|
Мережковский Д.С. - русский писатель, поэт и философ
|
|
| Nikolay | Дата: Понедельник, 04 Апр 2011, 21:48 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Статус:  | 
МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ
(2 (14) августа 1865 — 9 декабря 1941)
— известный русский писатель, поэт, критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель; один из основателей русского символизма. Муж поэтессы Зинаиды Гиппиус.
Д. С. Мережковский, яркий представитель Серебряного века, вошёл в историю как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик. Мережковский (начиная с 1914 года, когда его кандидатуру выдвинул академик Н. А. Котляревский) неоднократно претендовал на соискание Нобелевской премии; был близок к ней и в 1933 году (когда лауреатом стал И. А. Бунин).
Спорные философские идеи и радикальные политические взгляды Д. С. Мережковского вызывали резко неоднозначные отклики; тем не менее, даже оппоненты признавали в нём выдающегося писателя, жанрового новатора и одного из самых оригинальных мыслителей XX века.
Дмитрий Сергеевич Мережковский родился в дворянской семье нетитулованного рода Мережковских. Отец, Сергей Иванович Мережковский (1823—1908), служил у оренбургского губернатора Талызина, потом у обергофмаршала графа Шувалова, наконец — в Дворцовой конторе при Александре II в должности столоначальника; он вышел в отставку в 1881 году в чине тайного советника.
Мать писателя — Варвара Васильевна Мережковская, урождённая Чеснокова, дочь управляющего канцелярией петербургского обер-полицмейстера (известно, что в числе её предков были князья Курбские), — обладала (согласно биографии Ю. В. Зобнина) «редкостной красотой и ангельским характером», умело управляя сухим, эгоистичным (но при этом боготворившим её) мужем и по возможности потакая детям, которым тот отказывал в любых проявлениях ласки и теплоты.
Предки Мережковского по отцовской линии были выходцами с Украины. Фёдор Мережки служил войсковым старшиной в городе Глухове. Дед, Иван Фёдорович, в последних годах XVIII века, в царствование императора Павла I, приехал в Петербург и в качестве дворянина поступил младшим чином в Измайловский полк. «Тогда-то, вероятно, и переменил он свою малороссийскую фамилию Мережки на русскую — Мережковский», — писал Мережковский о своём прадеде. Из Петербурга Иван Фёдорович был переведен в Москву и принимал участие в войне 1812 года. В семье Мережковских было шестеро сыновей и три дочери. Дмитрий, младший из сыновей, поддерживал тесные отношения лишь с Константином, впоследствии известным биологом.
В 1876 году Д. С. Мережковский начал обучение в Третьей классической гимназии Петербурга. Вспоминая о годах, посвящённых, в основном, «зубрежке и выправке», атмосферу этого заведения он называл «убийственной», а из учителей выделял лишь латиниста Кесслера («Он тоже добра нам не делал, но по крайней мере смотрел на нас глазами добрыми»). Будучи тринадцатилетним гимназистом, Мережковский начал писать первые стихи, стиль которых определял впоследствии как подражание пушкинскому «Бахчисарайскому фонтану». В гимназии же он увлёкся творчеством Мольера и даже организовал «мольеровский кружок». Сообщество не было политическим, но им заинтересовалось Третье отделение: участников пригласили на допрос в здание у Полицейского моста. Считается, что благополучным исходом дела Мережковский был обязан исключительно положению отца. В 1881 году Мережковский-старший вышел в отставку, и семья поселилась на улице Знаменской, 33.
В 1880 году отец, воспользовавшись знакомством с графиней С. А. Толстой, приятельницей знаменитого писателя, привёл сына к Ф. М. Достоевскому, в дом на Кузнечном переулке. Юный Мережковский (как сам вспоминал позже) читал, «краснея, бледнея и заикаясь», Достоевский слушал «с нетерпеливою досадою» и затем произнёс: «Слабо… слабо… никуда не годится… чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать». «Нет, пусть уж лучше не пишет, только не страдает!» — поспешил испуганно возразить отец. Оценка писателя глубоко «оскорбила и раздосадовала Мережковского».
В 1880 году в журнале «Живописное обозрение» под редакцией А. К. Шеллера-Михайлова состоялся литературный дебют Мережковского: здесь были опубликованы стихотворения «Тучка» (№ 40) и «Осенняя мелодия» (№ 42). Год спустя стихотворение «Нарцисс» вошло в благотворительный литературный сборник в пользу неимущих студентов под названием «Отклик», вышедший под редакцией П. Ф. Якубовича (Мельшина).
Осенью 1882 года Мережковский побывал на первых выступлениях С. Я. Надсона, тогда — юнкера Павловского военного училища, и под впечатлением от услышанного, написал ему письмо. Так произошло знакомство двух начинающих поэтов, переросшее в крепкую дружбу, скрепленную глубокими, почти родственными чувствами. Обоих, как отмечали позже исследователи, связывала некая личная тайна, имевшая отношение к страху перед страданиями и смертью, стремлению к «обретению действенной веры, способной этот страх преодолеть». Две смерти — Надсона в 1887 году, и матери два года спустя — явились сильнейшим ударом для Мережковского: он потерял двух самых для себя близких людей.
В 1883 году два стихотворения Мережковского появились в журнале «Отечественные записки» (№ 1): именно они считаются его дебютом в «большой литературе». Одно из первых стихотворений Мережковского «Сакья-Муни» вошло во многие тогдашние сборники чтецов-декламаторов и принесло автору немалую популярность.
В 1896 году тридцатилетний Мережковский уже фигурировал в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона как «известный поэт». Впоследствии многие его стихотворения были положены на музыку А. Т. Гречаниновым, С. В. Рахманиновым, А. Г. Рубинштейном, П. И. Чайковским и другими композиторами.
В 1884 году Мережковский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Здесь будущий писатель увлекся философией позитивизма (О. Конт, Г. Спенсер), теориями Дж. С. Милля и Ч. Дарвина, проявил интерес к современной французской литературе. В том же году по рекомендации А. Н. Плещеева Надсон и Мережковский вошли в Литературное общество; он же познакомил последнего с семьей директора Петербургской консерватории К. Ю. Давыдова и издательницы А. А. Давыдовой. В этом кругу Мережковский познакомился с Н. К. Михайловским и Г. И. Успенским, которых впоследствии называл своими учителями, а также И. А. Гончаровым, А. Н. Майковым и Я. П. Полонским.
В 1888 году Д. С. Мережковский, защитив весной дипломное сочинение о Монтене, окончил университет и решил посвятить себя исключительно литературному труду. Годы учёбы не оставили у него тёплых воспоминаний. Мережковский (согласно биографии Д. О. Чуракова) «с детства привыкший к великосветской атмосфере» в семье, рано проникся «скепсисом по отношению к людям». Много лет спустя он пренебрежительно отзывался о педагогах («Учителя — карьеристы. Никого из них добром помянуть не могу»), замечая: «Университет дал мне немногим больше, чем гимназия. У меня так же не было школы, как не было семьи». Единственным из преподавателей, кто произвёл впечатление на Мережковского, был профессор О. Ф. Миллер, известный историк литературы, первый биограф Достоевского, собиравший у себя на квартире литературный кружок.
