ПАЛЬМИН ЛИОДОР (ИЛИОДОР) ИВАНОВИЧ
(15 (27 мая) 1841 – 26 октября (7 ноября) 1891 года)

- известный русский литератор, поэт и переводчик.

Происходил из старинного, но обедневшего дворянского рода. Отец, отставной офицер, воспитанник Московского университета, в 20--30 гг. был близок кружку А. Ф. Воейкова, сам писал и печатал стихи и рано познакомил сына с классической российской литературой, в том числе с поэзией романтизированного классицизма первой трети XIX в. Таким образом, П. с детства воспринял традиции риторической хвалы и "разумной", упорядоченной сатиры. Детские впечатления явились основой ("жреческих" представлений П. о литературе, сохранившихся на всю жизнь. В 1856 г., после смерти отца, Пальмин был определен на казенный кошт в третью петербургскую гимназию, по окончании ее поступил на юридический факультет Петербургского университета. В 1861 г. принимал участие в студенческих волнениях, был арестован и посажен в Петропавловскую крепость, о чем с содроганием вспоминал много лет спустя ("Крепость" // Осколки.- 1882.- № 20). После освобождения исключен из университета, пытался устроиться на службу (в адресную экспедицию), безуспешно хлопотал об издании журнала и в конце концов занялся поденной литературной работой.

Дебютировал в 1859 г. переводом с французского в журнале для девушек "Лучи", издававшемся известной детской писательницей А. О. Ишимовой. В 1860 - 1862 гг. публиковал стихи в журналах "Век" П. И. Вейнберга и "Библиотеке для чтения" А. Ф. Писемского; в середине 60 гг. выступал в ряде демократических изданий ("Будильник", "Дело", "Женский вестник" и др.). Сблизившись с В. С. Курочкиным, в 1863 - 1868 гг. был одним из активнейших сотрудников журнала "Искра", своей главной идейной и эстетической школы. Впоследствии Пальмин с нежностью говорил о "добром руководстве, советах и нравственном влиянии" редактора "Искры", о его "литературно-гражданских уроках", способствовавших сохранению "честного направления" поэзии Пальмина. Придерживаясь в достаточной мере абстрактных общедемократических взглядов и аморфной политической позиции, Пальмин тем не менее всегда восхищался подвижничеством, воспевал героизм борцов за свободу ("Свидание", 1865; "Вечное бытие", 1867), темпераментно обличал половинчатость "великих реформ" 60 гг. ("Обыкновенные песни"), общественную апатию ("Волшебные звуки таинственных струн...", 1865), трусость и беспринципность либералов ("Смотри, как мы мелки, ничтожны, точь-в-точь / Писателей русских идеи... / Хоть мы просветители, все же не прочь / Порой поступить и в лакеи..." - "Тетушка полночь", 1866). Наибольшую известность получило стихотворение "Реквием" ("Не плачьте над трупами павших борцов..." // Искра. - 1865. - № 11), ставшее популярной революционной песней.

Идейно-творческое содружество "искровцев" определило основные особенности поэзии Пальмина: сочетание страдальчески-гражданского пафоса школы Н. А. Некрасова и индивидуалистической "вольной насмешки", восходящей к традициям Г. Гейне, манеру "возвышенного" отклика на злобу дня. Эта позиция способствовала укреплению твердой уверенности Пальмина в неподвластности истинной поэзии условиям суетливой литературной повседневности: до конца жизни Пальмин был убежден в независимости Поэта от политического облика органов, в которых он выступает. Это позволило Пальмину уже в 60 гг. публиковать стихи во враждебных "Искре" реакционных "Занозе" Розенгейма и "Литературной библиотеке" Богушевича, а в 70 - 80 гг. сотрудничать буквально во всех изданиях ("Русская мысль", "Стрекоза", "Наблюдатель", "Развлечение", "Осколки", "Всемирная иллюстрация" и др.), не чураясь и бульварных, типа "Московского листка". Однако такая всеядность, в немалой мере обусловленная "суетой гоньбы за хлебом", не повредила репутации поэта: всюду выступал обличитель "балагана, рынка и харчевни", верный рыцарь "храма литературы, храма святого и древнего" ("Опозоренный храм", 1877). Верность себе определила и широкую популярность Пальмина в 70 гг.: по свидетельству А. П. Чехова, он принадлежал к "тем, коим молятся в Таганроге" (Чехов А. П. Письма.-- Т. 1. - С. 49). В 70 - 80 гг. Пальмин занимает позицию хранителя и пропагандиста заветов революционно-демократической поэзии 60 гг.: постоянно критикует "век тупой, дешевый, меркантильный", "всесильный эгоизм толпы", противостоять которым способен лишь Поэт ("Памяти Некрасова", 1878), бичует приспособленчество современников, в том числе и литераторов
("Тенденций гречневая каша,
Патриотизма кислый квас...
Вот, вот она, словесность наша,
Вот журналистика у нас". - "Журналистика", 1882); воспевает тех,
"кто доблестно стяжал
Венец мучительно-терновый", кто "не изменил себе, не угасил... в сердце пламя" ("Кто погиб?", 1882). Считая поэзию сильным средством воспитания, Пальмин широко использовал такие общепонятные и легко воспринимаемые формы, как аллегорическая сказка, басня, стихотворный фельетон, нередко "под маской шуточной невинного куплета" (наиболее удачный "куплетный" фельетон - "Михей и филантропы", 1878). Однако критика действительности у Пальмина обычно не возвышается до сатиры, оставаясь на уровне более или менее острого намека или воплощаясь в декларативном монологе с многочисленными стилистическими клише и мифологическими образами.

