| Diogeniya | Дата: Суббота, 01 Июн 2013, 11:45 | Сообщение # 1 |
 Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 6
Награды: 2
Репутация: 0
Статус:  | 
Левченко Татьяна Владимировна родилась в 1957 г. в г. Севастополе, живу в Керчи. Образование среднее. Секретарь «Керченского городского литературного объединения «Лира Боспора».
Публикации: альманахи «Лира Боспора» (Керчь), «Поэтическая карта Крыма» (Симферополь); журналы: «Крымуша», «Брега Тавриды» (Симферополь), «Союз писателей». Авторские поэтические сборники: «Крошка Мир», «Звезда над Керчью» (Симферополь, «Школа», 2005 г.), «Притяжение Керчи» (Симферополь, СГТ ТПО «Вариант», 2011 г.).
Член Союза российских писателей, Крымской ассоциации писателей, Союза русских писателей Восточного Крыма, Межнационального Союза писателей Крыма.
Добавлено (01.06.2013, 11:45)
---------------------------------------------
ДИВОНИЯ
грустная сказка о сбывшемся чуде
Когда-то все люди были добрыми и счастливыми. Они жили свободно в небольших селениях, умели радоваться звёздам, песням и видеть красоту окружающей природы. Люди жили в согласии с природой, беря у неё лишь самое необходимое. И верили в чудо.
Одно такое селение стояло на побережье большого синего моря. Жители любили свой край, оберегали каждое дерево, ухаживали за дикими лесными зверями, которые, заболев, безбоязненно приходили, просили помощи.
Мужчины занимались рыбной ловлей, добывали со дна морского красивые раковины, делали из них чудесные ожерелья, которые дарили своим сёстрам, невестам, жёнам. Женщины вели хозяйство и воспитывали детей. Все жили мирно и дружно, всем хватало места и пищи.
Неподалёку от селения находилась маленькая, сказочной красоты, бухта. Золотой песок, окаймлённый рощицей стройных высоких деревьев, омывали ласковые изумрудно-синие волны. Вода в бухте была чистая, прозрачная. Даже с берега можно было увидеть далеко вглубь, как сверкает на дне такой же золотой песок, а на нём рассыпано множество самых прекрасных раковин, какие только есть на белом свете. Изумительных окрасок водоросли поднимались, то колыхаясь длинными лентами, то кустясь, или стелясь маленькими подводными лужайками.
На берегу, в роще, среди деревьев росли высокие шелковистые травы, среди которых всегда виднелись россыпи множества чудесных цветов с заво-раживающим ароматом.
Посреди пляжа лежал, почти полностью скрытый песком, большой гладкий валун, серый, с розовыми и жёлтыми прожилками, сплетающимися в сложный загадочный узор.
Вся эта местность и бухта, и серп золотого песка, и рощица, была настолько прекрасна и очаровательна, что люди из селения старались ничем не нарушить её естественной красоты. Не заплывали в чистые прозрачные воды на рыбачьих лодках, не собирали со дна чудесные раковины для ожерелий, не рвали цветов в рощице и не трогали её высоких стройных деревьев. А валун посреди пляжа считался священным креслом Дивонии, и на нём никто, кроме неё, не смел присаживаться.
Дивония, считали люди, была Хранительницей этого заповедного уголка. Появлялась она редко. Никто никогда не видел, откуда она приходила, но когда замечали из селения её, сидящей на своём кресле-валуне, начинался всеобщий праздник. Все жители селения, нарядившись в лучшие свои наряды, приходили тогда в рощу, на пляж бухты поприветствовать Хранительницу, научиться у неё простому и безыскусному понимать природу, видеть её красоту, жить с нею в согласии.
Дивония не была неземной красавицей. Как многие и многие женщины, она была красива обычной, простой и непритязательной красотой. Чистое, будто чуть тронутое загаром, лицо её излучало мир и спокойствие. Большие, цвета морской воды, глаза её светились добротой и всепониманием. Длинное, до пят, платье без всяких украшений, было цвета золотого песка пляжа. А тёмные косы, переплетённые зелёными лентами и яркими душистыми цветами, были уложены на голове не то короной, не то венком.
Женщины приносили Дивонии охапки цветов, собранных на лужайках и в ближайшем лесу, складывали к ногам Хранительницы на золотом песке. Дивония начинала плести венок и все девушки, усевшись вокруг, учились у неё искусству подбирать особые сочетания цветов, которые порознь, вроде, ничего не значили, а сплетённые вместе, в особый узор, обладали магическим свойством дарить покой, любовь, здоровье.
Когда венки были готовы, подходили юноши, неся в руках корзинки с самыми разными раковинами. И Дивония учила их подбирать сочетания разных по форме, узору и окраске связанные в ожерелья, они обладали теми же свойствами, что и сплетённые венки.
Затем юноши и девушки обменивались своими изделиями: девушки надевали на головы возлюбленных венки, а те дарили им свои ожерелья. Так свершался обряд бракосочетания. Начинался всеобщий праздник.
Дивония начинала петь и сотни птиц слетались сопровождать её пение своими звонкими голосами. Они рассаживались на ветвях деревьев рощи, словно яркие цветы, украшали их. Дети заводили хоровод, обучаясь песне Дивонии, простые слова которой звучали всё теми же миром, покоем и счастьем. Постепенно к танцам подключались молодые люди, за ними те, что постарше. И только дряхлые старики и немощные собирались вокруг Дивонии, чтобы побыть рядом с ней, возможно, в последний раз, научиться у неё смиренному согласию с завершением пути своего по жизни.
