| Nikolay | Дата: Среда, 22 Июн 2011, 18:05 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Статус:  | 
КАБАКОВ АЛЕКСАНДР АБРАМОВИЧ
(Родился 22 октября 1943 года в Новосибирске)
— известный русский писатель, публицист, журналист и сценарист; один из наиболее популярных современных российских авторов за рубежом.
Биография
Александр Кабаков родился в эвакуации в Новосибирске в семье Абрама Яковлевича и Фриды Исааковны Кабаковых. Окончил механико-математический факультет Днепропетровского университета. После окончания университета работал инженером в ракетном конструкторском бюро Янгеля на Южмаше.
С 1972 года начал работать журналистом в газете «Гудок».
С 1988 года работал в еженедельной газете «Московские новости» обозревателем, затем заместителем главного редактора и ответственным секретарем.
Работал специальным корреспондентом и заведующим отделом издательского дома «Коммерсант», обозревателем «Столичной вечерней газеты», заместителем главного редактора журнала «Новый очевидец».
В настоящее время — главный редактор журнала «Саквояж СВ», публикуется в периодической печати как публицист и колумнист.
Александр Кабаков — председатель жюри премии «Русский Букер-2006».
По произведениям Александра Кабакова сняты фильмы «Десять лет без права переписки» (режиссёр В. Наумов, 1990) и «Невозвращенец» (режиссёр С. Снежкин, 1991).
Книги Кабакова изданы во многих странах мира, в том числе в США, Франции, Германии, Италии, Испании, во всех скандинавских странах, Японии и Китае.
Произведения
«Заведомо ложные измышления»,
«Невозвращенец», повесть (1988)
«Ударом на удар», роман
«Сочинитель», повесть (1991)
«Похождения настоящего мужчины»
«Самозванец», роман
«Последний герой», роман (1995)
«Поздний гость», роман
«Все поправимо», роман — «Большая премия Аполлона Григорьева» и премия «Большая книга»
«Московские сказки», сборник (2005) — премия «Ивана Бунина» и приз «Проза года»
«Подход Кристаповича», роман
«Путешествия экстраполятора и другие сказки», (2000)
«Считается побег», (2001)
«Беглец», (2008)
Сценарист
1990 — «Десять лет без права переписки» (СССР/ФРГ) — автор сценария совместно с В. Наумовым
1991 — «Невозвращенец» — автор сценария
Премии, номинации
2005 — Большая премия Аполлона Григорьева (роман «Всё поправимо»)
2005 — Приз «Проза года» (сборник «Московские сказки»)
2006 — Лауреат премии «Большая книга» (второе место, роман «Всё поправимо»)
2006 — Финалист премии «Большая книга» (сборник «Московские сказки»)
2006 — Премия Ивана Бунина (сборник «Московские сказки»)
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Кабаков,_Александр_Абрамович)
***
АВТОБИОГРАФИЯ
Родился в 1943 году в семье офицера. После войны жил с отцом на первом советском ракетном полигоне. Закончил механико-математический факультет университета, служил в армии, был инженером в ракетном конструкторском бюро.
В 1972 году начал профессионально работать журналистом в газете "Гудок". Был репортером, специальным корреспондентом, фельетонистом, заведующим отделом информации «Гудка». В годы перестройки стал обозревателем, потом заместителем главного редактора газеты «Московские новости». В последние десять лет работал специальным корреспондентом и заведующим отделом издательского дома «Коммерсант», обозревателем «Столичной вечерней газеты», заместителем главного редактора журнала «Новый очевидец».
В 80-е годы прошлого века публиковал в разных изданиях юмористические рассказы, получил за них несколько литературных премий. В 1988 году написал повесть-антиутопию "Невозвращенец", которая, будучи через год опубликованной, имела большой успех, была переведена и вышла в 90-е годы во Франции, Германии, Италии, Испании, во всех скандинавских странах, США, Японии и Китае. Написал и опубликовал также романы "Ударом на удар", "Сочинитель", "Самозванец", "Последний герой", "Поздний гость", «Все поправимо», несколько десятков повестей и рассказов, сотни эссе и статей. Были поставлены по мотивам романов два фильма: "Десять лет без права переписки" (1990, режиссер В. Наумов) и "Невозвращенец" (1991, режиссер С. Снежкин). Публикуюсь в последние годы постоянно в журнале "Знамя" и издательстве "Вагриус".
