюю одежду и встали напротив колонн. Ульрих закурил и предложил Иосифу, но тот отказался.
— Так вот с кем ты смотрел рассвет, — сказал директор клуба.
— Послушай, — сказал поэт, — да, мы встречаемся, но тебе-то что с того? У тебя уже своя жизнь.
Он усмехнулся.
— Мама всегда на молоденьких косилась. Мы постоянно ругались по этому поводу, я никогда не понимал ее... да и до сих пор не понимаю. Когда же съехал от нее, мне стало как-то даже все равно, я ей сказал так: «Хоть на молоденьких, хоть на стареньких — пускай. Главное, чтобы ты была счастлива».
— Тогда в чем проблема?
— Понимаешь, я бы все понял и принял, если бы под угрозой не стояла репутация клуба.
— А при чем здесь клуб?
Ульрих потушил сигарету. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Ладно, объясню. Предположим, вы поженитесь, поедете куда-нибудь на медовый месяц, а потом вернетесь и будете себе жить-поживать да добра наживать. Ладно, хорошо. Но рано или поздно об этом узнает свет. — Он поднял палец вверх. — Ее свет, Иосиф. Свет чопорных тетей-аристократок и дядей-предпринимателей. А они, дорогой мой, любят промывать людям косточки по поводу или без.
— Ну и пускай.
— Ты еще тот сопляк, ничего не понимаешь, да и мама ради личного счастья готова плюнуть на все — уж я-то знаю, поверь. Ладно, это еще цветочки. Но ее свет знает и про меня, и про мой клуб, а я раскрою тебе секрет: у нас большинство молодежи как раз иного сорта, даже лучше нашего с тобой. Вы породите целую волну слухов, и что из этого будет? Сплетни, интриги, даже скандалы... И все в рамках молодежного клуба. Это осквернит и его, и всех его членов. Будут потом говорить: «Что за безнравственность? Вы еще потом несовершеннолетних возьмите в брак! Это же настоящий Содом и Гоморра, надо закрывать такое дело». А что потом? Меньше народу, меньше спроса, больше прессы, власти могут заинтересоваться нами и нашим творчеством. Оно мне надо? Оно тебе надо? Оно надо еще кому-нибудь из нашего клуба?
Иосиф, сбитый с толку, немного помолчал и сказал:
— Так на что ты намекаешь?
— Не знаю, есть ли у вас в планах свадьба, но все же. Либо я тебя выгоняю из клуба и тогда ты можешь жениться на матери, либо ты остаешься с нами и даже можешь встречаться с ней, но не афишировать это, а уж тем более — не переезжать к ней. Выбирай.
Поэт замолчал. Он думал, размышлял. «По сути, мы с ней о браке не говорили, так что можем и без него прожить. Что мы потеряем? Ее наследство мне не нужно, любить можно и без брака. С жильем так же, ничего страшного. А клуб? Мне хочется и быть с ней, и состоять в клубе. Не то чтобы он мне прям дорог, но и уходить раньше времени не хочется. Ничего, пожениться и так успеем. А если нет?.. Ну и черт с ним!»
Вот только не хотел Иосиф признаваться себе, что на самом деле боится брака. Надо сначала отучиться, обосноваться, а потом уже и свадьбу играть.
— Ну? — сказал Ульрих.
— Я согласен.
Он улыбнулся.
— Хорошо, только это строго между нами.
Они пожали друг другу руки и вернулись в помещение. Жозефина, которая за все время даже не притронулась к чаю, облегченно вздохнула и выпила полчашки, а Йозеф поднял бровь: мол, неужто целехонький? Однако Иосиф не обратил на него внимания и с улыбкой слушал торжественный тост Ульриха в честь первого дня рождения клуба.
Глава 2
«Восстанем ж наконец!»
6
Прошло две недели, и, по словам Иосифа Яффе, он уже окончательно стал своим в клубе для молодых писателей. Йозеф заметил в арендаторе перемену: исчезла та чопорность и педантичность, однако ныть по поводу бритв на одной полке поэт не перестал, зато делал это через раз. Времени на такие мелочи теперь уходило меньше: с понедельника по пятницу учеба допоздна, а по выходным — клуб. Репутацию поэт заработал хорошую; с Ульрихом он общался даже если и не так дружелюбно, как при первой встрече, то хотя бы без неприязни. Друзей особо не прибавилось, Иосиф общался с другими творческими личностями просто и непринужденно, без привязанности. Вот только не все гладко: на третьей неделе произошла стычка с одним человеком.