Основными темами стихотворного творчества Мережковского в 1880-х годах были «одиночество поэта, призрачность жизни и обманчивость чувств»; для его стихов были характерны «ноты скорбной гражданственности, сомнений, разочарований в высоких устремлениях, минорной интимности, переходам от декларативной идейности к исповедальным интонациям, от поэтических абстракций к пышной декларативности сравнений». Отмечалось впоследствии, что, не будучи в прямом смысле слова «гражданским» поэтом, Мережковский охотно разрабатывал мотивы любви к ближнему («Сакья-Муни») и готовности пострадать за убеждения («Аввакум»). В 1885 году Н. К. Михайловский привлек Мережковского к работе в созданном им вместе с А. А. Давыдовой журнале «Северный вестник».
В 1888 году Мережковский написал первую поэму «Протопоп Аввакум». Весной этого года вышла его первая книга «Стихотворения» (1883 —1 887), принесшая ему первую известность. Между тем, семейные расходы превышали непостоянный литературный заработок начинающего писателя. Роль «главы семьи» в этот момент взяла на себя Гиппиус (открывшая настоящий цех по производству беллетристики для популярных журналов). Кроме того, Мережковский-старший, появляясь в Петербурге наездами, время от времени «подпитывал» скудный бюджет литературной четы.
Постепенно начинающий писатель утратил интерес к поэзии, увлёкшись древнегреческой драматургией. В «Вестнике Европы» вышли его переводы трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельной книгой был издан прозаический перевод «Дафниса и Хлои» (1896). Античные переводы Мережковского, в своё время практически невостребованные, лишь впоследствии были оценены по достоинству; ныне (согласно Ю. Зобнину) они «составляют гордость русской школы художественного перевода».
В «Северном вестнике» состоялся дебют и Мережковского-критика: статья о начинающем А. П. Чехове — «Старый вопрос по поводу нового таланта». В дальнейшем — здесь же, а также в других изданиях («Русское обозрение», «Труд») — Мережковский продолжал печатать эссе и статьи о Пушкине, Достоевском, Гончарове, Майкове, Короленко, Плинии, Кальдероне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиках. Часть их вошла в сборник «Вечные спутники: портреты из всемирной литературы» (1897). По мнению А. Долинина, одного из первых исследователей творчества Мережковского, именно ему «должна по праву принадлежать слава одного из самых тонких и проницательных критиков рубежа веков».
В начале 1889 года Мережковские уехали из Петербурга и поселились в Крыму, где общались, в частности, с Н. М. Минским. По возвращении в столицу они поселились в новой квартире в доме Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы (Литейный, 24). После того, как в мае 1890 года сменилось руководство «Северным вестником», Мережковский получил приглашение сотрудничать с обновлённым журналом. Почти сразу же здесь была напечатана драма «Сильвио»; осенью — перевод Мережковского «Во́рона» Эдгара По. Поэт активно сотрудничал и с журналом «Русская мысль»; весной 1890 года здесь была напечатана поэма «Вера» («Русская мысль», 1890; позже — сборник «Символы», 1892), имевшая значительный резонанс в читательских кругах; признанная одним из первых значительных произведений русского символизма, она производила «…ошеломляющее впечатление именно силой и подлинностью запечатленных в ней мистических переживаний, резко отличавшихся от рефлексий на гражданские темы, свойственных народнической литературе». «Читаю 'Веру' и умиляюсь», — записал в дневнике В. Я. Брюсов, тогда ещё начинающий литератор. Один из популяризаторов модернизма П. П. Перцов позже с самоиронией замечал, что в его юношеском сознании «Вера» Мережковского «далеко превосходила… скучного и устаревшего Пушкина».
Весной 1891 года, супруги предприняли свою первую совместную поездку в Европу: через Варшаву и Вену они прибыли в Венецию, где встретили путешествовавших по Италии А. П. Чехова и А. С. Суворина, которые на некоторое время стали их спутниками. Осенью 1891 года Мережковский перевёл Гёте («Пролог на небе» из «Фауста») для «Русского обозрения» и «Антигону» Софокла для «Вестника Европы» (обе публикации состоялись в следующем году). К весне 1892 года «Юлиан Отступник» был закончен.
В марте 1892 года, в основном на средства, выделенные ему отцом, Мережковский повёз жену на лечение в Ниццу, где в это время жила семья А. Н. Плещеева, и где они впервые встретились с Д. В. Философовым. Из Швейцарии Мережковские отправились через Италию в Грецию; впечатления от этой поездки легли в основу путевого очерка, а кроме того, во многом сформировали образность второго исторического романа Д. С. Мережковского. Из Турции супруги вернулись в Одессу и лето вновь провели в имении «Глубокое». Здесь Мережковский перевёл «Ипполита» Еврипида; работа была опубликована в первом номере «Вестника Европы» за 1893 год.
В 1892 году в издательстве А. С. Суворина вышел второй поэтический сборник Д. С. Мережковского с программным для зарождавшегося модернизма названием «Символы. Песни и поэмы». Зимой 1893 года Мережковские переехали в Петербург, где стали завсегдатаями Шекспировского кружка. В 1895 году Мережковский (на квартире А. В. Половцева в Аничковом дворце) познакомился с А. Н. Бенуа; вместе с В. Ф. Нувелем, Л. С. Бакстом, и Д. В. Философовым тот начал часто посещать дом Мурузи. С августа того же года Мережковский совместно с П. П. Перцовым приступил к работе над созданием сборника о философских течениях в русской поэзии и большой статье о Пушкине; большой доклад о его творчестве он прочёл вскоре в «Литературном фонде».
К концу века Мережковский сблизился с окружением С. П. Дягилева, куда входили художники В. А. Серов, А. Н. Бенуа, Л. С. Бакст, поэт Н. М. Минский, а также издаваемым ими журналом «Мир искусства». Поздней осенью 1900 года на квартире у Мережковских прошли первые «мистические собрания», целью которых являлось создание «новой церкви», идею которой первой сформулировала Гиппиус. К своему «религиозному братству» Мережковские пытались привлечь всех «мирискусников», однако всерьёз к этой затее отнёсся только Д. В. Философов: так кружок сократился до треугольника. Постепенно в результате сложных перипетий в личных взаимоотношениях и мировоззренческих коллизиях сложился «тройственный союз» Д. Мережковского, З. Гиппиус и Д. Философова. Вместе с Философовым, В. В. Розановым, Миролюбовым и Чернявцевым супруги Мережковские организовали в 1901 году «Религиозно-философские собрания», целью которых было — создать своего рода трибуну для «свободного обсуждения вопросов церкви и культуры… неохристианства, общественного устройства и совершенствования человеческой природы».
Отношение писателя к Первой русской революции было во многом предопределено событиями 9 января; после расстрела шествия рабочих Мережковские, Философов и гостивший у них Андрей Белый организиовали студенческий «протест» в Александринском театре, после чего пришли на выступление Г. А. Гапона в Вольно-экономическом обществе. Свою позицию Мережковский подробно изложил в работе «Грядущий хам», которая в течение 1905 года печаталась в журналах «Полярная звезда» и «Вопросы жизни».
Весной 1906 года Мережковские вместе с Философовом отправились в первую парижскую эмиграцию — «добровольное изгнанье», призванное послужить «переоценке ценностей». Обустроившись в Париже, все трое приступили к осуществлению своей «миссии в Европе», основная цель которой состояла в активном утверждении «нового религиозного сознания». В 1908 году Д. С. Мережковский опубликовал завершённую ещё в Париже драму «Павел I», ставшую первой частью трилогии «Царство Зверя» (первоначально названной «Зверь из Бездны»).
