Современная английская поэзия начинается с ДЖЕРРИ ЧОСЕРА (1340 – 1400), дипломата, солдата, учёного. Он был буржуа, знающий двор, обладал пытливым взглядом, много читал и путешествовал по Франции и Италии, чтобы изучать классические произведения на латыни. Он писал потому, что осознавал свои гения, но его читательская аудитория была небольшая: придворные, да часть рабочих и купцов.

Он восхищался литературой Франции, её аллегоричностью и сентиментальной изысканностью. Даже если и не он является переводчиком поэм двух французских поэтов (имена), то он детально изучил их поэтические произведения. Один из поэтов восхищался женщинами, другой — насмешничал над ними. Чосер отразил оба подхода. Его средневековые произведения представлены «Книгой Герцогини» (1389), аллегория на смерть Бланш, жены Джона Гонта, и «Домом Славы», мечтой вперемежку с воспоминаниями. Эти произведения наряду с его лирикой, балладами и рондами делают его очень значительным поэтом этой эпохи. Одно из его произведений «Тройлес и Крайсид» — позже использовал Шекспир. Это история о любви и вероломстве, понятная во все времена. По сравнению с ней «Легенда о хороших женщинах» кажется слабой и бесцветной.

Имя Чосера особенно почитается из-за «Кентерберийских рассказов». Выбранная форма — рассказы путешествующих пилигримов — даёт возможность представить яркую картину средневековья. Возможно, идею рассказов дало Чосеру чтение «Декамерона» Боккаччо.

Величие искусства Чосера может быть увидено при сравнении с работами ДЖОНА ГАЭРА (1325 – 1408), разделявшего его взгляды и, не будь Чосера, бывшего бы одним из величайших поэтов всех времён. Гауэр читал по латыни, сочинял произведения на 3-х языках.

В век Чосера английский язык состоял ещё из диалектов, хотя Лондон быстро переделывал диалект в стандарт. На Западе зарождалось направление, имеющее мало общего с Чосером и активно им отвергаемом. Исключением являются некоторые произведения Вильяма Ленгленда, например, «Видение пахаря Пирса». Эту поэму учёные сначала разделили на 5 отдельных, принадлежавших, якобы, разным авторам, но потом соединили снова. В долгой и запутанной последовательности сцен автор описывает практически каждую сторону жизни 14 века: коррупцию общества, несоответствие правительства. Он считал, что спасение заключено в честном труде и служении Христу.

И ещё 4 поэмы написаны на северо-западном диалекте: «Жемчужина», «Чистота» и «Терпение» и «Гавэйн и Зелёный Рыцарь». Это поэмы разных писателей. Что же касается романов, то Чосер был о них очень плохого мнения, считал недостаточно интересными для нового времени. В сравнении с романами жизнь средневековой поэмы была стойкой и продолжительной. Строй и язык сохранившихся поэм звучат незапятнанной свежестью. Лучшая из средневековых лирических поэм «Элисоун», пережившая все изменения в языке и остающаяся до сегодняшнего дня совершенной и ни с чем не сравнимой. Интересны такие баллады: «Сэр Патрик Спэнс» и «Мельница ».

Рассказ Мажордома
(Отрывок)

