Крылатые выражения Антона Павловича Чехова

«Медицина — моя законная жена, а литература — любовница», — говорил он.

Чехов создал новые ходы в литературе, сильно повлияв на развитие современного рассказа. Оригинальность его творческого метода заключается в использовании «потока сознания», позже перенятого Джеймсом Джойсом и другими модернистами и отсутствия финальной морали, так необходимой структуре классического рассказа того времени. Чехов не стремился дать ответы читающей публике, а считал, что роль автора заключается в том, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них....

Афоризмы
Равнодушие - это паралич души, преждевременная смерть. Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай

Если хочешь, чтобы у тебя было мало времени, ничего не делай.

Жениться интересно только по любви;жениться же на девушке только потому, что она симпатична, это все равно, что купить себе на базаре ненужную вещь только потому, что она хороша.

Жизнь расходится с философией: счастья нет без праздности, доставляет удовольствие только то, что не нужно.

Зачем вообще люди мешают жить друг другу?Ведь от этого какие убытки!

Злость - это малодушие своего рода.

Знаете, мысли каждого человека... разбросаны в беспорядке, тянутся куда-то к цели по одной линии, среди потемок,и, ничего не осветив, не прояснив ночи, исчезают где-то - далеко за старостью.

Издевательство над чужими страданиями не должно быть прощаемо.

Искусство дает крылья и уносит далеко - далеко!

Искусство писать - это искусство сокращать.

Мы, когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы:честно это или нечестно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь и так далее.

Какое огромное счастье любить и быть любимым.

Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить.

Критиканы - это обычно те люди, которые были бы поэтами, историками, биографами, если бы могли, но испробовав свои таланты в этих или иных областях и потерпев неудачу, решили заняться критикой.

Кто не может взять лаской, тот не возьмет и строгостью.

Любовь юная, прелестная, поэтическая, уносящая в мир грез, - на земле только она одна может дать счастье!

Можно лгать в любви, в политике, в медицине, можно обмануть людей... но в искусстве обмануть нельзя.

Мы хлопочем, чтобы изменить жизнь, чтобы потомки были счастливыми, а потомки скажут по обыкновению: прежде лучше было, теперешняя жизнь хуже прежней.

Надо поставить свою жизнь в такие условия, чтобы труд был необходим.Без трудa не может быть чистой и радостной жизни.

Наука - самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека, она всегда была и будет высшим проявлением любви, только ею одною человек победит природу и себя.

Национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения.

Не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-либо.

Не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя!Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро.

Ни одна специальность не приносит порой столько моральных переживаний, как врачебная.

Никогда так не любишь близких, как в то время, когда рискуешь потерять их.

.. Художественное произведение непременно должно выражать какую - либо большую мысль.Только то прекрасно, что серьезно.

..Кто испытал наслаждение творчества, для того все другие наслаждения уже не существуют.

Бездарен не тот, кто не умеет писать повестей, а тот, кто пишет и не умеет скрывать этого.

Нужно стремиться к тому, чтобы каждый видел и знал больше, чем видел и знал его отец и дед

Смерть страшна, но еще страшнее было бы сознание, что будешь жить вечно и никогда не умрешь.

Смысл жизни только в одном - в борьбе.

Страшна, главным образом, обыденщина, от которой ни кто из нас не может спрятаться.

Умные люди, когда они снисходительны к невеждам, чрезвычайно симпатичны

Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги.

Штрихи к портрету А.П. Чехова
Биография и творчество А.П. Чехова

Человек, предпочитающий Чехову Достоевского или Горького,
никогда не сумеет понять сущность русской литературы и
русской жизни и, что гораздо важнее, сущность литературного
искусства вообще.
В.В. Набоков

Я верую в отдельных людей. Я вижу спасение в отдельных
личностях, разбросанных по всей России там и сям, —
интеллигенты они или мужики — в них сила, хотя их и мало.
А.П. Чехов

Об истоках своей человеческой и писательской судьбы и о том духовно-нравственном преображении, которое произошло в его душе в молодые годы, лучше всего сказал сам А.П. Чехов в знаменитом письме к А.С. Суворину от 7 января 1889 года: «Необходимо чувство личной свободы, а это чувство стало во мне разгораться только недавно. Раньше его у меня не было <...> Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, — напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая...» В этих строках — и нравственно-психологическая «автобиография» писателя, и собственно событийная, сюжетная ее канва.

К сожалению, очень часто слова «выдавливает из себя по каплям раба» понимаются в социальном смысле как стремление Чехова преодолеть рабское крепостное прошлое его предков. Но писатель говорит о другом — о том, что имеет отношение к каждому: о преодолении в себе поверхностности, безответственности в словах и в делах, этической и эстетической глухоты, чинопочитания, нечуткости к другим, пошлости, вульгарности. Прав В. В. Набоков — потомственный русский аристократ: «Английский герцог может быть столь же вульгарным, как американский пастор, французский бюрократ или советский гражданин».

Какими были чеховские истоки, мы знаем от самого писателя. Каким он остался в памяти тех, кто его знал при жизни, пусть засвидетельствует И.А. Бунин: «Это был человек редкого душевного благородства, воспитанности и изящества, мягкости и деликатности при необыкновенной искренности и простоте, при редкой правдивости».

* * *

А.П. Чехов родился в Таганроге в семье купца третьей гильдии Павла Георгиевича Чехова, о чем записано в метрической книге Таганрогской соборной церкви: «1860 года месяца Генваря 17-го дня рожден, а 27-го крещен Антоний; родители его: таганрогский купец третьей гильдии Павел Георгиевич Чехов и законная жена его Евгения Яковлевна».

Воспитание в семье, по воспоминаниям А.П. Чехова и его братьев, было строгим. Юный писатель учился в классической гимназии, вместе с четырьмя братьями и сестрой помогал отцу в бакалейной торговле и пел в церковном хоре, организованном отцом. В лавке, по мнению отца, нужен был хозяйский глаз, и Антон, как самый добросовестный из детей, чаще других оказывался в этой роли; перед ним проходила живая галерея человеческих типов, характеров, речений... Невольно он становился свидетелем самых разнообразных жизненных положений, ситуаций, конфликтов. Сидение в лавке дало ему раннее знание людей, сделало его взрослей, так как лавка его отца была своеобразным клубом таганрогских обывателей, окрестных мужиков.

В 1876 году отец разорился, бежал от кредиторов в Москву, где поселился с семьей и куда ранее уехали учиться его старшие сыновья — Александр и Николай. Антон остался в Таганроге заканчивать гимназию. Зарабатывал на жизнь сам, давал уроки, даже посылал деньги семье в Москву. Еще учась в Таганрогской гимназии, написал драму «Безотцовщина», водевиль «О чем курица пела», много коротких шуточных произведений.

В 1879–1884 годах Антон Чехов — студент медицинского факультета Московского университета. Одновременно начинающий писатель-юморист публикует свои короткие пародии, сценки, шутки в юмориcтических журналах «Стрекоза», «Будильник», «Осколки» под различными псевдонимами (Антоша Чехонте, Человек без селезенки, Брат моего брата, Пурселепетантов). Первыми напечатанными его сочинениями были пародии «Письмо к ученому соседу» и «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» (1880). В 1884 году выходит первая книга рассказов Чехова «Сказки Мельпомены», затем следуют «Пестрые рассказы» (1886), «В сумерках» (1887), «Хмурые люди» (1890).