В 1909 году был опубликован четвертый сборник стихов Мережковского под названием «Собрание стихов». В начале 1909 года у Мережковского возникли проблемы со здоровьем: по совету врачей супруги направились лечиться в Европу. 13 января 1910 года вышла книга Д. С. Мережковского «Больная Россия», в состав которой были включены статьи, опубликованные в газете «Речь» в 1908 — 1909 годах и затрагивавшие важные вопросы, касавшиеся церковной жизни.
В 1913 году в издательстве М. О. Вольфа вышло первое (17-томное) собрание сочинений Мережковского. Второе было составлено и выпущено Д. И. Сытиным в 1914 году в 24 томах[11]: после его выхода академик Н. А. Котляревский выдвинул кандидатуру Мережковского на соискание Нобелевской премии по литературе.
Октябрьские события вызвали яростный протест Мережковского. Он истолковал происшедшее как разгул «хамства», воцарение «народа-Зверя», смертельно опасного для всей мировой цивилизации, торжество «надмирного зла». В 1919 году Мережковский вынужден был начать сотрудничество с горьковским издательством «Всемирная литература», где стал получать паёк и заработок; для «Секции исторических картин» он переделал романы «Юлиан Отступник» и «Пётр и Алексей» в пьесы. В этом же году вынужден был эмигрировать в Европу. После недолгой остановки в Висбадене, Мережковские прибыли в Париж, где расположились в долгие годы пустовавшей квартире. Здесь в конце 1920 года Мережковский создал антикоммунистический «Религиозный союз» (впоследствии — «Союз непримиримых»), а 16 декабря выступил в Зале научных обществ с лекцией «Большевизм, Европа и Россия», в которой разоблачил «тройную ложь» большевиков, говоря, что лозунги «мир, хлеб и свобода» на самом деле означают «война, голод и рабство»[19]. Согласно Мережковскому, в России «настало царство Антихриста»; он «предпочел бы, чтобы Россия не существовала вовсе», если бы знал, что «Россия и свобода — несовместимы».
В Париже Мережковские начали сотрудничать с журналом «Современные записки», газетами «Последние новости» (П. Н. Милюков) и «Возрождение» (П. Б. Струве). Мережковский и Гиппиус стали инициаторами создания, а затем и активными участниками литературно-философского общества «Зелёная лампа» (1927—1939). В сентябре 1928 года Мережковские приняли участие в Первом съезде русских писателей-эмигрантов, организованном в Белграде королем Югославии Александром I Карагеоргиевичем. Тогда же сербский монарх наградил писателя орденом Святого Саввы первой степени за заслуги перед культурой.
В эмиграции жанровые предпочтения Мережковского вновь радикальным образом изменились. Художественная литература из его творчества оказалась вытеснена произведениями в жанре религиозно-философского трактата и биографическими эссе («Наполеон», 1929; «Данте», 1939). Характер философских исследований имели и его романы «Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (первоначально — в «Современных записках», 1924, № 21,и 22; отдельным изданием книга вышла в Праге в 1925 году) и «Мессия» («Современные записки», 1926—1927; отдельное издание — Париж, 1928). Сам писатель в 1925 году говорил о своих исторических сочинениях: «Большинство считает, что я исторический романист, и это глубоко неправильно; в прошлом я ищу будущее… Настоящее кажется мне иногда чужбиною. Родина моя — прошлое и будущее».
Между тем, начиная с 1930 года профессор славянских языков Лундского университета Сигурд Агрелл начал настойчиво выдвигать в соискатели литературной Нобелевской премии сразу двух русских писателей: Мережковского и Бунина. Среди религиозно-философских сочинений, написанных Мережковским в годы эмиграции, исследователи выделяют «Павел. Августин» (Берлин, 1936), «Св. Франциск Ассизский» (Берлин, 1938) и «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (Берлин, 1938), вышедшие под общим заголовком «Лица святых от Иисуса к нам». В тридцатые годы Мережковский перевёл также на русский язык сочинения Еврипида, Софокла, Гете, Э. А. По. Посмертно на французском языке была издана трилогия Мережковского «Реформаторы», в которую вошли книги о Лютере, Кальвине и Паскале (1941—1942; русское издание — Нью-Йорк, 1991). Перед самой смертью Мережковский завершил свою последнюю трилогию об «испанских тайнах»: «Испанские мистики. Св. Тереза Иисуса» («Возрождение», 1959. № 92 и 93), «Св. Иоанн Креста» («Новый журнал», 1961, № 64, 65 и 1962. № 69), «Маленькая Тереза» (отдельное издание в США, 1984).
1 сентября 1939 года начало Второй мировой войны супруги встретили в Париже. Незадолго до этого Мережковский передал Л. М. Лифарю рукопись эссе «Тайна русской революции». Последние месяцы жизни Мережковский непрерывно работал: прочёл публичные лекции о Леонардо да Винчи и Паскале, пытался прочесть доклад о Наполеоне, но он был запрещёна оккупационными властями. К июню 1941 года у Мережковских кончились деньги: выселенные из виллы за неуплату, они сняли на лето меблированные комнаты. В сентябре, одолжив деньги у знакомых, супруги вернулись в парижскую квартиру. Истощённый физически и морально, Мережковский до последних дней пытался работать над «Маленькой Терезой», но она так и осталась неоконченной.
Дмитрий Сергеевич Мережковский скоропостижно скончался 7 декабря 1941 года от кровоизлияния в мозг. 10 декабря состоялись отпевание в православном храме Святого Александра Невского на улице Дарю и похороны на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа.
