ЛУГОВСКОЙ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ
(18 июня (1 июля) 1901 — 5 июня 1957)
- известный русский поэт, переводчик и журналист
Родился в семье учителя, преподававшего русскую литературу в гимназии; мать была певицей. В 1918 окончил гимназию, поступил в Московский университет, но вскоре уехал на Западный фронт, где служил в полевом госпитале. После возвращения с фронта работал в угрозыске, учился в Главной школе Всевобуча, в Военно-педагогическом институте (1919-1921). В 1921 г. служил в Управлении внутренними делами Кремля и в военной школе ВЦИК. Революция, гражданская война, русская история и природа Севера, откуда происходил отец поэта, составили первоначальный круг впечатлений и поэтических образов В. Луговского.
Писать стихи он начал курсантом школы Всевобуча, но впервые напечатался в 1924 г. В 1926 г. вышел сборник «Сполохи». Был членом группы конструктивистов, с формальной точки зрения разрабатывал новый размер — тактовик и создал один из наиболее известных его образцов — посвящённый Гражданской войне «Перекоп» («Такая была ночь, что ни ветер гулевой…»). Затем были изданы книги «Мускул», «Страдания моих друзей», «Большевикам пустыни и весны», созданная в результате поездки в Среднюю Азию весной 1930 г. Тогда же в его стихи вошла тема границы, пограничников. В его стихах отразились многократные путешествия (Республики Средней Азии, Урал, Азербайджан, Дагестан, российский Север, страны Западной Европы). Одно из самых известных его стихотворений — «Итак, начинается песня о ветре…» «Слово „ветер“ в моих стихах, — писал поэт, — стало для меня синонимом революции, вечного движения вперёд, бодрой радости и силы». В 1930 вступил в РАПП, стал членом редколлегии журнала «ЛОКАФ».
В 1937 было опубликовано постановление правления СП СССР, в котором некоторые его стихи осуждались как политически вредные. Луговской был вынужден принести публичное покаяние, но публикации его были затруднены, а творческий кризис затянулся до середины 50-х. В последние годы жизни создал сборники стихотворений «Солнцеворот», «Синяя птица», книгу поэм «Середина века». В этих поэмах — тревога за судьбы мира, за судьбы человеческой культуры, утверждается мысль об ответственности каждого за происходящее на земле.
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/%C2%EB%E0%E4%E8%EC%E8%F0_%CB%F3%E3%EE%E2%F1%EA%EE%E9)
***
ЛУГОВСКОЙ Владимир Александрович [1901 — 1957] — поэт и журналист. Сын преподавателя словесности. Учился в гимназии. С 1918 по 1924 с небольшим перерывом находился в Красной армии. Был на фронте. Окончил Военно-педагогический институт, был курсантом, военным инструктором, полевым контролёром. Много путешествовал. Первый председатель правления клуба Федерации советских писателей, один из организаторов ЛОКАФ (Литературного объединения Красной армии и флота) и «Коммуны поэтов». Печататься начал с 1924 в журнале «Новый мир». В начале 1930 Луговской вышел из группы конструктивистов и был принят в члены РАПП.
В первой книжке стихов Луговского «Сполохи» [1926] основным мотивом творчества являются бесшабашная «ушкуйническая удаль», «молодечество», соединённое с неудовлетворённостью сегодняшним днём: «Пусти меня, мамка, не то печь сворочу», восклицает лирический герой Луговского; но тут же весьма многозначительная оговорка: «Нет ещё стран на зелёной земле, где мог бы я сыном пристроиться». Ощущение этой социальной непристроенности, характерное для ранних стихов Луговского, во второй книге стихов поэта («Мускул», 1930) начинает перерастать в деляческие «бизнесменские» настроения. Неслучайно, что творческий путь Луговского времён «Мускула» связан с путями всей группы конструктивистов, куда организационно входил и Луговской. В «Мускуле» начинается процесс борьбы внутри поэтического стиля Луговского, борьбы рационального деляческого начала с «изюминкой бессмыслинки», физиологического иррационализма, составляющей неотъемлемую особенность поэзии Луговского. Эта борьба, являющаяся отражением двух противоречивых сторон бытия мелкобуржуазной интеллигенции, идущей к пролетариату, является основным и движущим в творчестве Луговского.
