[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Литературный форум » Я памятник себе воздвиг нерукотворный » Акмеизм (начало ХХ в) » О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (Серебряного века силуэт)
О́сип Эми́льевич Мандельшта́м
redaktor Дата: Вторник, 01 Фев 2011, 18:26 | Сообщение # 1
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264

О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении — Ио́сиф; 3 (15) января 1891, Варшава — 27 декабря 1938, лагерный пункт Вторая речка под Владивостоком) — русский поэт, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтов XX века.

Биография

Осип Мандельштам родился 3 января (15 января по новому стилю) 1891 года в Варшаве. Отец, Эмилий Вениаминович (Эмиль, Хаскл, Хацкель Бениаминович) Мандельштам (1856—1938), был мастером перчаточного дела, состоял в купцах первой гильдии, что давало ему право жить вне черты оседлости, несмотря на еврейское происхождение. Мать, Флора Осиповна Вербловская, была музыкантом.

В 1897 году семья Мандельштамов переехала в Петербург. Осип получил образование в Тенишевском училище (с 1900 по 1907 годы), одном из наиболее прогрессивных учебных заведений того времени. С детства находился под впечатлением архитектурно-исторического облика Петербурга, его стройного «миража», воспринимаемого по контрасту с родовыми чертами быта и религиозного ритуала еврейской диаспоры. В 1908—1910 годы Мандельштам учился в Сорбонне и в Гейдельбергском университете. В 1911 году для того, чтобы облегчить поступление в Петербургский университет, Мандельштам крестился у методистского пастора; процедура перемены веры сводилась к перемене документов и уплате небольшой суммы.[1] 10 сентября того же года он был зачислен на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, где обучался с перерывами до 1917 года.

Начинал поэтическую карьеру как символист, последователь прежде всего Поля Верлена и Фёдора Сологуба, а также предтечи символистов — Фёдора Ивановича Тютчева. В конце 1912 года вошёл в группу акмеистов. В акмеизме он увидел, в первую очередь, апологию органического единения хаоса (природа) и жёстко организованного космоса (архитектура) в противовес размытости и иррациональности символизма. Дружбу с акмеистами (Анной Ахматовой и Николаем Гумилевым) считал одной из главных удач своей жизни. Поэтические поиски этого периода отразила дебютная книга стихов «Камень» (три издания: 1913, 1916 и 1922).

Стихи времени Первой мировой войны и революции (1916—1920) составили вторую книгу «Tristia» («книгу скорбей», заглавие восходит к Овидию), вышедшую в 1922 году. Её авторский вариант появился в 1923 под заглавием «Вторая книга» и с общим посвящением «Н. Х.» — Надежде Яковлевне Хазиной, жене поэта (их знакомство состоялось в Киеве, в мае 1919 года). В книге отчётливо прослеживается эволюция от акмеистического, рационального, к иррациональному (для Мандельштама всегда — трагическому), к поэтике сложнейших ассоциаций.
Мандельштам после ареста. Фотография НКВД.

Дальнейшая эволюция поэтики отражается в стихотворениях 1920-х с их затемненностью и многочисленными культурными аллюзиями. С мая 1925 по октябрь 1930 годов наступает стиховая пауза в творчестве. В это время пишется проза, к созданной в 1923 автобиографии «Шум времени» прибавляется варьирующая, в первую очередь, гоголевские мотивы повесть «Египетская марка» (1927). В 1928 году печатается последний прижизненный поэтический сборник «Стихотворения», а также книга его избранных статей «О поэзии».

В 1930 году Осип Мандельштам возвращается к написанию стихов, в которых демонстративно рвёт не только с советской действительностью, но и с культурной традицией в целом и берет на себя миссию создания новой культуры, от нуля, «из кремня», не опирающейся на достижения предшественников. «Прощанием» с культурой стало программное поэтологическое эссе «Разговор о Данте» (1933 год). В ноябре 1933 года, на пике своей ненависти к советскому официозу, пишет злую антисталинскую эпиграмму «Мы живём, под собою не чуя страны…»[2], за которую его арестовывают и отправляют в ссылку в Чердынь (Пермский край), затем разрешают выбрать другое место поселения. Мандельштам выбирает Воронеж (1934—1937). Бо́льшая часть стихотворений, созданных в воронежский период, отразила стремление бесповоротно деформированного арестом и болезнями поэта выговориться сполна, сказать своё последнее слово.