(По материалам Википедии)
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Понедельник, 04 Апр 2011, 21:50 | Сообщение # 2 |
|
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Статус: |  Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус АЛЕКСАНДР МЕНЬ
(Отрывок из лекции) Своеобразное место занимает Дмитрий Сергеевич Мережковский в отечественной истории, философии, литературе. Он был прочно забыт в нашей стране, вернее, его прочно забыли (я имею в виду - агрессивно). И вот сейчас он вновь возвращается к нам. Почему мы с вами говорим о нем? Если Владимир Соловьев был фактически первым профессиональным философом в России; если, скажем, Бердяев был в истории русской религиозно-философской мысли фигурой выдающейся, гигантом - по мощи своего характера, размаху и таланту, то Дмитрий Сергеевич Мережковский - фигура масштаба меньшего, я бы сказал, на порядок. Но мы должны знать его, должны знать этого удивительного человека. И, как отозвался о нем тот же Бердяев, Мережковский был одним из самых образованных людей в Петербурге первой четверти XX столетия. Что он оставил нам? Этот человек, как бы еще из прошлого века (в начале XX века ему уже было 35 лет), сформировался в эпоху народничества, был лично знаком с Львом Толстым и с многими кумирами того времени. А умер он, когда уже началась вторая мировая война, в изгнании. Эта долгая жизнь была тяжелой, потому что Мережковский был, с одной стороны, одинок; но, с другой стороны, он и не был одинок, потому что он неотделим от своей жены. История литературы и мысли не знает, пожалуй, второго такого случая, когда два человека составляли в такой степени одно. И он, и жена его, Зинаида Николаевна Гиппиус, признавались, что они не знают, где начинаются его мысли, где заканчиваются ее мысли. Они жили вместе, как пишет она в своих мемуарах, 52 года, не разлучившись ни на один день. И поэтому его сочинения и ее, пожалуй, тоже единое целое. И говорить о Дмитрии Сергеевиче Мережковском, не говоря о Зинаиде Николаевне, по-моему, совершенно невозможно. Я думаю, что их души теперь почти одно, и их нельзя разделить ни в культуре, ни в мысли, ни в истории, ни в их биографии. Мережковский оставил нам 24 тома своих произведений. Туда входят: стихи, поэмы, переводы со всех европейских языков, переводы античных трагиков, новеллы в духе итальянского Возрождения, трилогия «Христос и Антихрист», первое его крупное беллетристическое произведение, состоящее из романов: «Смерть богов» («Юлиан Отступник»), «Воскресшие боги» (Леонардо да Винчи) и «Антихрист» (Петр и Алексей). Другая трилогия «Царство зверя» («Зверь из бездны»), состоящая из драмы «Павел I» и двух романов: «Александр I» и изданного уже во время революции «14 декабря». «Царство зверя» - о кризисе российской монархии, культуре, народе, будущем России, судьбах трагических... Далее у Мережковского есть роман об Эхнатоне, египетском фараоне, написанный уже на Западе. Есть очень интересная, блестяще написанная книга «Наполеон». Затем любопытная, но очень спорная трилогия о религиозных судьбах Европы, истоки которых искал в древнейших временах: «Тутанхамон на Крите», полуроман, полуэссе, полуистория; «Тайна трех» - о Вавилоне, Египте и Крите и «Мессия»; есть книга, вызвавшая довольно широкий отклик на Западе, называется она «Иисус Неизвестный» - большая двухтомная книга о жизни Христа и о личности Его; цикл биографий святых, западных и восточных: апостол Павел, Августин, испанские мистики, Тереза Авильская, Хуан де ла Крус, Жанна д'Арк. Совсем недавно были изданы книги (за рубежом, конечно) о западных святых: о Лютере; о Маленькой Терезе, французской святой, кармелитке-монахине, умершей в юном возрасте в конце прошлого столения. Эта книга уже дважды издавалась за рубежом. Наибольшую известность Мережковский получил как мыслитель и критик, но мыслитель очень своеобразный. Его мысль капризная, подчиненная схемам, своеобразная мысль. Самая, пожалуй, яркая книга - «Лев Толстой и Достоевский». Я не могу найти для характеристики этих его книг слов, непонятен жанр: это и биографии писателей, это и философские, религиозно-философские, даже богословские мысли, это и блестящая литературная критика - все вместе. Это какой-то синтетический жанр огромных эссе. Он был эссеист и блестящий мастер цитаты. В истории русской критики никто не мог в такой мере великолепно владеть цитатой: иногда кажется, что он жонглирует ими, как опытный циркач, всегда находя под рукой необходимое место. Некоторые критики обвиняли Мережковского в том, что он слишком часто возвращается к своим темам, но это стиль начала века, это стремление, которое было у Андрея Белого, - как бы повторять музыкальную настроенность, музыкальную фразу, начиная с одного и кончая этим же, возвращаясь постоянно к одним и тем же темам. Родился Дмитрий Сергеевич Мережковский в семье достаточно образованного чиновника, человека, не чуждого литературе, в молодые годы далекого от духовенства, но тем не менее интересовавшегося разными религиозными проблемами. И в юные годы, когда молодой Мережковский уже стал писать стихи, отец, человек фундаментальный, решил проверить: есть ли дар, или нет, есть ли, на что ставку делать, или это просто обыкновенное бумагомарание. Он берет юного Дмитрия и отправляется не к кому иному как к Федору Михайловичу Достоевскому. Это было незадолго до смерти Федора Михайловича. Самому Мережковскому тогда, по-моему, не было еще пятнадцати лет. Они приходят в квартиру Достоевского, коридор завален экземплярами «Братьев Карамазовых». Выходит бледный, с воспаленными глазами, Федор Михайлович, дрожащий мальчик читает перед ним смущенно свои вирши. «Плохо! Плохо, - говорит Достоевский, никуда не годно. Никуда не годно. Чтобы писать, страдать надо. Страдать!» «Ну, Федор Михайлович, - говорит отец, - пусть тогда лучше не пишет, лишь бы не страдал. Зачем ему это?» Но пришлось Дмитрию Сергеевичу и писать много, и страдать. Он был действительно много пишущий человек. Работал удивительно. Андрей Белый, который в юности был с ним дружен, ядовито описывал его манеру работать: холодный петербуржец, он работал только «от головы» (хотя, в общем, это не так), и, когда стреляла пушка (поверка точного времени тогда в Петербурге стреляла пушка), Дмитрий Сергеевич бросал перо на половине фразы и выходил прогуляться по Невскому. Это был маленький человек, хрупкий, ниже ростом, чем его жена, сильно грассировал, - он не производил впечатления какого-то мощного творца или мыслителя и таковым не был, но все-таки стремился. В этом хрупком теле, в этом маленьком человечке бушевали огромные страсти. Но это были страсти не витальные. Более того, парадоксальным мы можем считать и тот факт, что его удивительный и счастливый брак был, по-видимому, в какой-то степени даже платоническим. Он много писал о любви, о поле, о страсти. Но сам был человеком, по-видимому, достаточно бесстрастным. Чтобы показать странное начало его длительной совместной жизни с женой, я хочу, чтобы вы послушали маленький отрывок из ее мемуаров, написанных незадолго до смерти, в Париже.
Война, холод в сердце. Она безумно переживала его смерть... безумно. Я бы сказал, что эта уже пожилая, естественно, женщина была... убита. Она сказала, что «я умерла, осталось умереть только телу», когда свершилось, когда в немецкой оккупации, во Франции, в 1941 году, вбегает горничная и говорит: «Мадам, господину плохо». Это было такое крушение, что, читая ее дневники, чувствуешь, насколько сильна была ее любовь. Но это была не просто любовь- страсть, в этой любви не было страсти! Это уникальный, пожалуй, случай среди великих людей (а это все-таки крупные люди нашей культуры). Вы будете читать их стихи, их романы, их эссе, а сегодня я хочу, чтобы вы их почувствовали, почувствовали, что это за люди. Итак, несколько строк из воспоминаний Зинаиды Николаевны, когда-то тонкой, красивой, рыжеволосой, ядовитой, остроумной женщины (вечно ходила с лорнеткой), она в оккупированном Париже переживает после смерти мужа снова ту весну, когда они встретились. Это немножко забавная история, но она очень важна для понимания характера и Зинаиды Николаевны, и Дмитрия Сергеевича, - о том, как они встретились. Он старше ее, кончил филологический факультет, пишет стихи, дружен с Надсоном (в конце прошлого века этот молодой офицер, болевший туберкулезом, умерший двадцати с лишним лет, писал очень скорбные стихи. Он был популярен, Мережковский с ним дружил, они были почти ровесники). И юная особа, Зинаида Николаевна, из старинной немецкой обрусевшей семьи... Они встречаются, и начинается их роман (впрочем, я бы это романом не назвал). «В сущности, весь период первого знакомства с Мережковским был короток - несколько последних дней июня, когда мы приехали в Боржом, и первые десять дней июля, потому что 11 июля и наступила та перемена в наших отношениях... 11 июля, в Ольгин день, в ротонде был танцевальный вечер, не обычный наш, а детский. Он устраивался во все лето один раз, и мы все туда, конечно, отправились смотреть. Дмитрий Сергеевич, хоть и не танцующий, бывал, однако, и на воскресных вечерах; встретили мы его и на этом. Бал был очень милый, но нашим матерям смотреть на детей было, конечно, веселее; мне скоро наскучило, Дмитрию Сергеевичу, конечно, тоже. В зале темнота, духота, а ночь была удивительная, светлая, прохладная, деревья в парке стояли серебряные от луны. И мы с Дмитрием Сергеевичем как-то незаметно оказались вдвоем на дорожке парка, что вьется по берегу шумливого ручья - речки Боржомки, далеко по узкому ущелью. И незаметно шли мы все дальше, так что музыка была уже едва слышна. Я не могу припомнить, как начался наш странный разговор. Самое странное - что он мне тогда не показался странным. Мне уже не раз делали, как говорится, «предложение», еще того чаще слышала я «объяснение в любви». Но тут не было ни предложения, ни объяснения: мы, и главное, оба - вдруг стали разговаривать так, как будто это давно было решено, что мы женимся и что это будет хорошо. Начал, дал тон этот, очень простой, он, конечно, а я так для себя незаметно, естественно в этот тон вошла, как будто ничего неожиданного не случилось. После, вспоминая этот вечер, особенно во время наших размолвок (а их потом случалось немало) я даже спрашивала себя, уж не из кокетства ли я тогда ему не возражала и действительно ли хочу выходить за него замуж? Уже бывала, и не раз, «влюблена», знала, что это, а ведь тут совсем что-то другое! Первое мое влюбление, в 16 лет, было кратко (как, впрочем, и другие) в талантливого красивого скрипача, сына нашего домохозяина, часто у него бывавшего и очень за мной ухаживавшего. Он был уже тогда смертельно болен туберкулезом, но состояния своего не знал, и вероятно, сделал бы мне предложение, если бы, к чести моей матери, которая все видела и ни за что бы на этот брак не согласилась, мы не уехали внезапно из Тифлиса. Через полтора месяца я все забыла, а мой В. осенью от своей болезни же и умер. Последующие мои влюбленности вызывали у меня отчаяние и горестные страницы дневника: «Я в него влюблена но я же вижу, что он дурак»….