Классовый эквивалент этих мотивов Луговского — буржуазно-деляческие настроения, выраженные в неотчётливой, правда, форме и свойственные части советской технической интеллигенции конца восстановительного периода. Устремлённость к пролетариату для Луговского этого периода несомненна, но она выражена в формуле самообезличивания, жертвенного растворения своего «я», пронизана мотивами интеллигентского покаяния («Хочу позабыть своё имя и званье, / На номер, на литер, на кличку сменять»). В «Мускуле» Луговской декларирует жажду осмысленной производственно-утилитарной деятельности. Герой Луговского — «делатель вещей», «техник и жмот», «очкастый механик». Одновременно гражданская война — одна из основных тем «Мускула» — дана в ритме сплошного наступления, мажора, безудержного стихийного вихря. Герой Луговского — тренированный загорелый пловец — противопоставлен бездеятельной пассивной среде — «царству пробок и парусины». О значительном идейном росте поэта свидетельствуют его последние книги — «Страдания моих друзей» [1930] и «Большевики пустыни и весны» [1931]. Мотивы иррационального восприятия мира ещё не окончательно вытравлены из творчества Луговского. Однако нейтральное делячество и техницизм начинают заменяться гораздо более отчётливыми политическими идеями. В ряде стихов Луговской с большим пафосом и убедительностью декларирует свою кровную связанность с эпохой, с классовой борьбой пролетариата. В поэме «Повелитель бумаги» берётся под идейный обстрел программа поведения старой обособляющейся в себе интеллигенции. Появляются у Луговского и отчётливые мотивы ненависти к классовому врагу пролетариата (кулак, новый буржуа). Лирический герой Луговского обращается к республике с просьбой простить ошибки и, «взяв в переделку», «двинуть, грохоча, вперёд».
«Страдания моих друзей» — книга перелома, не свободная вследствие этого от некоторых болезненных ноток, характерная пассивным желанием отдать себя в «переделку» эпохи. «Большевики пустыни и весны» — образ, который вырастает у Луговского в результате усиливающегося контакта поэта с процессом социалистической стройки. Героизм первой колхозной посевкампании Туркестана, социалистическая борьба за хлопок находят в Луговском своего восторженного певца. Процесс переделки сознания поэта в сторону сближения с пролетариатом вступил в новую высшую фазу: из попутчика рабочего класса Луговской превращается в его союзника, овладевающего (хотя и противоречивыми путями) мировоззрением пролетариата. Эта тенденция ярко отразилась в последнем сборнике «Европа», где поэт раскрывает кризис современной капиталистической системы в чётких, социально насыщенных образах старого и нового мира.
Западно-европейские пролетарии, обращённые лицом к СССР, и буржуа, занятые безнадёжными попытками реставрировать социальный организм Европы, мировой фашизм, подготовка бойни против СССР — вот основные социальные силы, изображённые в последних стихах Луговского. Не до конца преодолевший романтическую абстрактность художественного метода, не умеющий подчас дать показа конкретных человеческих образов, Луговской на сегодняшнем этапе своего творчества однако закономерно входит в русло пролетарской поэзии. Творчество Луговского чрезвычайно богато достижениями современной поэтической техники. Богатство и разнообразие стихотворных приёмов Луговского ставят его в ряд крупных мастеров современной поэзии.
Ан. Тарасенков
(Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939).
(Источник - http://er3ed.qrz.ru/lugowskoi.htm#biography)
***
Юрий Узиков.
Памятная башкирская осень поэта Луговского
(«БАШвестъ – Первая Интернет – газета Башкортостана», 1 июля 2004 года)
Замечательный поэт Владимир Луговской (родился 1 июля 1901 года - умер 5 июня 1957 года) до последних дней сохранил память о буйстве башкирской осени 1932 года.
Недавно опубликована переписка Владимира Луговского с Александром Фадеевым. "Вспоминаю дни в Уфе, - пишет он с шутливой ноткой, когда мы по вечерам целомудренно брились, одевали белые штаны и в сумерках выходили толковать о вселенной и всяких прочих мелочах. Хлопанье кумысных пробок, белая лошадь в саду, стук падающих яблок... И вообще сотни, сотни других дней и бесед..."
Эти строки напоминают о 1932 годе, когда Владимир Луговской вместе с Александром Фадеевым, критиком Л.Л.Авербахом, писательницей В.А.Герасимовой жил и работал в Уфе. Для работы им была выделена бывшая дача купца Алексеева, поодаль от нынешнего парка имени Мажита Гафури.
Через два десятилетия в стихотворении "Уфа" поэт так опишет это время:
Старый друг, как прежде, как бывало,
Я к тебе, доверившись, иду через золотые перевалы
Осени, бушующей в саду.
Бродит лошадь белая, ступает
Тяжело и мерно как во сне.
Яблони холодными стопами
Медленно проходят при луне.
Ночь полна несметных темных звуков.
Дивные в душе кипят слова.
Песенку полночную отгукав,
На кривой сосне сидит сова.
А недавно журавли трубили,
Кленов медь стекала горяча.
Дальние гудят автомобили.
Спит звезда на острие луча.
Ожиданье радости и встречи,
Млечный путь - седая полоса,
И на сотни верст гудят, как печи,
Темные башкирские леса.
И тогда - мы русые, большие -
Буйной ночью молчаливо шли
По великой, по суровой шири
Ветром околдованной земли.
По дороге холодно и сыро
Жесткий шум ветвей со всех сторон,
Вековечное величье мира,
Над землей встающий Орион.
При первой встрече поэт Владимир Луговской иногда поражал окружающих своим обликом. Когда-то он писал о себе: "Я не ястреб, конечно, но что-то такое замечал иногда, отражаясь в больших зеркалах..."
Мустай Карим, впервые увидев его в ялтинском Доме творчества, пишет: "...Там был Владимир Луговской, который по нескольку дней пропадал где-то в горах, потом, вернувшись, вечерами мрачно и гордо просиживал на стеклянной веранде. Подступиться к нему было просто боязно. Казалось - неприступный утес. Его густой, властный бас, который мы слышали нечасто, стал окончательной, непреодолимой преградой. Так и не подходил я к нему, хотя очень хотелось. Он уехал. Спустя много лет, близко узнал его, убедился, что тот "утес" является человеком нежнейшей души и детской доверчивости".
Об уфимском периоде своей жизни Луговской вспоминает в "Автобиографии": "Вторую книгу "Пустыни и весны" я писал в Уфе, где мы жили более полугода с дорогим мне другом А.А.Фадеевым. Жили мы анахоретами. Днем работали, вечером выходили на шоссе, выбритые и торжественные, и рассуждали о мироздании и походах Александра Македонского. Неподалеку всю ночь вспыхивали огни электросварки. Осенью ночью по саду ходила огромная белая лошадь и со стуком падали яблоки... Как-то к нам заехал О.Ю.Шмидт и рассказал о происхождении Вселенной. Там же я написал книгу "Жизнь", состоящую из ряда автобиографических поэм философской направленности".
Одним из лучших произведений Владимира Луговского является поэтическая эпопея "Большевикам пустыни и весны", проникнутая пафосом борьбы за социализм. Ее слышали уфимцы в исполнении автора на одном из литературных вечеров в Летнем театре сада имени А.В.Луначарского. "Он прочел, - вспоминает Салях Кулибай, - несколько своих стихотворений, горячо принятых публикой, которая все время настойчиво аплодировала ему. Поэт стоял задумавшись, видимо, решал, что же еще почитать. Фадеев сказал:
- Прочти, Володя, "Большевикам пустыни и весны".
Луговской обладал сильным голосом, под стать своей крепкой фигуре. И читал он восхитительно". Исследователи творчества поэта считают, что поэмы, вошедшие в книгу "Жизнь", порождены беседами, которые велись и в Уфе. Черты Александра Фадеева прослеживаются в образе Зыкова, главного героя поэмы "Комиссар". В Башкирии Владимира Александровича Луговского хорошо помнят как замечательного переводчика произведений башкирских поэтов на русский язык. Это он, к примеру, перевел поэмы "Большевик", "Девушка с Сакмары" Рашита Нигмати, многие его стихи. Запомнился поэт всем, кому посчастливилось с ним встречаться, знать этого замечательного человека.
(Источник - http://www.bashvest.ru/showinf.php?id=6649)
***
ПОЭЗИЯ
Костры
Пощади моё сердце и волю мою укрепи,
Потому что мне снятся костры в запорожской весенней степи.
Слышу — кони храпят, слышу — запах горячих коней.
Слышу давние песни вовек не утраченных дней.
Вижу мак-кровянец, с Перекопа принесший весну,
И луну над конями — татарскую в небе Луну.
И одну на рассвете, одну, как весенняя синь,
Чьи припухшие губы горчей, чем седая полынь...
Укрепи мою волю и сердце моё не тревожь,
Потому что мне снится вечерней зари окровавленный нож,
Дрожь степного простора, махновских тачанок следы
И под конским копытом холодная плёнка воды.
Эти кони истлели, и сны эти очень стары.
Почему же мне снова приснились в степях запорожских костры,
Ледяная звезда и оплывшие стены траншей,
Запах соли и йода, летящий с ночных Сивашей?
Будто кони храпят, будто лёгкие тени встают,
Будто гимн коммунизма охрипшие глотки поют.
И плывёт у костра, бурым бархатом грозно горя,
Знамя мёртвых солдат, утвердивших эакон Октября.
Это Фрунзе вручает его позабытым полкам,
И ветра Черноморья текут по солдатским щекам.
И от крови погибших, как рана, запёкся закат.
Маки пламенем алым до самого моря горят.
Унеси моё сердце в тревожную эту страну,
Где на синем просторе тебя целовал я одну.
Словно тучка пролётная, словно степной ветерок —
Мира нового молодость — мака кровавый цветок.
От степей зацветающих влажная тянет теплынь,
И горчит на губах поцелуев сухая полынь.
И навстречу кострам, поднимаясь над будущим днём,
Полыхает восход боевым тёмно-алым огнём.
Может быть, это старость, весна, запорожских степей забытьё?
Нет! Это — сны революции. Это — бессмертье моё.
1957
***
Поманила пальцем. Убежала.
Сны окончились. Кругом — темно.
Горечь расставанья, боль и жалость
Хлынули в раскрытое окно.
Хлынул шум дождей непобедимый,
Сентября коричневый настой,
Понесло холодным кислым дымом,
Городской дрожащей темнотой.
С кем ходила ты, кого жалела,
В сон чужой ты почему вошла,
Ласковое тоненькое тело
Ты кому спокойно отдала?
Что о жизни нашей рассказала,
Голову прижав к чужой груди?
Голосами девяти вокзалов
Почему сказала мне — «Уйди!»
1938
***
ПРОЩАНЬЕ С ЮНОСТЬЮ
Так жизнь протекает светло, горячо,
Струей остывающего олова,
Так полночь кладет на мое плечо
Суровую свою голову.
Прощай, моя юность! Ты ныла во мне
Безвыходно и нетерпеливо
О ветре степей, о полярном огне
Берингова пролива.
Ты так обнимаешь, ты так бередишь
Романтикой, морем, пассатами,
Что я замираю и слышу в груди,
Как рвутся и кружатся атомы.
И спать невозможно, и жизнь велика,
И стены живут по-особому,
И если опять тебе потакать,
То все потеряю, что собрано.
Ты кинешь меня напролом, наугад,-
Я знаю тебя, длинноглазую -
И я поднимусь, чернобров и горбат,
Как горы срединной Азии.
На бой, на расправу, на путь, в ночлег
Под звездными покрывалами.
И ты переметишь мой бешеный бег
Сводчатыми вокзалами,
И залами снов, и шипением пуль,
И парусным ветром тропиков,
Но смуглой рукой ты ухватишь руль
Конструкции, ритма, строфики.
И я ошалею и буду писать,
Безвыходно, нетерпеливо,
Как пишут по небу теперь паруса
Серебряного залива.
(1926)
***
О Луговском (Строфы века)
Евгений Евтушенко
Родился в Москве. Умер в Ялте. Отец - учитель литературы в гимназии, мать - певица. После учебы в Московском университете ушел в Красную Армию, окончил военно-педагогический институт. В 1926-м - первый сборник "Сполохи". Принадлежал к так называемым попутчикам, хотя первоначально был вместе с конструктивистами. Однако Луговской был гораздо менее сконструирован, чем многие из конструктивистов, был теплее, сентиментальное. Луговской обращался к стране так: "Возьми меня, переделай и вечно веди вперед!" Самым знаменитым его произведением в 20-х годах была "Песня о ветре". С волшебной воздушностью звучит "Курсантская венгерка", с почти киплинговской силой написан "Басмач". Во время войны Луговской оказался в глубоком кризисе - моральном и литературном. "Броненосец" советской поэзии, как шутили о нем, оказался не слишком бронированным. Выбрался он из этого кризиса своими последними книгами - "Солнцеворот", "Синяя весна", "Середина века", где раскрылась бездна не известных никому возможностей поэта. "Алайский рынок", где Луговской исповедуется, стало одним из ошеломивших меня подарков нашего литературного наследия. Он был добрейшим, гостеприимнейшим воспитателем молодых поэтов.
(Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995).
(Источник - http://www.litera.ru/stixiya/articles/499.html)
***