В мае 1937 года поэт получил разрешение выехать из Воронежа. Спустя год его арестовали вторично и отправили по этапу в лагерь на Дальний Восток. Мандельштам скончался 27 декабря 1938 года от тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток). Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года — в 1956, по делу 1934 года — в 1987[3]. Местонахождение могилы поэта до сих пор неизвестно.

С 60-х годов Мандельштам упоминается в мемуарах и критических статьях, появляются редкие публикации стихов в журналах (преимущественно периферийных). Объявленный в планах на 1959 том произведений Мандельштама в серии «Библиотека поэта» был издан только в 1973 очень малым тиражом с охранительным предисловием Ал. Дымшица.

Прикрепления: 4627452.jpg (3.7 Kb)


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
redaktor Дата: Вторник, 01 Фев 2011, 18:44 | Сообщение # 2
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264
Увековечение памяти


Мандельштам — юбилейная открытка с оригинальной маркой. СССР, 1991

* В 1999 году во Владивостоке был открыт памятник Осипу Эмильевичу Мандельштаму, автор памятника Ненаживин Валерий.[4]

Памятник поэту в Воронеже

* 4 сентября 2008 года был открыт памятник в Воронеже, в парке «Орлёнок».
* 28 ноября 2008 года памятник был открыт в центре Москвы на пересечении улицы Забелина и Старосадского переулка, во дворе дома, в котором поэт гостил у своего брата Александра.[5]
* В 2011 году открылся первый музей О. Э. Мандельштама — в городе Фрязино Московской области.[6][7]

Адреса в Санкт-Петербурге — Петрограде — Ленинграде

* 1899—1900 — доходный дом — Офицерская улица, 17;
* 1901—1904 — доходный дом — Литейный проспект, 49;
* 1904—1905 — Литейный проспект, 15;
* 1907 год — доходный дом А. О. Мейера — Николаевская улица, 66;
* 1908 год — доходный дом — Сергиевская улица, 60;
* 1910—1912 — доходный дом — Загородный проспект, 70;
* 1913 год — доходный дом — Загородный проспект, 14;
* 1914 год — доходный дом — Ивановская улица, 16;
* 1915 год — Малая Монетная улица, 15;
* 1917—1918 — квартира М. Л. Лозинского — Каменноостровский проспект, 24, кв. 35;
* осень 1920 — 02.1921 года — ДИСК — проспект 25-го Октября, 15;
* лето 1924 года — квартира Марадудиных в дворовом флигеле особняка Е. П. Вонлярлярского — улица Герцена, 49, кв. 4;
* конец 1930 — 01.1931 года — доходный дом — 8-я линия, 31;
* 1933 год — гостиница «Европейская» — улица Ракова, 7;
* осень 1937 года — дом Придворного конюшенного ведомства — набережная канала Грибоедова, 9.

Прикрепления: 4424161.jpg (13.6 Kb) · 3846977.jpg (14.7 Kb)


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
redaktor Дата: Вторник, 01 Фев 2011, 18:46 | Сообщение # 3
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264

Мандельштам после ареста. фото НКВД

Авторитетные издания

* Мандельштам О.Э. Собрание сочинений в трёх томах. Вступительные статьи проф. Кларенса Брауна, проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. — Washington: Inter-Language Literary Associates/Международное Литературное Содружество, 1967. Четвёртый, дополнительный том: Мандельштам, Осип. Собрание сочинений. IV — дополнительный том. Под редакцией Г. Струве, Н. Струве и Б. Филиппова. — Paris: YMCA-Press, 1981.
* Мандельштам О.Э. Полное собрание стихотворений. — СПб., 1995. (Новая библиотека поэта)
* Мандельштам О.Э. Стихотворения. Проза. / Сост., вступ. статья и коммент. М.Л. Гаспарова. — М.: АСТ, Харьков: Фолио, 2001. — 736 с. (Библиотека поэта)