В 80 гг. в лирике Пальмина усиливаются мотивы тоски и утомления, поэт все чаще объясняет читателю причины бессилия своей "слабой и чахлой песни" ("Из зимних песен", 1882), все резче (вплоть до брюзжания и брани) перечисляет то, что ему "противно" в современной "хмурой эпохе":
"Все общество - с бесцельной пустотою,
Понятия - с клейменым ярлыком", "быт халатно-азиатский
И глупого тщеславия возня" ("Патриот ли?", 1886).
Постепенно мельчает критическая тематика, отчетливее становится однообразие деклараций и воззваний, небрежнее поэтическая речь ("стихи из панихидной оперы" - Н. А. Лейкин). И все же Пальмин был неизменно популярен и оставался "столпом" тех же "Осколков", регулярно выступая "передовиком", т. е. автором стихотворений на общеполитические темы, которыми открывался каждый номер журнала. А. П. Чехов считал, что "едва ли найдется такой читатель "Осколков", который пропускает его стихи не читая", и утверждал: "Поэт он оригинальный, и несмотря на однообразие, стоит гораздо выше и читается охотнее, чем десятки поэтиков, жующих злобу дня" (Чехов А. П. Письма. - Т. 1. - С. 67, 268). До конца жизни поэт оставался "грозой цензоров" (В. А. Гиляровский), пропагандировал идеи, "возбуждающие страсти и натравляющие бедняка на богатого" (отзыв цензора Пантелеева). По данным, приведенным Л. М. Трофимовой, за 1884--1891 гг. около 300 произведений Пальмина было опубликовано и около 70 запрещено цензурой.

Пальмину принадлежат переводы польских поэтов (А. Мицкевича, В. Сырокомли), Г. Гейне, оперных либретто ("Тангейзер" Р. Вагнера, 1876; "Дон Карлос" и "Трубадур" Д. Верди, 1876, 1878), "Американских очерков" Г. Сенкевича (1883, совместно с В. М. Лавровым), а также переделка на русский лад нескольких "юмористических романов" немецкого поэта и карикатуриста В. Буша ("Супружеские тайны", 1881; "Рад бы в рай, да грехи не пускают. Похождения идеалиста", 1886; "Проказы шалуна", 1890). Значение Пальмина в истории русской литературы определяется прежде всего принадлежностью к "искровцам", а впоследствии - не столько его эстетически-вторичной риторической поэзией, сколько психологическим примером стойкости "честного образа мыслей", верности юношеским идеалам, примером сохранения "поэтической личности" (А. П. Чехов) в неряшливом быту и литературной поденщине. "Пальмин - это тип поэта... - писал А. П. Чехов. - Личность поэтическая, вечно восторженная, набитая по горло темами и идеями... <...> ...за все 3--4 часа беседы вы не услышите ни одного слова лжи, ни одной пошлой фразы..." (Чехов А. П. Письма. - Т. 1. - С. 189). Характер и судьбу Пальмина точно определил А. В. Амфитеатров: "У Пальмина был свой стих, были свои образы, был свой темперамент -- не было только своей оригинальной мысли: ею он всегда плелся в конце своего века, правда, с лучшими симпатиями и намерениями, но все же в хвосте... Это не только воспрепятствовало ему занять в русской поэзии место, на которое ему давали право красота и искренность его дарования, но мало-помалу сдвинуло его в задние ряды стихотворцев... В 80 гг. Л. И. Пальмин быстро шел на нет - разочаровался в себе и в людях, шибко пил, влачил угрюмую жизнь литературного пролетария, да еще и почти отшельника. Смерть его прошла совершенно незамеченной, а забыли его так быстро и прочно, как мало кого..." (Забытый смех. - С. 394). Однако в памяти современников остался "в высшей степени интересный и типичный представитель бескорыстной, немного беспорядочной, но высокочестной, искренней и милой богемы 60 гг." (Н. А. Лейкин в воспоминаниях. - С. 200).
(Источник - Lib.ru/Классика: Пальмин Лиодор Иванович. Пальмин Л. И.: Биобиблиографическая справка; http://az.lib.ru/p/palxmin_l_i/text_0020.shtml)
***

Л. И. Пальмин
Стихотворения

(Поэты 1860-х годов. Библиотека поэта. Малая серия. Издание треть. Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского. - Л., "Советский писатель", 1968).

