- русский писатель и публицист, узник сталинских лагерей, проживавший за границей с 50-х годов прошлого века.

Василий Иванович Алексеев родился в 1906 году во Владимире. Вскоре после окончания исторического факультета Московского университета, в 1930 году, он был арестован и приговорен к 5 годам лагерей.

По отбытии срока наказания поселился в небольшом городке Московской области. Во время войны город оккупировали немцы, и Алексеев был отправлен на работы в Германию. После войны сотрудничал в русских эмигрантских изданиях. Обстоятельства жизни Василия Алексеева в послереволюционной России вплоть до начала Великой Отечественной войны легли в основу двух больших повестей: «Невидимая Россия» (1952) и «Россия солдатская» (1954), опубликованных издательством имени Чехова (Нью-Йорк), которые чрезвычайно интересны как документ. Искренние и правдивые свидетельства о жизни русской интеллигенции в Советском Союзе тех лет тем более ценны, что среди русских людей, попавших на Запад в результате второй мировой войны («ди-пи»), в отличие от первой, «белой» эмиграции, было не много писателей.
***

Василий Иванович Алексеев, автор «Невидимой России», родился в 1906 году во Владимире. Вскоре после окончания Исторического факультета Московского университета, в 1930 году, он был арестован по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группе и приговорен к 5 годам заключения в концентрационный лагерь. По отбытии срока наказания поселился в небольшом городке Московской области. Во время войны город был занят немцами и Алексеев был отправлен на работы в Германию.

«Невидимая Россия» — повесть о советском юноше Павле Истомине, выросшем в русской интеллигентной семье. И отец и мать Павла, типичные представители русской прогрессивной интеллигенции, хотя и были религиозны, были против всяких «излишеств» в проявлении религиозности и не приучали сына к церкви. Воинствующее безбожие советской власти не только не уничтожило в душе Павла потребности в поисках нравственных идеалов, но, наоборот, помогло ему найти путь к правде и к Богу. В своих исканиях Павел оказался не одинок. Он рано начал находить среди сверстников друзей, которые так же, как и он, испытывали потребность в каких-то более возвышенных и вечных нравственных идеалах, чем те, какие внушала им советская школа и власть. К великому изумлению Павла, среди его друзей оказалось немало и таких, которые до того, как они открыли в религии новый источник света, прошли через комсомол. Павел и его друзья организовали подпольные кружки молодежи. В этих кружках они читали запрещенные в Советском Союзе книги Владимира Соловьева, Сергея Булгакова, Челпанова, Достоевского и других писателей, официально заклейменных в качестве «идеалистов». Члены этих кружков не только читали, но и зорко всматривались в окружающую жизнь, ища в ней подтверждения того, чем полны были их юные души. Новые знакомства и встречи убедили их в том, что под оболочкой официальной системы по прежнему жива другая, незримая Россия. Большинство членов кружка Павла, в конце концов, были арестованы и отправлены в концентрационный лагерь. Жизни в тюрьме и в концентрационном лагере посвящены едва ли не самые яркие страницы этой книги.

«Невидимая Россия» — повесть, но в ней нет вымысла. И светлые и темные ее страницы выстраданы Павлом Истоминым и его друзьями, они сами подскажут читателям выводы, укрепят в них веру и любовь к борющемуся за свое освобождение русскому народу.
Издательство имени Чехова
(Источник - http://nigmaru.com/hl/highlight.php?url=http%3A%2F%2Fwww.vtoraya-literatura.com%2Fpubl_132.html&code=783b51&s=%D0%90%D0%9B%D0%95%D0%9A%D0%A1%D0%95%D0%95%D0%92+%D0%92%D0%90%D0%A1%D0%98%D0%9B%D0%98%D0%99+%D0%98%D0%92%D0%90%D0%9D%D0%9E%D0%92%D0%98%D0% A7+-+%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C)
***

Алексеев В.И.
Невидимая Россия. - Нью – Йорк, Издательство имени Чехова, 1952)
(Отрывок)

