[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Литературный форум » Я памятник себе воздвиг нерукотворный » Футуризм (XX в) » Шершеневич В.Г.- русский поэт-имажинист,переводчик,драматург (Забытые имена)
Шершеневич В.Г.- русский поэт-имажинист,переводчик,драматург
Nikolay Дата: Среда, 06 Июл 2011, 20:28 | Сообщение # 1
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248


ШЕРШЕНЕВИЧ ВАДИМ ГАБРИЭЛЕВИЧ
(25 января (6 февраля) 1893, Казань — 18 мая 1942, Барнаул)

— русский поэт, драматург, критик-публицист и переводчик, один из основателей и главных теоретиков имажинизма и близких друзей С. Есенина.

Ранний период
Родился в семье профессора Габриэля Шершеневича, известного юриста и впоследствии депутата I Государственной Думы; с 1907 жил в Москве. Учился в частной гимназии, основанной Л. И. Поливановым (в ней же ранее учились В. Брюсов, Андрей Белый, С. М. Соловьев, в одном классе с Вадимом — шахматист Александр Алехин), в Московском университете — сперва на математическом, потом на историко-филологическом факультетах, некоторое время стажировался в Мюнхенском университете.
Писать стихи начал в гимназические годы, пробуя разные манеры. В первых поэтических сборниках («Весенние проталинки» (1911), «Carmina» (1913)) ощущается сильнейшее влияние мэтров символизма — Бальмонта, Брюсова, Блока. Последующие — «Романтическая пудра», «Экстравагантные флаконы» (оба — 1913) ненадолго сближают Шершеневича с эгофутуристами. С конца 1913 Шершеневич состоял в небольшой московской футуристической группе «Мезонин поэзии».
В середине 1910-х участвовал в литературных диспутах, опубликовал стиховедческую работу «Зелёная улица», переводил литературные манифесты теоретика итальянского футуризма Ф. Маринетти. Претендовал на роль теоретика русского футуризма с ориентацией на Запад (роль, аналогичную той, которую играл в символизме В. Я. Брюсов), что стимулировалось приятельскими отношениями Шершеневича с Брюсовым. Редактировал «Первый журнал русских футуристов» (1914), что вызвало нарекания как коллег по изданию (Давид Бурлюк, Бенедикт Лившиц, впоследствии назвавший Шершеневича «самовлюблённым графоманом»), так и оппонентов (прежде всего группы «Центрифуга»; с резким выпадом против Шершеневича выступил входивший тогда в «Центрифугу» Борис Пастернак — статья «Вассерманова реакция»). Во время Первой мировой войны был на фронте в качестве вольноопределяющегося. В этот период Шершеневич обретает свою манеру, в значительной части сохранившуюся и в имажинистский период; она представлена сборником «Автомобилья поступь» и драмой «Быстрь» (оба 1916).

Вождь имажинистов
В 1919 — один из главных основателей группы имажинистов (С. Есенин, А. Мариенгоф, А. Кусиков). Термин (в форме «имажионизм») и интерес к «слову-образу» появляется уже в футуристических работах Шершеневича 1910-х годов; связь его с англо-американским имажизмом сомнительна. В 1918 Шершеневич публикует одно из самых значительных своих произведений — любовную поэму «Крематорий», являющуюся своего рода ответом на «Облако в штанах» Маяковского (переиздана в следующем году с подзаголовком «Поэма имажиниста»). В начале 1920-х издаёт сборники «Лошадь как лошадь» (наиболее известная его книга), «Кооперативы веселья», трагедию «Вечный жид», участвует в коллективных изданиях «Коробейники счастья», «Одна сплошная нелепость», «Золотой кипяток» и «Мы Чем Каемся» (конфискована из-за провокационного названия, напоминающего о московской ЧК), сборниках «Имажинисты» и журнале «Гостиница для путешествующих в прекрасном». Читает стихи с эстрады, пользуясь громадной популярностью среди московской публики; продолжается начавшееся ещё до революции соперничество Шершеневича с Маяковским. Был председателем московского отделения Всероссийского союза поэтов (1919).
Для творчества Шершеневича характерно нагнетание городских метафор, тематика трагической чувственной любви, эпатаж, основанный, как и у ранних футуристов, на эстетизации безобразного и богоборческих мотивах, бурлескные образы (интерес к клоунаде, «гаерству» устойчив для его биографии), сознательно экспериментальная «брюсовская» разработка приёмов (подчёркнутая названиями стихотворений из книги «Лошадь как лошадь» вроде «Принцип звука минус образ» или «Параллелизм тем»), принципиально декларируемый аполитизм искусства (в 1919 арестовывался за контакты с партией анархистов). С формальной точки зрения — акцентный стих (который он разрабатывал параллельно с Маяковским) и тактовик, позже диссонансная рифма. Автор теоретической работы об имажинизме «2х2=5» (1920) и сборника эссе о творчестве товарищей по группе «Кому я жму руку» (1921).

1930-е годы
Последняя книга оригинальных стихов — сборник «Итак, итог» (1926), последовательно построенная на рифмах-диссонансах. В том же году написал антиутопическую пьесу «Мещантика» (не опубликована при жизни).
Значительная часть работы Шершеневича связана с кино и театром; работал как драматург, режиссёр, критик, сценарист, переводчик. Автор выдержавшей два издания книги «Игорь Ильинский». В 1930-е переводил на русский язык пьесы В. Шекспира, П. Корнеля, В. Сарду, немецкую (Рильке, Лилиенкрон) и французскую (включая полный перевод «Цветов зла» Бодлера) поэзию, либретто популярных оперетт, работал над книгой мемуаров «Великолепный очевидец» (несмотря на автоцензурные попытки приспособить её к условиям советской печати, издана она при жизни автора не была). Представляющие большой интерес оригинальные произведения Шершеневича 1930-х годов также опубликованы только в 1990-е. «Цветы зла» в переводе Шершеневича изданы впервые в 2007 г.

В эвакуации
Осенью 1941 эвакуировался на Алтай. Участвовал в литературных концертах на оборонных заводах и в военных госпиталях Барнаула, писал тексты для агитационных плакатов. Скончался после тяжелой скоротечной болезни (милиарного туберкулёза). Похоронен на Булыгинском кладбище. В фондах Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая имеются материалы о барнаульском периоде жизни поэта.

Сочинения
Весенние проталинки, 1911
Carmina, 1913
Романтическая пудра, 1913
Зеленая улица. Статья, 1915
Автомобильная поступь, 1916
Вечный жид. Пьеса, 1919
Лошадь как лошадь, 1920
2x2 = 5. Статья, 1920
Кооперативы веселья, 1921
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Шершеневич,_Вадим_Габриэлевич)
***


Чуть опаляя кровь и мозг
Жонглирует словами Шершеневич…
А. Мариенгоф

…я — последний имажинист.
В. Шершеневич

Вадим Габриэлевич Шершеневич родился в Казани 25 января 1893 года в семье профессора-юриста Казанского (позже Московского) университета Габриэля Феликсовича Шершеневича, крупного ученого-правоведа, члена кадетской партии и автора ее программы, депутата I Государственной думы; мать, Евгения Львовна Львова, была оперной певицей. В девять лет (вместо положенных десяти) поступил в гимназию. После переезда с родителями в 1907 году в Москву он учился в известной частной гимназии Л.И. Поливанова (ранее ее закончили В. Брюсов, Андрей Белый, С.М. Соловьев). Затем он поступил в Мюнхенский университет, на филологический факультет; продолжил учебу в Московском университете — сначала на юридическом, затем на математическом факультете, который и закончил.

Стихи начал писать еще в гимназии и в восемнадцать лет, студентом, напечатал первую книжку — «Весенние проталинки», отмеченную сильным влиянием поэзии Бальмонта. Через два года выпустил вторую — «Carmina» (1913), отразившую увлечение Блоком. О ней с большой похвалой отозвался Н. Гумилев: «Прекрасное впечатление производит книга Вадима Шершеневича. Выработанный стих (редкие шероховатости едва дают себя чувствовать), непритязательный, но выверенный стиль, интересные построения заставляют радоваться его стихам».

В том же 1913 году у Шершеневича происходит поворот от символизма к футуризму. Вместе с Грааль-Арельским, Л. Заком, Рюриком Ивневым и другими он создает группу эгофутуристов «Мезонин поэзии». Принимает активное участие в альманахах, выпускаемых издательством «Петербургский глашатай», и занимается подготовкой альманахов московского издательства «Мезонин поэзии», которое фактически и возглавляет. До конца года он успевает издать еще две книги стихов — «Экстравагантные флаконы» и «Романтическая пудра». Он становится теоретиком и пропагандистом футуризма — переводит книги Ф.-Т. Маринетти, выпускает сборники собственных статей.
Работоспособность и быстрота творческого возмужания Шершеневича поразительны: за четыре-пять лет он проходит путь от символизма к эгофутуризму и — 21-летним — начинает разрабатывать теорию имажинизма.
Убежденность в том, что «искусство должно быть современным, иначе оно не тронет», стремление найти созвучную эпохе форму, новыми средствами передать резко участившийся ритм жизни — все это проявилось в следующей книге стихов Шершеневича — «Автомобилья поступь»(1916), наиболее значительной у него в дореволюционный период.

В 1915 году, оставив на время учебу, он зачисляется вольноопределяющимся в автомобильную часть и попадает, правда ненадолго, на фронт.
После революции читал лекции по стихосложению в Пролеткульте, в отделе ИЗО Наркомпроса готовил к изданию многотомный словарь художников. Вместе с Маяковским писал тексты для плакатов РОСТа. С В. Каменским и Рюриком Ивневым участвовал в создании Всероссийского союза поэтов, а затем, с мая 1919-го, более года был его председателем.

В 1918 году Шершеневич сблизился с С. Есениным и А. Мариенгофом. Был учрежден «Орден имажинистов». Основным теоретиком имажинизма стал Шершеневич. В январе 1919-го был опубликована «Декларация», фактически написанная им, в 1920-м — его книга «2х2=5». Яркий оратор, блестящий полемист, он постоянно выступал на многочисленных вечерах-диспутах с участием группы, пропагандируя имажинизм, отражая критику литературных противников.

Вышли новые поэтические книги Шершеневича — «Крематорий. Поэма имажиниста» (1919) и «Лошадь как лошадь» (1920), которая может считаться основной у него в имажинистский период творчества.
В последующие годы выпустил книгу поэм «Кооперативы веселья» (1921), пьесу «Одна сплошная нелепость» (1922) и книгу о творчестве своих товарищей по ордену Мариенгофа, Ивнева, Кусикова и Есенина «Кому я жму руку» (1921). С 1919 по 1925 участвовал в девяти коллективных сборниках группы.

В 1926 году Шершеневич издал собственный сборник «Итак итог», действительно оказавшийся его последней поэтической книгой. В ней он отошел от имажинистской поэтики. Существование группы заканчивалось. Окончательный итог течению Шершеневич подвел в статье «Существуют ли имажинисты?». Признав, что «имажинизм сейчас мертв», он так объясняет его кончину: «Это произошло в силу объективных причин, лежащих вне поэзии. <…> Сущность поэзии переключена: из искусства он превращен в полемику. <…> От поэзии отнята лиричность. А поэзия без лиризма это то же, что беговая лошадь без ноги. Отсюда и вполне понятный крах имажинизма, который все время настаивал на поэтизации поэзии».

Главной к этому времени у Шершеневича становится работа для театра. Пьесы и скетчи Шершеневича ставили многие театры Москвы. Его перу принадлежат переводы и переделки многих пьес, в том числе Софокла, Шекспира, Мольера, Брехта, новые либретто ряда популярных оперетт и несколько киносценариев. Работал в качестве режиссера-постановщика как в московских, так и в периферийных театрах.
В середине 1930-х годов Шершеневич работал над мемуарами «Великолепный очевидец. Поэтические воспоминания 1910 – 1925 г.г.»

После выхода книги «Итак итог» Шершеневич продолжал писать стихи, но уже с меньшей интенсивностью, нежели прежде. Из написанного им за последние полтора десятилетия жизни ни одно стихотворение, кроме перевода стихотворения из «Цветов зла», опубликовано не было.
После начала Великой Отечественной войны Шершеневич, больной туберкулезом, вместе с Камерным театром уехал в эвакуацию в Барнаул, где и скончался 18 мая 1942 года.
(Источник - http://www.silverage.ru/poets/shersh_bio.html)
***


ПОЭЗИЯ

Вы бежали испуганно, уронив вуалетку,
А за вами, с гиканьем и дико крича,
Мчалась толпа по темному проспекту,
И их вздохи скользили по Вашим плечам.
Бросались под ноги фоксы и таксы,
Вы откидывались, отгибая перо,
Отмахивались от исступленной ласки,
Как от укусов июньских комаров.
И кому-то шептали: «Не надо! Оставьте!»
Ваше белое платье было в грязи,
Но за Вами неслись в истерической клятве
И люди, и зданья, и даже магазин.
Срывались с места фонарь и палатка,
Все бежало за Вами, хохоча и крича,
И только Дьявол, созерцая факты,
Шел неспешно за Вами и костями стучал.
23 мая 1913
***

Я осталась одна, и мне стало скучно…
Около лежал мой двухнедельный ребенок…
Было октябрьски… Разноцветились юбочки-тучи,
И черти выглядывали из-под кучи пеленок…
И мне стало истерически скучно и печально…
(Ах, почему вы не понимаете, что такое тоска?!)
Я от боли утончилась и слегка одичала,
И невольно к подушке протянулась рука.
И вот этою самой голубой подушкой
С хохотом задушила я ребенка…
Я помню его торчащие уши
И то, что из прически выпала гребенка.
Подошла к окошку, побарабанила звонко,
Улыбнулась в прыгнувший ветер, в стужу,
Подошла к висячему телефону
И обо всем сообщила удивленному мужу.
Подмигнула чертям на электролюстре,
Надела серое платье, чтобы быть похожей на тучи…
Вы понимаете, что все это было от грусти!
Отчего же врачи говорили про патологический случай?
27 мая 1913
***

Эпизоды и факты проходят сквозь разум
И, как из машин, выходят стальными полосками;
Все около пахнет жирным наркозом,
А душа закапана воском.
Электрическое сердце мигнуло робко
И перегорело. — Где другое найду?!
Ах, я вверну Вашу улыбку
Под абажур моих дум.
И будут плакать — как весело плакать
В электрическом свете, а не в темноте! —
Натыкаться на жилистый дьявольский коготь
И на готику Ваших локтей.
И будут подмаргивать колени Ваши,
И будет хныкать моя судьба…
Ах, тоска меня треплет, будто афишу,
Расклеив мою душу на днях-столбах.
13 июня 1913
***

Послушайте! Я и сам знаю, что электрической пылью
Взыскриваются ваши глаза, но ведь это потому,
Что вы плагиатируете фонари автомобильи,
Когда они от нечего делать пожирают косматую тьму.
Послушайте! Вы говорите, что ваше сердце ужасно
Стучит, но ведь это же совсем пустяки;
Вы, значит, не слыхали входной двери! Всякий раз она
Оглушительно шарахается, ломая свои каблуки.
Нет, кроме шуток! Вы уверяете, что корью
Захворало ваше сердце. Но ведь это необходимо хоть раз.
Я в этом убежден, хотите, с докторами поспорю.
У каждого бывает покрытый сыпной болезнью час.
А когда вы выйдете в разорванный полдень,
На главную улицу, где пляшет холодень,
Где скребут по снегу моторы свой выпуклый шаг,
Как будто раки в пакете шуршат, —
Вы увидите, как огромный день,
с животом,
Раздутым прямо невероятно от проглоченных людишек,
На тротуар выхаркивает с трудом
И пищА, пищи излишек.
А около него вскрикивает пронзительно, но скорбно
Монументальная женщина, которую душит мой горбатый стишок,
Всплескивается и хватается за его горб она,
А он весь оседает, пыхтя и превращаясь в порошок.
Послушайте! Ведь это же, в конце концов, нестерпимо:
Каждый день моторы, моторы и водосточный контрабас.
Это так оглушительно! Но это необходимо,
Как то, чтобы корью захворало сердце хоть раз.
1914
***

Властелину

В фонарном отсвете алмазном,
С усмешкой тонкой на губах,
Ты устилаешь путь соблазном,
Как елкой на похоронах.

Выглядываешь и таишься
Над недоверчивой толпой,
Вдруг расплеснешься, расклубишься
И брызнешь искрой огневой.

Чуть стукнув ресторанной дверью,
Певучим шелком прошуршав,
Ты клонишь бешеные перья,
Вздымаешь огненный рукав.

С улыбкой над моим ненастьем
Ты чашу полную вина
Мне подаешь - и сладострастьем
Смятенная душа полна.

Гробокопатель! Полководец!
Твоих шпионов - легион!
И каждый ключевой колодец
Твоей отравой насыщен.

Ты язвы, блещущие смолью,
Как пули, шлешь в врагов своих,
И стискиваешь едкой болью
Суставы пленников нагих.

Прикрытый бредом и любовью,
Как выпушкою вдоль плащей,
Твои знамена пышут кровью
Над страшной гибелью моей.
***

Интимное

Я привык к Вашей столовой с коричневым тоном,
К чаю вечернему, к стеклянному звону,
К белым чашкам и к собачьему лаю.
Я всегда у Вас вечерами бываю.
Все так приветливо! Порою печальное.
Из окна я вижу церковь дальнюю.
Какой-то хаос гармонии многотонной.
В соседней комнате звонок телефонный.
И воздух поет: «смотри, смотри,
Как замкнули двери, молча, драпри!»
По комнатам веет любовный туман,
О, как знаком мне пестрый диван!
Тут я впервые интимность познал;
Ее навеял Ваш светлый зал.
И понял, что все другое — ошибка,
Что солнце — детей наивных улыбка,
Что сердце ловит в звездах ответ,
Что сам я глупый, глупый поэт.
1910
***

СУДЬБА

Очаровательный удел,
Овитый горестною дрожью...
Мой конь стремительно взлетел
На мировое бездорожье,
Во мглу земного бытия,
И мгла с востока задрожала.
И слава юная моя
На перекрестках отставала.

Но муза мчалася за мной
То путеводною звездою,
Сиявшей горней глубиной,
То спутницею молодою,
Врачуя влагою речей
Приоткрывавшиеся раны
От неоправданных мечей
Среди коварного тумана.

И годы быстрые цвели
Прозрачной белизной черемух...
Мы песни звонкие несли
Среди окраин незнакомых;
В еще незнаемой земле
Переходили хляби моря;
На вечереющем челе
Горели ветреные зори.

Облитый светом заревым,
В томленьи сладостном и строгом,
Венчанный хмелем огневым -
Я подошел к твоим чертогам.

Не изменила, муза, ты,
Путеводительная муза,
Венцом нетленной чистоты
Чело отрадного союза
Благословенно оплела,
Разлившись песней величаво.
И только тут к нам подошла
Отставшая в дороге слава.
***


В. Шершеневич: в поисках истинного футуризма.
(Иванова Е.А. В. Шершеневич: в поисках истинного футуризма // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века: Материалы международной научной конференции. М., 2003. С. 69 – 74.)
(Извлечения из статьи)

<…> В. Шершеневич известен современному читателю в основном как лидер и главный теоретик поэтической группы имажинистов. Именно с имажинизмом связаны его лучшие поэтические достижения. К этому этапу его поэтической деятельности относится большая часть переизданного в 90-е годы XX века творческого наследия поэта. Однако еще раньше В. Шершеневич проявил себя как активный участник футуристического движения. Несмотря на это отношение В. Шершеневича к футуризму было двойственным. Несколько перефразировав одну фразу из работы В. Шершеневича, можно дать довольно точную характеристику его отношение к одному из самых спорных литературных явлений XX века: «Принимая футуризм, я не принимаю футуристов» <…>

<…> Первый теоретический опыт В. Шершеневича – книга «Футуризм без маски». По словам автора задача .той работы состоит в том, чтобы «глянуть прямо в глаза футуризму», познакомить общество с новым течением. Как пишет В. Марков «Эта добротная книга (…по сравнению с бессвязными сочинениями Игнатьева и Давида Бурлюка) написана ясным языком и со вкусом, хотя и не обнаруживает глубокого и оригинального ума».

Видимо подобная коммуникативная задача обусловила общий, довольно объективный тон книги. В работе предпринимается попытка представить причины появления нового течения и пути его развития. Однако уже на первых страницах Шершеневич заявляет, что тот вариант футуризма, который существует в действительности, далек от того, что должен представлять собой футуризм на самом деле – «на монетах футуризма много лишнего». Основной вопрос, который ставит перед собой начинающий футурист – это вопрос о природе и способах оценок литературного качества. Единственным критерием качества поэтического произведения В. Шершеневич объявляет его новизну и неожиданность: «только новое и оригинальное способно взволновать нас». Этот весьма естественный для футуриста постулат, вероятно был несколько непривычным для самого В. Шершеневича, начинавшего творческий путь как верный ученик символистской школы. В отличие от футуристических манифестов, провозглашающих основные постулаты собственной поэтической системы, делающих ставку на то, чтобы поразить читателя и тем самым добиться его внимания, В. Шершеневич действительно пытается доказать логическим путем основные постулаты новой поэтической системы. Традиционные критерии поэтичности ставятся В. Шершеневичем под сомнение: «надо прощать поэту какую угодно дерзость, любую ошибку – лишь бы было ново его произведение». В теории В. Шершеневича общефутуристическое представление о конструктивном начале ошибки, описки, опечатки трансформируется в более умеренный тезис о праве поэта нарушить традиционные критерии хорошего вкуса. Писать «хорошо» – уже недостаточно. Таким образом в творческом сознании В. Шершеневича происходит переоценка понятия поэтического качества. Теоретик утрачивает возможность оценки поэтического произведения, однако в его сознании остается представление о необходимости наличия такого критерия. Все дальнейшие теоретически поиски В. Шершеневича призвана восполнить эту потерю. Только «истинный» футуризм может помочь ему обрести утраченное представление о гармонии.

Чтобы приблизится к решению вопроса о критерии художественности В. Шершеневич обращается к проблеме соотношение формы и содержания. Вероятно опираясь на идеи формалистов, поэт выдвигает свою формулу развития поэтического языка как постоянной эмансипации формы и уменьшения значимости содержательной стороны произведения. В. Шершеневич весьма узко трактует понятие «содержание» для него содержание - это в первую очередь наличие в лирическом стихотворении связного сюжета, поэт протестует против фактографического воспроизведения жизни. Формула В. Шершеневича отличается упрощенностью и наглядностью Основным критерием выделения и оценки того или иного направления в поэзии В. Шершеневич считает соотношение формы и содержания: для реализма содержание важнее формы, символизм нашел счастливое равновесие между формой, футуризм идет дальше и делает форму важнее содержания.

Форма для В. Шершеневича имеет самостоятельное значение - «Изыскания А. Белого, - пишет он, - вскрыли, что можно чисто техническим путем сделать стих величавым, грациозным, быстрым». Беспощадно развенчивая символизм В. Шершеневич великодушно восклицает: «Этих заслуг поэзия забыть не может и не должна» <…>
(Источник - http://katlyric.narod.ru/article9.htm)
***
Прикрепления: 8394375.jpg (19.9 Kb) · 5953544.jpg (9.0 Kb) · 9401890.jpg (17.5 Kb) · 4111470.jpg (12.7 Kb) · 7858227.jpg (28.1 Kb)

Редактор журнала "Азов литературный"
 
Литературный форум » Я памятник себе воздвиг нерукотворный » Футуризм (XX в) » Шершеневич В.Г.- русский поэт-имажинист,переводчик,драматург (Забытые имена)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:
Издательство "Союз писателей" © 2024. Все права защищены.