Приходила ночь с яркими крупными звёздами, с полной луной, или с тонким месяцем. Никто не разводил костров, чтобы не затмевать их пламенем красоту волшебной прекрасной ночи.
Затихали песни, уставшие от плясок, люди рассаживались на песке вокруг валуна: поближе старики и дети, потом новобрачные и ещё не вступившая в эту пору молодёжь, замыкали круг люди среднего возраста.
Дивония расплетала свои косы, даря зелёные ленты и неувядающие цветы, украшавшие их, старикам и детям. Затем она поднималась, всходила на камень и долго так стояла, простирая руки над сидящими вокруг. Яркие звёзды лили свой свет на поднятое лицо Хранительницы, словно осыпались с небес на её распущенные шёлковые волосы, струились, стекали по ним, по рукам её нескончаемым потоком. Дивония медленно кружилась на одном месте, напевая песню, в которой слышался хрустальный шорох осыпающихся звёзд. И звёзды срывались с её рук, с её взлетающих в кружении волос, с длинного золотистого платья, разлетались в подставленные ладони, проникали в самые сердца доверчиво принимающих чудо людей. Они, получив бесценный дар, тихо поднимались и расходились, унося в сердцах и душах этот тихий нежный свет звёзд волшебной ночи. Сохраняли в памяти уроки доброты, гармонии и мира, которые так просто, так непритязательно давала им Хранительница дивного очаровательного края Дивония.
Венки, сплетённые Дивонией, не увядали долгие месяцы, а ожерелья из раковин, нанизанные ею, не обрывались, не теряли своего волшебного сочетания форм и окраски, символов и узоров, были талисманами, хранителями мира и спокойствия в семьях.
Пока люди отдыхали после праздника, Дивония уходила. Никто никогда не видел, куда она уходит. Но все знали: пройдёт время, и она появится вновь. И вновь подарит простое тихое чудо единения с природой, чудо понимания красоты и гармонии, чудо умения жить в мире и согласии. И если случалось такое, что из-за пустяка вдруг поссорятся двое, люди говорили им: «Постыдитесь! Придёт Дивония как вы в глаза ей посмотрите?! Как сумеете, осквернённые злобными помыслами, принять дары её?!»
Так, в мире и покое, шли годы, текли десятилетия...
И вдруг однажды появились в очаровательной бухте большие чужие корабли, замутили чистую прозрачную воду её. Взрыли золотой песок пляжа приставшие к берегу шлюпки, растоптали чудесные цветы и шёлковые травы в роще грубые сапоги прибывших на лодках чужеземцев. Застучали топоры, завизжали пилы и саму рощу уничтожили, срубив её высокие стройные деревья, чтобы соорудить из них мрачный, с толстыми стенами и крохотными оконцами-бойницами дом, окружённый глухим забором-частоколом, с прочными воротами, которые открыть могли лишь несколько человек, навалившись дружно.
Ворвались чужеземцы в селение к мирным, не ожидающим зла, людям, разграбили их дома, растоптали, хранимыей как святыню, венки Дивонии, смеясь, разрывали ожерелья-талисманы, рассыпая в беспорядке тщательно подобранные сочетания раковин...
И поработили чужеземцы мирных жителей, заставили их работать на себя, спин не разгибая, глаз к небу звёздному не поднимая. Только звёзды в душах и сердцах людей, подаренные Дивонией, и светили им, давали надежду... И шептали люди: «Вот придёт Дивония...» Чужеземцы смеялись грубо: «А что она сделает, ваша Дивония?!»
Никто не знал, что она сделает, но все верили, что обязательно поможет им Хранительница.
И вот настал срок, и Дивония пришла...
Жители порабощённого селения шли, подгоняемые палками завоевателей, на свою тяжкую, непосильную работу. И вдруг кто-то увидел: сидит, как обычно, на своём кресле-валуне, всё так же просто-прекрасная, всё такая же мирно-спокойная... «Дивония! - понеслось от одного к другому. - Дивония пришла!»
А Дивония сидела, смотрела на изуродованный берег, на уничтоженную рощу, где между пней вся трава была вытоптана и ни один цветок не пробивался. Смотрела она на замутнённую большими кораблями воду бухты, на идущих покорно, под палками, людей... Смотрела и... ничего не делала!
«Как же так?! - растерялись люди, с такой надеждой ожидавшие её прихода. - Разве не видит она, в каком тяжком положении мы оказались?! Ведь она Хранительница мира, добра, любви и счастья... Как может она так спокойно сидеть, смотреть и... ничего не делать, чтобы помочь нам избавиться от чужеземцев, от их непосильного, грубого, злого гнёта?» - Они хотели пойти к Дивонии и высказать ей свою боль, своё недоумение. Но зло смеялись надсмотрщики, жестоко избивая палками каждого, кто смел поднять голову от работы, кто пытался вслух высказать своё возмущение.
А Дивония по-прежнему сидела на своём кресле-валуне, всё так же смотрела на ужасно преображённый мир, на покорно склоняющихся под ударами палок жителей селения. Глубокая боль и скорбь были в её больших, цвета морской волны, глазах. Но, всё так же, она ничего не делала!