Ни в КПСС, ни в какой-либо другой партии никогда не состоял. Не вступал в Союз писателей и ПЕН-Клуб.
Женат, дочь от первого брака.
(Источник - РИА НОВОСТИ; http://www.rian.ru/authors/kabakov/about_author.html)
***
Биографический очерк
Александр Кабаков родился в 1943 году
После войны жил с отцом на первом советском ракетном полигоне. Закончил механико-математический факультет университета, служил в армии, был инженером в ракетном конструкторском бюро.
В 1972 году Александр начал профессионально работать журналистом в газете "Гудок". Был репортером, специальным корреспондентом, фельетонистом, заведующим отделом информации "Гудка". В годы перестройки стал обозревателем, потом заместителем главного редактора газеты "Московские новости". В последние десять лет работал специальным корреспондентом и заведующим отделом издательского дома "Коммерсант", обозревателем "Столичной вечерней газеты", заместителем главного редактора журнала "Новый очевидец".
В 80-е годы прошлого века Александр Кабаков публиковал в разных изданиях юмористические рассказы, получил за них несколько литературных премий. В 1988 году написал повесть-антиутопию "Невозвращенец", которая, будучи через год опубликованной, имела большой успех, была переведена и вышла в 90-е годы во Франции, Германии, Италии, Испании, во всех скандинавских странах, США, Японии и Китае. Написал и опубликовал также романы "Ударом на удар", "Сочинитель", "Самозванец", "Последний герой", "Поздний гость", "Все поправимо", несколько десятков повестей и рассказов, сотни эссе и статей. Были поставлены по мотивам романов два фильма: "Десять лет без права переписки" (1990, режиссер В. Наумов) и "Невозвращенец" (1991, режиссер С. Снежкин). В последние годы постоянно публикуется в журнале "Знамя" и издательстве "Вагриус".
"Удивительные удачи в литературных делах пришлись на 2005 год, - говорит писатель. - "За роман "Все поправимо" я получил престижную премию имени Аполлона Григорьева, присуждаемую литературными критиками, а цикл рассказов "Московские сказки" был назван "прозой года" на Московской международной книжной ярмарке. Да еще и "человек года" на Рамблере!"
(Источник - http://www.tserkov.info/www/photo/kabakov4.jpg)
***
Александр Кабаков: аннотации к произведениям
(From: Sascha Stschipin (shoorique@yahoo.com); 8 Mar 1999)
"Подход Кристаповича"
Три истории о супермене Мишке Кристаповиче и его борьбе с "конторой". Готические тридцатые, джазовые сороковые, серые семидесятые. Умное, интеллигентное action. Такого у нас еще никто не делал.
"Невозвращенец"
Книга, сделавшая Кабакова знаменитым. Пугающе убедительная антиутопия. Конечно, девяносто третий был другим, но мы совсем чуть-чуть разминулись с миром, предсказанным Кабаковым в романтическом восемьдесят восьмом. И хочется верить, что не в последнюю очередь благодаря "Невозвращенцу". Фильм по книге сняли отвратительный.
"Сочинитель"
Книга о нашем мире и о мире наших книг. Кабаков принадлежит к той категории писателей, у которых главный (он же лирический) герой кочует из книги в книгу, примеряя на себя обрывки богатой (или не очень) сочинительской биографии. Александр Абрамыч делает своих героев настолько похожими на себя, что поневоле подозреваешь, что описывает он все-таки кого-то другого. Здесь опять много дерутся, стреляют и любят. Любят, кстати, все откровеннее.
"Последний герой"
"Одержимым любовью посвящает эту книгу растерянный автор". Александр Абрамыч делает умопомрачительный финт и предстает перед нами в трех ипостасях: автора, главного героя и автора-второстепенного героя. Здесь, кстати, присутствует очередная антиутопия (или все-таки утопия? – даже применительно к творению Мора можно поспорить об определениях), подозрительно напоминающая аксеновский остров. Очень колоритными получились у Кабакова белый и черный ангел героя.
