ФУРМАНОВ ДМИТРИЙ АНДРЕЕВИЧ
(26 октября (7 ноября) 1891 — 15 марта, 1926)

— известный русский писатель-прозаик, журналист, публицист и политический деятель, участник гражданской войны.

В дни своей юности Фурманов учился в Кинешемском реальном училище. И хотя он прожил в Кинешме всего около трёх лет (1909—1912), они были важными для формирования его мировоззрения и становления характера (Согласно путеводителю «Кинешма», издательство «Советская Россия» (1987, ред. И. Е. Ермакова). Именно в реальном училище Дмитрий Фурманов окончательно решил посвятить свою жизнь литературе. После его окончания в августе 1912 года он поступает в Московский университет на филологический факультет, который окончил в 1915 году, но экзаменов не сдавал. Принял участие в Первой мировой войне в качестве брата милосердия РОКК. Последовательно участвовал в организациях социалистов-революционеров-максималистов и анархистов.

Летом 1918 вступил в РКП(б). В составе Иваново-Вознесенского полка убыл на фронт Гражданской войны. В дальнейшем — комиссар в 25-й стрелковой дивизии Чапаева, начальник политического управления Туркестанского фронта, уполномоченный РВСР в Семиречье, комиссар десантного отряда Е. И. Ковтюха на Кубани, начальник политического управления IX-й Кубанской армии. При ликвидации Улагаевского десанта был сильно контужен.

В 1924 году получил высшее образование. В 1924—1925 — секретарь Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП). В 1926 году умер от менингита, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Наибольшую известность из литературного наследия Фурманова получил роман («Чапаев»). В 1934 по материалам этой книги режиссёры братья Васильевы поставили одноимённый фильм, завоевавший в СССР огромную популярность.

Награды
Орден Красного Знамени (1922) — За командование отрядом при разгроме Улагаевского десанта в 1920 году.

Основные произведения
1922 — «Красный десант»
1923 — «Чапаев»
1923 — «В восемнадцатом году»
1925 — «Мятеж»
(По материалам Википедии)
***

Фурманов Д. А.

(1891/92—1926) — род. 26 декабря 1891 г. (7 января 1892 г.) в селе Середа Середской волости Нерехтского уезда Костромской губ., ныне Иваново-Вознесенской. Детство его до пяти лет прошло в деревне, где родители его крестьянствовали. Раннее свое детство Фурманов описывает сам в своих записках: "Из ранней своей жизни я абсолютно ничего не помню, лишь по рассказам старших могу заключить, что был большим буяном и ужасным драчуном, за что неоднократно получал "потасовки".

В 1896 году родители Фурманова переезжают в Иваново-Вознесенск, и до 17 лет жизнь его течет в городе среди разлагающей ребенка обстановки. Отец, бросив крестьянство, занялся торговлей и устроил "кабак", как говорит он сам. "У нас был кабак. Как противно это слово! Отвратительный запах прокопченности, пропитанности всего водкой, кажется, до сих пор еще живет в моей памяти и заставляет содрогаться при одной мысли о возможности того обстоятельства, что и я мог бы попасть, по счастливой случайности, в компанию этих вечных сотоварищей-собутыльников моего отца, что и я мог бы пропасть, как пропадают многие за компанию. Как видите, жизнь самая тяжелая".

Однако, отец понимает все же, что жизнь идет вперед, и Фурманов 8-ми лет попадает в городское училище. С этого времени для него начинается другая жизнь, он зачитывается Майн Ридом, Вальтером Скоттом и воплощает в жизнь прочитанное, перенося чтение на улицу, руководя всеми мальчишескими затеями. Отличается в школе по русскому языку, пишет свои сочинения на нескольких листах. Двенадцати лет (1903 г.) Фурманов кончает городское училище, и отец отдает его в торговую школу. С этого времени у Фурманова появляются книги-дневники со стихами, и становится ясно, что торговая школа не может его удовлетворить. Читает он все, что попадается под руку, и мы видим в его дневниках того времени выдержки из Л. Толстого, Достоевского, Григоровича, Пушкина и Лермонтова. Часто, не имея денег на папиросы и на книги, Ф. пишет сочинения своим товарищам. По окончании торговой школы Фурманов в 1908 году решает ехать в Кинешму, держать экзамен в пятый класс реального училища. Любовь к поэзии проглядывает у него с ранних лет; тетрадь за тетрадью наполняет он стихами, а с 14 лет уже появляются регулярные записи всех волнующих его вопросов, и по ним можно проследить рост Фурманова. Среди этих записей все же разбросаны стихи, обнаруживающие, кроме лирического чувства, искание ответов на волнующие большие вопросы. Этим можно объяснить влечение Фурманова в тот период к Достоевскому. В реальном училище Фурманов — друг и товарищ всех учеников, заступник за всех обиженных, зачинщик всех коллективных выступлений; все это создает ему необычайную любовь среди товарищей. Но Фурманов не удовлетворен; внешняя обстановка волнует его, но никто не усмотрел, не уловил эту богатую натуру, не вывел его на правильный путь. Он мечется из края в край и не находит приложения своей энергии. Реальное училище все же помогает его общему развитию, судя по аккуратным записям его.