Илиодор (или - как он сам себя называл Лиодор) Иванович Пальмин происходил из старинного, но обедневшего рода ярославских помещиков. Он родился в Петербурге 15 мая 1841 года; учился в гимназии, а затем на юридическом факультете Петербургского университета. Однако кончить университет Пальмину не удалось. За участие в студенческих волнениях 1861 года он был арестован, а по освобождении исключен из университета. Затруднительное материальное положение (пятнадцати лет Пальмин потерял отца) заставило его обратиться к литературному труду; он занялся переводами с французского и немецкого и компиляциями, а также стал уделять больше времени стихам. Склонность к поэтическому творчеству он почувствовал еще в детстве, унаследовав ее от отца; отец Пальмина тоже писал стихи и вращался в литературных кругах 20-30-х годов.

Первое известное нам произведение Пальмина - перевод с французского - было напечатано в 1859 году в журнале "Лучи". Затем он сотрудничал в "Веке" П. И. Вейнберга и в "Библиотеке для чтения" А. Ф. Писемского, который признал в молодом человеке талант и поощрял его первые литературные опыты. В своей автобиографии Пальмин рассказывает о том, какое существенное влияние оказали на него общественный подъем 60-х годов, литература и журналистика этих лет, которая, по его словам, дышала "как будто свежестью весны", университетские лекции. Но в нарисованной им картине начала 60-х годов, когда классовые противоречия все более и более обострялись, есть известный отпечаток идиллии, свидетельствующий о том, что у Пальмина, при всем его бесспорном демократизме, не было отчетливой политической позиции. Он был просто оппозиционно настроен и довольно наивно верил в близкое социальное переустройство России. Результатом отчасти этой политической аморфности, а отчасти постоянной материальной нужды явилось неразборчивое сотрудничество в самых разнообразных периодических изданиях. Пальмин печатался не только в "Искре", "Будильнике", "Женском вестнике", "Деле", а позже в "Русской мысли", "Осколках", "Стрекозе" и других журналах, но и во враждебной "Искре" "Занозе" Розенгейма, реакционной "Литературной библиотеке" Богушевича, бульварном "Московском листке" Пастухова – в последнем, по свидетельству современника, именно "из-за куска хлеба".

В "Искре" Пальмин активно сотрудничал в 1863 - 1868 годах, до переезда в Москву. В своей автобиографии он с теплым чувством вспоминает об этих годах и о В. Курочкине как редакторе, "доброму руководству, советам и нравственному влиянию" которого он многим обязан. Одному своему знакомому Пальмин говорил, что если его дарование не заглохло в бесшабашной обстановке столичной богемы и сохранило честное направление, то это результат "литературно-гражданских уроков", которые он получил от редактора "Искры". В 70 - 80-х годах Пальмин издал несколько стихотворных сборников. Как указано выше, он довольно много занимался переводами. Особенно привлекали его в этом отношении польские поэты: Мицкевич ("Пан Тадеуш" и другие произведения) и Кондратович-Сырокомля. И в 80-е годы Пальмину были дороги те идеи и настроения, которые он воспринял в 60-е годы. В 1884 году он писал Н. А. Лейкину: "Ненавижу и кляну систему и строй нашего общества, т. е. все то, что завещано веками, что поддерживается охранителями... Мне все ненавистно в отчизне, что освящено преданием, т. е. предрассудки, рутина, лакейство, азиатчина, рабство, официальная часть с казенным ярлыком, но горе страдающего брата глубоко трогает меня... Это мое главнейшее, священнейшее убеждение из тех немногих политических убеждений моих, которые я, однако, искренно и сердечно прочувствовал". Его идеал - "чтобы весь мир была одна семья, дружная, единодушная, любящая, борющаяся только с одним всеобщим врагом - со всем тем, что причиняет зло и страдание людское и нарушает гармонию жизни". Именно поэтому он немало страдал от цензуры.

Пальмин был в дружеских отношениях с Чеховым. Чехов ценил его поэтическое дарование и любил его как человека. Имя Пальмина часто упоминается в письмах Чехова 80-х годов. В письме к В. В. Билибину 1886 года читаем: "Пальмин - это тип поэта, если Вы допускаете существование такого типа. Личность поэтическая, вечно восторженная, набитая по горло темами и идеями... Беседа с ним не утомляет. Правда, беседуя с ним, приходится пить много, но зато можете быть уверены, что за все 3-4 часа беседы Вы не услышите ни одного слова лжи, ни одной пошлой Фразы, а это стоит трезвости".

Пальмин умер 26 октября 1891 года. Пальмин не испытал значительной эволюции. В 70-е и 80-е годы, как и в 60-е, мы можем отметить в его поэзии две струи: с одной стороны юмористические стихотворения, лишь изредка: переходящие в сатиру, с другой - гражданскую лирику, большей частью довольно абстрактную. Лишь отдельные стихотворения - преимущественно ранние - возвышаются над этим уровнем и сохраняют свой интерес до наших дней. Вершиной творчества Пальмина является его "Requiem", ставший революционной песней.

Издания стихотворений
Сны наяву. Собрание стихотворений. М., 1878. Собрание стихотворений. 2-е изд., дополн. многими новыми стихотворениями. М., 1881. (Эта книга представляет собою сборник "Сны наяву" с тремя добавленными печатными листами.)
Собрание новых стихотворений. М., 1881. Цветы и змеи. Сатира, юмор и фантазия. Сборник шаловливых стихов и напевов. СПб., 1883.
* * *

Пускай идет и гений и наука
Своим путем,
Пускай от их торжественного звука
Встает содом.
Хитри наш ум и, мудрствуя лукаво,
Иди в войну
За здравый смысл, за благо и за право
На старину.
Но есть одно, что выше ухищрений,
В земле родной,
Что против всех бесовских наваждений
Стоит стеной,
Что гасит всё разумное, благое,
Как ветр свечу, -
То русское, кулачное, родное:
"Я так хочу!"
И ясен ум, и чист его светильник,
Да не пронять!..
И, как хмельной, танцует подзатыльник
Под звук "молчать!".
<1865>
***

ЭХО

У нас есть чудное одно
Таинственное эхо.
Как вторит возгласам оно.
Карающего смеха!

На голос истины святой,
Великого призванья
Оно шумит в стране родной,
Как бури завыванье.

Возвысим голос - и оно
Свой звук усилит вдвое:
Ах! то знакомое давно
Храпенье носовое!..

Вещавший дебрям и камням,
Счастлив пророк в пустыне!
Ведь всё же не храпели там
Гранитные твердыни!..
<1865>
***

Истина

По рынку враждующих партий
В молчании Истина шла;
Её снеговая одежда
Чиста безупречно была.
Был прост, мишурой не украшен
Её незатейный убор,
Величием скромным и кротким
Отрадно сиял её взор.
И кто-то воскликнул несмело:
"Вот Истина, вот она здесь!"
Но был равнодушно-небрежен
К ней рынок враждующий весь.
Одни от неё отреклися
За гордую смелость чела,
За то, что лакейству и рабству
Она незнакома была.
Другие ж её не признали
За то, что уж слишком скромна,
Что вычурных фраз кудреватых
Не сыпала щедро она.
У ней на челе красоваться
Был должен, по мненью иных,
Колпак с погремушками, пёстрый,
Такой же точь-в-точь, как у них.
Другие ж её не признали
За Истину ради того,
Что не было сходного с ними
Решительно в ней ничего...
За то, что она не кривлялась,
А так же за то, что на ней
Различных почётных медалей
Не видели взоры людей...
Так Истина, презрена всеми,
Шла, очи взведя к небесам,
Меж капищ с её изваяньем
И между хвастливых реклам...
"1878"
***

Суета сует

Надменный гений человека
Вознёсся гордо до небес,
Светил, блуждающих от века,
Определил объём и вес;
Измерил точно сферы неба,
Глубь океанов и морей,
Лишь пустяков не может -хлеба
Достать для гибнущих людей...
Нам служат почтою покорной
Перуны молнии самой,
Машины силой чудотворной
Перевернут хоть шар земной.
Полёту гордому науки
Дан бесконечный кругозор,
Но человеческие муки
Всё те ж, как были до сих пор...
Законы блещут величаво,
Умы всемирных мудрецов
Всё разъяснили - суд и право -
В тьме фолиантов и томов.
Как метеор, в глаза невежде
Блестит витийство мудреца,
Но сильный слабого, как прежде,
Гнетёт и душит до конца...
К услугам роскоши и моды,
Для утоления страстей
Спешат сокровища природы
Из лона гор, со дна морей.
Покорены все в мире силы...
Но человечество вокруг
Низводят в ранние могилы,
Как прежде, горе и недуг...
Полна сияния и славы
Прогресса гордая краса,
Его чертоги величавы,
Его игрушки - чудеса.
Ведём мы с небом даже битву...
Но шлют напрасно там и здесь
Народы старую молитву:
"Наш хлеб насущный дай нам днесь!"
"1882"
***
(Источник - http://svobd.ru/2010-11-15-07-01-25/363-q-q/5200--.html и http://az.lib.ru/p/palxmin_l_i/text_0040.shtml)