Литература об О. Э. Мандельштаме

Исследования

* Гаспаров М. Л. Мандельштамовское «Мы пойдем другим путем»: о стихотворении «Кому зима арак и пунш голубоглазый…» // Новое литературное обозрение. — 2000. — № 41.
* Гаспаров М. Л. О. Мандельштам. Гражданская лирика 1937 года. — М., 1996.
* Гаспаров М. Л. Осип Мандельштам. Три его поэтики // Гаспаров М. Л. О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. — СПб.: Азбука, 2001. С. 193—259.
* Жолковский А. К. «Я пью за военные астры»: поэтический автопортрет Мандельштама // Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, стратегии, интертексты. — М.: РГГУ, 2005.
* Иванов Вяч. Вс. Стихотворение Осипа Мандельштама «Рояль» //
* Левин Ю. И. Избранные работы. Поэтика. Семиотика. — М., 1998. (Работы о Мандельштаме составляют 2/3 сборника).
* Лекманов О.А. Мандельштам . — М.: Мол. гвардия, 2004. — 255 с. (Жизнь замечательных людей. Вып. 888.)
* Мандельштам, Надежда Яковлевна. Воспоминания. М.: Книга, 1989.
* Мандельштам, Надежда Яковлевна. Вторая книга. — М.: Московский рабочий, 1990.
* Мусатов В. В. Лирика Осипа Мандельштама. — Киев, 2000.
* Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М.: Языки славянской культуры, 2003. — 808 с («Studia philologica».) — ISBN 1726-135X, ISBN 5-94457-086-5
* Ронен О. Похороны солнца в Петербурге. О двух театральных стихотворениях Мандельштама // Звезда. — 2003. — № 5.
* Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. — СПб., 2002.
* Сегал Д. М. Осип Мандельштам. История и поэтика. — Иерусалим, 1998.
* Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама. — М., 1997.
* Тарановский К. Ф. О поэзии и поэтике. — М., 2000. (Работы о Мандельштаме составляют более половины сборника).
* Dutli R. Meine Zeit, mein Tier. Ossip Mandelstam. Eine Biographie. — Zürich, 2003.
* Nilsson N. A. Osip Mandel’štam: Five Poems. — Stockholm, 1974.
* Ronen O. An Approach to Mandelstam. — Jerusalem, 1983.

Художественная литература

* Шаламов В. Шерри-Бренди. — Москва. — 1988. — № 9. (Впервые.)

Публицистика

* Я вернулся в мой город: Петербург Мандельштама. Л.:"Свеча", 1991

Прикрепления: 8524497.jpg (9.7 Kb)


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
redaktor Дата: Вторник, 01 Фев 2011, 18:50 | Сообщение # 4
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264
Осип Мандельштам

* * *

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
redaktor Дата: Вторник, 01 Фев 2011, 18:51 | Сообщение # 5
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264

Осип Мандельштам

* * *

Обиженно уходят на холмы,
Как Римом недовольные плебеи,
Старухи овцы — черные халдеи,
Исчадье ночи в капюшонах тьмы.

Их тысячи — передвигают все,
Как жердочки, мохнатые колени,
Трясутся и бегут в курчавой пене,
Как жеребья в огромном колесе.

Им нужен царь и черный Авентин,
Овечий Рим с его семью холмами,
Собачий лай, костер под небесами
И горький дым жилища и овин.

На них кустарник двинулся стеной
И побежали воинов палатки,
Они идут в священном беспорядке.
Висит руно тяжелою волной.

1915

О.Мандельштам. Полное собрание стихотворений.
Новая библиотека поэта.
Санкт-Петербург: Академический проект, 1995.


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
redaktor Дата: Вторник, 01 Фев 2011, 18:51 | Сообщение # 6
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264

Осип Мандельштам

РАКОВИНА

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поешь,
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей,

И хрупкой раковины стены,
Как нежилого сердца дом,
Наполнишь шепотами пены,
Туманом, ветром и дождем...

1911

Серебряный век. Петербургская поэзия
конца XIX-начала XX в.
Ленинград: Лениздат, 1991.


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
1111 Дата: Пятница, 11 Фев 2011, 22:14 | Сообщение # 7
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 44
Награды: 2
Репутация: 5
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

x x x

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи --
На головах царей божественная пена --
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер -- все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

<Август> 1915
--------

Царское село

Георгию Иванову

Поедем в Царское Село!
Там улыбаются мещанки,
Когда уланы после пьянки
Садятся в крепкое седло...
Поедем в Царское Село!

Казармы, парки и дворцы,
А на деревьях -- клочья ваты,
И грянут "здравия" раскаты
На крик -- "здорово, молодцы!"
Казармы, парки и дворцы...

