| Kristina-Ustinova | Дата: Воскресенье, 12 Фев 2023, 18:21 | Сообщение # 1 |
 Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 55
Награды: 0
Репутация: 0
Статус:  | Глава 7
Непризнанный шедевр
28
— Да что же происходит, в самом-то деле? — плакала в трубку Жозефина. — Ни недели без скандалов! Анна мне уже все уши прожужжала, сделала из меня чуть ли не самого злейшего врага, мол, вот и познакомила ее с тобой.
Иосиф закусил губу. Жозефина позвонила ему сразу же, как только узнала о скандале из газет. Поэт вспомнил их размолвку, но не стал ничего говорить, сейчас не до этого. Он поведал даме сердца всю историю, от начала до конца. Та слушала в полном молчании, а под конец расплакалась.
— Анна тоже хороша, не намного лучше сына. Винит всех, а сама-то что? Воспитывать надо было! В итоге ты крайний. Да и я не без малого дура. И что за собака меня укусила вас познакомить тем вечером?..
— Не кори себя, Жоззи. Ты уж точно ни в чем не виновата. Будь что будет. Навряд ли она всю полицию купит, а мою вину доказать очень сложно.
— Я порвала связь с Анной. Теперь она для меня пустое место. Так еще, думаю, дочь ее добьет клуб; не сомневаюсь, она тоже в мамашу пошла.
— Может, ты и права, но Ульрих не сможет ее прогнать — нет пока на то оснований.
— Да, он мне так же говорил.
Повисло молчание, всхлипы прекратились.
— Иосиф?
— Да?
— Я хотела бы тебе кое-что сказать насчет того утра... Ты не накручивай себя, ладно? Если хочешь, мы можем обратиться к психиатру.
Поэт закатил глаза.
— Не надо мне никаких докторов, Жозефина. Я хочу забыть ту ситуацию, вот и все. Я здоров.
— А если мы поженимся? Тогда в разных комнатах спать будем?
Иосиф вспомнил разговор с Ульрихом. Пока Жозефина не заговорила, поэт старался не думать об этом, а теперь понял: у нее в планах свадьба. Нет, рассказывать о договоре с ее сыном не стоит, а то еще обидится. К тому же сейчас не самое подходящее время.
— До свадьбы надо еще дожить.
— Ладно, поняла тебя. Ну, желаю тебе удачи и сил.
Она вздохнула и повесила трубку.
29
В субботу Иосиф отправился в клуб и встретил на пороге Джуту. Она нахмурилась и хотела уже открыть рот, когда поэт протянул ей статью в три листа о том происшествии. Он написал ее, тем самым хотел поделиться со своими друзьями по клубу случившимся. К тому же ему хотелось высказаться, да вот только кому? Жозефина и так нервничает, Йозеф отмахнется. Вот и остается бумага. Иосиф в красках описал тот вечер, просидел над столом всю ночь, а когда дрожащая рука поставила последнюю точку, в сердце отлегло. Словно камень с души свалился. Теперь плохие воспоминания стали строчками на клочке бумаги. Поэт мог бы ее порвать и выкинуть в урну или же поджечь на плитке, но решил поделиться с клубом. Лучше всего говорить о переживаниях с третьими лицами, они объективно оценят положение вещей и поддержат, а даже если и нет... зато на душе легче станет. В общем, Иосиф решил подкорректировать свой очерк и отнести в редакцию.
Джута прочитала рукопись и вернула ее автору.
— Извини, но сегодня я не смогу разрешить тебе вешать ее на стенд.
Иосиф поднял бровь.
— Почему?
— Сьюзен попросила.
— Но как же свобода слова?
Редактор закатила глаза.
— Слушай, свобода слова не должна ущемлять права других, ясно? Не могу же я ей отказать, тем более... это и так для нее позор, а ты еще на стенд хочешь такое повесить.
Не успел поэт возразить, как подошел Ульрих и пожал Иосифу руку.
— Привет, герой. Пошли, сейчас Сьюзен будет читать отрывок из своего первого романа.