Не имея материальной поддержки семьи, Фурманов все же в 1912 году весной едет в Москву и поступает на юридический факультет. Посещение первых лекций его разочаровывает, он пишет в своих записках: "Куда идти мне? Чувствую, что влечет другое, не сюда попал я. Нет удовлетворения, не могу заниматься сухими науками закона, когда все нутро тянется к поэзии, когда рифмы прут из нутра". И Фурманов переводится на словесное отделение историко-филологического факультета московского университета, который и кончает без государственных экзаменов в 1915 году.

Первые годы студенчества. Голодная жизнь, холодная комната, бегание по грошовым урокам и чтение, бесконечное чтение в каждую свободную минуту. Не имея подчас денег на обед, он гроши откладывает для покупки книг, и та библиотека, которая осталась после его смерти, начало свое положила еще в голодные студенческие годы 12—15 годов. 1914 год. Поездка на фронт в качестве брата милосердия и все то же искание, все та же жажда найти правильный путь. Заметки того времени, которые посылал он в столичные газеты, всегда говорили о страдании солдат в окопах, о боях и о психологических переживаниях солдат.

В 1916 году, разочаровавшись, Фурманов возвращается в красный город ткачей — Иваново-Вознесенск, участвует в организации рабочих курсов и вместе с Михаилом Алекс. Черновым, другом студенческих лет, переносит все трудности легального положения курсов. Февральская революция сразу захватывает его и бросает на гребень вырастающей волны. Здесь и начинаются для Фурманова тяжелые переживания своей политической неопределенности. Сначала мы видим его в рядах левых эсеров, потом он организует группу максималистов, потом является лидером анархистов. Весь этот сложный путь опять-таки с необыкновенной искренностью запечатлен в его книге "Путь к большевизму".

В письмах он жаловался на идейный тупик, но тогда уже во всех его выступлениях и лекциях, а также и в работе чувствуется намечающаяся единая линия работы с большевиками: "Я не найду себе пути, не удовлетворяет меня ни одна партия, и вот только большевики прельщают меня своей цельностью, своей настойчивостью..." Так писал он в марте 1918 года. В это время он уже товарищ председателя местного совета рабочих депутатов; большую часть работы по организации советской власти, по агитации и пропаганде Фурманов несет на своих плечах. Тут он сталкивается вплотную с М. В. Фрунзе, который, как он сам пишет, сыграл огромную роль в его жизни: беседы с ним расколотили последние остатки анархических иллюзий. В июне Фурманов уже большевик, и через неделю его назначают руководителем всей партийной жизни губернии и членом губисполкома. 1919 год. Отправление с отрядом Фрунзе на фронт, назначение комиссаром 25-й Чапаевской дивизии. Много и подробно этот период Фурманов отразил в своей книге "Чапаев"; не сказал он только того, что был первым комиссаром этой партизанской дивизии и своей чуткостью, дисциплинированностью и твердой волей превратил дивизию и ее командиров в стойких красных бойцов. Осенью 1919 года, за две недели до гибели Чапаева, Фрунзе отзывает Фурманова в политуправление туркфронта начальником. Весна 1920 года застает Фурманова уполномоченным Реввоенсовета в Семиречье, откуда после ликвидации разыгравшегося кулацкого мятежа осенью Ф. переезжает на Кубань и попадает в тыл к белым, куда он был назначен комиссаром красного десанта при командире Кавтюхе. В бою сильно контужен в ногу и награжден орденом Красного Знамени. По возвращении был назначен начальником политуправления кубанской армии.

1921 год застает его уже в Москве, и с этого времени начинается его литературная деятельность. Начиная с 1917 года Фурманов много писал статей в "Рабочем Крае" Иваново-Вознесенска и военно-политических журналах, сотрудничал в "Известиях" и "Правде", выпускает две брошюры: "Красная армия и трудовой фронт" и "Форма агитации и пропаганды".