(Источник - Александр Мень Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус. Лекция; http://www.svetlana-and.narod.ru/lekzia.html)
***
 Д. С. Мережковский. Портрет работы И. Репина (Около 1900) Д. Мережковский
Леонардо да Винчи О, Винчи, ты во всем — единый:
Ты победил старинный плен.
Какою мудростью змеиной
Твой страшный лик запечатлен! Уже, как мы, разнообразный,
Сомненьем дерзким ты велик.
Ты в глубочайшие соблазны
Всего, что двойственно, проник. И у тебя во мгле иконы
С улыбкой Сфинкса смотрят вдаль
Полуязыческие жены, —
И не безгрешна их печаль. Пророк иль демон, иль кудесник,
Загадку вечную храня,
О, Леонардо, ты — предвестник
Еще неведомого дня. Смотрите вы, больные дети
Больных и сумрачных веков:
Во мраке будущих столетий
Он, непонятен и суров, — Ко всем земным страстям бесстрастный,
Таким останется навек —
Богов презревший, самовластный,
Богоподобный человек.
1895г.
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Суббота, 08 Окт 2011, 21:05 | Сообщение # 3 |
|
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Статус: | Д.С. Мережковский
Выдающийся русский писатель и мыслитель, поэт и общественный деятель. "Отец русского символизма" - так обычно о нем говорят. Фигура во многом неоднозначная, в советские годы Мережковский воспринимался "в штыки", к чему он и сам поводов давал с лихвой. Он всегда ненавидел большевизм, вплоть до того, что выступил на парижском радио в поддержку Гитлера. Хотя это не значит, что Гитлер был для него "манной небесной". Дело в том, что большевизм Мережковский воспринимал куда большим злом. Известны его личные встречи с Б.Муссолини, в котором писатель быстро разочаровался, назвав его (конечно не в лицо дуче) "пошляком".
Так или иначе, Мережковский как писатель-символист и философ представляет интерес больший. Критики часто склонны считать, что пиком его писательского творчества является известная трилогия "Христос и Антихрист", что последующие его работы уже не дотягивали до уровня этой трилогии (хотя они никогда не забывали его критиковать за некоторую историческую недостоверность в деталях). Мне сложно соглашаться или не соглашаться с этим, т.к. позднее творчество писателя для меня пока остается малоизвестным. Однако, что касается упомянутой трилогии, то, безусловно, она в свое время меня лично глубоко поразила. И по сей день "Юлиан отступник" и "Воскресшие боги..." являются для меня книгами особыми. Оригинальный философский взгляд, трагизм, глубина, оригинальный стиль - все это делает трилогию поистине шедевром русской литературы.
***
Дми́трий Серге́евич Мережко́вский (2 (14) августа 1865, Санкт-Петербург, Российская империя — 9 декабря 1941, Париж, Франция) — русский писатель, поэт, критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель.
Д. С. Мережковский, яркий представитель Серебряного века, вошёл в историю как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик. Мережковский (начиная с 1914 года, когда его кандидатуру выдвинул академик Н. А. Котляревский) неоднократно претендовал на соискание Нобелевской премии; был близок к ней и в 1933 году (когда лауреатом стал И. А. Бунин).
Спорные философские идеи и радикальные политические взгляды Д. С. Мережковского вызывали резко неоднозначные отклики; тем не менее, даже оппоненты признавали в нём выдающегося писателя, жанрового новатора и одного из самых оригинальных мыслителей XX века.
Детство:
«Я родился 2-го августа 1865 года в Петербурге, на Елагином острове, в одном из дворцовых зданий, где наша семья проводила лето на даче», — писал Мережковский в «Автобиографических заметках». В Петербурге Мережковские жили в старом доме на углу Невы и Фонтанки у Прачечного моста, против Летнего сада. Иногда по просьбе матери отец брал Дмитрия в Крым, где у Мережковских было имение (по дороге к водопаду Учан-Су). «Помню великолепный дворец в Ореанде, от которого остались теперь одни развалины. Белые мраморные колонны на морской синеве — для меня вечный символ древней Греции», — писал Мережковский годы спустя.
Обстановка в доме Мережковских была простая, стол «не изобиловал», в доме царил режим бережливости: отец таким образом заранее отучал детей от распространённых пороков — мотовства и стремления к роскоши. Уезжая в служебные поездки, родители оставляли детей на попечении старой немки-экономки Амалии Христьяновны и старой няни, которая рассказывала русские сказки и жития святых: впоследствии высказывались предположения, что именно она была причиной экзальтированной религиозности, в раннем детстве проявившейся в характере будущего писателя.
Принято считать, что С. И. Мережковский к детям относился «…в основном как к источнику шума и хлопот, проявляя отеческую заботу о них лишь материально». С самых ранних лет, таким образом, уделом Мережковского стала «…отягощённая роскошью отчуждённость». Отмечалось также, что «психология сыновнего противостояния отцу» много лет спустя подверглась «сложной интеллектуальной и духовной разработке» и послужила духовной основой для многих исторических сочинений Мережковского. «Мне теперь кажется, что в нём было много хорошего. Но, угрюмый, ожесточённый тяжелой чиновничьей лямкой времен николаевских, он не сумел устроить семьи. Нас было девять человек: шесть сыновей и три дочери. В детстве мы жили довольно дружно, но затем разошлись, потому что настоящей духовной связи, всегда от отца идущей, между нами не было», — писал впоследствии Мережковский.