(Источник - http://lib.ru/KABAKOW/annotations.txt)
***
Рецензия "Booknik.ru": Белая шляпа Бляйшица: Жизнь еврейской прозы в рамках одного сборника.
(Извлечение из статьи)
<…> Александр Кабаков в коротком, но емком рассказе «Странник» высказывает спорную донельзя, но тем и интересную гипотезу (хотя, может, это всего лишь описание частного случая?): оказывается, русскому еврею хорошо отнюдь не везде, где он есть, а только там, где он народился. Трогательно. Не согласен. Потому что у Кабакова герой – не еврей, не Вечный Жид, а банальный люмпен-интеллигент, хоть и жалостливый. Люмпена жаль, евреи опять же — ни при чем. Но, возможно, я просто чрезмерно заобобщался и ничего такого Кабаков сказать не хотел.
«– Я тебе так скажу, – сказал он, – если б у меня партнер еврей был, так я бы сейчас не на Кипре гребаном копейки сшибал, а жил бы здесь и в полном шоколаде… Эх, батя, какой у меня проект начинался! Выше только звезды, понял, круче только яйца… Короче, я до неба дом строил, понял? И все накрылось, а почему?
–Потому что нельзя выстроить дом до неба, – автоматически ответил Кузнецов. – Давным-давно пробовали, не получилось…
–Вот, – нелогично обрадовался Иван Эдуардович, – видишь, нельзя. Ты сразу сечешь, а мне тогда кто-нибудь сказал? Потому что таджики были, азеры были, молдавы были, хохлы были, только вас не было…» <…>
(Источник - http://www.booknik.ru/reviews/fiction/?id=13217)
***
Невесёлый он человек
Марина Сизова
(«Пермские новости»)
Он относится к поколению, которое кто-то смешно назвал «семидесякнутые» по отношению с шестидесятниками. «Нас, семидесякнутых, не так уж и много. Мы оказались в странном положении. Мы – первое непоротое поколение. В отличие от шестидесятников, у которых либо их родители успели «посидеть», либо они сами успели хватануть ГУЛАГа, нас советская власть не замечала. И, в общем-то, нас это устраивало. Мы не были протестующим поколением. Мы были поколением, которое плюнуло на всё, абсолютно тотально всё отрицавшим. Шестидесятники очень долгое время сохраняли иллюзии. А у нас их не было», – говорит известный писатель Александр Кабаков, приехавший в Пермь в рамках проекта «Пермский открытый университет».
Про вербовку, феномен Захара Прилепина и отвратительный Интернет.
– Александр Абрамович, ваша повесть «Невозвращенец» наделала много шума, была перепечатана более чем в двадцати странах. Насколько она автобиографична?
– Вообще кроме автобиографии писатель ничего не пишет. Я всех своих героев пишу с себя, в том числе негодяев. На самом деле этой повестью я ничего не предсказывал. Бывает, что человек, к примеру, написал роман о любви, а ему читатели говорят: «Слушай, откуда ты знал?! У меня было точно так же!» Это не предсказание, это некая наблюдательность, описание того, что происходило, и предупреждение, что может быть.
Дело в том, что меня, как и моего героя в повести, начали вербовать в КГБ. Гэбисты в повести срисованы с реальных персонажей. Я раза четыре вынужден был к ним ходить в конспиративные гостиничные номера, а мой любимый способ существования – швейковский: «Позвольте доложить, я – идиот». Меня спрашивают, к примеру: «Вы знаете, что датская журналистка, с которой вы дружите, агент западных спецслужб?» Я дурашливо: «Да-а-а-а?! Она – агент? Я сегодня вечером позвоню ей, спрошу».
– Существует мнение, что великие писатели и великие произведения появляются во время больших потрясений и перемен. Ну, вот у нас сейчас потрясения – куда уж больше. Что можете сказать о современных сочинителях?
– Господь с вами, где вы видели, чтобы великие писатели появлялись во времена великих потрясений. Во время каких потрясений появился Пушкин или Чехов? Великие писатели появляются, наоборот, когда все спокойно и тихо. А когда потрясения, то появляются великие преступники.