Как-то раз Иосиф вернулся на полчаса позже обычного. Йозеф сидел на этот раз не один, а возле бородатого мужчины, который толще и старше его в два-три раза, одетого в клетчатую рубашку и комбинезон сверху. Собеседник постоянно улыбался, обнажая выбитый сбоку зуб. Приятели обнимались, икали и пили пиво; на полу лежало пять пустых бутылок. При виде арендатора Йозеф улыбнулся и поманил его пальцем.
— Эй, иди сюда! Давай выпей с нами. Знакомься, Фундук.
— Здоров-с, князь! — со свистом прогремел гость и сам же расхохотался; его смех напоминал камнепад.
Иосиф нахмурился и потоптался на месте. Он не без отвращения смотрел на ковер, весь в свежих пятнах от пива, и вдыхал характерный запах.
— Здравствуйте. Нет, я пошел в свою комнату.
— Э, погоди. — Йозеф поставил бутылку и подошел к нему, приобнял за плечи. — А чего ты такой печальный?
Иосиф махнул рукой.
— Да так, неважно.
— Признавайся. Мы с Фундуком их быстренько…
Йозеф показал кулак, друг закивал.
Поэт понял: от них так просто не избавишься, так что вздохнул и уселся на диван.
— Впервые в жизни меня обвинили во лжи — это самое скверное оскорбление для любого писателя!
— В какой лжи? — сказал Йозеф.
— В обычной. Я прочитал стихотворение о рабочих, а одна особа назвала его лживым и слишком вычурным.
— Соизвольте-с прочитать-с, — сказал Фундук.
— Ну ладно. Он называется «Обращение к капиталистам». Слушайте:
Рабочий класс не любит вас,
Рабочий класс не должен вас
Кормить.
Мы работаем на вас,
А вы нам: «За НРП!»
Но я скажу лишь так:
Нужны мы вам, а не НРП.
Вы — властелин богатства,
А мы — его рабы.
Но мы хотим от государства
Поддержки, помощи и любви.
Знаю, конец не за горами,
Возложит он на вас венец,
И придет всему конец:
Гнету, смраду, голоду.
Восстанем ж наконец!
В наступившей тишине Фундук встал и так громко захлопал в ладоши, что позади него затрясся шкаф.
— Браво! Браво! Всеми руками-ногами «за», есть такая проблема-с.
— А в чем здесь смазливость? — сказал Йозеф. — Ну да, строчку про «поддержку, помощь и любовь» со стороны НРП я бы убрал, но в чем проблема-то? Как есть, голая правда жизни.
— Увы, нет, — сказал Иосиф и вздохнул. — Тут просто у нас одна есть дама, зовут ее Джута. Она вообще, похоже, не любит меня.
— Господи, да плюнь на эту сучку!
— Я бы плюнул, если бы она не была главным редактором клубной газеты «Известия». По сути... по иерархии она второй человек по старшинству после Ульриха, его правая рука, и достаточно много людей, кто к ее мнению прислушивается.
— И чего, у них своего мнения вообще нет?
— Даже если есть, многие из газеты боятся его высказывать, не хотят с ней связываться.
— Так и плюнь на это.
— Но я хочу попасть в редакцию. Мне интересно, хочется тоже быть как можно ближе к клубу.
— А я считаю-с, — сказал Фундук, — это потому, что она опасается, — ИК! — как бы ты чего такого не написал-с. Сразу после выпуска в массы все закроют-с.
— Нет, клуб пишет исключительно для себя, и наши газеты, как правило, не покидают его стен. Я читал пару выпусков, которые Министерство пропаганды и цензуры просто не пропустило бы. А насчет Джуты — я и не думал, что она такая категоричная.
— Почему она на тебя так-с?
— Потому что я не просто так рассказывал ей стихотворение; оно должно было стать моей «визитной карточкой» в редакцию. А Джута просто разгромила меня!
— Значит, ты ей нравишься-с.
— Если бы так... Это еще ладно, она меня лжецом представила. Говорит: «Мол, не пахал и теперь что-то вякаешь про работу! Иди лучше и сам поработай, я-то вот в пекарне третий месяц уже работаю по восемь часов, сама знаю, что такое труд». Я же не оставил ее слова просто так и пообещал, что устроюсь.