В 1921 году он выпускает первую свою книгу "Красный десант", в 1922 году — "Чапаева", выдержавшего 6 изданий в сотнях тысяч экземпляров; выпускает повесть "В восемнадцатом году", сотрудничает в московских журналах, в начале 1925 года выпускает книгу "Мятеж".

1923 год. Фурманов вступает в члены МАПП, выбирается секретарем, принимая активное участие в борьбе на фронте пролетарской литературы. Во время болезни, почти накануне смерти, он пишет в постели товарищеский привет собравшейся II чрезвычайной конференции, которую поздравляет с ликвидацией "левого", т. н. родовского уклона. 15 марта 1926 года Фурманов умер от менингита.
А. Фурманова.
(Источник - Большая биографическая энциклопедия; http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/30464/Фурманов)
***

Малютин Сергей Васильевич. Портрет Д.А. Фурманова, 1922 год

Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ
АВТОБИОГРАФИЯ

Я свое раннее детство помню в жалких обрывках: годов до восьми. А тут пристрастился читать. И с тех пор читал много, горячим запоем, особо усердно Конан Дойля, Жюля Верна, Майн Рида, Вальтера Скотта и в этом роде.
Ученье: городское шестиклассное в Иваново-Вознесенске, там же Торговая школа, потом на Волге, в Кинешме, за три года окончил пятый, шестой, седьмой классы реального.
Засим Московский университет. Закончил по филологическому факультету в 1915 году, но не успел сдать государственные экзамены - братом милосердия с поездами и летучками Земсоюза гонял на Турецкий фронт, по Кавказу, к Персии, в Сибирь, на Западный фронт под Двинск, на Юго-Западный, на Сарны-Чарторийск.
В половине 1916 года приехал в Иваново-Вознесенск и вместе с близким другом по студенчеству, Михаилом Черновым*, работал преподавателем на рабочих курсах.
Ударила революция 1917 года.
Пламенные настроения, при малой политической школе, толкнули быть сначала максималистом, дальше анархистом, и казалось, новый желанный мир можно было построить при помощи бомб, безвластья, добровольчества всех и во всем...
А жизнь толкнула работать в Совете рабочих депутатов (товарищем председателя), дальше - в партию к большевикам, в июле 1918 года - в этом моем повороте огромную роль сыграл Фрунзе: беседы с ним расколотили последние остатки анархических иллюзий.
Вскоре работал секретарем губкома партии, членом губисполкома.
Потом с отрядом Фрунзе на фронт. И там: комиссаром 25-й Чапаевской дивизии, начальником Политуправления Туркестанского фронта, начальником политотдела Кубанской армии, ходил в тыл к белым на Кубани комиссаром красного десанта, которым командовал Епифан Ковтюх*. Тут контужен в ногу. Вместе с другими шестью за этот поход награжден орденом Красного Знамени. Потом в Грузию, из Грузии на Дон, с Дона в Москву. И здесь с мая 1921 года.
1917 - 1918 годы писал в "Рабочем городе" и "Рабочем крае" (Иваново-Вознесенск); годы 1919 - 1921 много писал публицистических и руководящих статей в военно-политических журналах; в то же время сотрудничал нерегулярно в газетах ("Известия ВЦИК", "Рабочий край", "Красное знамя", "Коммуна" и др.). С 1921 года, приехав в Москву с фронта, написал "Красный десант" ("Красная новь"), "Чапаев" (Госиздат), "В восемнадцатом году" ("Буревестник"), начал сотрудничать в московских журналах.
В начале 1925 года вышла новая моя книга - "Мятеж" (Госиздат), посвященная гражданской войне в Семиречье летом 1920 года. После "Мятежа" вышло еще несколько книжек. Теперь вот года четыре литературную работу считаю главной, основной. Писал я и раньше, писать начал давно, но тогда это было словно между делом. Теперь - иное. Даже совсем иное.
Д м и т р и й Ф у р м а н о в
Москва, 7 января 1926 года.
(Фурманов Д. А. Рассказы; Повести; Заметки о литературе / Сост. М. Л. Катаева. - М.: Моск. рабочий, 1984. - 416 с)
***