Я очень много читаю по необходимости, поскольку бываю в членах жюри в литературных конкурсах. Знаете, как врач должен читать спецлитературу. Если говорить о молодых авторах, то прежде всего можно говорить о феномене Захара Прилепина. Мне глубоко отвратительны не только его взгляды, он – глава нижегородского отделения национал-большевистской партии. Мне абсолютно неприемлемо такое отношение к жизни. Революционная романтика ещё хуже, чем революционная прагматика. Во всяком случае, опаснее. Но при этом я вижу, что это писатель сильно одарённый. И в личном общении тоже очень симпатичный парень. Очень интересно начала Майя Кучерская. Но это исключения. Честно признаюсь, новейшую литературу я не люблю.
– Какого мнения вы о предлагаемых новых школьных стандартах, когда из разряда обязательных исключается та же литература?..
– Читать будут то же самое, что и сейчас. А новые школьные стандарты – это ужасно. Потому что это проявление тенденции: «Жизнь началась с нас. До нас ничего не было. Мы должны работать в офисе. Нам должно быть 25 лет». Это торжество двоечников. С другой стороны, к сожалению, это явление фиксирует то, что уже произошло. Русского языка уже нет. В первый раз его убили в 1917 году, второй раз – в 1990-е годы. Любые потрясения убивают язык.
– Как вы, осуждая тех, кто читает Донцову, сами любите смотреть боевики?
– Сравнили. К Марининой у меня нет претензий. Я начинаю читать, потом забываю, снова возвращаюсь, – и так бесконечно. Я б Донцовой всё простил, если бы она не пыталась в своих книгах шутить. А боевики – это высший класс (Смеётся.). То, как Стивен Сигал машет ногами, – это же целый балет.
ЕСЛИ ЛЮДИ ЧИТАЮТ ДОНЦОВУ, ТО КАК ОНИ МОГУТ ВЫБРАТЬ ПРЕЗИДЕНТА?
– В одном из своих произведений вы пишете, что суть и смысл любой власти – хоть царской, хоть всенародно избранной – охранять людей от их же собственной глупости. А как только она, власть, даст слабину, то народ непременно начнёт друг друга убивать и грабить во имя добра, справедливости и свободы. Третьего, по-вашему, не дано?
– Как показывает история, нет. Мне по душе сильная власть. Нынешняя власть – слабая, к сожалению. Сильная власть – это не Сталин. Сильная власть – это парламентская демократия в Великобритании без малого четыреста с лишним лет. Лично сам не люблю ни демократии, ни тем более тоталитарного коммунизма, я отдаю предпочтение монархии.
– Вас же некоторые «разгулявшиеся» критики, не стесняясь в выражениях, обвиняют в либерализме?
– Ну да, «сатанинские выкормыши», «блатная урла»… Чего только не придумают, упражняясь в стилистике. Объясню свою позицию по монархии. У власти стоит человек, который рождён для власти, а не для того, чтобы воровать деньги. Трудно представить себе вороватого монарха, при этом берущего взятки у самого себя. Эти люди, в идеале, знали, для чего они живут. Если уж совсем откровенно, я не могу не считать монархию единственным правильным устройством общества, просто как верующий человек. Демократии в писании нет, она там не предусмотрена. Если люди не могут выбрать хорошего писателя и читают Донцову, то как они могут выбрать хорошего президента? Другое дело, что в России монархия, увы, никогда уже не вернётся.
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ НИЧЕМУ НЕ УЧИТСЯ, НО РЕВОЛЮЦИИ НЕ БУДЕТ
– Вы довольно жёстко относитесь к интеллигенции. Чем она перед вами так провинилась?
– В общем-то, я и сам не слесарь. Тот кошмар, что начался в 1917 году, был подготовлен, прежде всего, интеллигенцией. У мужиков, которые вчера целовали руку попу, а сегодня пропороли ему брюхо и сбросили кресты с церквей, – у них не было революции, у них был бунт. А придумали революцию и поддерживали революционеров интеллигенты. Они за это и расплатились по-страшному. Но почему за это расплатились другие – крестьяне, рабочие, дворянское сословие в целом? Почему? Ещё одна претензия у меня к интеллигенции: она ничему не учится и ничего не помнит. Поэтому очень большая её часть сегодня делает практически то же самое, что делала в 1917-м.