Предводителю чужеземцев доложили, что появилась на берегу, невесть откуда пришедшая, женщина, которую местные жители называют Дивонией и ждут от неё помощи. «Приведите её ко мне!» повелел предводитель, и двое вооружённых до зубов чужеземцев отправились исполнять приказ. Они пришли на пляж и грубо обратились к Дивонии: «Наш предводитель повелел тебе немедленно явиться к нему!» Она подняла глаза и тихо ответила: «Люди сами приходят ко мне...» Хотели чужеземцы схватить Дивонию, чтобы силой доставить её к предводителю, но не сумели подойти к ней ближе, чем на пять шагов: неведомая сила, словно незримый барьер, вставала перед ними, не подпуская к Хранительнице. И раз, и другой, и третий пытались чужеземцы подойти к Дивонии, но ничего у них не получилось. И ни с чем, вернулись они к предводителю, доложили о происшедшем. «Так убейте её!» - разозлился предводитель, и вновь вернулись посланцы на берег, подняли своё оружие, чтобы убить Дивонию. Она смотрела на них всё с той же болью и скорбью, но ни тени страха, смятения не легло на её чистое лицо. Лишь затаились в уголках нежных губ две горестные складочки. Выстрелили чужеземцы в Хранительницу из луков, но не долетели их стрелы пяти шагов до Дивонии, потеряли силу, словно наткнувшись на преграду, зарылись в золотой песок. Тогда выстрелили они тяжёлыми железными стрелами из арбалетов. Но и эти стрелы уткнулись в песок рядом с лёгкими лучными. Увидел это предводитель чужеземцев в узкое оконце-бойницу, подумал: видно, Дивония эта - местное божество, а к божеству, пусть и иноземному, следует относиться с почтением, хоть и не поклоняешься ему. Смирил он свою гордыню, вышел из мрачного дома за высокий частокол, на истоптанный грубыми сапогами золотой песок. Остановил лучников повелительным жестом и обратился к Дивонии с такими словами:
- Что ж, если ты богиня, а я простой смертный, я пришёл к тебе сам. Но скажи мне, что ты здесь делаешь?
- Жду, тихо ответила Дивония.
- Чего ты ждёшь?
- Когда придут ко мне учиться добру и миру, любви и согласию...
Засмеялся предводитель чужеземцев:
- Век тебе ждать, не дождаться! Нет места добру и миру там, где правит сильнейший. Не нужно сильнейшему чьё-то согласие, а любви он добьётся сам. Те же, кто слаб и не достойны всего этого. Посмотри на этих людей, которые покорно трудятся, подгоняемые моими надсмотрщиками: они ждали твоего прихода, но никто не посмеет подойти к тебе! Значит, им и не нужно твоё учение.
Сказав это, предводитель повернулся и ушёл. А Дивония осталась сидеть. Она сидела и... ждала...
А жители селения, поняв, что ничем им Дивония не поможет, трудились тяжким непосильным трудом, уже не оглядываясь с надеждой на берег. И с потом солёным, со слезами горькими, словно вымывался из душ их, из сердец тот нежный и спокойный свет звёзд, что дарила им Дивония. И не жалели они об этой потере, считая, что раз она предала их, не нужны им дары её, зовущие к смирению, согласию, к миру и любви. И когда в сумерках возвращались они с работы, без удивления смотрели на опустевший валун, не сожалели об ушедшей неведомо куда Хранительнице.
Дивония ушла, так ничего и не сделав. А что она могла сделать? Ведь добро и правда, в отличие от зла и лжи, беззащитны, безоружны. Это зло и ложь сами приходят к людям, порабощают их, угнетают. К добру же и правде человек должен прийти самостоятельно. Не могла Дивония научить людей непокорству, не могла научить их сопротивляться злу. Потому и ушла, так ничего и не сделав.
И опять шли годы, текли десятилетия, проносились века. Изменялась жизнь, в которой правил сильнейший. Исчезало с лица земли и вновь возрождалось селение на берегу большого синего моря. Сменялись поколение за поколением. Давно научились люди бороться со злом, отвоёвывать свою свободу и независимость. Научились жить в относительном мире и согласии, удерживаемые от раздоров не стремлением к добру, а страхом взаимного уничтожения. Они привыкли правдами и неправдами добиваться благополучия, узнали, что только трудами неустанными можно его сохранять и удерживать. Потому не любили они, если что-то мешало их трудам, что-то отвлекало от бесконечного стремления стать сильнейшим в этом мире.
Наверное, поэтому и не любили жители небольшого селения на берегу синего моря маленькую бухточку неподалёку. Где, через многие столетия, вновь выросла рощица, окаймляющая золотистый песок пляжа с валуном, вода бухты была чистая и прозрачная, и далеко вглубь видно было дно усеянное обломками затонувших кораблей, погибших в сражениях, старинными пушками, якорями... Среди всего этого буйно разрастались тёмные водоросли, по золотистому песку ползали хищные моллюски, уничтожая тех, что помельче, вместе с их красивыми раковинами. В роще, между деревьями, как и прежде, разрослась трава, но не шелковистая, а грубая и колючая, множество кустарников с ядовитыми ягодами переплелось ветвями в непроходимую чащу. И был этот дикий, запущенный уголок так первобытно-прекрасен и очарователен, что опасно было находиться здесь подолгу: дурманящие запахи ядовитых растений завораживали, заставляли забыть об опасности. Как могли эту дикость, эту опасную ядовитость люди считать прекрасной и очаровательной?! Очень просто: ведь уже многие века никто не учил их истинной красоте, настоящему очарованию. Ещё более странным было то, что по-прежнему бухту эту связывали с именем Дивонии, уже давно забыв, кто она такая. Только смутное предание осталось страшилкой для детей: «Вот придёт Дивония!..»