Глава двадцать вторая
ПРИГОВОР

— Истомин, с вещами! Лицо у мента было лукавое, почти веселое. Свобода или приговор? Павел вскочил и трясущимися руками стал собирать вещи. Сокамерники окружили его. Все думали, что Павла освобождают. Каждый старался объяснить ему адрес своих родных как можно проще, чтобы он не забыл, зашел и передал хоть несколько слов.
Дверь захлопнулась и Павел очутился в коридоре. Спустились вниз по лестнице. Дверь в нижний коридор, после нижнего коридора двор, во дворе пересыльный корпус. Если не завернут в него — значит либо в другую тюрьму, либо на волю, — думал Павел. Дверь открылась — в нижнем коридоре стояла группа арестованных. Все свои: Николай, Алеша, Григорий, еще Алеша, Михаил, а этот... какое знакомое лицо! Да это спортсмен — друг Григория. Я не думал, что он тоже здесь... и Иван Иванович... бедный старичок, неужели и он по нашему делу?
На всякий случай Павел не здоровался с друзьями, только кивнул им незаметно.
Один мент пошел впереди, другой сзади. Двор... Сейчас решится судьба! Деревья совсем облетели, в углах, не растаяв, лежал выпавший ночью снег. Целое лето за решёткой!
Идущий впереди мент круто свернул вправо. Лестница пересыльного корпуса была узкая и темная. Шли гуськом — по одному. Опять гулко щелкнул замок в железной двери. Совсем короткий коридор, круглая комната с шестью дверьми, в дверях волчки — тюрьма пересыльного корпуса. Один из ментов по очереди отзывал заключенных в противоположную часть комнаты, что-то читал, протягивал небольшой клочок белой бумаги, положенный на книжку. Вызванные расписывались.
— Истомин!
Павел подошел. «По приговору коллегии, за участие в контрреволюционной организации, именуемой Союз Христианской Молодежи... к пяти годам исправительно-трудовых лагерей». Павел молча расписался и отошел. Сзади донесся сердитый голос гимнаста:
— Тут неясно написано, обвиняюсь ли я в принадлежности к союзу крестьянской или христианской молодежи?
— Хри... хри... христианской, — прочитал еще раз мент.
— Очень благодарен, только я ведь неверующий!
После прочтения приговоров открыли одну из камер и всех вместе ввели в нее. Камера не была переполнена, как камеры следственного корпуса. На нарах было много свободных мест и вся компания расположилась вместе. Только теперь Павел смог, наконец, рассмотреть друзей. Николай оброс бородой и стал похож на декабриста в ссылке. Алеша Желтухин ни капельки не изменился, глаза его были такие же спокойные и добрые, как всегда. Он первый подошел и обнял Павла.
— Ну, как, туго пришлось?
— Нет, меня сравнительно мало мучили.
— Меня тоже, — Алеша улыбнулся.
Григорий выглядел мрачным и каким-то другим, чем прежде. Павлу сначала показалось, что он на него сердится, но это было только первое впечатление — просто Григорий пережил всё тяжелее, чем он. Постепенно Павла стало охватывать нервное возбуждение. Надо всех ободрить, показать пример... Григорий сразу заметил это настроение Павла и ему стало неприятно. — Что он ломается и бравирует! — думал он.
Григорий отошел и сел около брата. Алеша огрубел, глаза его стали суровее, но при приближении Григория на лице его появилось что-то беспомощное и жалкое. Григорий снял пальто, постелил на доски и сказал Алеше:
— Ложись, отдохни — устал наверное!
Алеша лег, как маленький. Григорий накрыл его сверху одеялом.
— Как-то там мама и Леночка! — сказал он.
Алеша съежился под одеялом и отвернулся. Михаил всё время держался в стороне: он не был знаком с Григорием и Алешей Желтухиным. Павел понял, что он один знает всех. Не представлять же их друг другу в тюремной камере! Надо будет улучить время и переговорить с каждым отдельно, — думал он.
— Можно вас на минутку?
К Павлу подошел Иван Иванович. Лицо у старика было какое-то странное. Когда они отошли к окну, Иван Иванович спросил дрожащим от сдержанного негодования голосом:
— Объясните мне, что всё это значит?
— Что именно? — Павел занял оборонительную позицию. Не назвав на допросах ни одной фамилии, он чувствовал себя чистым перед стариком.
— Как, что именно?
Бороденка Иван Ивановича затряслась.
— Вы впутали меня в какое-то политическое дело и я получил три года концлагеря!
— Я не говорил о вас ни одного слова на допросах, — ответил Павел сухо. Глаза старика изобразили удивление.
— А следователь мне сказал, что вы ему всё про меня рассказали...
— Вы верите тому, что говорил следователь?
— Ну, позвольте, позвольте... он мне сказал прямо, что вы хотели завербовать Сапожникова в свою организацию и потому наводили о нем справки. О связи с Григорием донес Чернов! — как молния пронеслось в голове Павла.
— Ну и что же? — спросил он старика.
— А то, что я невольно был вашим орудием и за это пострадал.
— А вам не приходило в голову, что арестованы вы, арестован я и арестован Сапожников, а вот ваш друг Чернов остался на воле! Старик всё еще ничего не понимал.
— А что вы сами показывали на допросе?
— Как что? — удивился Иван Иванович, — они уже всё знали. Я только объяснил им, что теперь такое время, что никому доверять нельзя и поэтому...
— И поэтому вы объяснили следователю ГПУ, что боитесь их тайных агентов в среде своих знакомых! Я о вас не сказал ни слова. Благодарите за приговор Чернова и себя самого. Павел отошел, оставив старика застывшим в удивленной позе. Однако, неприятно... действительно этот Иван Иванович совершеннейший ребенок. Чего доброго погибнет... Павел дал себе слово даже косвенно не впутывать никого постороннего в конспиративные дела.
Из дальнейших разговоров выяснилось, что Чернов, по-видимому, действительно был тайным агентом потому, что именно он однажды встретил Алешу Сапожникова, провожавшего Бориса на вокзал и именно он только спрашивал Алешу о плотном белокуром мужчине в галифе и сапогах. К счастью, Алеша сразу нашелся ответить, что это был случайный знакомый спортсмен, приезжавший из провинции на состязания. Помимо этого, выяснилось, что другого Алешу спрашивали о Мите. Из вопроса было ясно, что Митя замешан в какую-то большую организацию, составленную из инженеров и вырабатывавшую новую программу…
***