– Иногда людей делят по тому, с кем они были в августе 1991-го. Сегодня этот смысловой ряд пополняется тем, как они относятся к делу Ходорковского…
– Я не считаю его узником совести, я считаю его узником идиотизма нашей власти. Больший вред себе, чем делом Ходорковского, власть нанести себе не могла. Я сочувствую Ходорковскому – как любому человеку, побывавшему в русской тюрьме.
– В романе «Беглец» вы пишете: «В нашей России в любом исходе ничего хорошего не видать. <…> У нас обязательно дело к смуте повернётся – не впервые». Вы считаете, что в России возможно повторение 1917-го?
– В «Беглеце», который написан как дневник банковского служащего, описывается 1917 год и ничего более. Меня часто спрашивают, как я оцениваю сегодняшнюю ситуацию в России. Ну да, хреново. Но когда говорят о кровавом режиме, у меня возникают возражения: почему ты об этом смело говоришь, не оглядываешься, не спускаешь воду в сортире, чтобы тебя не было слышно? Мы как-то на радио «Свобода» спорили с Витей Шендеровичем, и он мне всё объяснял о сегодняшнем режиме. Я ему говорю: «Витя, о чём спор? Мы с тобой сейчас сидим в центре Москвы, а не у костра на лесоповале…» Не думаю, что у нас снова будет тоталитарный режим, поскольку для этого нужна революция. Но никакой революции и никакой гражданской войны в России не будет. Думаю, что с нас хватит тех, что произошли. Как во Франции: нарубили голов, истребили половину нации – и успокоились.
ДОСЬЕ
Любитель джаза, боевиков и кошек
Александр Абрамович Кабаков. Родился 22 октября 1943 года в эвакуации в Новосибирске. Окончил механико-математический факультет Днепропетровского университета. После окончания университета работал инженером в ракетном конструкторском бюро Янгеля на Южмаше. С 1972-го стал зарабатывать журналистикой. В разные годы работал в «Гудке», «Московских новостях», «Коммерсанте», «Столичной вечерней газете», «Новом очевидце», в последнее время редактировал журнал «Саквояж СВ». Автор нескольких нашумевших книг, лауреат престижных литературных премий. Как пишет сам писатель о себе, он любит джаз, кинобоевики, кошек, шотландский виски, твидовые пиджаки и вельветовые штаны, морскую еду. Ненавидит коммунизм и подобные ему дьявольские приманки, хамов и бездельников. Не читает на ночь.
(Источник - "Иная газета - Город Березники"; 23.03.2011; http://www.beriki.ru/2011/03/23/neveselyi-chelovek)
***
Писатель Александр Кабаков
«У большинства никогда не бывает хорошего вкуса»
Веста Боровикова
(«Новые Известия»; 12 Января 2010 г.)
Писатель Александр Кабаков недавно получил премию «Проза года» за свой роман «Беглецъ» и перед полетом на авторский вечер в Бруклин встретился с нашим корреспондентом. Разговор зашел не только о современной русской культуре. Александр КАБАКОВ рассказал в интервью «Новым Известиям» о том, почему он тоскует по старому режиму и почему собственные литературные герои не вызывают у него восхищения.
– Александр Абрамович, как вы относитесь к тому, что в московской школьной программе дети в седьмом классе три часа в неделю изучают грибы и один час – русскую литературу?
– В условиях кризиса это разумно. Грибами прокормиться можно. А русской литературой – не особенно. Что сделаешь? Вы знаете, я раздражался, бесновался по этому поводу какое-то время назад, а потом нельзя сказать, чтобы смирился, но громы и молнии метать перестал. Мне не нравится нынешнее отношение к литературе и культуре вообще, но я понял, что ничего изменить нельзя. По мере того как культура становится все более общедоступной, она опускается все ниже и ниже – это естественно. И причиной этого становится как раз ее общедоступность.
– А что делать тем, кто хочет выпасть из процесса?