Под Кембриджем, в селенье Трэмпингтон,
Стояла мельница, со всех сторон
Ветлой, кустарником от глаз укрыта.
Была она ничем не знаменита.
И жил в ней мельник, как павлин, чванлив,
Со всеми груб, надменен и сварлив.
Он похвалялся, что в ничьей услуге,
Мол, не нуждается, умел на круге
Гончарном чашку иль горшок слепить,
Умел рыбачить, неводы чинить,
Боролся ловко и стрелял из лука,
Играл на дудке, коль томила скука,
И мог любого спорщика допечь.
Носил он на боку широкий меч;
На поясе ж нарядный был кинжал,
И кортик из-за пазухи торчал.
И ни один драчун иль плут прожженный
Не смел задеть его. Клинок каленый
Держал он для удобства за чулком,
Чем хвастался, когда был под хмельком.
Был он курносый, круглый и румяный,
Залысиной похож на обезьяну.
На рынках он ворюгою прослыл,
В мешках муки немало copy сбыл.
Но, вор искусный, избегал поимки.
Его прозвали все — Задира Симкин.
Он дочь священника в супруги взял.
Отец посуды медной много дал
В приданое: хотел, чтоб породнился
С ним мельник и на дочери женился.
Отец растил в монастыре девицу,
И Симкину такую голубицу
Хотелось в жены, чтоб она блюла
Цвет целомудрия и не лгала.
В науке монастырской мало прока:
Жена была болтлива, как сорока.
Их надо было видеть в воскресенье, —
На них глазело с завистью селенье:
Нарядный Симкин важно выступал,
Колпак свой длинный он чалмой свивал;
За ним жена в пурпуровой накидке.
И если кто-нибудь, не в меру прыткий,
Ее улыбкой, взглядом задевал,
Проститься с жизнью мог такой нахал:
Ее тотчас готовился пресечь
Кинжал иль кортик, ножик или меч.
Ревнивый муж, ведь он подобен зверю,
Иль слыть он хочет им, по крайней мере,
Хотя бы только для своей жены.
Так вот, по наущенью сатаны
Ей не давал покою брак неравный,
И все заносчивей и своенравней,
Все неприглядней становилась — хуже,
Чем застоялая вода из лужи.
Из страха звали все ее «мадам»,
Но чудилась всегда ее ушам
Насмешка в этом: ей, мол, подобало
Почтение, она ведь много знала
И, вышколенная в монастыре,
Блеснуть могла бы даже при дворе. <…>
***

The Reeve's Tale

At Trumpington, not far from Cambridge town,
There is a bridge wherethrough a brook runs down,
Upon the side of which brook stands a mill;
And this is very truth that now I tell.
A miller dwelt there, many and many a day;
As any peacock he was proud and gay.
He could mend nets, and he could fish, and flute,
Drink and turn cups, and wrestle well, and shoot;
And in his leathern belt he did parade
A cutlass with a long trenchant blade.
A pretty dagger had he in his pouch;
There was no man who durst this man to touch.
A Sheffield whittler bore he in his hose;
Round was his face and turned-up was his nose.
As bald as any ape's head was his skull;
He was a market-swaggerer to the full.
There durst no man a hand on him to lay,
Because he swore he'd make the beggar pay.
A thief he was, forsooth, of corn and meal,
And sly at that, accustomed well to steal.
His name was known as arrogant Simpkin.
A wife he had who came of gentle kin;
The parson of the town her father was.
With her he gave full many a pan of brass,
To insure that Simpkin with his blood ally.
She had been bred up in a nunnery;
For Simpkin would not have a wife, he said,
Save she were educated and a maid
To keep up his estate of yeomanry.
And she was proud and bold as is a pie.
A handsome sight it was to see those two;
On holy days before her he would go
With a broad tippet bound about his head;
And she came after in a skirt of red,
While Simpkin's hose were dyed to match that same.
There durst no man to call her aught but dame;
Nor was there one so hardy, in the way,
As durst flirt with her or attempt to play,
Unless he would be slain by this Simpkin
With cutlass or with knife or with bodkin.
For jealous folk are dangerous, you know,
At least they'd have their wives to think them so.
Besides, because she was a dirty bitch,
She was as high as water in a ditch;
And full of scorn and full of back-biting.
She thought a lady should be quite willing
To greet her for her kin and culture, she
Having been brought up in that nunnery.
A daughter had they got between the two,
Of twenty years, and no more children, no,
Save a boy baby that was six months old;
It lay in cradle and was strong and bold. <…>
***

And made forword erly for to rise,
To take oure way ther as I you devise.
But natheles, while I have time and space,
Or that I forther in this tale pace,
Me thinketh it accordant to reson,
To tellen you alle the condition
Of eche of hem, so as it semed me,
And whiche they weren, and of what degre:
And eke in what araie that they were inne:
And at a knight than wol I firste beginne.