Одноэтажные дома,
Где однодумы-генералы
Свой коротают век усталый,
Читая "Ниву" и Дюма...
Особняки -- а не дома!

Свист паровоза... Едет князь.
В стеклянном павильоне свита!..
И, саблю волоча сердито,
Выходит офицер, кичась,--
Не сомневаюсь -- это князь...

И возвращается домой --
Конечно, в царство этикета --
Внушая тайный страх, карета
С мощами фрейлины седой,
Что возвращается домой...

1912, 1927(?)

* Вариант первой строфы по СС2: -- С. В.

Поедем в Царское Село!
Свободны, ветрены и пьяны,
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло...
Поедем в Царское Село!

--------

Золотой

Целый день сырой осенний воздух
Я вдыхал в смятеньи и тоске.
Я хочу поужинать, и звезды
Золотые в темном кошельке!

И, дрожа от желтого тумана,
Я спустился в маленький подвал.
Я нигде такого ресторана
И такого сброда не видал!

Мелкие чиновники, японцы,
Теоретики чужой казны...
За прилавком щупает червонцы
Человек,-- и все они пьяны.

-- Будьте так любезны, разменяйте,--
Убедительно его прошу,--
Только мне бумажек не давайте --
Трехрублевок я не выношу!

Что мне делать с пьяною оравой?
Как попал сюда я, Боже мой?
Если я на то имею право,--
Разменяйте мне мой золотой!

1912
-----------

x x x

В таверне воровская шайка
Всю ночь играла в домино.
Пришла с яичницей хозяйка,
Монахи выпили вино.

На башне спорили химеры:
Которая из них урод?
А утром проповедник серый
В палатки призывал народ.

На рынке возятся собаки,
Менялы щелкает замок.
У вечности ворует всякий,
А вечность -- как морской песок:

Он осыпается с телеги --
Не хватит на мешки рогож,--
И, недовольный, о ночлеге
Монах рассказывает ложь!

1913

--------
Равноденствие

Есть иволги в лесах, и гласных долгота
В тонических стихах единственная мера,
Но только раз в году бывает разлита
В природе длительность, как в метрике Гомера.

Как бы цезурою зияет этот день:
Уже с утра покой и трудные длинноты,
Волы на пастбище, и золотая лень
Из тростника извлечь богатство целой ноты.

<Лето> 1914
--------

x x x

Умывался ночью на дворе.
Твердь сияла грубыми звездами.
Звездный луч -- как соль на топоре.
Стынет бочка с полными краями.

На замок закрыты ворота,
И земля по совести сурова.
Чище правды свежего холста
Вряд ли где отыщется основа.

Тает в бочке, словно соль, звезда,
И вода студеная чернее.
Чище смерть, солонее беда,
И земля правдивей и страшнее.
1921

--------

x x x

Кому зима -- арак и пунш голубоглазый,
Кому душистое с корицею вино,
Кому жестоких звезд соленые приказы
В избушку дымную перенести дано.

Немного теплого куриного помета
И бестолкового овечьего тепла;
Я все отдам за жизнь -- мне там нужна забота,--
И спичка серная меня б согреть могла.

Взгляни: в моей руке лишь глиняная крынка,
И верещанье звезд щекочет слабый слух,
Но желтизну травы и теплоту суглинка
Нельзя не полюбить сквозь этот жалкий пух.

Тихонько гладить шерсть и ворошить солому,
Как яблоня зимой, в рогоже голодать,
Тянуться с нежностью бессмысленно к чужому,
И шарить в пустоте, и терпеливо ждать.

Пусть заговорщики торопятся по снегу
Отарою овец и хрупкий наст скрипит,
Кому зима -- полынь и горький дым к ночлегу,
Кому -- крутая соль торжественных обид.

О, если бы поднять фонарь на длинной палке,
С собакой впереди идти под солью звезд
И с петухом в горшке прийти на двор к гадалке.
А белый, белый снег до боли очи ест.

1922
--------

Век

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней.

Тварь, покуда жизнь хватает,
Донести хребет должна,
И невидимым играет
Позвоночником волна.
Словно нежный хрящ ребенка
Век младенческой земли --
Снова в жертву, как ягненка,
Темя жизни принесли.

Чтобы вырвать век из плена,
Чтобы новый мир начать,
Узловатых дней колена
Нужно флейтою связать.
Это век волну колышет
Человеческой тоской,
И в траве гадюка дышит
Мерой века золотой.