Поэт вздохнул и покорился судьбе. Единомышленники встретили его удивленными взорами и молчанием. Иосиф с бесстрастным видом уселся на диван. В центре круга сидела Сьюзен — стройная девушка с темными кудряшками и в берете, как символе битников. В руках она держала кипу листов. При виде Иосифа дочка Хайнц как ни в чем не бывало сказала:
— …Дорогие друзья, сегодня я хочу представить вам свой первый роман, он называется «Чем богаты, тем и рады». Я над ним работала почти три месяца и очень волнуюсь. Прошу оценить его.
— Просим, просим, — сказал Ульрих, и некоторые члены клуба закивали. — Прочитай нам хотя бы несколько отрывков.
Сьюзен откашлялась и начала:
— «“Слышишь, как ветер шелестит? Тебе холодно, поди?” — “Нет, — отвечает Роза и склоняется над мусорными баками, выпячивая зад. Она чувствует лишь приятное жжение внизу живота. — Нет, милый, мне горячо. Очень, очень горячо!” — “Мне надо передохнуть”, — говорит Джо и застегивает штаны. Роза спускает подол юбки. Джо закуривает, и она протягивает руку. “Дашь?” Он дает ей самокрутку, и оба затягиваются. Трава заглушает запах помойки, но не сильно; через несколько секунд он смешивается с ней и образует еще более невыносимую вонь. Роза ежится. “А вот теперь мне холодно! Согрей меня, Джо”. Он обнимает ее, она продолжает говорить: “Проклятый Юнг! Забрал деньги за аренду, выгнал нас и теперь нежится у камина. Джо, давай его прогоним, а?” — “И как же?” Роза нагибается и достает из прогнившей кучи мусора биту. Крепкую такую, совсем новую: даже этикетка не отклеилась. “А давай вот этим”, — говорит она».
— Что ж, очень интересно, — сказал Ульрих, когда Сьюзен замолчала.
Она улыбнулась.
— Спасибо.
Потом Хайнц прочитала еще несколько отрывков: и как Джо избил до полусмерти Юнга, и как любовники после пьяных оргий пытались доказать свое алиби полиции, мол: они якобы стали жертвами ограбления и ничего не помнят. Когда Ульрих в очередной раз похвалил Сьюзен, она сказала:
— Я очень ценю твою поддержку. Завтра обязательно отправлю рукопись в редакцию, у меня как раз там дядя работает.
Он усмехнулся.
— Смешная шутка.
Сьюзен нахмурилась.
— В смысле? Я не шутила.
— Стой, ты что, действительно ее отправишь? Глупенькая, тебе же откажут.
Лицо Хайнц сделалось серьезным.
— На что ты намекаешь?
За Ульриха продолжила Джута — мягким, даже ласковым тоном, словно говорила с ребенком:
— Сьюзен, ты же понимаешь, что твое произведение, каким бы оно замечательным ни было, не одобрит Министерство пропаганды и цензуры. Мы бы тоже все хотели публиковаться, однако законы не на нашей стороне.
— Может, вы и не сможете, зато у меня есть связи.
— Навряд ли ты сможешь подкупить все министерство.
Иосиф сидел и молчал. Он бы так не церемонился со Сьюзен. Иногда поэт не уставал поражаться тупостью некоторых людей и их незнанием закона. Или же их бараньим упрямством и наглостью.
Ульрих поджал губы, встал и заговорил:
— Если ты попытаешься опубликовать произведение, на тебя обратит внимание полиция, и ты это прекрасно знаешь. Никакие твои связи не помогут. Но я не могу рисковать своим клубом только ради тебя, ведь если о нашем творчестве узнают из органов, то, вероятнее всего, нас закроют, меня и Джуту посадят. Так что выбирай: либо публикация, либо дальнейшее существование клуба. Скандал неизбежен.
Сьюзен вскочила, лицо ее пылало.
— Моя мама все равно скоро вас всех закроет.
Среди толпы пронесся шепот и гул. Ульрих побагровел и молча указал на дверь. Хайнц задрала голову и, круто развернувшись на каблуках, направилась к выходу. Директор клуба сел рядом с Иосифом, и поэт услышал тихое: «Дрянная девчонка».
Он сразу вспомнил слова Жозефины.
(продолжение следует...)
|
| |
| |