Признание российской критики (в отличие от читателей) пришло к Чехову не сразу. В. В. Розанов с присущей ему образностью и оригинальностью об этом писал: «Оглянулась гордая литература на него, взором назад и вниз: — Это еще что такое?.. Бедный “Антоша Чехонте” съежился..., почти не смея выйти в большую литературу, где сидели люди с такими бородами... (Толстой, Достоевский, Тургенев. — В. К.) Как ассирийские боги. Почти до смерти Чехова продолжалось это недоумение». И действительно, современных Чехову критиков можно было понять: к какой цели Чехов-рассказчик ведет? о чем говорит? к чему призывает? Очень непривычным был его отказ от писательского проповедничества, стремления ставить и решать в литературе «большие» проблемы («Кто виноват?» и «Что делать?»), как то сложилось по традиции в русской классической литературе. И тем не менее через несколько лет после писательского дебюта, в 1887 году, за сборник рассказов «В сумерках» молодому Чехову была присуждена Пушкинская премия Академии наук. Это было и признанием автора, и признанием жанра, в котором он создавал свои произведения. Многие современники приняли рассказы Чехова как рассказы о себе, о своей жизни. К. И. Чуковский, например, писал: «Всеведущими казались мне гении, создавшие “Войну и мир” и “Карамазовых”, но их книги были не обо мне, а о ком-то другом. Когда же ... появилась чеховская повесть “Моя жизнь”, мне почудилось, будто эта жизнь и вправду моя, словно я прочитал свой дневник...»

В 1884 году, получив звание уездного врача, Чехов начал заниматься врачебной практикой.

В 1890 году (с апреля по декабрь) писатель совершил поездку на остров Сахалин, который в то время был местом, где отбывали каторгу. Для Чехова это был гражданский поступок, своеобразное «хождение в народ». На Сахалине он проводил перепись населения, им составлено около 10000 карточек. Позднее в книге «Остров Сахалин» (1893–1894) Чехов выступил как исследователь народной жизни, протекающей в условиях каторги и ссылки: «Что в России страшно, то здесь обыкновенно, — пишет он, — Сахалин — это место невыносимых страданий... Мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст... размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей... Виноваты не смотрители, а все мы». С тех пор творчество писателя, как он сам говорил, было все «просахалинено». Отразились сахалинские впечатления и в рассказах «В ссылке», «Палата № 6» (оба 1892). Поездка значительно ухудшила состояние здоровья Чехова, обострился туберкулезный процесс.

В 1892 году Чехов приобрел имение Мелихово под Москвой. Здесь он не только писал, но и лечил местных крестьян, построил несколько школ для крестьянских детей, открыл медицинский пункт, выезжал в губернии, охваченные голодом, участвовал во всеобщей переписи населения. В Мелихово были написаны «Попрыгунья», «Скрипка Ротшильда», «Учитель словесности», «Чайка», «Дядя Ваня» и др.

В 1898 году Чехов переехал в Ялту, где приобрел участок земли и построил дом, в котором у него бывали Л.Н. Толстой, М. Горький, И.А. Бунин, А.И. Куприн, художник И.И. Левитан.

В конце 1880-х годов Чехов много писал для театра: были созданы пьесы «Иванов», «Леший», «Свадьба», водевили «Медведь», «Юбилей».

Не понятая актерами и зрителями, в 1896 году потерпела провал его пьеса «Чайка», но уже через два года, в 1898 году, в постановке молодого Московского художественного театра эта пьеса имела триумфальный успех и стала символом нового театра. Там же были поставлены пьесы «Дядя Ваня» (1898), «Три сестры» (1901) и «Вишневый сад» (1904), которые с тех пор не сходят со сцен театров всего мира.

В 1900 году Чехов избран академиком по разряду изящной словесности, однако в 1902 году от звания академика он отказался (совместно с В.Г. Короленко) в связи с тем, что избрание в Академию М. Горького было объявлено царем недействительным.

В 1901 году Чехов женится на актрисе Московского художественного театра О.Л. Книппер.

В 1904 году в связи с резким ухудшением здоровья Чехов едет для лечения в Германию на курорт Баденвейлер. Здесь 2 июня (15 июня по новому стилю) он скончался. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

* * *

Биография Чехова поучительна: он воспитал себя сам («надо себя дрессировать» — вот его слова). В молодости он был другим, не тем Чеховым, которого мы знаем. Когда О.Л. Книппер-Чехова написала, что у него уступчивый, мягкий характер, он ответил ей: «Должен сказать тебе, что от природы характер у меня резкий, я вспыльчив и проч. и проч., но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. В прежнее время я выделывал черт знает что».

Замечательно, как Чехов, будучи сам двадцатишестилетним молодым человеком, врачом, объясняет в письме своему брату Николаю, что такое воспитание, воспитанные люди (март 1886 года):

«Воспитанные люди должны удовлетворять следующим условиям:

1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы... Они прощают и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их жилье посторонних...

2) Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам... Они ночей не спят, чтобы... платить за братьев-студентов, одевать мать.

3) Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги.

4) Они чистосердечны и боятся лжи как огня. Не лгут они даже в пустяках. Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают... Из уважения к чужим ушам они чаще молчат.

5) Они не уничижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие. Они не играют на струнах чужих душ, чтобы в ответ им вздыхали и нянчились с ними...

6) Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомства с знаменитостями... Истинные таланты всегда сидят в потемках, в толпе, подальше от выставки... Даже Крылов сказал, что пустую бочку слышнее, чем полную...

7) Если они имеют в себе талант, то уважают его...

8) Они воспитывают в себе эстетику... Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт... Им, особенно художникам, нужны свежесть, изящество, человечность... Они не трескают походя водку,.. ибо они знают, что они не свиньи. Пьют они, только когда свободны, при случае...

И т. д. Таковы воспитанные...

Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды, в которую попал,.. нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля... Тут дорог каждый час».

Тем и поучительна его биография, что он смог подавить в себе вспыльчивость и грубость и выработать в себе такую мудрую деликатность и мягкость, какими не обладал ни один из писателей его поколения. Это, кстати, отразилось и на его произведениях. Различие между Чеховым ранним (автором фельетонов и пародий) и Чеховым 1890-х годов ощутимо: со временем произведения обрели классическую сдержанность, благородство, достоинство и точность в выражении мысли. Верно заметил К. И. Чуковский: чтобы облагородить свой стиль, нужно облагородить себя. Это проявлялось во всем внешнем облике Чехова, в котором сочеталось типично русское, безыскусное, с глубоким благородством и утонченностью. Наблюдательный В. В. Розанов заметил: «Толстого или Достоевского, даже Тургенева, наконец, ленивого Гончарова Бог или Природа-мать вырубали из большого дерева большим топором. Все крупно, сильно, — в творчестве, в лице их. Сотворение Чехова все шло иным способом. На небольшой дощечке дорогого палисандрового или благочестивого кипарисового дерева... тонкою иглой начертан образ тихого, изящного человека, “вот как мы все”, но от “всех” отличающийся чрезвычайным благородством рисунка, всех линий».