– Вы знаете, те, кто был сформирован до этого, он уже выпал. А те, кто формируется сегодня, им уже не выпасть. Мой приятель, когда мы с ним говорим об этом, всегда заканчивает разговор одинаково: «Ничего, уже недолго мучиться». А изменить ничего уже нельзя, если культура принадлежит народу, а теперь она действительно принадлежит народу, потому что народ вынимает из кармана свой рубль и отдает его в ту культуру, которую выбирает. Но у большинства никогда не бывает хорошего вкуса. В каждом классе двадцать человек троечников и два отличника.
– Вы полагаете, что народ сегодня диктует культурную политику?
– На то есть рейтинг. Ну не смотрит народ повально канал «Культура»! Хотя канал прекрасен, и в нем есть абсолютно все. И не будет народ его смотреть. А что, где-то в мире по-другому? Вы знаете, в США каждый третий имеет музыкальное образование. У них высочайший уровень спроса на музыку, в каждом городе приличный симфонический оркестр, но это не мешает тому, что самый популярный жанр в США – гангстер-рэп, то есть круче даже, чем наше радио «Шансон». Посмотрите, что у нас сейчас делается на так называемой комической эстраде? Юмористов больше, чем артистов любого другого жанра. Чаще юмористов показывают только передачи про стряпню. Из всех юмористов народ безошибочно выбирает Петросяна.
– Народ или телеканал?
– Народ – это те, кого много. Вы что думаете, телеканал показывал бы Петросяна, если бы у него не было рейтинга? Иное дело, что это встречный процесс. Конечно, на народ можно влиять. Сейчас много говорят о том, что при советской власти культурный уровень народа был выше. Выше, потому что не народ голосовал рублем за ту культуру, которую он хотел, а ЦК КПСС, которое само платило за культуру. И выбирая по идеологическому принципу, оно выбирало и по эстетическому тоже, потому что и в Министерстве культуры, и в Министерстве кинематографии сидели профессионалы. На мой взгляд, повышать уровень культуры народа можно, только навязывая ему культуру. Но всегда получается так, что одновременно с навязыванием культуры происходит навязывание морального облика, скажем, строителя коммунизма. Любая нравственная цензура неминуемо становится политической. Чего мне не хочется. Выбирать нужно из двух зол – все более низкий культурный уровень свободной культуры или более высокий, но несвободы.
– А вы за что?
– Я – за свободу.
– Но тогда населением сможет управлять любой диктатор...
– Гарантия избегания диктатуры – в традициях, а не в культуре. Если нет традиций, никаких гарантий нет. Большевики первого поколения были культурные люди со старорежимным университетским образованием. Второе поколение было менее культурным, не говоря уж о третьем. Ни то, ни другое, ни третье не мешало диктатуре. Диктатуре могут мешать традиции, частная собственность и готовность народа все это защищать. Во время катастрофы 1917 года русский народ показал свою неготовность это защищать и, более того, готовность это все отменить.
– Учитывая, что сегодня традиции еще более зыбки, а культурный уровень кратно ниже, вы не исключаете повтора подобного коллапса? И не скучно ли вам, автору двух романов о социальных катастрофах, жить в относительно тихие времена?
– Профессиональный эгоизм деятелей культуры, которые находят скучной жизнь в тихие времена, я не разделяю. Я считаю, что жить нормально можно только тогда, когда «скучно». Не дай Бог никому веселой жизни. Жизнь должна быть встроена в интересы обывателя. А обывателю веселая жизнь не нужна, ему нужна устойчивость и спокойствие. Культурный уровень никак не влияет на возможность социального коллапса. Нравственный – влияет. Поэтому для меня этика всегда была неизмеримо выше эстетики. Опасность катастрофы существует всегда, просто она не всегда бросается в глаза. Кто мог предположить в годы так называемого застоя, что этому устройству жизни придет конец через десять лет? В восьмидесятом году, в год Олимпиады, никто не мог себе это и представить! А все начало рушиться через четыре года. Напоминание о том, что катастрофа возможна, никогда не бывает лишним.
– Вы написали «Беглеца» и «Невозвращенца», чтобы напомнить об этом? О том, как легко цивилизации уничтожить самое себя?