И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
И с бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.

Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
И горячей рыбой мещет
В берег теплый хрящ морей.
И с высокой сетки птичьей,
От лазурных влажных глыб
Льется, льется безразличье
На смертельный твой ушиб.

1922
--------
x x x

Жизнь упала, как зарница,
Как в стакан воды ресница.
Изолгавшись на корню,
Никого я не виню...

Хочешь яблока ночного,
Сбитню свежего, крутого,
Хочешь, валенки сниму,
Как пушинку подниму.

Ангел в светлой паутине
В золотой стоит овчине,
Свет фонарного луча --
До высокого плеча.

Разве кошка, встрепенувшись,
Черным зайцем обернувшись,
Вдруг простегивает путь,
Исчезая где-нибудь...

Как дрожала губ малина,
Как поила чаем сына,
Говорила наугад,
Ни к чему и невпопад,

Как нечаянно запнулась,
Изолгалась, улыбнулась --
Так, что вспыхнули черты
Неуклюжей красоты.

--------------

Ленинград

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

Декабрь 1930

--------

x x x

Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин;

Острый нож да хлеба каравай...
Хочешь, примус туго накачай,

А не то веревок собери
Завязать корзину до зари,

Чтобы нам уехать на вокзал,
Где бы нас никто не отыскал,

Январь 1931

--------

x x x

После полуночи сердце ворует
Прямо из рук запрещенную тишь.
Тихо живет -- хорошо озорует,
Любишь -- не любишь: ни с чем не сравнишь...

Любишь -- не любишь, поймешь -- не поймаешь.
Не потому ль, как подкидыш, молчишь,
Что пополуночи сердце пирует,
Взяв на прикус серебристую мышь?

Март 1931

--------

x x x

Колют ресницы. В груди прикипела слеза.
Чую без страху, что будет и будет гроза.
Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
Душно -- и все-таки до смерти хочется жить.

С нар приподнявшись на первый раздавшийся звук,
Дико и сонно еще озираясь вокруг,
Так вот бушлатник шершавую песню поет
В час, как полоской заря над острогом встает.

2 марта 1931

--------

x x x

Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант,--
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.

И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть...

Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич,--
Чего там? Все равно!

Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:

Нам с музыкой-голубою
Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою
На вешалке висеть...

Все, Александр Герцевич,
Заверчено давно.
Брось, Александр Скерцевич.
Чего там! Все равно!

27 марта 1931

--------

x x x

Нет, не спрятаться мне от великой муры
За извозчичью спину -- Москву,
Я трамвайная вишенка страшной поры
И не знаю, зачем я живу.

Мы с тобою поедем на "А" и на "Б"
Посмотреть, кто скорее умрет,
А она то сжимается, как воробей,
То растет, как воздушный пирог.

И едва успевает грозить из угла --
Ты как хочешь, а я не рискну!
У кого под перчаткой не хватит тепла,
Чтоб объездить всю курву Москву.

Апрель 1931

--------

Импрессионизм

Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст, как струпья, положил.

Он понял масла густоту --
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.

А тень-то, тень все лиловей,
Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет,--
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.

Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.

23 мая 1932

--------

x x x

Квартира тиха как бумага --
Пустая, без всяких затей,--
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.

Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.

А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
А я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть.

Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни бойчей,
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей.

Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель,
Достоин такого рожна.

Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель,
Такую ухлопает моль.

Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю
И грозное баюшки-баю
Колхозному баю пою.

И столько мучительной злости
Таит в себе каждый намек,
Как будто вколачивал гвозди
Некрасова здесь молоток.

Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет начинать,
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.

И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.

Ноябрь 1933

--------

x x x

Я живу на важных огородах.
Ванька-ключник мог бы здесь гулять.
Ветер служит даром на заводах,
И далеко убегает гать.

Чернопахотная ночь степных закраин
В мелкобисерных иззябла огоньках.
За стеной обиженный хозяин
Ходит-бродит в русских сапогах.

И богато искривилась половица --
Этой палубы гробовая доска.
У чужих людей мне плохо спится
И своя-то жизнь мне не близка.

Апрель 1935

--------

x x x

Это какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чортова --
Как ее ни вывертывай,
Криво звучит, а не прямо.