Чехов был чрезвычайно тактичным, скромным и чрезвычайно трудолюбивым человеком. Размышления о собственном писательском таланте, о том, оставит ли он след в литературе, свойственны каждому поэту и писателю. Размышляя о своей писательской судьбе, о «своем голосе», Чехов выразился, как всегда, просто, без претензий и оригинально: «После тех высоких требований, которые поставил перед своим мастерством Мопассан, трудно работать, но работать все же надо, особенно нам, русским, и в работе надо быть смелым. Есть большие собаки и есть маленькие собаки, но маленькие не должны смущаться существованием больших: все обязаны лаять — и лаять тем голосом, какой господь Бог дал». Чеховский пример еще раз подтверждает, что большой талант без большого трудолюбия невозможен.

Чехов не был, что называется, учителем жизни, он избегал в своих произведениях прямого разговора об этике, эстетике, но воспитательное, облагораживающее значение его книг подчас было (и, разумеется, продолжает оставаться) намного выше многих страстных нравственных проповедей. Чехов был непримирим к пошлости, бездарности, но и его непримиримость, мужество были особыми — чеховскими, тактичными и тонкими. Л.Н. Толстой, как известно, назвал Чехова «художником жизни». Но у этого определения, по точному замечанию И. Сухих, есть два смысла: художник означает не только «мастер художественного слова», но и художник «собственной жизни, которую с первого осознанного мгновения и до последней минуты построил как доказательство некой нравственной теоремы. Причем незаметным, но громадным трудом, сосредоточенным усилием, доказал ее с такой наглядностью и убедительностью, что можно только повторить его собственные слова, сказанные о Пржевальском: “Читая его биографию, никто не спросит: зачем? почему? какой тут смысл? Но всякий скажет: он прав”».

Источник http://www.licey.net/lit/chehov/portret

Знаете, что вы делаете? Убиваете реализм...
Дальше вас никто не может идти по сей стезе,
никто не может писать так просто о таких простых
вещах, как вы это умеете.
М. Горький А.П. Чехову

Особенности жанра. Особенности героя. Ситуации, конфликты. Особенности психологизма. Авторская позиция.

Совершенно очевидно, что ранние рассказы Чехова отличаются от поздних, написанных после 1888 года — переломного в творчестве писателя. В ранних рассказах («Смерть чиновника», «Толстый и тонкий» и др.) доминирует комическая стихия, их автор (Антоша Чехонте, Пурселепетантов и т. п.) был неистощим на неожиданные смешные сюжеты, картины, случаи, — он умел их замечать в жизни.

Рассказы 1890-х годов иные по тону: в них преобладают сожаление, грусть, скепсис писателя, они философичны. Эти различия мы увидим далее, в главах, в которых речь пойдет о ранних («Смерть чиновника», «Хамелеон»), а затем о поздних рассказах («Ионыч»). Но и те, и другие рассказы были написаны одним автором — Антоном Павловичем Чеховым, и здесь будет дана характеристика жанра чеховского рассказа в целом.

Особенности жанра. По традиции вершинным жанром литературы называют роман (этот жанр в отечественной прозе утвердили М.Ю. Лермонтов, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский), поскольку он является универсальным, всеобъемлющим, дает осмысленную эпическую картину мира в целом. Чехов же узаконил рассказ как один из самых влиятельных эпических жанров, художественный мир которого часто не уступает роману. Но чеховский рассказ — это не просто «осколок романа», как было принято расценивать повесть (и рассказ) до Чехова. Дело в том, что у романа свои законы, свой ритм и темп повествования, свои масштабы, своя глубина проникновения в психологическую, нравственную суть человека и мира.

Споры, размышления об особенностях жанра рассказов Чехова длятся уже не одно десятилетие. Различные точки зрения, появившиеся за прошедшие годы, открывают новые грани уникального жанра чеховского рассказа, помогают лучше, объемнее его понять. Точнее определить жанр всегда очень важно, потому что от этого зависит понимание любого произведения.

По традиции рассказы Чехова называют новеллами. Л.Е. Кройчик, например, предлагает называть ранние чеховские рассказы комическими новеллами, а поздние — сатирическими рассказами. И основания для этого, безусловно, есть: новелла динамична (ее классический западноевропейский вариант — новеллы в «Декамероне» Д. Боккаччо и др.), в ней важен сюжет, событие (не столько даже событие, сколько авторский взгляд на него), для этого жанра характерно внимание к поведению героев, репортажное время (настоящее время), новелла обязательно стремится к результату, она не может закончиться «ничем» (отсюда ее динамизм). Все это мы находим в ранних рассказах Чехова. Поэтика поздних его рассказов иная, и она выражена в жанровом определении — «сатирический рассказ».

Но, оказывается, «простые» чеховские рассказы на самом деле очень сложные, и продолжает оставаться ощущение недоговоренности, неисчерпанности тайны жанра. И это приводит к продолжению поисков. По утверждению другого литературоведа, В. Тюпы, жанровая специфика рассказа Чехова порождена необычным союзом, сплавом анекдота и притчи: «Новаторство гениального рассказчика состояло прежде всего во взаимопроникновении и взаимопреображении анекдотического и притчевого начал — двух, казалось бы, взаимоисключающих путей осмысления действительности». Эти жанры, при всей своей противоположности, имеют и много общего: им свойственна краткость, точность, выразительность, неразработанность индивидуальной психологии персонажей, ситуативность и вместе с тем обобщенность сюжета, несложность композиции.

Но и у анекдота, и у притчи есть неоспоримые достоинства, позволяющие им неизменно пользоваться успехом у читателей (и, что немаловажно, у слушателей). Взаимодействие жанров оказалось чрезвычайно плодотворным для чеховской поэтики:

от анекдота — необычность, яркость сюжета, оригинальность, «сиюминутность» ситуаций, сценок и в то же время жизненная достоверность и убедительность, выразительность диалогов, придающих рассказам Чехова абсолютную подлинность в глазах читателя;

от притчи — мудрость, философичность, глубина, универсальность, всеобщность рассказываемой истории, поучительный смысл которой является долговечным. Зная эту особенность поэтики чеховских рассказов, серьезный, подготовленный читатель увидит в них не только комические ситуации, не только возможность улыбнуться над человеческой глупостью, претензиями и так далее, но и повод задуматься о жизни своей и окружающих.

И конечно, уникальный эстетический эффект порождает не только взаимодействие анекдота и притчи, то, чем эти жанры «делятся» друг с другом, но и то, в чем они противостоят друг другу: «Полярная противоположность речевого строя притчи и анекдота позволяет Чехову извлекать из их соседства эффект конфликтной взаимодополняемости».

Особенности героя. К персонажам Чехова неприменимо понятие «герой» в традиционном смысле этого слова (ничего «героического» в них, конечно, нет), поэтому в чеховедении чаще пользуются термином «чеховский персонаж».