Чувство семьи у Д. С. Мережковского было связано лишь с матерью, оказавшей заметное влияние на его духовное становление. В остальном он с детства сроднился «…с чувством одиночества, которое находило сокровенную отраду в поэзии уединения среди болотистых рощ и прудов наводнённого тенями прошлого елагинского парка».
Учёба в гимназии:
В 1876 году Д. С. Мережковский начал обучение в Третьей классической гимназии Петербурга. Вспоминая о годах, посвящённых, в основном, «зубрежке и выправке», атмосферу этого заведения он называл «убийственной», а из учителей выделял лишь латиниста Кесслера («Он тоже добра нам не делал, но по крайней мере смотрел на нас глазами добрыми»). Будучи тринадцатилетним гимназистом, Мережковский начал писать первые стихи, стиль которых определял впоследствии как подражание пушкинскому «Бахчисарайскому фонтану». В гимназии же он увлёкся творчеством Мольера и даже организовал «мольеровский кружок». Сообщество не было политическим, но им заинтересовалось Третье отделение: участников пригласили на допрос в здание у Полицейского моста. Считается, что благополучным исходом дела Мережковский был обязан исключительно положению отца. В 1881 году Мережковский-старший вышел в отставку, и семья поселилась на улице Знаменской, 33.
Поэтический дебют:
Мережковский-старший, интересовавшийся религией и литературой, первым оценил поэтические упражнения сына. В июле 1879 года по его протекции Дмитрий познакомился в Алупке с престарелой княгиней Е. К. Воронцовой. В стихах юноши она «…уловила подлинно поэтическое свойство — необыкновенную метафизическую чуткость души» и благословила его на продолжение творчества.
В 1880 году отец, воспользовавшись знакомством с графиней С. А. Толстой, приятельницей знаменитого писателя, привёл сына к Ф. М. Достоевскому, в дом на Кузнечном переулке. Юный Мережковский (как сам вспоминал позже) читал, «краснея, бледнея и заикаясь», Достоевский слушал «с нетерпеливою досадою» и затем произнёс: «Слабо… слабо… никуда не годится… чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать». «Нет, пусть уж лучше не пишет, только не страдает!» — поспешил испуганно возразить отец. Оценка писателя глубоко «оскорбила и раздосадовала Мережковского».
В 1880 году в журнале «Живописное обозрение» под редакцией А. К. Шеллера-Михайлова состоялся литературный дебют Мережковского: здесь были опубликованы стихотворения «Тучка» (№ 40) и «Осенняя мелодия» (№ 42). Год спустя стихотворение «Нарцисс» вошло в благотворительный литературный сборник в пользу неимущих студентов под названием «Отклик», вышедший под редакцией П. Ф. Якубовича (Мельшина).
Осенью 1882 года Мережковский побывал на первых выступлениях С. Я. Надсона, тогда — юнкера Павловского военного училища, и под впечатлением от услышанного, написал ему письмо. Так произошло знакомство двух начинающих поэтов, переросшее в крепкую дружбу, скрепленную глубокими, почти родственными чувствами. Обоих, как отмечали позже исследователи, связывала некая личная тайна, имевшая отношение к страху перед страданиями и смертью, стремлению к «обретению действенной веры, способной этот страх преодолеть». Две смерти — Надсона в 1887 году, и матери два года спустя — явились сильнейшим ударом для Мережковского: он потерял двух самых для себя близких людей.
В 1883 году два стихотворения Мережковского появились в журнале «Отечественные записки» (№ 1): именно они считаются его дебютом в «большой литературе». Одно из первых стихотворений Мережковского «Сакья-Муни» вошло во многие тогдашние сборники чтецов-декламаторов и принесло автору немалую популярность.
В 1896 году тридцатилетний Мережковский уже фигурировал в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона как «известный поэт». Впоследствии многие его стихотворения были положены на музыку А. Т. Гречаниновым, С. В. Рахманиновым, А. Г. Рубинштейном, П. И. Чайковским и другими композиторами.
Университетские годы:
В 1884 году Мережковский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Здесь будущий писатель увлекся философией позитивизма (О. Конт, Г. Спенсер), теориями Дж. С. Милля и Ч. Дарвина, проявил интерес к современной французской литературе. В том же году по рекомендации А. Н. Плещеева Надсон и Мережковский вошли в Литературное общество; он же познакомил последнего с семьей директора Петербургской консерватории К. Ю. Давыдова и издательницы А. А. Давыдовой. В этом кругу Мережковский познакомился с Н. К. Михайловским и Г. И. Успенским, которых впоследствии называл своими учителями, а также И. А. Гончаровым, А. Н. Майковым и Я. П. Полонским.
В 1888 году Д. С. Мережковский, защитив весной дипломное сочинение о Монтене, окончил университет и решил посвятить себя исключительно литературному труду. Годы учёбы не оставили у него тёплых воспоминаний. Мережковский (согласно биографии Д. О. Чуракова) «с детства привыкший к великосветской атмосфере» в семье, рано проникся «скепсисом по отношению к людям». Много лет спустя он пренебрежительно отзывался о педагогах («Учителя — карьеристы. Никого из них добром помянуть не могу»), замечая: «Университет дал мне немногим больше, чем гимназия. У меня так же не было школы, как не было семьи». Единственным из преподавателей, кто произвёл впечатление на Мережковского, был профессор О. Ф. Миллер, известный историк литературы, первый биограф Достоевского, собиравший у себя на квартире литературный кружок.
1888—1889 годы:
Основными темами стихотворного творчества Мережковского в 1880-х годах были «одиночество поэта, призрачность жизни и обманчивость чувств»; для его стихов были характерны «ноты скорбной гражданственности, сомнений, разочарований в высоких устремлениях, минорной интимности, переходам от декларативной идейности к исповедальным интонациям, от поэтических абстракций к пышной декларативности сравнений». Отмечалось впоследствии, что, не будучи в прямом смысле слова «гражданским» поэтом, Мережковский охотно разрабатывал мотивы любви к ближнему («Сакья-Муни») и готовности пострадать за убеждения («Аввакум»).
Мережковский и народничество:
Большое влияние на Мережковского оказал Г. И. Успенский: молодой поэт ездил к нему в Чудово, где ночами напролёт вёл беседы о «религиозном смысле жизни», о том как важно «обращаться к народному миросозерцанию, к власти земли». Под влиянием Успенского Мережковский ещё летом 1883 года во время студенческих каникул совершил путешествие по Волге, где познакомился с народным проповедником, близким к «толстовству», Василием Сютаевым, основателем религиозного учения «непротивленчества и нравственного самоусовершенствования». Позже с теми же целями он побывал в Оренбуржье, Уфе, Тверской губернии, некоторое время всерьёз рассматривая возможность «осесть в глубинке» в качестве сельского учителя.
Идеи народничества впоследствии сблизили Меережковского с сектантством. В июне 1902 года он с женой посетил берега озера Светлояр в Нижегородской губернии (берега которого, по преданию, скрывают град Китеж), где близко общался со староверами. «Мережковский наш, он с нами притчами говорил», — делились впечатлениями о своём необычном госте сектанты из глухой костромской деревушки с М. Пришвиным, через несколько лет проехавшим тем же маршрутом.
Позже, собирая материалы для романа о царевиче Алексее, Мережковский посетил Керженские леса Семёновского уезда, гнездо русского раскола. «Невозможно передать всего энтузиазма, с которым он рассказывал и о крае этом, и о людях», — писал В. В. Розанов. «Болярин (так его называли там) уселся на пне дерева, заговорил об Апокалипсисе… и с первого же слова он уже был понятен мужикам. Столько лет не выслушиваемый в Петербурге, непонимаемый, он встретил в Керженских лесах слушание с затаенным дыханием, возражения и вопросы, которые повторяли только его собственные. Наконец-то, 'игрок запойный' в символы, он нашел себе партнера».
В 1885 году Н. К. Михайловский привлек Мережковского к работе в созданном им вместе с А. А. Давыдовой журнале «Северный вестник»; в круг знакомых Мережковского вошли редактор А. Л. Волынский, В. Г. Короленко, В. М. Гаршин впоследствии — символисты: Н. М. Минский, К. Д. Бальмонт, Ф. Сологуб. Михайловский заказал начинающему литератору статью «О крестьянине во французской литературе», которую, однако, не принял, не без оснований заподозрив в своём ученике склонность к «мистицизму». Исследователи творчества Мережковского придавали большое значение тому факту, что области России, в которых, будучи студентом, тот побывал под влиянием народников, считались важнейшими очагами сектантства. Много лет спустя Мережковский вспоминал: «В народничестве моём много было ребяческого, легкомысленного, но всё же искреннего, и я рад, что оно было в моей жизни и не прошло для меня бесследно».
В 1886 году Мережковский перенес тяжелую болезнь (о подробностях которой ничего не известно); это произвело на него сильное впечатление и послужило одной из главных причин «поворота к вере». В начале мая 1888 года, по окончании университета, Мережковский предпринял путешествие по югу России: сначала в Одессу, оттуда морем — в Сухуми, потом по Военно-Грузинской дороге в Боржом, куда прибыл в последних числах месяца. В Боржоме Мережковский познакомился с девятнадцатилетней Зинаидой Гиппиус. Оба испытали ощущение полного духовного и интеллектуального единения, уже 8 января 1889 года, в Тифлисе обвенчались, а вскоре переехали в Петербург.
Начало литературной карьеры:
В 1888 Мережковский написал первую поэму «Протопоп Аввакум». Весной этого года вышла его первая книга «Стихотворения» (1883—1887), принесшая ему первую известность. Между тем, семейные расходы превышали непостоянный литературный заработок начинающего писателя. Роль «главы семьи» в этот момент взяла на себя Гиппиус (открывшая настоящий цех по производству беллетристики для популярных журналов). Кроме того, Мережковский-старший, появляясь в Петербурге наездами, время от времени «подпитывал» скудный бюджет литературной четы.
Постепенно начинающий писатель утратил интерес к поэзии, увлёкшись древнегреческой драматургией. В «Вестнике Европы» вышли его переводы трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельной книгой был издан прозаический перевод «Дафниса и Хлои» (1896). Античные переводы Мережковского, в своё время практически невостребованные, лишь впоследствии были оценены по достоинству; ныне (согласно Ю. Зобнину) они «составляют гордость русской школы художественного перевода».
В «Северном вестнике» состоялся дебют и Мережковского-критика: статья о начинающем А. П. Чехове — «Старый вопрос по поводу нового таланта». Робкий намёк автора на возможность существования некой «иной», иррациональной Истины, обусловил его окончательный разрыв с Михайловским. Неприятно поразила Мережковского и реакция Чехова, который отнесся к статье без энтузиазма, заметив в письме Плещееву: «Главный её недостаток — отсутствие простоты». Впоследствии Чехов, в основном, сторонился Мережковского, пресекая все попытки последнего обрести в нём хотя бы собеседника.
В дальнейшем — здесь же, а также в других изданиях («Русское обозрение», «Труд») — Мережковский продолжал печатать эссе и статьи о Пушкине, Достоевском, Гончарове, Майкове, Короленко, Плинии, Кальдероне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиках. Часть их вошла в сборник «Вечные спутники: портреты из всемирной литературы» (1897). По мнению А. Долинина, одного из первых исследователей творчества Мережковского, именно ему «должна по праву принадлежать слава одного из самых тонких и проницательных критиков рубежа веков».
Между тем, каждое очередное выступление Мережковского на поприще истории мировой культуры (с появления в 1888 году статьи «Флобер в своих письмах» вплоть до конца 1890-х годов) вызывало в отечественной периодике «эффект скандала». Издатель «Спутников» П. П. Перцов, с которым Мережковский познакомился (сначала заочно, по переписке) в июне 1990 года, вспоминал впоследствии, что как критик и литературовед последний был настоящим литературным изгнанником. Его выдающиеся статьи о Гончарове и Майкове, по словам Перцова, могли быть «напечатаны только… где-то на задворках литературы. В парадных покоях их новизна шокировала». Причиной неприятия очерков Мережковского была их жанровая новизна; «субъективная критика», практиковавшаяся писателем, стала популярной лишь много позже, как форма литературно-философского эссе. На этом поприще Мережковский получил признание, но запоздалое. Накануне Первой мировой войны, как вспоминала Гиппиус, книга «Вечные спутники» была особенно популярна и «даже выдавалась, как награда, кончающим средне-учебные заведения».
1889—1892:
В начале 1889 года Мережковские уехали из Петербурга и поселились в Крыму, где общались, в частности, с Н. М. Минским. По возвращении в столицу они поселились в новой квартире в доме Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы (Литейный, 24). После того, как в мае 1890 года сменилось руководство «Северным вестником», Мережковский получил приглашение сотрудничать с обновлённым журналом. Почти сразу же здесь была напечатана драма «Сильвио»; осенью — перевод Мережковского «Во́рона» Эдгара По. Поэт активно сотрудничал и с журналом «Русская мысль»; весной 1890 года здесь была напечатана поэма «Вера» («Русская мысль», 1890; позже — сборник «Символы», 1892), имевшая значительный резонанс в читательских кругах; признанная одним из первых значительных произведений русского символизма, она производила «…ошеломляющее впечатление именно силой и подлинностью запечатленных в ней мистических переживаний, резко отличавшихся от рефлексий на гражданские темы, свойственных народнической литературе». «Читаю 'Веру' и умиляюсь», — записал в дневнике В. Я. Брюсов, тогда ещё начинающий литератор. Один из популяризаторов модернизма П. П. Перцов позже с самоиронией замечал, что в его юношеском сознании «Вера» Мережковского «далеко превосходила… скучного и устаревшего Пушкина».
Вслед за «Верой» журнал «Русская мысль» опубликовал поэму «Семейная идиллия». Следующая поэма Мережковского, «Смерть», была напечатана в начале 1891 года в «Северном вестнике»; тогда же произошло его знакомство с К. Д. Бальмонтом. К этому времени писатель уже сделал первые черновые наброски к роману «Юлиан Отступник».
Весной 1891 года, супруги предприняли свою первую совместную поездку в Европу: через Варшаву и Вену они прибыли в Венецию, где встретили путешествовавших по Италии А. П. Чехова и А. С. Суворина, которые на некоторое время стали их спутниками. Из Венеции все вчетвером направились в Флоренцию и Рим; там Мережковские получили приглашение А. Н. Плещеева посетить его в Париже, где пробыли весь май. Под впечатлением от этих дней Мережковский написал поэму «Конец века. Очерки современного Парижа», которая была опубликована два года спустя (сборник «Помощь голодающим». Москва, 1892). По возвращении через Швейцарию в Россию, супруги вернулись на дачу Гиппиус в имении «Глубокое» под Вышним Волочком: здесь писатель вплотную приступил к работе над своим первым романом.