И вот, покуда скромный мой рассказ
Еще не утомил ушей и глаз,
Мне кажется, что было бы уместно
Вам рассказать все то, что мне известно
О спутниках моих: каков их вид,
И звание, и чем кто знаменит
Иль почему в забвенье пребывает;
Мой перечень пусть Рыцарь открывает.
(Перевод И. А. Кашкина)
***

A good wif was ther of beside Bathe,
But she was som del defe, and that was scathe
Of cloth making she hadde swiche an haunt,
She passed hem of Iprcs, and of Gaunt.
In all the parish wif ne was ther non,
That to the offring before hire shulde gon,
And if ther did, cert.ain so wroth was she,
That she was out of alle charitee.
Hire coverchiefs weren ful fine of ground;
I dorste swere, they weyeden a pound;
That on the Sonday were upon hire hede.
Hire hosen weren of fine scarlet rede,
Ful streite yteyed, and shoon ful moist and newe
Bold was hire f.ace, and fayre and rede of hew.
She was a worthy woman all hire live,
Housbondes at the chirche dore had she had five,
Withouten other compagnie in youthe.
But therof nedeth not to speke as nouthe.
And thries hadde she ben at Jerusaleme.
She haddie passed many a strange streme.
At Rome she hadde. ben, and at Boloine,
In Galice at Seint ]ames, and at Coloine.
She. coude moche of wandring by the way.
Gat-r.othed was she, sothly for to say.
Upon an ambler esily she sat,
Ywimpled wel, and on hire hede an hat.
As brode as is a bokeler, or a targe.
A fote-mantel about hire hippes large,
And on hire fete a pair of sporres sharpe.
In felawship we) coude she laughe and carpe
Of remedies o( love she knew parchance,
For of that arte she coude the olde dance.
***

Тут славная жена была из Бата
На глух, к несчастью, малость туговата.
Весьма искусна в выделке сукна,
И Ипр, и Гент в ней превзошла она.
Не смели прихожанки перед ней
Во храме с лептой подойти своей,
И уж когда 6 такое ни случилось -
Без милосердия она бранилась.
На ней из тонкой ткани покрывала;
Она по воскресеньям надевала
Всегда убор претяжкий головной.
Ее чулки натянуты струной,
И новы башмачки упругой кожи.
Лицом бойка, румяна и пригожа,
С давнишних пор, достойная жена,
Сменила пятерых мужей она
Коль юности дружков здесь не считать;
Ну, да об этом стоит.ли болтать?
В Иерусалиме раза три была,
И много рек чужих пересекла,
Кельн, Рим, Болонью также посетила,
В Галмсию к Сант-Яго встарь ходила,
И в странствиях весьма понаторела -
Недаром зубы редкие имела.
На иноходце с ловкостью гарцуя,
Носила плащ и шляпу пребольшую
С полями, очень сходными с щитом;
Сама в просторном платье верховом,
А на сапожках - пара острых шпор.
Ее был жив и весел разговор,
И от любви она знавала средства,
Понаторевши в сих забавах с детства.
(Перевод Ю. С. Ременниковой)
***

Поэты следующего за Чосером века были заняты изменением природы языка, особенно отразившийся в потере конечного «е», которое сделало строку нерифмующейся. Казалось, поэзия нуждалась в новом голосе, резком и не согласующимся ни с чем. Это дало бы поэзии дальнейший толчок в развитии.

СКЕЛТОН ДЖОН (1460 — 1529) - один из наиболее ранних представителей поэзии английского Возрождения. Родился в провинции, окончил Кембридж со степенью магистра искусств. Скелтон одним из первых почувствовал новые гуманистические веяния в искусстве, ему был близок идеал цицероновского красноречия, который итальянские гуманисты противопоставляли средневековым представлениям о языке (он перевел «Письма» Цицерона, а также «Историю мира» Диодора Сицилийского). Научные заслуги Скелтона были оценены, Оксфорд и Кембридж наградили его почетными дипломами, король Генрих VII сделал поэтом-лауреатом и доверил ему воспитание наследника, будущего короля Генриха VIII. Первые стихотворения Скелтона написаны в «золотистом стиле», восходящем к куртуазной литературе. Позже ему оказалась близка традиция народной поэзии, что особенно сказалось в его сатирических поэмах: «Природный паек» (1498), где с помощью аллегорий высмеивались придворные нравы; «Книга воробья Филипа» (ок. 1508), шутливая поэма, пародирующая в жанре травестийного реквиема куртуазную поэтику; поэма написана особым размером, который позже под названием «скелтонического» вошел в английскую поэзию. Особое место в наследии Скелтона занимают религиозно-поэтические сатиры, направленные против кардинала Уолси, воплощавшего, по мнению поэта, все пороки духовного сословия («Говори, попугай», 1521; «Колин Клаут», 1519-1524; «Почему вы не являетесь ко двору?», 1522-1523). В сатире «Колин Клаут» бродяга, много повидавший на своем веку и хорошо осведомленный о страданиях народа, говорит о бессердечии и алчности церковной знати:

Епископам и дела нет,
Что впроголодь живет сосед,
Что Джилль свой проливает пот,
Что Джек над пашней спину гнет... (Пер. О.Б. Румера).

Эпикурейская натура Скелтона проявилась в веселой, шутливой поэме «Пиво Эллинор Румминг»; написанная через несколько лет после «Книги воробья Филипа», созданная в традициях гротескового реализма, она пронизана эпатажем карнавального веселья. За несколько лет до смерти в поэме «Лавровый венок» (1523) Скелтон вернулся к «золотистому стилю» (ок. 1460-1529). В этот же период он написал рваную, грубую, неровную и неправильную, но полную смысла и грубую своей прямотой поэму «Времяпрепровождение удовольствия». В «Носе Филиппа Спароу», похоронной песне воробью, убитому котом, он острый и сквернословящий. Но быстрота и живость изложения помогли поэме сохраниться до 20 века.

В Шотландии влияние Чосера было больше, чем в Англии. Вильям Данбэр был слишком оригинальным, чтобы называться подражателем. Краски и искусный стиль его стихов, казалось возрождали нечто средневековое. Самое известное его произведение — «Похоронная песнь поэтам» затрагивало любимую тему средневековья — неуверенности и краткости человеческой жизни. Помнят также Дугласа, как переводчика Вергилия на английский.

Один из новых путей развития английской поэзии — подражание итальянским произведениям. Влияние итальянского обнаружено в произведениях Вайятта и Саррея, один из которых был придворным и дипломатом, а второй — дворянином, который в возрасте 30 лет пошёл на плаху. Вайятту, писавшему грустные лирические стихи, переводы давались с трудом, а Саррей переводил без труда и стал известен именно как переводчик «Энеиды» Вергилия. Он пользовался белым стихом, прославленным потом Марлоу, стихом, которым пользовался и Шекспир, и другие поэты вплоть до 17 в. Ни Вайятт, ни Саррей не могли знать, как часто форма сонета будет привлекать отныне поэтов. Сами они пользовались, под влиянием Потрарки, этой формой для любовных поэм.

Во времена Елизаветы поэты подражали настроениям любви Петрарки и использовали сонет для этого подражания. Шекспир посмеивался над сентиментальностью любовных сонетов, его сонеты были неподражаемы. Он посвящал сонеты не только женщинам, но и мужчинам, к которым был дружески привязан. Сонет пережил эпоху Елизаветы.

Какая бы мода письма не существовала, поэты возвращались к тем 14 компактным строкам, составляющим некое единство поэтической речи. Преемником Вайятта и Саррея был ЭДМУНД СПЕНСЕР (1552 – 1599), признававшийся современниками ведущим поэтом того времени.

О его жизни известно мало. Он был выпускником Кембриджа, нравился и щёголям, и умным людям. Семья не помогала ему, искусство дало ему друзей, ум — всё остальное. Граф Лестерский взял его на службу, и он последовал за графом в Ирландию. Два его произведения известны под названиями «Календарь пастуха», 1579 г., и «Волшебная королева». Спенсер, как и все великие деятели искусства, чувствовал форму и влияние эпохи на его творчество. Он хотел сделать английский язык прекрасным, уходящим корнями к древним традициям. Он был знаком с популярными рассказами и мифами, влачившими жалкое существование со Средних веков: сказаниями об Артуре, аллегориями о великанах и волшебниках, героическим эпосом о Гекторе и Ахиллесе, Елисее и Аэнеасе. Он создавал поэтические произведения, в которых местные предания переплетались с классическими. У него была важная и благородная цель — улучшение Англии, которую он любил, но двор и королева были у него на первом месте. В Спенсере соединились Ренессанс и Средневековье, современное и классическое, придворное и народное. Какими бы ни были его цели, он оставался безупречным художником. Его восхищали, увлекали слова, их форма, цвет и более всего их ритмическая расстановка.

Эдмунд Спенсер - величайшим английский поэт эпохи Возрождения, виртуозно владевший словом. В историю мировой литературы он вошел как создатель «спенсеровой строфы» и «спенсеровою сонета»; перед ним преклонялись современники и потомки.

AMORETTI

10. XIX

The merry cuckow, messenger of spring,
His trumpet shrill hath thrice already sounded,
That warns all lovers wait upon their king,
Who now is coming forth with girland crowned;
With noise whereof the quire of birds resounded
Their anthems sweet, devized of love's praise,
That all the woods their echoes back rebounded,
As if they knew the meaning of their lays:
But 'mongst them all, which did Love's honour raise,
No word was heard of her that most it ought,
But she his precept proudly disobeys,
And doth his idle message set at nought;
Therefore, 0 Love! unless she turn to thee
E'er cuckow end, let her a rebel be.
***

11. XXXVII

What guyle is this, that those her golden tresses
She doth attyre under a net .of gold;
And with sly skill so cunningly them dresses,
That which is gold, or heare, may scarse be told?
Is it that mens frayle eyes, which gaze too bold,
She may entangle in that 'golden snare;
And, being caught, may craftily enfold
Theyr weaker haris, which are not wel aware?
Take heed, therefore, myne eyes, how ye doe stare
Henceforth too rashly on that guilefull net,
In which, if ever ye entrapped are,
Out of her hands ye by no meanes shall get.
Fondnesse it were for any, being free,
To covet fetters, though they golden bee!
***

АМОRЕТТI

10. Х1Х

Лесной кукушки радостный рожок
Трикраты возвестил весны явленье,
Напомнив, что вернулся юный бог
И требует от юности служенья.
В ответ кукушке зазвучало пенье
Всей птичьей пробудившейся семьи,
И лес ей эхом вторил в отдаленье,
Как бы поняв, что значит жар в крови.
Лишь та, что паче всех должна любви
Воздать хвалу, осталась безучастна,
Замкнула губы гордые свои -
Певцы весны взывали к ней напрасно.
Любовь, пока ей чужд их нежный зов,
Причти ее к числу своих врагов.
(Перевод А. Я. Сергеева)
***

11. ХХХUII

С таким коварством золото волос
На ней покрыла сетка золотая,
Что взору вряд ли разрешить вопрос,
Где мертвая краса и где живая.
Но смельчаки глядят, не понимая,
Что глаз бессильный каждого обрек
На то, что сердце чародейка злая
Уловит тотчас в золотой силок.
А посему я зренью дал зарок
Игрой лукавой не пленяться боле,
Иначе, поздно распознав подлог,
Потом вовек не выйти из неволи.
Безумен тот, кто предпочтет взамен
Свободе - плен, хоть золотой, но плен.
(Перевод А. Я. Сергеева)
***

Сонет № 1

Блаженны вы, листки, когда в руках
Лилейных, что гнетут меня безвинно,
Дрожите вы – в сих ласковых цепях –
Как пленники пред взором властелина.

Блаженны строки, что глаза-рубины
Читают, осветив их светом звёзд,
О том, как дух мой смертною кручиной
На сердце пишет книгу кровью слёз.

Блаженны рифмы, взятые средь роз
В источнике священном Геликона,
Когда вас Ангел зрит в блаженстве грёз,
Мой свет души, небес благое лоно.

Я для неё одной писал мой стих:
Коль ей по нраву, что мне до других!
(Перевод Александра Лукьянова)
***

Сонет № 2

Мне мысль одна нарушила покой,
Истерзанного сердца порожденье:
Себя питая слёзною тоской,
Она утробу ввергла в истощенье.

О, вырвись, наконец, из заточенья,
Где ты шипишь как выводок гадюк,
Даруя и себе успокоенье,
И мне освобождение от мук.

Но ежели с гордячкой дивной вдруг,
Ты встретишься, склонись пред ней смиренно,
Страдальчески прося из нежных рук
Прощенья мне и милости блаженной.

Коль скажет, да! - лелей мою любовь,
А если, нет! – могилу нам готовь.
(Перевод Александра Лукьянова)
***

Лучшая поэзия эпохи Елизаветы перешла в драму. Драматурги показали себя поэтами вне драмы: Марлоу с «Героем» и «Линдером», Шекспир с «Венерой и Адонисом», «Лукрецием» и сонетами, Бен Джонсон с многочисленными стихами и т.д. Поэзия того времени процветала. Можно выделить такие имена. Майкл Дреймон (Дрейтон) (1563 – 1631), попробовавший каждый стиль поэтических произведений. Самюэл Дэниэл (1562 – 1619), в стихах которого чувствовался не столько стиль, сколько энергия. Джон Донн (1572 – 1631), где жизнь была полна приключений и чьи стихи кажутся написанными нашим современником. Завершает список Эндрю Марвелл (1621 – 1678), который был близок к великой жизни свой страны в тревожные времена Республики и Реставрации. Он написал «Горацианскую Оду на возвращение Кромвеля из Ирландии». Однако с реставрацией Чарльза II его произведения стали сатирическими, полными злобной горечи. Его ранние и поздние работы — полная противоположность. Кроме этого, стоит вспомнить ещё нескольких известных поэтов эпохи Возрождения:

МАЙКЛ ДРЕЙТОН (1563 - 1631)

К Идее, Сонет 1

Я – как бесстрашный, дерзкий мореход,
Что в плаванье опасное ходил,
А ныне свой рассказ о том ведёт,
Как много дальних стран он посетил.
И как из порта вышел точно в срок,
Наметив курс компАсом без труда,
На Юг иль Север, Запад иль Восток,
И как взошла Полярная звезда.
Как мысы огибал материков,
Как необычно шёл через пролив,
В штиль попадал, слабел среди штормов,
Как рисковал быть брошенным на риф.
Так и в любви изображу я свой
Тяжёлый путь с изменницей-судьбой.
* «Идея» – возлюбленная Дрейтона Энн Гудир.
***

To Idea, Sonnet I

LIKE an adventurous seafarer am I,
Who hath some long and dangerous voyage been,
And, called to tell of his discovery,
How far he sailed, what countries he had seen.
Proceeding from the port whence he put forth,
Shews by his compass how his course he steered,
When East, when West, when South, and when by North,
As how the Pole to every place was reared,
What capes he doubled, of what Continent,
The gulfs and straits that strangely he had past,
Where most becalmed, where with foul weather spent,
And on what rocks in peril to be cast.
Thus in my love, Time calls me to relate
My tedious travels and oft-varying fate.
***

СЭМЮЭЛЬ ДЭНИЭЛ (1562 - 1619)

СОНЕТ № 46

Пусть рыцарей в поэмах многословных
Другие барды радостно поют,
И, долго роясь в мнимых родословных,
Почёт уму и долгу воздают.

А я хочу воспеть твой лик прелестный,
Твоим глазам поэзию дарить.
«Её краса, - потомки скажут честно, -
Заставила немого говорить».

Я как трофей стихи воздвигнул эти -
Твоё прославить имя на века,
И чтоб твою святую добродетель
Не унесла забвения река.

Хоть в них ошибка юности видна,
К тебе моя любовь была сильна.
***

Sonnet 46

Let others sing of knights and paladines
In aged accents and untimely words;
Paint shadows in imaginary lines
Which well the reach of their high wits records:
But I must sing of thee, and those fair eyes
Authentic shall my verse in time to come,
When yet th' unborn shall say, "Lo where she lies
Whose beauty made him speak that else was dumb’’
These are the arks, the trophies I erect,
That fortify thy name against old age;
And these thy sacred virtues must protect
Against the dark, and time's consuming rage.
Though th' error of my youth they shall discover,
Suffice they show I liv'd and was thy lover.
***

ТОМАС ТУССЬЕ (1524 – 1580)

Март

Ячмень сейте в марте, лишь холод пройдёт,
Но в землю сухую, и так каждый год.
Посеяли, значит пора боронить,
Потом урожая у Бога просить.
Пшеницу и рожь сеять редко не надо;
Горох и бобы прорастут у ограды.
Сажая овёс не жалейте семян,
Не то зацветёт на той пашне бурьян.
Ячмень и горох боронить после сева,
Но первую - рожь, говорю вам без гнева.
Пшеницу землёю покрыть не ленись,
Что после морозов потянется ввысь.
***

In March

In March sow thy barley, thy land not too cold,
The drier the better, a hundreth times told.
That tilth harrow'd finely, set seed-time an end,
And praise and pray God a good harvest to send.
Sow wheat in a mean, sow thy rye not too thin;
Let peason and beans, here and there, take therein.
Sow barley and oats good and thick, do not spare;
Give land leave her seed or her weed for to bear.
For barley and peas, harrow after thou sow;
For rye harrow first, seldom after, I trow*. [swear]
Let wheat have a clod for to cover the head
That after a frost it may out and go spread.
***

ГЕНРИ ГОВАРД, ГРАФ СЁРРИ
(1517 - 1547)

Генри Говард был сыном Томаса, 3-го герцога Норфолка, лидера консервативной оппозиции англиканским реформам Генриха VIII. Генри был приближенным короля, и в начале 1530-х годах даже велись переговоры о браке Суррея со старшей дочерью Генриха VIII Марией Тюдор. В 1542 году Генри участвовал в английском вторжении в Шотландию, а в 1543—1546 годах сопровождал короля в его походах во Фландрию и Францию. В 1544 году командовал английским флотом в морском сражении против Франции. Говарды при дворе Генриха VIII соперничали с домом Сеймуров, родственниками Джейн Сеймур, третьей жены короля.

В 1537 году Суррей по наущению Сеймуров был арестован по обвинению в сочувствии католическому восстанию в северной Англии. Когда в 1540 году двоюродная сестра Суррея, Екатерина Говард вышла замуж за короля Генриха VIII, позиции Говардов при дворе укрепились, однако после её осуждения и казни в 1542 году Сеймуры вновь получили преобладание. Воспользовавшись болезнью короля в 1546 году, Эдвард Сеймур обвинил Генри Говарда в попытке захвата власти в стране и реставрации католичества. Суррей был арестован, заключён в Тауэр и в 1547 году казнён, за девять дней до смерти Генриха VIII. Его отец герцог Норфолк был также приговорён к смерти, однако за день до казни король скончался, и Норфолка помиловали, хотя просидел в тюрьме он ещё долго.

Суррей является одним из ранних английских гуманистов. Культ Дамы (сонеты, посвящённые Джеральдине) сочетается в его поэзии с меланхолическими настроениями. Ученик Томаса Уайетта. Поклонник Петрарки, знакомый, вероятно, и с творчеством французских поэтов (Маро, Сен-Желе), Суррей перенёс на английскую почву форму сонета, которой владел мастерски. Ему обычно приписывается создание сонета с полностью перестроенной структурой, так называемого английского сонета на семь рифм — три катрена с перекрёстной рифмой и двустишие с парной (abab cdcd efef gg). Эту форму сонета впоследствии разрабатывал Шекспир.

Другим важным нововведением Суррея было употребление белого стиха (перевод 2 и 4 песен «Энеиды»). Стих Суррея отличается лёгкостью и разнообразием. Ясность и простота стиля приближают его к Чосеру. Произведения Суррея, при жизни поэта распространявшиеся в рукописных списках, были впервые напечатаны через 10 лет после его смерти в сборнике стихов нескольких поэтов, так называемом «Тоттелевском сборнике» «Songes and sonettes written by the Right Honorable Lorde Henry Howard, late Earle of Surrey and other» (Песни и сонеты, написанные его превосходительством лордом Генри Говардом, покойным графом Сурреем и пр., 1557). Позднее этот сборник неоднократно переиздавался.

Счастливая жизнь

Счастливой жизни, Марциал,
Теперь нашёл секрет я древний:
Без огорчения сменял
Дворец свой пышный на деревню.

Здесь все равны и нет обид,
Нет жёсткой власти, чётких правил.
Приобретя здоровый вид,
Хозяйство быстро я поправил.

В еде умеренность блюду,
Мудрее стал и много проще.
Вином я ныне не пойду
Томить свой разум перед нощью.

В постели честная жена,
Приятным сном не обездолен.
И даже смерть мне не страшна,
Так этой жизнью я доволен!
***

MARTIAL, the things that do attain
The happy life, be these, I find :
The riches left, not got with pain ;
The fruitful ground, the quiet mind :

The equal friend, no grudge, no strife ;
No charge of rule, nor governance ;
Without disease, the healthful life ;
The household of continuance :

The mean diet, no delicate fare ;
True wisdom join'd with simpleness ;
The night discharged of all care,
Where wine the wit may not oppress :

The faithful wife, without debate ;
Such sleeps as may beguile the night.
Contented with thine own estate ;
Ne wish for Death, ne fear his might
***

ДЖОРДЖ ГАСКОНЬ
(1539 - 1578)

Родился в Бердфордшире. Происходит из обедневшего аристократического рода. Окончил Кембридж. Изучал право в Грей Инн. Воевал в Нидерландах. Писал стихи и пьесы. В 1573 году опубликовал сборник стихов и прозы (вкл. 30 сонетов).

Джордж Гасконь был интересной личностью и талантливым поэтом. Он родился в семье землевладельца, посещал Колледж Св. Троицы в Кембридже, и после окончания перебрался в Лондон. Гасконь пытался начать карьеру как придворный при Елизавете I, завёл полезные связи, женился на Элизабет Бретон, богатой вдове, но судьба ему не улыбалась. Занятия сельским хозяйством были настолько неуспешны, что Джорджу пришлось сесть в долговую тюрьму, а в следующем году он был занесён в списки Тайного Совета как "печально известный головорез ... атеист и безбожник". Чтобы избежать неприятностей он одел мундир военного, а затем поступил волонтёром в армию Нидерландов. Неудачи продолжали сыпаться на Гасконя - он вернулся в Англию, был обвинен в измене, но потом оправдан. Цензура следила за ним, так как Гасконь стал писать против бессмысленности войн. В 1572 году появился сборник «A Hundreth Sundry Flowres», включавший в себя его стихотворения и сонеты. А в октябре 1577 года Джордж Гасконь неожиданно заболел и скончался в самом расцвете своего творчества.
***

Сонет
Шотландской Даме, как поклонник
её красоты при французском дворе.

О, Госпожа, примите этот стих.
Коряв он, груб, но создан Вам в угоду.
Небесной глубиною глаз своих
Вы у поэта отняли свободу.

Мне всякий гнёт и горек, и постыл!
Но вот сейчас, как тучная пшеница,
Под грузом Вашей пышной красоты
У Ваших ног я вынужден склониться.

Презрев жеманность всех английских дам,
В чужой стране Вас выбрал для служенья,
И пламя чувств, что отдал я стихам,
Пусть не зальёт источник огорченья.

Мне преданность любимой дорога,
Лишь верьте в то, что предан Ваш слуга.
(Перевод Александр Лукьянов)
***

He wrote unto a Skotish Dame whom he chose for his Mistresse
in the French Court, as followeth.

LAdy receyve, receive in gracious wise,
This ragged verse, these rude ill skribled lines:
Too base an object for your heavenly eyes,
For he that writes his freedome (lo) resignes
Into your handes: and freely yeelds as thrall
His sturdy necke (earst subject to no yoke)
But bending now, and headlong press to fall,
Before your feete, such force hath beauties stroke.
Since then mine eyes (which skornd our English dames)
In forrayne courtes have chosen you for fayre,
Let be this verse true token of my flames,
And do not drench your owne in deepe dispayre.
Onely I crave (as I nill change for new)
That you vouchsafe to thinke your servaunt trew.
***

СТАЛЬ И СТЕКЛО

Тот век погиб давно тому назад,
Когда считалась сталь всеобщей мерой,
Она одна, без контраргументов,
Показывала вещи все, как есть.

А в наши годы - смотрятся в стекло,
В его кристально - храбро - ярком блеске
Всё выглядит гораздо лучше чем...
Обманутые хитрым отраженьем...
Всё - кажется и кажимостью лжёт!

Вот почему, поверь мне, Господин,
Раскаянье - от благосостоянья,
Король от власти собственной бежит,
Нет у господ той прежней доброй воли,
А рыцарство кусок наследный ест.

Дворяне превращаются в торговцев.
Крестьянин нищ. И мастер тоже нищ.
Священник - трус, никем не уважаем.
Мирянин жив движением пороков.
Придворные жиреют в урожай.
У офицеров дети без наследства.
Солдаты голодают у креста.

Юристы приторговывают смертью.
Купцы взлетают вверх и канут вниз.
Гуляки вырастают похвальбою.
Что ни весёлый гость, то приживала.
Развратницы вращаются как леди,
А праведницы прячутся в тени.
(Перевел Яков Фельдман)
***