Мемуаристы свидетельствуют, что Чехову был чужд пафос, внешнее проявление чувства, всякие театральные эффекты. И герои его — это «обычные» люди. «Чехов довел до виртуозности, до гения обыкновенное изображение обыкновенной жизни. “Без героя” — так можно озаглавить все его сочинения и про себя добавить не без грусти: “без героизма”» (В. В. Розанов). В чеховских рассказах отсутствует разделение героев на положительных и отрицательных, автор, как правило, не отдает предпочтения ни одному из них. Писателю важен не суд над персонажами, а выяснение причин непонимания между людьми.

Чехов — автор реалистический, и в рассказах характер героя раскрывается в его взаимосвязях с другими персонажами, в его укорененности в бытовых жизненных обстоятельствах, мелочах, в его зависимости от времени. Герои чеховских рассказов — это крестьяне, купцы, помещики, гимназисты, врачи, чиновники... Причем писателя интересует не столько социальный статус персонажей, сколько их поведение, психология, их человеческая суть.

Становление так называемого чеховского героя (в отличие, например, от героев Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого) завершилось к началу 1890-х годов — это интеллигент, обычный, средний человек, образованный, нередко талантливый, великий труженик, делающий свое дело без всякого пафоса (учительствующий, лечащий людей и т. д.), обойденный при жизни всеобщим признанием, его ценность чаще осознается окружающими уже после его смерти. Чеховский герой, чаще всего, одинок, он тоскует об утраченном смысле жизни, об отсутствии гармонии, но верит в прекрасную жизнь, в свободного и творческого человека (например, доктор Астров в пьесе «Дядя Ваня»: «...талант. Смелость, свободная голова, широкий размах... Посадит деревце и уже загадывает, что будет от этого через тысячу лет, уже мерещится ему счастье человечества. Такие люди редки, их нужно любить»).

Ситуации, конфликты в чеховской прозе тоже обычные, взятые из жизни. Для творчества этого писателя характерно скептическое отношение ко всякого рода идеям, «догме» и «ярлыку», отсюда и его обращение к быту, к негромкой, «безыдейной» повседневности. Многие рассказы Чехова («Крыжовник», «Ионыч» и др.) — это рассказы о том, как под влиянием не каких-то выдающихся событий, а обычного, рутинного хода жизни, под влиянием времени и обстоятельств происходит деградация человеческой личности. К. И. Чуковский оставил воспоминание о том, какое впечатление на него произвели чеховские произведения: «Такого тождества литературы и жизни я еще не наблюдал никогда. Даже небо надо мной было чеховское... Читаешь чеховский рассказ или повесть, а потом глядишь в окошко и видишь как бы продолжение того, что читал. Все жители нашего городка — все, как один человек, — были для меня персонажами Чехова. Других людей как будто не существовало на свете. Все их свадьбы, именины, разговоры, походки, прически и жесты, даже складки у них на одежде были словно выхвачены из чеховских книг».

В основе сюжетов у Чехова не столкновение различных идейных позиций, противоположностей; конфликты чеховских рассказов и повестей — это повседневные конфликты бытия, приглушенные и без напряженных страстей. Излюбленная сюжетная ситуация — испытание героя бытом («Учитель словесности», «Ионыч»). В коротких чеховских рассказах и повестях перед нами предстает вся жизнь героя, в той или иной, казалось бы, незначительной бытовой ситуации глубоко раскрываются характеры персонажей. Автора (прежде всего в поздних рассказах) интересуют не события, а настроения героев, подробности их быта; у Чехова внешне ничего экстраординарного не происходит: “Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все смешано — глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое с смешным... нужны только формы, новые формы”, — сказал однажды А.П. Чехов.

Особенности психологизма — изображение внутреннего мира человека. Мироощущение героев Чехова — чувство неустроенности, неуютности в мире — в немалой степени обусловлено временем, с этим связано и преобладание жанра рассказа в творчестве писателя: «Абсолютное преобладание жанра рассказа в чеховской прозе определялось не только дарованием писателя и условиями работы, но и пестротой, дробностью жизни, общественного сознания его времени... Рассказ явился в данном случае той “формой времени”, тем жанром, который сумел отразить эту противоречивость и дробность общественного сознания эпохи».

На протяжении небольшого рассказа (анекдотического и притчевого одновременно) Чехов не рисует внутренний мир персонажа, не воспроизводит психологические основы, движения чувств. Он дает психологию во внешних проявлениях: в жестах, в мимике («мимический» психологизм), телодвижениях. Психологизм Чехова (особенно в ранних рассказах) «скрытый», то есть чувства и мысли героев не изображаются, а угадываются читателем на основании их внешнего проявления. Поэтому неправомерно называть чеховские рассказы маленькими романами («осколками» романа) с их укорененностью в человеческой психологии, вниманием к мотивам поступков, детализированным изображением душевных переживаний. Писатель также обобщает образы персонажей, но не как социальные типы, а как «общепсихологические», глубоко исследуя душевно-телесную природу человека.

Чехов, писатель-реалист, всегда безукоризненно достоверен и убедителен в своем изображении человека. Этой точности он добивается прежде всего за счет использования психологически значимой, абсолютно точно выбранной детали. Чехов обладал исключительным умением схватывать общую картину жизни по ее «мелочам», воссоздавая по ним единое целое. Это пристрастие к «незначительной» детали также унаследовала литература ХХ века и, в частности, В. В. Набоков, заявивший: «Я считаю необходимым опираться на конкретные детали — общие идеи способны сами о себе позаботиться». Знаменитый афоризм «Краткость — сестра таланта» был рожден собственной писательской практикой Чехова, причем от отдельной детали автор очень часто прямо восходит к обобщению.

Авторская позиция. Авторская позиция в рассказах Чехова, как правило, не акцентирована. Это породило в свое время недоразумение в критике. Так, Н.К. Михайловский писал о позиции Чехова в его произведениях: «Чехову все едино — что человек, что его тень, что колокольчик, что самоубийца <...> Вон быков везут, вон почта едет <...>, вон человека задушили, вон шампанское пьют». Создается иллюзия незаинтересованности, нейтралитета автора-повествователя. Но дело здесь в другом: Чехов деликатен и не хочет навязывать читателю своей точки зрения. Он пришел к парадоксальным, на первый взгляд, выводам: «чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление», «надо быть равнодушным, когда пишешь жалобные рассказы», «Художник должен быть не судьею своих персонажей и того, о чем говорят они, а только беспристрастным свидетелем», «Конечно, было бы приятно сочетать художество с проповедью, но для меня лично это чрезвычайно трудно и почти невозможно по условиям техники... Когда я пишу, я вполне рассчитываю на читателя, полагая, что недостающие в рассказе субъективные элементы он подбавит сам». Он многое не договаривает, оставляя простор для читательского воображения. Но эта недоговоренность воздействует на читателя порой сильнее прямой авторской проповеди. Неакцентированность авторской точки зрения порождает и особый художественный эффект — многовариантные толкования рассказов.

Чехов не был страстным учителем и проповедником, «пророком», в отличие, например, от Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. Ему была чужда позиция человека, знающего истину и уверенного в ней. Но Чехов, разумеется, не был лишен представления об истине, стремления к ней в своем творчестве. Он был мужественным человеком и в своей жизни, и в своих книгах, он был мудрым писателем, сохраняющим веру в жизнь при отчетливом понимании ее несовершенства, порой враждебности человеку: «Настоящая мудрость заключается в том, чтобы в героическую эпоху жить героически, а в негероическую эпоху все-таки не разбивать о стену голову» (В.В. Розанов). Чехов ценил прежде всего творческую, свободную от всяких догм (и в литературе, и в философии, и в быту) человеческую личность, ему была свойственна страстная вера в человека, в его возможности. Ценность человека, по убеждению писателя, определяется его способностью выстоять в условиях диктата обыденщины, не утратив в массе человеческих лиц своего лица. Таким был сам Чехов, и таким его воспринимали современники. М. Горький писал ему: «Вы, кажется, первый свободный и ничему не поклоняющийся человек, которого я видел».

Чеховские рассказы отличает особый тон повествования — лирическая ирония. Писатель как бы с грустной усмешкой вглядывается в человека и напоминает о жизни идеальной, прекрасной, какой она должна быть, причем своего представления об идеале он деликатно не навязывал, публицистических статей на сей счет не писал, а делился своими размышлениями в письмах к близким ему по духу людям: «Мое святое святых, — читаем мы в письме Чехова к А. Н. Плещееву, — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две не выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником».

Главным для Чехова было пробуждение нравственного сознания, а не навязывание своих представлений о жизни, литературе, о мире и человеке. «Именно сознание того, что человек создан для больших дел, для большого труда заставило Чехова вмешаться в обыденную, мелочную сторону жизни — не с тем, чтобы прямо обличать или негодовать, а с тем, чтобы показать, как эта жизнь несообразна с заложенными в этих людях возможностями», — утверждает Б. М. Эйхенбаум.

Поэтика чеховской драмы. Новаторство Чехова-драматурга

Пусть на сцене все будет так же сложно и
так же вместе с тем просто, как и в жизни.
Люди обедают, только обедают, а в это время
слагается их счастье и разбиваются их жизни.
А.П. Чехов

Особенности хронотопа. Особенности конфликта. Полифонизм, многогеройность. Особенности изображения характеров. Авторская позиция. Роль подтекста.

Чехов создал свой театр, со своим драматургическим языком, который не сразу был понят современниками писателя. Многим его пьесы казались неумело сделанными, не сценичными, растянутыми, с беспорядочными диалогами, недостатком действия, нечеткостью авторского замысла и т. д. М. Горький, например, писал не без доброжелательной иронии о «Вишневом саде»: «Конечно — красиво, и — разумеется — со сцены повеет на публику зеленой тоской. А — о чем тоска — не знаю». Чехов создал «театр настроения», намеков, полутонов, с его знаменитым «подводным течением» (В. И. Немирович-Данченко), предвосхитив во многом театральные искания ХХ века.

Пьесы Чехова можно будет лучше понять, обратившись к их поэтике, то есть к выработанному автором способу изображения жизни в драматическом произведении. Без этого произведения будут казаться монотонными, перегруженными множеством «лишних» подробностей (лишних с точки зрения традиционной дочеховской театральной эстетики).

Особенности хронотопа. Чехов расширил хронотоп (время и пространство) классической русской литературы XIX века, который можно назвать патриархальным: в центре произведений отечественной классики была прежде всего дворянская усадьба, Россия дворянская и крестьянская, а он ввел в литературу городского человека с его урбанистическим мироощущением. Чеховский хронотоп — это хронотоп большого города. Причем имеется в виду не география, не социальное положение, а ощущения, психология «городского» человека. Еще М. М. Бахтиным было замечено, что «провинциальный мещанский городок с его затхлым бытом — чрезвычайно распространенное место свершения романных событий в XIX веке». В таком хронотопе — замкнутом и однородном — происходят встречи, узнавания, диалоги, понимания и непонимания, расставания населяющих его персонажей. «В мире русской классики “дочеховского” периода в принципе “все знают всех”, все могут вступить в диалог друг с другом. На смену эпическому, “деревенскому” образу мира в творчестве Чехова приходит хронотоп “большого города”, ибо разомкнутость и неоднородность, несовпадение географического пространства с психологическим полем общения — признаки городского социума». Чеховские персонажи — это знакомые незнакомцы, они живут рядом, вместе, но они живут «параллельно», каждый замкнут в своем мире. Этот хронотоп и новое ощущение человека определили поэтику чеховской драмы, особенности конфликтов, характер диалогов и монологов, поведение персонажей.

На первый взгляд, «городскому» хронотопу (с его разобщенностью людей) противоречит тот факт, что действие большинства пьес Чехова происходит в помещичьей усадьбе. Возможно несколько объяснений такой локализации места действия:

— в любом драматическом произведении (это его родовое свойство) место действия ограничено, и с наибольшей отчетливостью это выразилось, как известно, в эстетике классицизма с его правилами трех единств (места, времени, действия). У Чехова усадьба, имение, в силу замкнутости пространства, ограничивают собственно сюжетно-событийную сторону пьесы, и действие в таком случае переходит в план психологический, в чем и заключается суть произведения. Локализация места действия предоставляет больше возможностей для психологического анализа;

— в большом, сложном и равнодушном мире «люди словно загнаны в последние прибежища, где, кажется, пока можно укрыться от давления окружающего мира: в собственные усадьбы, дома, квартиры, где еще можно быть самим собой». Но и это им не удается, и в усадьбах герои разобщены: им не дано преодолеть параллельности существования; новое мироощущение — городской хронотоп — охватило и имения, и усадьбы;

— усадьба как место действия позволяет Чехову включить картины природы, пейзаж в драматическое действие, что так дорого было автору. Лирическое начало, привносимое природными картинами и мотивами, оттеняет нелогизм бытия героев пьес.

Особенности конфликта. Чехов выработал особую концепцию изображения жизни и человека — принципиально будничную, «негероическую»: «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни». Для традиционной дочеховской драмы характерно прежде всего событие, нарушающее традиционное течение жизни: столкновение страстей, полярных сил, и в этих столкновениях полнее раскрывались характеры персонажей (например, в «Грозе» А. Н. Островского). В пьесах же Чехова нет острых конфликтов, столкновений, борьбы. Кажется, что в них ничего не происходит. Эпизоды заполнены обыденными, даже не связанными друг с другом разговорами, мелочами быта, незначительными подробностями. Как утверждается в пьесе «Дядя Ваня», мир погибнет не от «громких» событий, «не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг...». Произведения Чехова движутся не от события к событию (мы не имеем возможности следить за развитием сюжета — за отсутствием такового), а, скорее, от настроения к настроению. Пьесы строятся не на противопоставлении, а на единстве, общности всех персонажей — единстве перед общей неустроенностью жизни. А.П. Скафтымов писал об особенностях конфликта в пьесах Чехова: «Нет виноватых, стало быть, нет и прямых противников. Нет прямых противников, нет и не может быть борьбы. Виновато сложение обстоятельств, находящихся как бы вне сферы воздействия данных людей. Печальная ситуация складывается вне их воли, и страдание приходит само собою».

Полифонизм, многогеройность. В чеховских пьесах отсутствует сквозное действие и главный герой. Но пьеса при этом не рассыпается на отдельные эпизоды, не теряет своей целостности. Судьбы героев перекликаются и сливаются в общем «оркестровом» звучании. Поэтому часто говорят о полифоничности чеховской драмы.

Особенности изображения характеров. В классической драме герой выявляет себя в поступках и действиях, направленных на достижение определенной цели. Поэтому затягивание действия превращалось в факт антихудожественный. Чеховские персонажи раскрываются не в борьбе за достижение целей, а в монологах-самохарактеристиках, в переживании противоречий жизни. Характеры персонажей не резко очерчены (в отличие от классической драмы), а размыты, неопределенны; они исключают деление на «положительных» и «отрицательных». Многое Чехов оставляет воображению читателя, давая в тексте лишь основные ориентиры. Например, Петя Трофимов в «Вишневом саде» представляет молодое поколение, новую, молодую Россию, и уже поэтому вроде бы должен быть положительным героем. Но он в пьесе — и «пророк будущего», и одновременно «облезлый барин», «недотепа».

Персонажи в драмах Чехова лишены взаимопонимания. Это выражается в диалогах: герои слушают, но не слышат друг друга. В пьесах Чехова царит атмосфера глухоты — глухоты психологической. При взаимной заинтересованности и доброжелательности чеховские персонажи никак не могут пробиться друг к другу (классический пример тому — одинокий, никому не нужный и всеми забытый старый слуга Фирс из «Вишневого сада»), они слишком поглощены собой, собственными делами, бедами и неудачами. Но личные их неустроенность и неблагополучие являются лишь частью общей дисгармонии мира. В пьесах Чехова нет счастливых людей: все они в той или иной мере оказываются неудачниками, стремятся вырваться за пределы скучной, лишенной смысла жизни. Епиходов с его несчастиями («двадцать два несчастья») в «Вишневом саде» — олицетворение общего жизненного разлада, от которого страдают все герои. Каждая из пьес («Иванов», «Чайка», «Дядя Ваня», «Вишневый сад») воспринимается сегодня как страница печальной повести о трагедии русской интеллигенции. Действие чеховских драм происходит, как правило, в дворянских усадьбах средней полосы России.

Авторская позиция. В пьесах Чехова авторская позиция не проявляется открыто и отчетливо, она заложена в произведениях и выводится из их содержания. Чехов говорил, что художник должен быть объективен в своем творчестве: «Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление». Эти слова, сказанные драматургом в связи с пьесой «Иванов», распространяются и на другие его произведения: «Я хотел соригинальничать, — писал он брату, — не вывел ни одного злодея, ни одного ангела (хотя не сумел воздержаться от шутов), никого не обвинил, никого не оправдал».

Роль подтекста. В чеховских пьесах ослаблена роль интриги, действия. На смену сюжетной напряженности пришла психологическая, эмоциональная напряженность, выражающаяся в «случайных» репликах, разорванности диалогов, в паузах (знаменитые чеховские паузы, во время которых персонажи как бы прислушиваются к чему-то более важному, чем то, что они переживают в данный момент). Все это создает психологический подтекст, являющийся важнейшей составной частью спектакля.

Язык чеховских пьес символичен, поэтичен, мелодичен, многозначен. Это необходимо для создания общего настроения, общего ощущения подтекста: в пьесах Чехова реплики, слова, помимо прямых значений, обогащаются дополнительными контекстуальными смыслами и значениями (призыв трех сестер в пьесе «Три сестры» «В Москву! В Москву!» — это стремление вырваться за пределы очерченного круга жизни). Эти пьесы рассчитаны на тонкого, подготовленного зрителя. «Публике и актерам нужен интеллигентный театр», — считал Чехов, и такой театр был создан им. Новаторский театральный язык А.П. Чехова — это более тонкий инструмент для познания, изображения человека, мира его чувств, тончайших, неуловимых движений человеческой души.

Михаил Чехов

Семья Чеховых эмигрировала из Таганрога в 1876 году, а Антон Павлович оставался там один до 1879 года, чтобы закончить курс гимназии и получить аттестат зрелости. В те времена в Таганроге никто ни о каких дачах не знал, и все, у кого не было своего хутора или имения, оставались на все лето жариться в городе. Оставались и Чеховы. Их было пять братьев и одна сестра, и едва только кончались экзамены, как братья Чеховы вместе со своими одноклассниками и соседскими мальчиками отдавались каникулам в полном смысле этого слова. Благодаря страшным сухим жарам все братья ходили босиком. Спать в комнатах не было никакой возможности, и поэтому все они устраивали на дворе и в садике балаганы, в которых и ночевали. Антон Павлович, будучи тогда гимназистом пятого класса, спал под кущей посаженного им дикого винограда и называл себя «Иовом под смоковницей». Под ней же он писал тогда стихи, хотел сочинить сказку. Я помню только ее начальные строки:

Эй вы, хлопцы, где вы, эй!
Вот идет старик Аггей.
Он вам будет сказать сказку
Про Ивана и Савраску... и т.д.

В то время Антон Павлович вообще предпочитал стихи прозе, как, впрочем, и всякий гимназист его возраста.

В нашем дворе жила старушка С., которая у наших родителей нанимала маленький флигелек. За ее шепелявость Антон Павлович прозвал ее «Шамшой». У этой Шамши была дочь Ираида, гимназисточка, которая, по-видимому, очень нравилась будущему писателю. Но ухаживания Антоши проходили как-то по-своему. Однажды, в воскресенье, Ираида, в соломенной шляпке и наряженная как бабочка, выходила из своего флигелька к обедне. Антон Павлович в это время ставил самовар. Когда девочка проходила мимо него, то он что-то сострил на ее счет. Она надула губки и назвала его мужиком. Тогда он со всего размаха ударил ее прямо по шляпке мешком из-под древесного угля. Пыль пошла, как черное облако. Как-то, размечтавшись о чем-то, эта самая Ираида написала в саду на заборе какие-то трогательные стихи. Антон Павлович ей тут же, на заборе, ответил мелом следующим четверостишием:

О, поэт заборный в юбке,
Оботри себе ты губки.
Чем стихи тебе писать,
Лучше в куколки играть.

Вставали в этих шалашах очень рано. Иногда наша мать, Евгения Яковлевна, поручала с вечера братьям Антону и Ивану как можно раньше сходить на базар и купить там провизии к обеду. Ходил с ними туда и я, тогда еще маленький приготовишка. Однажды А.П. купил живую утку и, пока шли домой, всю дорогу теребил ее, чтобы она как можно громче кричала.

- Пускай все знают, - говорил он, - что и мы тоже кушаем уток.

М. Чехов

(Отрывок из книги: Чехов М. П. Антон Чехов на каникулах. — // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. - М., 1986).

Добавлено (09.07.2011, 17:05)
---------------------------------------------
Дональд Рейфилд
Жизнь Антона Чехова
(Отрывок)

Кто бы мог ожидать, что из нужника выйдет такой гений!

<…> Антон всегда удивлялся тому, как быстро — всего за два поколения — поднялся род Чеховых из крепостных крестьян до столичной интеллигенции. И едва ли от предков унаследовал он свой литературный дар, как брат Николай — художественные таланты, а брат Александр — многогранный интеллект. Однако начала его характера — то, что объясняет его тактичную жесткость, его выразительное немногословие, его стоицизм, — коренятся и в переданных по наследству генах, и в полученном воспитании.

Прадед писателя, Михаил Чехов (1762—1849), всю жизнь был крепостным. Своих пятерых сыновей он держал в строгости — даже взрослыми они называли его Паночи. Первым Чеховым, о котором известно чуть более, был второй сын Михаила — дед Антона со стороны отца, Егор Михайлович. Дед Егор сумел вырваться из рабских уз. Крепостной графа Д. Черткова, он родился в 1798 году в слободе Ольховатка Богучарского уезда Воронежской губернии, в самом сердце России, на полпути от Москвы до Черного моря, там, где лес переходит в степь.
(Фамилия Чеховы в этих краях прослеживается до шестнадцатого века.) Он был единственным в семье, кто умел читать и писать.

Егор Михайлович варил из сахарной свеклы сахар, а жмыхом откармливал скот графа Черткова. Продавая на рынке скотину, получал свою долю прибыли. За тридцать лет тяжкого труда (порой ему везло, а порой и плутовать приходилось) Егор Михайлович скопил 875 рублей. В 1841 году он предложил эти деньги Черткову, чтобы, выкупив из крепостных себя, жену и трех своих сыновей, перейти в мещанское сословие. Чертков проявил великодушие — отпустил на волю и дочь Егора Михайловича, Александру. Родители же и братья его остались в холопах.

Получив свободу, Егор Михайлович отправился с семьей за четыреста с лишним верст на юг, в степные края. Здесь он стал управлять имением графа Платова в слободе Крепкой, в шестидесяти верстах к северу от Таганрога. Определив сыновей в подмастерья, Егор Михайлович помог им преодолеть еще одну ступень сословной лестницы — пробиться в купцы. Старший из них, Михаил (р. 1821), уехал в Калугу и освоил переплетное дело. Второму, Павлу (р. 1825), отцу Антона Чехова, к шестнадцати годам уже довелось поработать на сахарном заводе; потом он был погонщиком скота, а в Таганроге его взяли мальчиком в купеческую лавку. Младший сын, Митрофан, ходил в приказчиках у купца в Ростове-на-Дону. Любимицу отца, дочь Александру, выдали замуж за Василия Кожевникова из деревни Твердохлебово Богучарского уезда Воронежской губернии'

Егор Михайлович Чехов прожил в платовском имении весь свой век — умер он восьмидесяти одного года от роду. Слыл он чудаком и был крутого нрава. Получив власть над крестьянами, обходился с ними с жестокостью, за что и заслужил прозвание «аспид». Однако не пришелся он ко двору и у господ — графиня Платова отправила его подальше от себя, за десять верст, в слободу Княжую. Егор Михайлович, которому по чину полагался барский особняк, предпочел поселиться в крестьянской избе.

Бабка Чехова со стороны отца, Ефросинья Емельяновна Шимко, с которой внуки почти не виделись, была украинкой2. Все, что Чехов связывал с украинским характером, — смешливость, певческий дар, удаль, жизнерадостность — было выбито из нее мужем. Была она мрачна и сурова, под стать Егору Михайловичу, с которым прожила пятьдесят восемь лет, до самой своей смерти в 1878 году.
Дважды в год Егора Михайловича отряжали сопроводить в Таганрог барскую пшеницу, а заодно прикупить в городе провианта и разного приклада. О его причудах шла молва — из саржевой робы он соорудил себе парадную одежду, в которой выступал, как «подвижная бронзовая статуя». Сыновей он порол за любые прегрешения — случись им украсть яблок или упасть с крыши, пусть и нечаянно. После отцовской расправы у Павла появилась грыжа, и всю жизнь ему пришлось носить подвязку.
Позже Чехов признавался: «От природы характер у меня резкий, я вспыльчив и проч. и проч., но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. <...> Ведь у меня дедушка, по убеждениям, был ярый крепостник»3.

Егор Михайлович неплохо владел пером, и до нас дошли его слова: «Я глубоко завидовал барам, не только их свободе, но и тому, что они умеют читать». Покидая Ольховатку, он взял с собой два короба книг — едва ли в 1841 году этот поступок был типичен для крестьянина. (Однако спустя 35 лет внуки, навещавшие деда в имении Платова, не приметили в доме ни единой книги.)
Хотя Егор Михайлович и заботился о детях, но был скуп на отеческую любовь. Однако на бумаге впадал в сентиментальность и напыщенное многословие. В его письме к сыну и невестке читаем: «Любезный, тихий Павел Егорович. Не имею времени, милейшие наши деточки, через сию мертвую бумагу продолжать свою беседу за недосугами моими. Я занят уборкою хлеба, который от солнечных жаров весь засушило и изжарило. Старец Чехов льет пот, терпит благословенный солнечный вар и зной, зато ночью спокойно спит <...> а до солнца, Егорушка, ну-ну вставай, если что и не так, то нехай так, спать хочу <...> Доброжелательные Ваши родители Георгий и Ефросинья Чеховы»4.

Как и остальные Чеховы, Егор Михайлович поздравлял родичей с именинами и двунадесятыми праздниками, правда, в этих случаях бывал краток. Павел на день своего ангела (29 июня) в 1859 году получил послание: «Любезный Тихий Павел Егорович, Да здравствуй с милым твоим Семейством вовеки, до свидания любезные сыночки, дочки и славные внучки <...> Ваш Георгий Чехов».
Родня Антона по материнской линии была сходных корней и вела свое начало из Тамбовской губернии, мало чем отличавшейся от соседних воронежских краев. Природная смекалка и усердие и здесь проложили крепостным дорогу в мещане. Герасим Морозов — дед матери Антона, Евгении Яковлевны Морозовой — водил по Оке и Волге груженные зерном и лесом баржи. В 1817 году, пятидесяти трех лет от роду, он откупил себя и сына Якова от ежегодного оброка, который крепостные платили хозяевам. Четвертого июля 1820 года Яков женился на Александре Ивановне Кохмаковой. Семейство жены было зажиточным и мастеровитым — их прекрасные деревянные поделки и иконопись пользовались спросом и у мирян, и у духовенства. Однако кровь Морозовых была подпорченной: внуки Герасима Морозова — дядя и тетя Антона — умерли от туберкулеза.

Жизнестойкости у Якова Герасимовича Морозова было поменьше, чем у Егора Михайловича Чехова, — в 1833 году, разорившись, он нашел покровительство у генерала Папкова в Таганроге; жена его Александра с двумя дочерьми обреталась в Шуе. (Сына Ивана отдали в работники к купцу в Ростове-на-Дону.) Одиннадцатого августа 1847 года сильный пожар в Шуе уничтожил восемьдесят восемь домов, и все имущество Морозовых погибло. Вскоре в Новочеркасске Яков Герасимович умер от холеры. Александра Ивановна, сложив в телегу жалкий скарб и посадив туда дочерей Феодосию (Феничку) и Евгению, отправилась за четыреста верст в Новочеркасск, делая короткие остановки в безлюдной степи. Добравшись до места, она не смогла найти ни могилы мужа, ни его пожитков. И снова она пустилась в путь, перебралась в Таганрог и тоже отдала себя на милость генерала Папкова. Генерал приютил несчастных, а Евгению и Феничку даже определил учиться грамоте.

В то время дядя Антона по матери, Иван Яковлевич Морозов, торговал в Ростове-на-Дону под началом старшего приказчика Митрофана Егоровича Чехова5. Кто-то из них — или Митрофан, или Иван — познакомил Павла Чехова с Евгенией Морозовой. У Павла на пальце было кольцо с печаткой: «Одинокому везде пустыня». (Прочитав надпись, Егор Михайлович заявил: «Надо Павлушу женить».) Семейная хроника, которую Павел Егорович составлял в конце своей жизни, отличается тем меланхоличным лаконизмом, который проявится позже, в редкие минуты откровенности, в письмах Антона, а также в его зрелой прозе:
1830. Помню, что мать моя пришла из Киева, и я ее увидал.
1831. Помню сильную холеру, давали деготь пить.
1832. Учился грамоте в с. школе, преподавали по А.Б. по-граждански.
1833. Помню неурожай хлеба, голод, ели лебеду и дубовую кору6.

Церковный певчий научил как-то Павла разбирать ноты и играть на скрипке. На этом его образование завершилось. Но страсть к церковной музыке стала с тех пор утешением для его мятущейся души. Был он одарен и художественными талантами, которые растратились понапрасну в составлении никому не нужных церковных хроник и в велеречивых посланиях. Двадцать девятого октября 1854 года Павел Чехов и Евгения Морозова обвенчались. Евгения была красавицей, но бесприданницей. Павел же лицом не вышел, зато подавал большие надежды как купец.

Иван Яковлевич Морозов, человек щепетильный и порядочный, как-то отказался продавать подпорченную икру и в результате потерял место. Пришлось вернуться из Ростова-на-Дону в Таганрог, где он покорил сердце дочери богатого купца Марфы Ивановны Лободы. А младшенькая в морозовской семье, Феничка, вышла замуж за таганрогского купца красным товаром Алексея Борисовича Долженко, родила от него сына Алексея и в 1874 году овдовела.

Мать Антона, Евгения Яковлевна, семь раз разрешалась от бремени, пережила смерть четверых детей, терпела деспотизм мужа и стоически сносила нужду. И не было у нее иной отдушины, кроме как жалость к самой себе, да еще пеклась она денно и нощно о чадах своих — других способностей Бог не дал, даже читала и писала она с неохотой. Из всех детей Морозовых лишь Иван блистал талантами — знал несколько языков, играл на скрипке, трубе, флейте и барабане, рисовал и писал красками, починял часы, делал халву, пек пироги, из которых вылетали живые птицы, собирал модели судов, мастерил макеты театральных декораций, а также изобрел удочку, которая сама выбрасывала на берег рыбу. Вершиной его творения была ширма, расписанная сказочными батальными сценами: она отделяла магазин от жилого помещения, и за ней посетителей угощали чаем.
Антон любил и жалел мать. Отцу же он подчинялся, но с трудом выносил его, и тем не менее с самого своего рождения и вплоть до смерти Павла Егоровича никогда не расставался с ним. Павел Егорович, в жизни безжалостный деспот и отъявленный грубиян, в семейной корреспонденции живописал себя заботливым и самоотверженным отцом семейства. У старшего сына, Александра, он вызывал отвращение, а у младшего, Миши, — слащавое обожание. Посторонних же он либо забавлял, либо раздражал. Помимо Господа Бога, с которым он постоянно сносился, самой близкой ему душой был брат Митрофан.

Митрофана Егоровича, купца скромного достатка, в Таганроге уважали. Он поддерживал связь со всеми сородичами, щедро (порой не без умысла) делился с ними новостями в письмах и охотно принимал гостей. Роднила братьев Чеховых благочестивость вперемежку с жульничеством. Оба они вошли в учредители церковного Братства при таганрогском кафедральном соборе. Братство собирало деньги в пользу русского монастыря на горе Афон и на попечение таганрогской бедноты. Летом 1859 года Павел пишет Митрофану, намекая на первые признаки фатальной семейной болезни: «Любезный братец, Митрофан Георгиевич! Имею счастие поздравить Вас с приездом в Первопрестольную Столицу Москву <...> Троицу мы провели очень весело дома и в Саду <...> Потрудитесь в Москве спросить у Медиков насчет болезни Евгении Яковлевны. Вам очень известно род болезни, она плюет каждоминутно, это ее сушит до крайности, она очень брюзглива, малейшая вещь делается ей неприятна, она теряет аппетит и больше поправить ничем нельзя, нет ли такого средства или лекарства, чтобы установить душевное спокойствие и утвердить его, а нежность сердца сделать поравнодушнее ко всему, вам лучше известно...»

Семейные сборы весельем не отличались, бывали и размолвки. В мае 1860 года Митрофан пишет брату из Харькова: «Это для меня был день тяжкий, с утра до обеда я не мог развлечь мое сердце ничем, одно воспоминание, что я один, убивало меня до изнеможения <...> Меня повели обедать к Николаю Антоновичу <...> где приняли ласково и хорошо, что у нас редко бывает...»
Все трое сыновей Егора Михайловича Чехова утверждали себя в жизни, производя на свет многочисленное потомство.

У Михаила было четыре дочери и двое сыновей, у Митрофана — трое сыновей и три дочери. У Павла и Евгении — семеро детей. Лишь спустя два года после начала семейной жизни Павел смог скопить 2500 рублей и вступил в третью купеческую гильдию. Их первый сын, Александр, родился 10 августа 1855 года, незадолго до окончания Крымской войны. Английские корабли обстреливали с моря Таганрог — снарядами был разрушен купол собора, пострадали порт и многие дома. Евгения с сестрой Феничкой, спешно покинув дома (на плите в одном из них варился обед), бросились искать убежища в степи, у Егора Михайловича Чехова. Там, в доме священника, Евгения и разрешилась Александром. Вернулись они в Таганрог в тесный домишко свекрови, Ефросиньи Емельяновны, который Егор Михайлович загодя поделил между Павлом и Митрофаном. Когда Митрофан женился, Павел переехал, сняв двухкомнатный глинобитный дом на Полицейской улице. В 1857 году он открыл торговлю. Второй сын, Николай, родился 9 мая 1858 года. В 1859 году третью купеческую гильдию упразднили. Взяв ссуду, Павел приписался ко второй гильдии. Евгения снова ждала ребенка. Всегда готовый угодить властям, Павел Егорович поступил в ратманы таганрогской полиции. В январе 1860 года он писал брату Митрофану: «Новостей у нас нет, только от громового удара в прошедшую субботу Михайловская церковь загорелась в самом кумполе». В этом он усмотрел предвестие — 16 января 1860 года у него родился сын Антон8. <…>
***