Фундук неожиданно вскочил и всплеснул руками.
— Надо же-с: три месяца в пекарне — только подумать-с! А я-то, я уже двенадцать лет-с как на гробу своем несу, разгружаю товары на фабрике-с. И ничего, терплю-с!
Он с грохотом плюхнулся в кресло, несколько книг с полок упали, и Иосиф даже вздрогнул от столь внезапной вспышки, уставился на Йозефа. Тот улыбнулся, положил руку ему на плечо и сказал:
— Не сердись, просто сегодня у нас тоже был трудный день.
— Вы что, работали?
— Да, решили взять подработку на сегодня, чтобы заработать пару лишних монет. Там сейчас такие страсти происходят! Короче, вот, послушай.
И он рассказал. Уже давно на их фабрике по производству мебели ходили слухи о том, что начальство собирается увеличить продолжительность смены с восьми до десяти часов в день. Сначала их не воспринимали всерьез, это были просто грязные сплетни, на которые мало кто обращал внимания. Но неделю назад начальство, а именно директор Даммер, подкрепил слухи, пожаловавшись на то, что рабочие не всегда успевают выполнить ежедневную норму, а поставки в магазины не могут ждать. Тогда один из этаких «грязных сплетников» напрямую, при всех задал вопрос: «Так что же вы будете делать? Неужели увеличите нам рабочий день или сократите обеденный перерыв? Черт возьми, мы же работаем до седьмого пота!» (Тем более точных указаний в законе относительно трудового дня нет: только не более двенадцати часов для любого графика работы, не считая суточных смен). Все в полном молчании повернулись к Даммеру, тот лишь пожал плечами и сказал: «Поживем — увидим». Послышалось недовольство, претензии и возмущенные возгласы, однако директор молча удалился, и на этой неприятной ноте лекция закончилась.
Бунта никакого не последовало, однако сплетни стали все навязчивее и грязнее: обещают то обеденный час урезать, то сделать суточную смену без перерыва на сон, то вообще пойдет сокращение недовольных работников. Вчера — то есть в пятницу — директор развеял все сомнения и сообщил о сокращении обеденного перерыва с шестидесяти до тридцати минут. Йозеф и Фундук не участвовали в дальнейших событиях, но вскоре стали невольными свидетелями того, как небольшая банда из их же смены направилась в кабинет Даммера. Тот подготовился, выставил всю охрану, которая пропустила только самого тихого человека. Он от лица всех рабочих, всего пролетариата и Интернационала направился к директору, а вернулся печальный и с новостью: «Он говорит: еще одна выходка — и всерьез задумается о продлении рабочего дня». Воинский дух испарился, бунтари ушли, а Йозеф с Фундуком решили пока не вмешиваться. Ну и черт с ним, решил Ренау, велика ли потеря? Но Фундук считал иначе и загорелся идеей забастовки; сказал, что завтра специально выйдет на подработку. Он оставался тверд в своем намерении, сколько бы Йозеф ни призывал его к голосу разума. «И чего мы добьемся? Все равно отдохнем только в гробу». — «Всегда есть шанс на лучшее-с».
Короче, Фундук взял подработку, а Йозеф не хотел это пропустить и надеялся все же вразумить друга.
Итак, сегодня они вышли на работу. До рабочих из другой смены уже долетели последние известия, они также возмущались, ходили к директору — как раз под предводительством Фундука. Все закончилось не очень хорошо: он разгорячился и едва не сломал руку одному из охранников. Даммер вызвал полицию, Фундука арестовали и приговорили к пятнадцати суткам исправительных работ, пригрозили штрафом. Завтра ему надо прийти в участок — и некому больше восстания поднимать!
Иосиф слушал всю историю молча, вникая в каждое слово, а между тем в голове созрел план: пойти работать на фабрику, поучаствовать в забастовке и написать стихотворение, да такое, чтоб оно встало у Джуты поперек ее глотки!
Под конец рассказа у Йозефа слипались глаза, а Фундук давно храпел в кресле. Иосиф отправился в комнату, но еще долго смотрел в потолок, обдумывая свой хитрый план.
(продолжение следует...)
|
| |
| |