Анатолий Васильевич Луначарский
Фурманов

Только общий мажорный тонус нашего движения, только тот боевой марш, в котором мы движемся вперед к победе, хотя и теряем на каждом шагу товарищей, может развеять острую тоску, навеваемую на каждого из нас расходившейся по нашим шеренгам смертью.
Беспрестанно раздается похоронный набат по какому-нибудь из товарищей.
Худо то, что смерть не щадит и молодых. Я прямо с каким-то ужасом узнал о смерти Фурманова.
Для меня он был олицетворением кипящей молодости, он был для меня каким-то стройным, сочным, молодым деревом в саду нашей новой культуры.
Мне казалось, что он будет расти и расти, пока не вырастет в мощный дуб, вершина которого поднимется над многими прославленными вершинами литературы.
Фурманов был настоящий революционный боец. Можно ли себе представить подлинного пролетарского писателя, который в нашу революционную эпоху не принимал бы непосредственно участия в борьбе! Но Фурманов принимал в ней самое острое участие как один из руководителей военных схваток наших со старым миром.
Это не только свидетельствует о настоящем героическом сердце, но это давало ему огромный и пламенный революционный опыт.
Замечательно то, что бросается в глаза в Фурманове и что опятьтаки является характернейшей чертой того образа пролетарского писателя, который носится перед нами: он был необычайно отзывчивым на всякую действительность, - подлинный, внимательнейший реалист; он был горячий романтик, умевший без фальшивого пафоса, но необыкновенно проникновенными, полными симпатии и внутреннего волнения словами откликнуться на истинный подъем и личностей и масс. Но ни его реализм, ни его романтизм никогда ни на минуту не заставляли его отойти от его внутреннего марксистского регулятора.
Самая героическая действительность, самые хаотические впечатления не заставляют его заблудиться, не заставляют его сдаться на милость действительности, как какого-нибудь Пильняка, нет, - он доминирует над этой действительностью и от времени до времени взглядывает на марксистский компас, с которым не разлучается, и никакая романтика никогда не заставляет его опьянеть, трезвый холодок продолжает жить в его мозгу, когда сердце его пламенеет.
Он восторгается Чапаевым и чапаевцами, но он остается большевистским комиссаром при народном герое.
Вот эти-то черты Фурманова создают особенный аккорд в его произведениях. Они до такой степени аналитичны, они так умны, они такие марксистские, что некоторые близорукие люди заговаривают даже о том, будто Фурманов слишком впадает в публицистику.
Рядом с этим в произведениях Фурманова есть внутренний огонь, никогда не растрачивающийся на фейерверки красноречия, но согревающий каждую строчку, иногда до каления, и всегда в них есть зоркий взгляд подлинного художника, влюбленного в природу и в людей, дорожащего каждой минутой, когда он может занести в памятную книжку или в книгу своей памяти какой-нибудь эскиз, какой-нибудь этюд с натуры.
Фурманов так серьезен, он так понимает, что его книги создаются не для развлечения, а для поучения и для ориентации, что он готов поставить их литературно-увлекательную сторону на второй план, а на первый план - возможно более систематическое и действенное изложение интересующего его материала.
Когда народники стояли на вершине своего пафоса и своей серьезности, они создали Глеба Успенского.
Мы знаем теперь, что Глеб Иванович чистил свои произведения от одного издания к другому. Но как он их чистил? Он убирал беллетристические элементы, он делал их суше, потому что ему казалось почти недостойным занимать читателя изюминками юмора и художественными блестками.
Конечно, мы чужды этому аскетизму. Фурманов вовсе не хотел, так сказать, выжимать, выпаривать красоту, эмоции, жизненные образы из своих произведений. Он просто не им в первую очередь служил, не они были его целью.
Его целью была широкая ориентация - широко говорящий одновременно и уму и сердцу рапорт о событиях; а стиль, образы, лирика, остроумие - все это могло быть только служебными.
Однако Фурманов был и хотел быть художником. Он понимал, что в его молодых произведениях еще не достигнуто полное равновесие.
Успех его книг был огромный. Они разошлись почти в 300 000 экземпляров. Редко кто из наших классиков, самых великих, может по количеству распространенных экземпляров стать рядом с Фурмановым. Стало быть, широкий народный читатель его понял и полюбил.
Тем не менее Фурманов прекрасно знал, что ему надо еще много работать над собою.
Одно только можно сказать: никогда Фурманов не шел к художественному эффекту путем, так сказать, облегчения своей задачи, выбрасывания в качестве балласта своих наблюдений, не стремился поднять воздушный шар своего творчества выше ценою опустошения своего багажа. Нет, этого Фурманов не делал никогда. Он заботился о большей подъемной силе своего творчества - и он, несомненно, к ней пришел бы. Быть может, путь его был бы извилист, вел бы Фурманова от сравнительных неудач к сравнительным удачам, но он, конечно, пошел бы вверх.
Вот почему я считал Фурманова надеждой пролетарской литературы; среди прозаиков ее, где, несомненно, есть крупные фигуры, Фурманов был для меня крупнейшим.
(Источник - http://azlib.ru/l/lunacharskij_a_w/text_0300.shtml)
***