- Мама, сказал маленький мальчик, - беря ласты и ружьё для подводной охоты, - я хочу поохотиться на ярких рыбёшек в той бухте...
- А я, - добавила его сестрёнка, - хочу собрать там на берегу больших раковин, чтобы украсить ими клумбу.
- Не ходите в бухту, - покачала головой мать. - Там опасно: ядовитые запахи одурманивают, у ярких рыбёшек ядовитые шипы. И, не дай Бог, придёт Дивония...
- А что она сделает?! - засмеялся мальчик.
- Тогда увидишь... - неопределённо ответила мама и занялась своими бесконечными домашними делами.
Брат с сестрой не послушались и пошли-таки в бухту. Чтобы не продираться сквозь колючие ядовитые заросли, они взяли маленькую лодку и отправились туда вплавь.
- И кто такая эта Дивония, которой все нас пугают? - задумчиво спросила девочка.
- Не знаю. - Ответил её брат. - Да и никто не знает. Наверное, это какая-нибудь злая волшебница, раз она может приходить в такую страшно-очаровательную бухту.
- А всё-таки, я хотела бы её увидеть, - замирающим от страха голосом произнесла девочка. - Так, одним глазочком. А потом удрать!
- Вот накаркаешь! - добавил страху брат, налегая на лёгкие вёсла. - Придёт Дивония!..
- А что она сделает?
- Тогда увидишь... - важно повторил мальчик слова мамы.
- Да нет, - засмеялась сестрёнка, - Дивония это сказка. Её придумали.
- Ты ещё не знаешь, - возразил мальчик, направляя лодку к берегу. - Иногда чудо сбывается. Если очень хочешь...
Он сидел на вёслах спиной к берегу, сестра же вдруг замолчала, испуганно прижав обе ладошки ко рту. Её расширившиеся глаза с любопытством и ужасом смотрели куда-то за его плечо.
- Что там?! - встревоженно оглянулся мальчик и облегчённо перевёл дух: ничего страшного на берегу не было. Просто на валуне, выглядывающем из песка, сидела какая-то женщина. - Чего ты испугалась? - обернулся он к сестрёнке.
- Она... она... - прошептала та сбивчиво, - она... появилась!
- Ну и что? - не понял мальчик и, выпрыгнув из лодки, протянул руку. - Пошли, спросим, может, ей надо помочь уйти отсюда на лодке: через заросли ведь не пройдёшь...
- Нет, ты не понял! - упрямилась сестра. - Она появилась в один миг! Только что не было и вдруг сидит...
- Выдумываешь! - мальчик внимательно посмотрел на женщину, встретился взглядом с её печальными глазами цвета морской волны. В складках рта её залегли глубокие горестные складки, издали казалось - она печально улыбается. - Обыкновенная тётя... - пожал он плечами. - Тебе просто показалось...
Он взял сестру за руку и они вместе подошли к незнакомке в длинном золотистом платье. Тёмные косы её, переплетённые зелёными лентами и украшенные яркими цветами, лежали на голове не то короной, не то венком.
- Вам нужна помощь? - спросил мальчик. - Что вы здесь делаете?
Женщина посмотрела вокруг грустными глазами, остановила взгляд на детях.
- Жду, - тихо ответила она.
- Чего вы ждёте? - не понял мальчик.
- Когда придут ко мне, учиться добру и согласию, миру и любви...
- А зачем этому учиться? - спросила девочка. - И так все знают: добро беспомощно против зла, согласия можно добиться силой, мира страхом, а любовь... - она хихикнула, - её по сто раз на день по телевизору показывают!
- Я учу не такой любви, не такому миру и согласию, и не такое добро несу я людям, - объяснила Дивония (а это, конечно, была она). - Я учу тому, что даёт сама природа. Тому добру и миру, что сильны самим своим существованием, не нуждаются в страхе и завоевании. Тому согласию, что поселяется в самой душе вашей. Той любви, что горит в сердцах ваших, согреваемая нежным спокойным светом звёзд.
- Свет звёзд далёкий и холодный, - возразил мальчик. - Он не может согревать. Греет огонь в печи, светят в ночи электрические лампы. И звёзды за этим светом совсем не видны так далеки они и так слаб их свет.
- Принеси мне цветы, - обратилась Дивония к девочке. - Принеси мне раковин, - попросила она мальчика. - Я научу вас плести венки и нанизывать ожерелья с таким сочетанием цвета, форм и узора, что они будут дарить вам и вашим семьям покой и счастье, радость и любовь. Они будут талисманами в вашем доме...
- Здесь нет цветов, - огляделась девочка. - Ближайшие растут у нас на клумбе, но из них венка не сплетёшь: это садовые цветы с хрупкими или жёсткими стеблями.
- И раковины здешние крупные, для ожерелий не годятся, - подтвердил мальчик, показывая поднятую с песка большую, обросшую водорослями и губками раковину моллюска-хищника.
- Тогда я научу вас песне, приносящей в ваши души покой и радость, - грустно улыбнулась Дивония. - Птицы помогут мне...
- Здесь нет певчих птиц! - возразили дети. - Только крикливые чайки, да каркающие вороны...
- Может быть, подождём ночи, и я подарю вам свет звёзд? - растерянно предложила Дивония. - Он войдёт в ваши души, в ваши сердца и будет дарить им покой и счастье...
- Вот ещё! - замотали они головами. - Мама с ума сойдёт, если мы не вернёмся до вечера. К тому же, ночью цветы этих кустарников, - кивнули они в сторону рощи, - издают сильный ядовитый аромат. Можно уснуть и никогда не проснуться...
Грустно поникла голова Дивонии. Долго молча сидела она. Потом начала медленно расплетать свои косы, снимая с них зелёные ленты и неувядающие цветы:
- Возьмите это... - протянула она скромные дары.
- А зачем они нам? - взяла девочка в руки цветы, но они тут же начали увядать, осыпать лепестки.
А ленты в руках мальчика превратились в длинные зелёные водоросли, быстро высыхающие и рассыпающиеся на солнце в пыль.
- И это всё чудо?! - саркастически засмеялись дети и пошли прочь от поникшей Дивонии, к своей лодке.
И только когда отплыли от берега, оба оглянулись, но никого не увидели на опустевшем берегу. Лишь на валуне чуть пошевеливались под слабым ветерком увядшие лепестки цветов.
- Она исчезла! - с испуганным восторгом воскликнула девочка.
- Ушла и ушла, - спокойно согласился брат и покрутил головой: - Тоже мне, чудо!
Дивония ушла, так ничего и не сделав. А что она могла сделать в мире, в котором люди разучились верить в чудо? Что она могла сделать в мире, где люди разучились видеть звёзды?
Что делать Дивонии в мире, где прекрасным и очаровательным считается дикий, заросший ядовитыми растениями, населённый хищными животными и лишённый певчих птиц уголок?
- Странная какая-то! - рассказывали дети маме. - Пришла и сидит, ждёт! Все миссионеры, все апостолы всегда шли к людям и учили их. А она...
Но, наверное, они всё-таки не правы. Веру нужно нести к людям. Но к добру, к любви, миру и согласию люди должны прийти сами.
Как часто гениям таланта не хватает...
Сообщение отредактировал Diogeniya - Суббота, 01 Июн 2013, 12:08 |
| |
| |
| Diogeniya | Дата: Вторник, 04 Июн 2013, 01:07 | Сообщение # 3 |
|
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 6
Награды: 2
Репутация: 0
Статус: | Цитата (verwolf) Важнее всего её миссия
Да, Виталий, именно это. Спасибо, что отметили самое основное в произведении.
Рада знакомству.
Добавлено (04.06.2013, 00:56)
---------------------------------------------
ПРОЛЕЗКИ
Каждый год, когда приближается к концу зима, всё чаще в ясные «февральские окна» заглядывает почти по-весеннему тёплое и ласковое солнце, душу мою охватывает одно и то же чувство. Это чувство – необъяснимое слияние радости и тревоги, счастья и боли, надежды и… полной растерянности. И связано не просто с предчувствием наступления тёплых звонких дней, с их способностью раскрывать сердца людей шире, торжественней… В большей степени чувство это, смятение я связываю с появлением первых цветов в феврале.
Последние – огромные разноцветные пышные шары хризантем отцвели два месяца назад. Два месяца, даже в самые тёплые крымские зимы, цветы не цветут. И вот, в «февральские окна», сначала робко, а после – всё смелее, всё безудержней начинают они пробиваться сквозь скованную холодом землю, сквозь ледяную корку наста, упрямо светятся крошечными фонариками из-под внезапного гололёда… Подснежники… В их имени так тесно слилось: СНЕГ и НЕЖНОСТЬ… Из-под снега, нежно-нежные, осторожно и упрямо они вырываются к солнцу!
В детстве я думала, что подснежники – это только те самые, которые мы изображали на уроках рисования: зелёная стрелочка листка и – хрупкий белый колокольчик. Потом я узнала, что подснежники – много разных цветов, лишь один из которых носит и само это имя, наверное, ещё и за свою белоснежность. Узнала и – забыла… Потому что других подснежников, живя в Керчи, просто никогда не видела.
Случилось так, что один год мне довелось прожить в Харькове, в старом его районе, вплотную прилегающем к лесопарку, незаметно переходящему в настоящий лес. Роскошные хризантемы там просто так, в палисадниках, не росли. Их привозили в конце ноября и в декабре, как большую экзотику. И последние цветы осенью в Харькове были – вездесущие астры-дубки. Они отцвели, и – долгая снежная зима убаюкала землю. Совсем не было зимней зелёной травки – даже под снегом! Это было мне – крымчанке – так непривычно, что за бесконечные три месяца я невероятно истосковалась по зелени, по цветам. И мечтала: наступит весна, я пойду на луга, на лесные полянки и наберу большой-пребольшой букет цветов…
В один из мартовских дней, когда снег в городе уже почти весь сошёл, лишь на затенённых газонах лежали плотные, посеревшие пласты его, Люда, подружка, сказала мне:
– Пойдём в лес за подснежниками!
Я радостно встрепенулась, но тут же осторожно спросила:
– А можно? Подснежники ведь нельзя собирать: они в Красную Книгу занесены.
– Да ты что?! – удивилась Люда. – Какая Красная Книга?! Их в лесу – полно. И все собирают, сколько угодно.
– Но я же сама читала, – настаивала я.
– Да это, наверное, где-то в другой стране! – отмахнулась подруга. – Идём!
Что делать? Собирать подснежники, хоть их и «полно», мне не хотелось. Но… наконец увидеть цветы… И мы пошли. По дороге я ещё пыталась отговорить подругу срывать цветы: ведь достаточно просто увидеть их… Но мои аргументы на неё не действовали: стоит ли идти в лес только чтобы посмотреть? Посмотреть можно и на рынке, – резюмировала она.
В лесу снег лежал чистый, нетронутый, с толстой коркой наста. Она, однако, могла вдруг проломиться хрупко и звонко, и мы проваливались, где по щиколотку, а где и по колено в рыхлый, сквозной, словно замёрзшая мыльная пена, снег.
– Здесь! – наконец остановилась Люда на опушке небольшой полянки. Вокруг стояли высокие хмурые дубы и ясени. И ещё разные, незнакомые мне, лесные деревья. Полянка была вся укрыта, как накрахмаленной скатертью, снежным полотном. Ледяная корка наста сверкала на солнце, тёплые уже лучи которого с трудом пробивались сквозь густое сплетение крон. Я смотрела на полянку и ничего не понимала.
– А где цветы? – робко спросила у подруги.
– Да здесь же! – засмеялась она и, наклонившись, отломила большой кусок наста, отбросила его в сторону. Снег был настолько пористый, истаявший, что сквозь него видна была земля, прелые листья на ней, слежавшаяся пожухлая трава. А местами, сквозь это прелое, прямо в снегу проглядывали, как ни в чём не бывало, зелёные листики-стрелочки с одним – тремя крошечными синими цветочками. Я ахнула и присела на корточки, любуясь храбрыми цветами. Потом, вволю налюбовавшись, обернулась к подруге, но та, отбросив очередной пласт наста, уже деловито собирала цветы в букет. Жалость и растерянность кольнули мне сердце.
– Люда, – позвала я, – а где же… а подснежники где?
Она оглянулась ошарашено.
– Как – где?! Вот же они! – и небрежно тряхнула букетом.
– Но… они же синие…
– А какие же они должны быть по-твоему? – подруга была изумлена не меньше меня.
– Белые, – объясняла я. – Вот такие, – и нарисовала на снегу огромный белый подснежник.
– Глупости! – возразила Люда. – таких не бывает. Или это не подснежники, а просто какие-то ваши цветы. Настоящие подснежники – эти, пролески.
– Пролезки? – засмеялась я.
– Пролески – поправила Люда и нетерпеливо переступила стынущими ногами. – Собирай, а то замерзнем.
Но я собирать странные синие подснежники не торопилась. Склонившись, обходила полянку по краю, где, ближе к деревьям, наст был покрепче и снег под ним – плотнее. Я вглядывалась сквозь ледяную корку, наблюдая под нею и снег, и, просвечивающую сквозь него, землю. Было так же интересно, как на временно замёрзшей, у нас в Керчи, луже, разлившейся по траве: лёд, вода, а в ней стоят, упрямо дожидаясь освобождения, всё равно зелёные, всё-таки живые, травы…
Вдруг я замерла, осторожно присела, всматриваясь. В этом месте, под коркой льда, снег был очень плотным, но лежал слоем не больше, чем в ладонь. И весь он был испещрён десятками дырочек-норок. Что за зверьки проделали такие ровненькие узенькие норки? Я заглянула в одну из них и ахнула: в снегу, словно продышав для себя трубочку, тянулся зелёной стрелочкой листок и синий цветок на толстеньком стебле смотрел вверх. Будто приоткрыв рот, вытаивал оконце в насте, стремясь прорваться, пролезть и сквозь эту ледяную преграду. И дальше, дальше – в каждой дырочке-норке – по синему огоньку, нежно-беззащитно и упрямо протаивающих себе дорогу к солнцу…
Пролески… Пролезки! Они действительно пролазят, даже сквозь плотный снег, дышат-вытаивают оконца во льду… Дышат…
Люда подошла с уже довольно большим букетом нежных синих цветов.
– Ты что, так ничего и не собрала? – удивилась она.
Я только мотнула головой, почувствовав, что говорить не могу: в горле застрял колючий комок, а в сердце вливалось смятение – необъяснимое слияние радости и тревоги, счастья и боли, надежды и… полной растерянности.
– Как же их можно… срывать?! – наконец смогла я произнести. Люда недоумевающе смотрела то на меня, то на букет в своих руках. – Как же их можно срывать?! – повторила я и заплакала…
– Ты опять за свою Красную книгу вспомнила? – не поняла моих слёз подруга.
Я покачала головой и прижала руки к груди:
– Это, наверное, моя Красная книга…
… В детстве я любила ходить в степь собирать полевые цветы. Я приносила их, полуувядшие, огромными букетами. Мне было их жалко, но я очень любила полевые цветы, их знойный горьковатый запах…
Летом я вернулась из Харькова домой. И первое, что сделала – побежала в степь… Я не сорвала ни одного цветка. Просто шла и смотрела на них. Потому что пролески-пролезки развернули в моей душе Красную книгу Природы, просто заставив задать вопрос: «Как же их можно срывать?!» – живых, дышащих, глядящих нежными глазами открыто, доверчиво… Как же их можно срывать?!
Добавлено (04.06.2013, 01:07)
---------------------------------------------
ВЗГЛЯД НАЗАД
.
Много ли можно увидеть за долю мгновения? Ну, это как посмотреть. Глянешь рассеянно — и не увидишь ничего. На знакомое нечто — выхватишь взглядом основную деталь и достаточно: остальное услужливо дополнит память. Но мелкие детали заметишь вряд ли. Но, увидев необычное… Взгляд, за доли мгновения, зафиксирует все мельчайшие детали. Вот только проявляться в сознании они будут уже не мгновения — минуты, часы, дни…
.
Так оно и было.
.