Мало в нем было линейного,
Нрава он не был лилейного,
И потому эта улица
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама...

Апрель 1935

--------

x x x

О, как же я хочу,
Не чуемый никем,
Лететь вослед лучу,
Где нет меня совсем.

А ты в кругу лучись --
Другого счастья нет --
И у звезды учись
Тому, что значит свет.

Он только тем и луч,
Он только тем и свет,
Что шопотом могуч
И лепетом согрет.

И я тебе хочу
Сказать, что я шепчу,
Что шопотом лучу
Тебя, дитя, вручу...

23 марта - начало мая 1937

--------

 
Nikolay Дата: Пятница, 18 Мар 2011, 18:27 | Сообщение # 8
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
АФОРИЗМЫ

Каждый человек - как буква в алфавите: чтобы образовать слово, надо слиться с другими.
***

Кто может знать при слове — расставанье,
Какая нам разлука предстоит…
***

Нет ничего более страшного для нас, чем другой человек, которому нет до нас никакого дела.
***

Не сравнивай: живущий несравним…
***

Несчастлив тот, кого, как тень его,
Пугает лай и ветер косит,
И жалок тот, кто, сам полуживой,
У тени милостыни просит.
***

Но жертвы не хотят слепые небеса:
Вернее труд и постоянство.
***

Чище правды свежего холста
Вряд ли где отыщется основа.
***


Редактор журнала "Азов литературный"
 
redaktor Дата: Понедельник, 21 Мар 2011, 11:14 | Сообщение # 9
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264
Немного о Мандельштаме.

Свои стихи
В Воронеже Мандельштам однажды попросил Наташу Штемпель прочитать что-нибудь из его стихов:
"Я так давно не слышал своих стихов".
Она начала из "Камня":
"Я потеряла нежную камею, не знаю где, на берегу Невы..."
Вдруг Мандельштам гневно вознегодовал:
"Вы прочитали моё самое плохое стихотворение!"
Эту бурную реакцию остановили слова Наташи, произнесённые сквозь слёзы:
"Не виновата же я, что вы его написали".

На выставке
В Пушкинские юбилейные дни 1937 года Мандельштам зашёл на выставку в фундаментальную библиотеку Воронежского университета и обратил внимание, что из стихотворения Лермонтова "Смерть поэта" организаторы выставки выбросили такие строки:
"Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата,
Есть грозный судия; он ждёт;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперёд".
Осип Эмильевич устроил на выставке настоящий скандал и успокоился только после клятвенного обещания директорши библиотеки восстановить исключённый текст.

Утята вместо мяса
Как-то в Воронеже Надежда Яковлевна послала Осипа Мандельштама и Наташу Штемпель на рынок купить мяса. Осипу Эмильевичу быстро надоело ходить по мясным рядам, он остановился перед прилавком с разноцветными восковыми утятами и предложил своей спутнице:
"Давайте купим всех утят!"
Он таким гордым и счастливым вернулся домой, что Надежда Яковлевна не стала его ругать за то, что они остались без обеда и ужина, хотя с деньгами у них было очень туго.

Молчание Хлебникова

В "Бродячей собаке" Велемир Хлебников обычно сидел молча, опустив голову, никого не замечая, весь погружённый в свои мечты. Его присутствие создавало какую-то особенную атмосферу.
Однажды Осип Мандельштам оживлённо о чём-то рассказывал, и вдруг осёкся, оглянулся и сказал:
"Нет, я не могу говорить, когда там молчит Хлебников!"
А Хлебников, между прочим, сидел в соседнем помещении.

Первый в Цехе
Ахматова на собраниях Цеха поэтов говорила мало и оживлялась лишь, когда свои стихи читал Мандельштам. После одного собрания Цеха Ахматова сказала:
"Мандельштам, конечно, наш первый поэт".
Она имела в виду поэтов Цеха.

Федра
В знаменитом стихотворении о Федре Мандельштам, очевидно по рассеянности, написал "так отравительница Федра". Валериан Чудовский после прочтения спросил поэта:
"Осип Эмильевич, почему "отравительница Федра"? Уверяю вас, Федра никого не отравляла, ни у Эврипида, ни у Расина".
Мандельштам понял, что немного напутал в порыве вдохновения, и на следующий день заменил "отравительницу" на "негодующую Федру".