Осенью 1891 года Мережковский перевёл Гёте («Пролог на небе» из «Фауста») для «Русского обозрения» и «Антигону» Софокла для «Вестника Европы» (обе публикации состоялись в следующем году). К весне 1892 года «Юлиан Отступник» был закончен, но из-за неурядиц в редакции «Северного вестника» оказалось, что публиковать этот «модернистский роман» негде. Некоторое время оставалась надежда на то, что А. Волынский всё же напечатает роман, но его грубые редакторские правки привели к разрыву, после чего «Северный вестник» для Мережковского оказался закрыт. В 1892 году Мережковский читал главы романа на встречах у А. Н. Майкова. В те же дни несколько стихотворений и переводов поэта были опубликованы в «Русском обозрении», «Вестнике Европы», сборниках «Нивы» и «Труде».
В марте 1892 года, в основном на средства, выделенные ему отцом, Мережковский повёз жену на лечение в Ниццу, где в это время жила семья А. Н. Плещеева, и где они впервые встретились с Д. В. Философовым. Из Швейцарии Мережковские отправились через Италию в Грецию; впечатления от этой поездки легли в основу путевого очерка, а кроме того, во многом сформировали образность второго исторического романа Д. С. Мережковского. Из Турции супруги вернулись в Одессу и лето вновь провели в имении «Глубокое». Здесь Мережковский перевёл «Ипполита» Еврипида; работа была опубликована в первом номере «Вестника Европы» за 1893 год.
Символистские манифесты:
В 1892 году в издательстве А. С. Суворина вышел второй поэтический сборник Д. С. Мережковского с программным для зарождавшегося модернизма названием «Символы. Песни и поэмы». Именно здесь, как отмечалось, был запечатлён перелом в развитии его мировоззрения; обозначился поворот к религиозному миросозерцанию и ощущению «мистической тайны бытия». С самого начала Мережковский постарался отмежеваться от обвинений в «упадничестве». Он писал позже:
Под влиянием Достоевского, а также иностранной литературы, Бодлера и Эдгара По, началось моё увлечение не декадентством, а символизмом (я и тогда уже понимал их различие). Сборник стихотворений, изданный в самом начале 90-х годов, я озаглавил «Символы». Кажется, я раньше всех в русской литературе употребил это слово.
В конце октября том же года Мережковский прочёл нашумевшую лекцию «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», которая была повторена им дважды в декабре, а год спустя вышла отдельным изданием. Лекция, наряду со сборником «Символы», считается манифестом символизма и модернистского обновления искусства. Мережковский обозначил здесь три линии нового искусства, утверждая, что только «мистическое содержание», «язык символа» и импрессионизм способны расширить «художественную впечатлительность» современной русской словесности. Отмечая, что все три составляющие нового движения уже присутствуют в творчестве Толстого, Тургенева, Достоевского, Гончарова, автор объявлял модернизм, в сущности, продолжением тенденций русской литературной классики.
Лекция Мережковского произвёла фурор, причём либерально-демократический лагерь отнёсся к его теориям как к проявлению «мракобесия», а в петербургских литературных салонах они были встречены презрительно- насмешливо. С восторгом принял доклад лишь немногочисленный кружок сторонников нового направления, сформировавшийся вокруг журнала «Северный вестник». Осенью 1892 года З. Н. Гиппиус сблизилась с новой редакцией журнала, во главе которого оказались А. Л. Волынский и Л. Я. Гуревич; это способствовало и возвращению сюда Мережковского. В те же дни он написал пьесу («драматические сцены в четырех действиях») «Гроза прошла»; она вышла в «Труде» в начале 1893 года. В этом же году были опубликованы многочисленные стихотворения Мережковского («Нива», «Труд»), перевод «Лигейи» Э. По («Труд») и «Эдипа-царя» Софокла («Вестник иностранной литературы», № 1-2, 1894). Несмотря на непрекращающуюся работу, материальное положение Мережковских в эти дни стало тяжелым; обдумывая роман о Леонардо да Винчи, он вынужден был браться за любую работу.
Библиография:
Романы:
«Христос и Антихрист»:
1. «Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895)
2. «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901)
3. «Антихрист. Пётр и Алексей» (1904—1905)
«Царство Зверя»:
1. «Павел I» (1908)
2. «Александр I» (1911—1913)
3. «14 декабря» (1918)
Дилогия о примордиальном Христианстве:
1. «Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (1924)
2. «Мессия» (1926—1927)
Трилогия о Третьем Завете Св. Духа:
1. «Тайна трех. Египет и Вавилон» (1923)
2. «Тайна Запада. Атлантида-Европа» (1929—1930)
3. «Иисус Неизвестный»(1934)
Итальянские новеллы:
1. «Рыцарь за прялкой» (1895)
2. «Святой Сатир» (1895)
3. «Из Анатоля Франса» (1895)
4. «Любовь сильнее смерти» (1896)
5. «Наука любви» (1896)
6. «Железное кольцо» (1897)
7. «Превращение» (1897)
8. «Флорентийская новелла XV века» (1897)
9. «Хроника XVI века»
10. «Микеланжело»
Исторические эссе:
Дилогия о государственных деятелях:
1. «Наполеон» (1929)
2. «Данте» (1939)
«Лица святых от Иисуса к нам»:
1. «Павел. Августин» (1936)
2. «Св. Франциск Ассизский» (1938)
3. «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (1938)
«Реформаторы»:
1. «Лютер»
2. «Кальвин»
3. «Паскаль»
«Испанские мистики» (1940—1941):
1. «Св. Тереза Иисуса»
2. «Св. Иоанн Креста»
3. «Маленькая Тереза»
Поэзия:
1. «Стихотворения, 1883—1887» (1888)
2. «Символы. Песни и поэмы» С-.Петербург, Изд. А. С. Суворина (1892)
3. «Новые стихотворения» (1891—1895)
4. «Собрание стихов» (1904, 1910)
Критика и публицистика:
1. «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1892)
2. «Вечные спутники» (1897)
3. «Лев Толстой и Достоевский» (1901—1902)
4. «Гоголь. Творчество, жизнь и религия»» (1903)
5. «Чехов и Горький»
6. «Пушкин»
7. «М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества»
8. «Грядущий хам» (1905), сборник статей
9. «Царь и революция» (1907), сборник статей
10. «Не мир, но меч; К будущей критике христианства» (1908)
11. «Было и будет. Дневник» (1910—1914)
12. «Невоенный дневник» (1914—1916)
13. «Больная Россия» (1906)
14. «В тихом омуте»
15. «Лица»
16. «Акрополь»
17. «Россия и большевизм»
18. «Царство Антихриста»
Драматургия:
1. «Борис Годунов» (киносценарий)
2. «Данте» (киносценарий)
3. «Будет радость»
4. «Гроза прошла»
5. «Маков цвет»
6. «Митридан и Натан»
7. «Осень»
8. «Романтики»
9. «Царевич Алексей»
10. «Юлиан-Отступник»
Переводы:
1. Переводы из Эдгара Аллана По. «Ворон». Поэма (1890)
2. «Легеля». Фантастическая новелла (1893)
3. «Гете. Фауст. Пролог на небесах». (1892) перевод с немецкого
4. «Из книги Та-Хио (Великая наука)»
5. «Из книги Чунг-Юнг (Неизменность в середине)»
6. «Из книги Лунь-Ю (Беседы мудрецов)»
7. «Из книги Менг-Тсе (Менция)»
(Источник - http://clubs.ya.ru/4611686018427437580/ )
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