Набережная. Пологий спуск к морю, к причалу. За спиной — здания АзЧерНИРО, Дворца Юстиции. Догадываешься и вспоминаешь, как оно там, на горе, за ними… Знакомо, до мельчайших деталей!
Я спускаюсь к морю, намереваясь пройти на несколько минут на окончание причала, чтобы оттуда, «с открытого моря», оглянуться на вечерний город. С окончания причала даже вершина Митридата немного видна, всегда великолепная на рассвете и закате. И, если уж выпадает возможность, в прекрасный ясный вечер, полюбоваться лишний раз замечательным зрелищем, почему бы не уделить этому несколько минут? Пройти на конец причала и оглянуться назад…
.
Я делаю шаг с последней, широкой ступеньки и ощущаю, что земля уходит из-под ног. На всякий случай, быстро вернув ногу на ступеньку, я, тем не менее, чувствую довольно сильный толчок, будто началось землетрясение. Меня качнуло. Мгновенно оглядываюсь назад, через плечо, с жутким ожиданием увидеть начало катастрофы.
.
Доля мгновения… Осознание же увиденного определилось лишь несколько месяцев спустя. Зато — с мельчайшими деталями. И вот, я решила описать этот взгляд назад, длиною в долю мгновения.
.
Любой керчанин без малейшего труда узнает место, где меня настиг толчок: нижняя ступенька набережной, в полуметре от парапета-скамьи.
Я ощутила себя стоящей на чём-то плавучем. Поскольку смотрела на берег, то не видела, на чём стою, лишь ощущала качку от волн. Периферийным зрением угадывала себе длинный тяжёлый шерстяной тёмно-синий плащ, край которого в виде капюшона наброшен на голову. Я стояла на самом краю непонятного плавсредства, брызги волн падали мне на край одежды и долетали до лица. Из тёплого ясного вечера начала сентября, я внезапно оказалась в пасмурном, как бы не конца ноября.
.
Я смотрела на берег. Суровый, неприступный берег, на котором, под низко бегущими сизыми тучами, мрачно возвышалась гора, почти вся состоящая из беспорядочного нагромождения громадных и поменьше валунов. Пространство меж валунами было заполнено сероватой почвой, поросшей (даже издали ощущалось) жёсткой, такой же сероватой, травой. Тяжёлые волны разбивались о подножие горы, прежде ещё пройдя многометровый каменный шельф, больше похожий на рифовый барьер, пенясь на нём и закручиваясь бурунами и воронками. Пристать к этому берегу было абсолютно невозможно. А и пристанешь (была бы погода спокойной) — вся гора опоясана, поднимающейся прямо от кромки прибоя, высокой, в три человеческих роста, стеной. Стена сложена из больших и малых валунов, без следов обработки и практически без всякого скрепления: в пазах виднеется земля, торчат пучки всё той же сероватой, жёсткой травы. Гора очень крутая. Поэтому, непомерно высокая со стороны моря, стена не особо укрывает от взгляда множество строений на склоне. Мои губы иронически кривятся. Строения, как и стена, сооружены из необработанных глыб, скреплённых землёй. Неправильной округлой формы, будто десятки гигантских чёрных бородавчатых жаб сидят на склоне, глядя ещё более чёрными оками входных проёмов на море, на меня. Проёмы эти завешены изнутри шкурами (разобрать чьими — трудно, но мелькнула бурая медвежья, серая волчья).
.
От ближайшей хижины, к стене бежит человек, держа на отлёте, в левой руке, неуклюжее копьё. За спиной у него виднеется лук и оперения пучка стрел, неожиданно снежно-белые, на общем сизо-серо-чёрном фоне. Мужчина лет тридцати, округлое лицо его обрамлено не слишком длинной кудрявой каштаново-русой бородой. На голове нечто вроде кожаного шлема с «ушами», из-под которых выбиваются длинные, до плеч, волосы, в тон бороды, такие же кудрявые. Одет мужчина в куртку из шкуры, которая явно не сшита, а сооружена, полы её туго прихвачены на талии широким кожаным поясом, который, в свою очередь, завязан тонкими полосками кожи, обёрнутыми поверх него, несколько раз вокруг талии. Полы куртки доходят до середины бедра, руки остаются оголёнными немного выше локтя, по плечам прикрытые свисающими концами шкуры. К поясу приторочено какое-то оружие — то ли булава, то ли топор, на короткой рукояти, явно тяжёлое. Ступни и до середины голеней ног обёрнуты шкурами, закреплёнными, как и пояс, многажды перекрещивающимися узкими полосками кожи. Мужчина бежит к стене и что-то кричит. Это не радость и не страх. Не удивление и не угроза. Да и копьё он держит не угрожающе. Я же, на своём плавсердстве, едва заметно вздёргиваю бровь — не то что удивляясь, но явно не ожидая увидеть увиденное. Неясным осталось: приплыла я или отплывала.
.
Как и полагается, через этот «миг мига», пространства видения и реальности, чуть всколыхнувшись, восстановили равновесие. Я, вновь покачнувшись, опять обрела под ногами почву, точнее, бетон ступеньки. Здания за спиной оказались на своих местах незыблемо и непоколебимо. И Митридат на фоне заката я всё же посмотрела с конца причала. Вот только ноги ниже колен почему-то некоторое время хранили ощущение прилипающей тяжёлой влажной ткани.
.
А когда поднялся бум с установлением Дня города, я молча усмехалась провозглашённому его возрасту. Когда же услышала от кого-то прямое: «Да ведь, по известным данным археологов, городу не меньше трёх тысяч лет!», ответила: «Больше. Своими глазами видела.»
.
В тот миг мига взгляда назад. Через тысячелетия.
Сообщение отредактировал Diogeniya - Вторник, 04 Июн 2013, 01:09 |
| |
| |
| Diogeniya | Дата: Пятница, 14 Июн 2013, 22:22 | Сообщение # 7 |
|
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 6
Награды: 2
Репутация: 0
Статус: | Цитата (Волк) понравилось...
Рада, что так... 
Добавлено (14.06.2013, 22:15)
---------------------------------------------
IN MATRIX
«Солнечный круг,
Небо вокруг...»
(Лев Ошанин)
«Наши дети,
Живущие в Интернете,
Не имеют понятия о рассвете».
(«Жителям планеты Интернет». Автор)
В мире большом никому совершенно не нужен,
Как несомненный морально-убогий урод,
Я, что-то выгладив, выглянуть вышел наружу.
А там ничего... Ну, совсем ничего!
Вот такой оборот...
Может, ослеп я, оглох, потерял обонянье?
Белая мгла и ни звука, ни запаха нет.
Может, пока предавался пустым изысканьям,
Здесь, без меня, завершил бытиё Белый Свет?
Твердь под ногами упруга, как сетка батута.
Что ж, оттолкнусь и взлечу посмотрю с высоты...
Ввысь-то взлетел. И на землю вернулся как будто...
И всё равно ничего! Кроме Мглы Пустоты.
Так ничего не поняв, и уже не пытаясь
Вникнуть: где я в глупом сне, или же наяву?
Сумрачной тенью по мглистому нечто скитаюсь.
Вроде живу... А, быть может, уже не живу...
Мир мой теперь разделён на «возможно» и «как бы»:
Что нарисую себе то и будет вокруг.
Дали б фломастеры...
Я без конца рисовал бы
Синее море...
Звёздное небо...
И... солнечный круг...
Добавлено (14.06.2013, 22:17)
---------------------------------------------
ЖИТЕЛЯМ ПЛАНЕТЫ «ИНТЕРНЕТ»
Мир уносится в парадоксальности.
Нынче норма –
матерщина и сальности:
Всё, что осталось от языка человечьего.
Он устарел, и учить его нечего.
С нами –
остатками эпох докомпьютерных
Детям нашим уже неуютно.
Мол, о чём говорить?!
«Дай поесть и попить!
и отшить:
Не мешайте нам жить!»
Наши дети,
живущие в Интернете,
Не имеют понятия о рассвете.
Бледные тени
полночных бдений:
Вы их на заре не разбудите!
Здравствуйте, дети!
Из какого измерения
будете?
Из какой виртуальности?
(Это, представьте, не блеф –
взбрыки реальности!)
Или вы скорым,
по кабелям телефонным,
Прямиком с Матрицы?
Здесь, понимаете, люди живут,
по другим законам.
Вам здесь неуютно –
спешите сматываться!
Бледные тени
полночных бдений
Дети,
живущие в Интернете...
Выходит, мы –
«потерянное поколенье»
Последнее поколенье детей на планете...
Мир расколот.
Уходит в парадоксальности.
А мы остаёмся жить в этой реальности:
Встречать рассветы,
звёзды отслеживать,
Грозам радоваться,
бегать по лужам...
Мы –
это мы:
осколки мира прежнего,
Который нашим детям –
не нужен...
Так порадуемся последней радости:
После нас на Земле будет трава расти!
Некому будет вытаптывать.
Так-то вот...
Добавлено (14.06.2013, 22:19)
---------------------------------------------
* * *
Была эпоха ранняя.
Ища всему основу,
Душа стремилась к знаниям
Дитям к игрушке новой.
Но – «умножая знания,
Мы скорби приумножим!
Ведь: дети Мироздания
Они ли дети Божьи?
А рамки Веры тесные!
Мы знанием их рушим.
И мысли неуместные
Смущают наши души.
А эта мысль иудова
Уже не знает меры
Мол, Бог живёт, покудова
Просуществует Вера.
Ну, что сказать... Законы мы
Не все ещё узнали.
Что знали не запомнили.
Но детям рассказали.
И думали, ничтожные,
Не отыскав ответа,
Что Вера уничтожена,
Что Бога больше нету.
Но скорби приумножатся
Под сводом Мирозданья
И вдруг однажды сложатся
В единое все знанья,
И, воссияв, Нетленное
К нам снизойдёт ответом:
Господь творит Вселенную
Есть Вера, или нету!
Добавлено (14.06.2013, 22:22)
---------------------------------------------
* * *
«В начале было Слово…
И Слово было Бог…»
А нынче, безусловно,
Подводится итог.
Слов наизобретали
Мы тьмы и тьмы, и тьмы.
Однако же, не стали
С того мудрее мы.
В изящные узоры
Сплетаем словеса.
В них мысли суть не скоро
Отыщет автор сам.
Витийствуем покуда,
Покуда мысль таим,
Безумно веря в чудо,
Чудес не сотворим.
Ведь истинность свободы
Мир словом создавать.
Царить в душе народа,
Но не повелевать.
Очисти мысль от плевел
Словесной шелухи.
И на твоём посеве
Тогда взойдут стихи,
Как истины основа,
Как истины итог:
Слова сольются в слово.
И слово будет бог.
Как часто гениям таланта не хватает...
Сообщение отредактировал Diogeniya - Пятница, 14 Июн 2013, 22:20 |
| |
| |