"Невозможные" стихотворения

Лукницкий спросил Ахматову, как она относится к стихотворению Мандельштама о мороженом. Ахматова ответила:
"Терпеть не могу! У Осипа есть несколько таких невозможных стихотворений".
Из дальнейшей беседы выяснилось, что Ахматовой также не нравятся стихи о галльском петухе и гербах всех стран.

Восхищение Вагиновым
В разговоре с Ахматовой Мандельштам восхищался новой книжкой Вагинова, сравнил стихи Вагинова с итальянской оперой и назвал Вагинова гипнотизёром. Описывая этот разговор, Ахматова сказала:
"Оська задыхается!"
Выяснилось, что Мандельштам собирается написать статью о Вагинове, в которой он выразит всё своё восхищение его творчеством.
Ахматову эти восторги не слишком удивили, потому что, по её словам, Мандельштам постоянно кем-то восхищался, а кроме того – Вагинов считался его, Мандельштама, учеником.


Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
Nikolay Дата: Воскресенье, 26 Фев 2012, 09:57 | Сообщение # 10
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Перенос с другой страницы

Мандельштам как теоретик стиха

Аналитик

Метрическая система стихосложения

Музыкальные ударения древнегреческого и латинского языков (с повышением тона), как представляется, в ритме гекзаметра значения не имели. Ритмообразующим механизмом гекзаметра являлись икты, силовые ударения на арсисе (сильной части стопы). Соблюдение иктов для ритмической структуры гекзаметра было критичным».

Осип Мандельштам
«Разговор о Данте»

Первая в истории европейской поэзии – античная система стихосложения зародилась в древних Элладе и Риме и получила название метрической. Мифический Гомер сочинил Одиссею и Илиаду в. IX в. до н.э. Метр их стихов был назван гекзаметром. Видимо как метрическую, свою систему стихосложения древние греки определили уже в те времена. До сих пор считается, что ритмизация речевого материала в этой системе осуществлялась чередованием звуко-временных элементов стоп.
Античная стопа представлялась упорядоченным сочетанием долгих и кратких звуков, длительность которых определялась числом входящих в неё звуко-временных элементов – мор (тактов). С этих позиций её можно было бы отождествить с тактометрией. К сожалению, звуковременная система не предусматривает акустического определения метрических размеров античного стиха. По своей стопности эта система была до предела перегружена ритмическими элементами (более четырёх десятков), причём не только одноударными как пять классических и многосложных фонических стоп «тонической» (иктометрической) системы, но и многоударными: двухударный бакхий, трёхударный дохмий, четырёхударный диспондей, пятиударный молоссо-спондей и мно-гие другие. «Многоударность» стоп является основным дефектом античной метрики, лишающей её практического смысла.
Только через пять веков в школе Аристотеля, была открыта скандовка – основной метод метрического анализа стиха в процессе его созидания на основе упорядоченного чередования не долгих и кратких, а сильных и слабых звуков. Фактически это открытие показало несостоятельность античной «морометрической» системы версификации, которая не способна представлять собой практический инструментарий стихосложения, а даёт лишь сомнительное описание стиха с просодических позиций.
В эпиграфе показан взгляд Осипа Мандельштама на античную метрику. Этот отрывок показывают какой проницательной поэтической интуицией обладал поэт в отличие от многих профессионалов стиховедения, которые до сих пор не оценили этого дара Мандельштама и не приложили его к теории стиха.
Именно икты были определены ритмизующими элементами гекзаметра, сконструированного европейскими стихологами. Поэтому современный ритмический анализ античных стихов проводится только в форме скандовки – усиленно размеренного произношения стихов с расстановкой ударений на равных слого-вых промежутках в соответствии с метром стиха:

СЫн громо-/-вЕржца и / ЛЕты || ФЕб , – ца-/-рЁм прогнев-/-лЁнный…
^ È È / ^ È È / ^ È || ^ È È / ^ È È / ^ È
В русском переводе античного размера, гекзаметр представлялся шестиударной конструкцией (шестистопным дактилем с цезурой после третьей стопы). Однако, на практике это может быть не только дактиль, но и другие трёхсложники: амфибрахий и анапест, причём с цезурой и в других позициях.
Скандовка не предназначена для анализа звуковременных элементов стиха. Школа Аристотеля-Аристоксена фактически показала возможность и единственность ударно-метрического анализа античных стихов. Это означает, что ритмизация в античном стихе так же имеет не звуковременную, а звукоударную основу. Это позволило Тредиаковскому и Ломоносову при разработке отечественной «тонической» системы стихосложения опираться на «одноударные» стопы как античной, метрики, так и германоязычной «тонической» системы.
Может возникнуть резонный вопрос, как удавалось проводить скандовку «звуко-временных» элементов античного стиха? Ответ простой. С одной стороны, фонетически-ударные слоги слов античного стиха могли быть и мономорны и диморны. С другой, диморные слоги в скандовке можно было воспринимать трояко: как один безударный звук, как два безударных звука, либо как один ударный. Именно диморные (долгие) слоги Тредиаковский предложил воспринимать как ударные. Этот вывод можно проверить на транскрибированном латинском тексте, что, на мой взгляд, не совсем удачно попытался проделать Борис Томашевский, показав русскими буквами не русское, а латинское звучание античных стихов (см. «Транскрибирование»).
Скандовка по определению не имеет ни временных, ни тональных характеристик, ни смысловой нагрузки. Именно с помощью скандовки в русской метрической (иктометрической) системе были выделены пять одноударных классических стоп (от ямба до анапеста), на которых построена вся внутреннеритмическая организация стиха. С точки зрения звучания и фонической структуры, отдельное слово любого языка всегда имеет единственное фонетическое ударение. Эта звукоударность создаётся не тональной (частотной) характеристикой звучания слова, а иктовой (амплитудной). С физической точки зрения тональность звуков, издаваемых человеческим голосом, зависит от частоты колебаний наших голосовых связок, а ударность от степени их напряжения.
Таким образом, в основе процесса ритмообразования любого языка, независимо от его просодии, заложен принцип чередования не долгих и кратких, высоких и низких, а исключительно сильных и слабых звуков как бинарных оппозиций. Это означает, что существует единственная в своём роде ударно-метрическая – иктометрическая система стихосложения.
***

Что внёс Мандельштам В теорию стиха?

Прежде всего - это объяснение его структуры. Именно Мандельштам, показав два звучания стиха дал понятие о его двух структурах: внутренней - метрической и внешней - фонической. Каждая из этих структур обюладает присущим ей ритмом: метрическая - внутренним и фоническая - внешним. Привожу выдержку из статьи"Разговор о Данте": "Поэтическая речь есть скрещенный процесс, и складывается она из двух звучаний – это слышимое и ощущаемое нами изменение самих орудий поэтической речи, возникающих на ходу в её порыве; второе звучание есть собственно речь, тоесть интонационная и фонетическая работа, выполняемая упомянутыми орудиями". С достаточной степенью уверенности можно предположить, что под «поэтической речью» и «первым звучанием» поэт ощущал внутреннюю метрическую форму стиха и его метрический «квазиритм» как результат воздействия на речевой материал такого инструмента версификации как размер, используемый в работе над стихом и контролируемый с помощью скандовки и метрического сольфеджирования от начала и до завершения работы над стихом.
Под «собственно речью» и «вторым звучанием» (интонационной и фонетической работой) – декламационное звучание стиха – фонический ритм – ритм завершённого произведения. Он возникает, когда на внутренний метрический ритм накладывается реальное звучание речевого материала, воспроизводимое в ходе декламации.
Второе, что сделал Мандельштам - это практически оценил открытие Аристотелем скандовки, доказав, что античная метрика не может рассматриваться как инструментарий версификации. В той же названной выше статье он писал: "Музыкальные ударения древнегреческого и латинского языков (с повышением тона), как представляется, в ритме гекзаметра значения не имели. Ритмообразующим механизмом гекзаметра являлись икты, силовые ударения на арсисе (сильной части стопы). Соблюдение иктов для ритмической структуры гекзаметра было критичным». Таким образом, Мандельштам фактически показал, что в основе процесса ритмообразования греческого (и любого другого языка), независимо от его просодии, заложен принцип чередования не долгих и кратких, высоких и низких, а исключитедьно сильных и слабых звуков как бинарных оппозиций. Это означает, что существует единственная в своём роде ударно-метрическая – иктометрическая система стихосложения.

Аналитик


Редактор журнала "Азов литературный"
 
Литературный форум » Я памятник себе воздвиг нерукотворный » Акмеизм (начало ХХ в) » О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (Серебряного века силуэт)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: