| нинаюра | Дата: Среда, 11 Мар 2015, 18:11 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3040
Статус:  | 
(Старое фото мотовоза)
Томимое голодом поколение.
9 мая. Раннее утро, аромат пирогов пробрался к моей подушке. Мама хозяйничала на кухне, старалась успеть на мотовоз – маленький паровозик, который в праздник отправлялся в город на час позже. Мне вставать категорически не хотелось, я несколько минуток понежилась в тёплой кроватке, и, чтоб скорее проснуться, зашлёпала босыми ногами по холодному полу, умылась, оделась. Потихонечку пробралась к маме сзади и крепко обняла ее за плечи. Она в этот момент завертывала в льняное полотенце горячие, только что вынутые из печи, пироги, сложила в сумку, рядом поставила две бутылки с чаем: сладкую для меня, а другую, без сахара, для себя. Ещё положила пакет с крупой, а сверху бросила несколько конфет:
- Пора в путь.
Я, быстро опустошив, налитую мамой чашку чая, вернулась в большую комнату. Вытащила из крошечной вазы, стоящей на столе, заранее собранные подснежники. Мы так называли медуницы, потому что это были самые первые цветы, которые появлялись на лесных проталинах. Мокрые стебли обернула кусочком газетного листа, лежащей рядом, поторопилась в прихожую, надела туфли. Мама ждала на крыльце. Молча, двинулись в путь.
Первым рейсом мотовоз отвез рабочих в город и вернулся за жителями поселка, которые собрались съездить на празднование Дня Победы. Мы залезли в вагон, еле нашли свободные места, разместились на противоположные скамейки, я сидела у окна, разглядывая подходящих мужчин и женщин. Народу собралось много. Все о чем громко и восторженно разговаривали, в воздухе витал дух веселого настроения.
Мотовоз, трижды дал гудок и, тяжело пыхтя, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно начал набирать ход. Колеса, ускоряя вращения, мелодично выводили: «Так-так, так-так, так-так». Не доехав метров сто до города, колеса заскрипели и соскочили с рельс. Вагон покосился на один бок, пассажиры, привыкшие ездить в таких условиях, спокойно держались за спинки сиденья. Строгий дяденька - помощник машиниста в замасленном комбинезоне заскочил в вагон:
- Мотовоз упал, так что дальше шлепайте пешком. Пока еще поднимем. К часу дня будем всех ждать, как обычно на остановке. Не опаздывайте!
Мы, выбравшись из вагона, немного прошли вдоль узкоколейных путей, перепрыгнули через узкую канаву, очутились на железобетонных плитах, от них насыпная глинистая дорога, виляя между домами, вела в город.
- Ну, что ж, тогда пойдем на кладбище напрямую. Хорошо, что сухо, а то пришлось бы идти в обход по деревянным мосткам.
Мне все было безумно интересно. Солнце раскалённым факелом горело над головой. Шум города пугал своей неизвестностью. Тут и там на домах красовались алые флаги. Люди, не только те, что сошли с мотовоза, но и горожане в нарядных одеждах шли, громко и весело переговариваясь друг с другом, в руках они несли самодельные бумажные цветы. Перед кладбищем на площадке для митингов торжественно выстроились в ряд ветераны Великой Отечественной войны с многочисленными медалями на груди, слева – солдаты с автоматами, справа на трибуну поднялись важные дяди. Они поздравили всех присутствующих с великим праздником. Потом все вместе спели песню «День Победы», после чего салютом прозвучал троекратный залп из автоматов. И лишь после завершения митинга мы направились на могилку к папе, жизнь которого оборвалась, когда мне было пять лет. Я положила подснежники на могилку. Мама посыпала крупу на тарелку, которая находилась в ограде, разостлала на скамейку полотенце, разложила пироги, один, самый большой, разломила пополам и осторожно положила около памятника. Потом достала чай, села на краешек, я около неё пристроилась. Отведали пирогов, мама, как обычно, глубоко вздыхала, но ничего не говорила. Я первой нарушила молчание:
– А почему дедушка в этот праздник только плачет, а ничего не рассказывает?
– Трудно, доченька, вспоминать, как жернова войны русские судьбы перемололи в пыль, всю жизнь перевернули наизнанку. Вот сейчас с тобой сидим тут, пироги уплетаем, а в войну мы с отцом – томимое голодом подрастающее поколение – мечтали поесть досыта. Вы-то теперь ни хлеб, ни печенье не бережёте. Да вот случай про печенье расскажу, – она сложила все пожитки обратно в сумку, коснулась памятника, будто прощаясь, взяла меня за руку, и мы направились на остановку.
– Ладно, давай все по порядку расскажу,– на ходу разговаривала мама,– мы жили в деревне Зиков-конец, это под Тотьмой. Семья большая - шесть сестер, да младший брат. Мой отец – Попов Федор Степанович был мельником, поэтому ему дали бронь. Голодное военное время. Бывало, тайком мучной пыли со стен сметет в маленький мешочек, в кармане полушубка принесет домой, чтобы мать в тесто добавила, а та возьмет, да и с соседкой поделится, добрая душа. А доносов в то время было много. Вот и стал отец остерегаться, перестал носить. В сорок втором бронь сняли, отправили на фронт. Через два месяца пришло письмо, что пропал без вести. Вот тут мы все и зашевелились. Старшая сестра уехала в Магнитогорск, средняя в Иваново, няньками устроились. Я, в середине сентября сорок третьего, после окончания курсов фзо, приехала в Сокол. Сначала мне предложили жить вместе с другими девушками в паккамере – это очень большое общежитие. Огромными, нескончаемыми рядами стояли там железные кровати с деревянными тумбочками между ними. Мне досталась кровать в самом конце этой большой комнаты у стены. Только я начала раскладывать свои вещи, как в репродукторе, висевшем над входными дверями, громко объявили: «Воздушная тревога!» Соседка по кровати вдруг куда-то засобиралась и обратилась ко мне, чтобы и мне срочно собираться бежать в бомбоубежище. Я же очень устала с дороги (да и не знала тогда, что такое «Воздушная тревога»), поэтому ответила, что никуда не пойду, да и ей никуда не советую бежать. Оказалось, что та воздушная тревога была последней. Город больше не бомбили, - тяжело вздохнула мама, лицо ее оживилось, она, будто помолодела, словно вот-вот из деревни добралась в город, перехватила сумку в другую руку, я взялась на ручку.
Странно, никогда маму такой не видела. Она обычно была собранна, строга, подтянута, а тут щеки раскраснелись, морщинки разгладились, глаза сузились, но даже в этих щелочках светилась радость воспоминаний. Одно мгновение и родной мне человек, освободившись от привычных оков сдержанности, раскрылся в полную силу. Сильная по своей природе женщина вдруг сорвала зажившую корочку с больного места, а там вдруг оказалось, что на том месте давно новая кожа наросла. Мама заметила мой изучающий взгляд, и продолжила:
- Через несколько дней перевели меня на Михалевское болото, на поселок, где мы сейчас живем, всю войну и проработала. С отцом твоим почти сразу познакомились. Я жила в деревянном бараке, а он - дома на Печаткинском разъезде с матерью, братом и тремя сестрами, отец у него на фронте был. Мне пятнадцать, ему двенадцать. Я трактором управляла, он рядом помощником сидел, смотрел, чтобы бороны во время движения не переворачивались. Торф сушили, сгребали в караваны, чтобы потом его отвезли на комбинат и использовали, как топливо. Жили бедно, голодали, но не унывали. Отец тайком от матери приносил мне каждый день по вареной картошине и луковице (у них был огород), а я делилась с ним хлебом. Как-то раз поехала я в город. Зашла на базар, полюбопытничать, чем торгуют, и не заметила, как из кармана вытащили кошелёк, в котором находились все деньги и карточки на хлеб на целый месяц. Ох, и расстроилась тогда. Что делать? Как жить? Работа тяжёлая, физическая, и так жили впроголодь. Но девчонки в общежитии и твой отец, не дали умереть от голода, делились со мной последними крохами.
А весной следующего года послали меня в качестве сопровождающего на машине в Вологду, за товаром на склад. Заходим с водителем в помещение, а там чего только нет: кусковой сахар в коробках на полках лежит, много мешков муки, разной крупы, корзины с яйцами. Сначала показалось, что это только снится, потом от увиденных продуктов голова закружилась, в животе заурчало. Стояла я, держась за дверной косяк, смотрю, а внизу, на самой нижней полке – раскрытая коробочка с печеньем. Подошла женщина-кладовщик, посмотрела на меня – исхудавшую девчушку, и сжалилась, пихнула две крошечные печенюшки в ладошку, пригрозив, чтобы сразу съела и никому об этом не рассказывала. Теперь можно и рассказать, в жизни не ела ничего вкуснее той военной крохи – печенюшки.
Когда мы вернулись домой, мама прошла на кухню, встала на табурет, достала из-за иконы что-то, аккуратно завёрнутое в холщовую тряпочку, подала мне. Я осторожно развернула материю, потом пожелтевшую от времени газету, а там внутри, как святое сокровище, лежала маленькая крошечка военной печенюшки.
Точины Павел Алексеевич и Антонина Федоровна (родители Н. П. Гавриковой).
Нина Павловна Гаврикова (нинаюра)
Член Академии российской литературы и МСТС "Озарение".
Руководитель Международного детского литературного клуба "Озарёнок"
Моя копилка на издание книги.
Сообщение отредактировал нинаюра - Четверг, 25 Июн 2015, 12:05 |
| |
| |