– В том числе. Всякое сочинение содержит некое послание. Но, думаю, что серьезные специалисты не нашли бы в коммунистической аномалии всех цивилизационных признаков. На мой взгляд, все хорошее, что существовало при советской власти, было создано до нее. Это не достижение этой, если так можно выразиться, «цивилизации». Я еще помню время, когда в Москве были хорошие дворники и можно было найти неплохого портного. Это было при Сталине, но не потому, что был жив Сталин, а потому что они еще выжили при Сталине, они еще просто как-то сохранились, не всех извели, и еще не все умерли.
– Ваша любовь к старому режиму вылилась в то, что вы написали роман о классическом старорежимном обывателе, да еще на старорежимном языке…
– Я очень тоскую по этому языку. И порадовал себя возможностью писать на нем. Вы знаете, какую реформу девяносто первого года я произвел бы первой? Реформу языка. Возврат к нормальной орфографии. Хотя, увы, я понимаю, что это невозможно, как невозможно возвращение монархии.
– «Беглецъ» написан с такой легкостью, что не покидает ощущение того, что вы писали его между делом...
– Написал я его довольно быстро, но не могу сказать, чтобы между делом. Потому что, в отличие от других сочинений, мне пришлось прочитать немалое количество источников.
– Почему вы выбрали именно такого героя, маленького человека, попавшего в воронку революции, не слишком храброго, не слишком честного, когда можно было найти более героический характер?
– Зачем? Я не пишу воспитательные, пропагандистские сочинения. Я не пишу о святых. У меня, как у автора, мой герой не вызывает сочувствие. Восхищения он не вызывает, но так у меня не вызывают восхищения вообще ни один из моих героев. Безупречных людей нет. Критики нашли моего героя безнравственным, не в упрек автору. Автор ведь его таким и показал. Я не умею писать так, чтобы все кончалось хорошо. И еще я не пишу боевики. Потому что боевик лжив по сути своей. Потому что у них там все кончается хорошо, что невозможно. Принцип жизни «ударом на удар», «око за око» не может привести к тому, чтобы все хорошо кончилось. Герой может остаться в живых, но люди, которым он помогает, все эти слабые, невинные люди, которых он любит, гибнут, потому что этот ветхозаветный принцип «око за око» наказывается несчастьями для того, кто его исповедует. То есть боевик – это жанр, который противоречит правде жизни. Я не пишу также истории о том, что все хорошо получается у хороших людей. Потому что это тоже неправда. В нелитературе так и бывает. А в литературе у хороших людей все получается не совсем хорошо, да и сами они не совсем хороши. Это, кстати, один из признаков отличия литературы от нелитературы. Принцип «добро побеждает зло», столь любимый жанровой нелитературой, не верен. Потому что не совсем побеждает, и при этом испытывает огромные сомнения, и потом это добро оказывается никому не нужным… А авторы жанровой литературы все это понимают. Вот почему с таким отрывом от своих собратьев по цеху идет Акунин, вот почему герой хорошего американского боевика борется не только с преступником, но и со своим коррумпированным начальством, и в конце, победив первого, терпит поражение от второго. И одолеть врагов, и жениться на царской дочке не получится. Впрочем, так и не должно получиться. Потому что если добро будет уверено в своей безусловной победе, то какое же оно добро?
– Однако вы никогда не лишаете своих героев жизни…
– Из суеверия.
– А можно написать себе жизнь?
– Конечно, конечно. Я думаю, что любой более или менее серьезный сочинитель пишет себе жизнь. Любой серьезный сочинитель сам написал себе жизнь, начиная с Пушкина и Лермонтова. Литература – занятие мистическое и магическое. В магии вуду делаешь куколку, колешь ее иголкой, и враг умирает. В литературе пишешь лирического героя, убиваешь его, и… У меня был случай, когда я одного героя уморил, не подумавши. И потом исправил это в черновике. Я зачеркнул слово «умер» и написал «тяжело болел». И прототип этого героя тяжело заболел и едва не умер. Вообще, надо осторожнее с этим делом.
– Книга ваша хорошо продается и стоит на Тверской в витринах. Для вас это критерий?
– Нет. Потому что я совсем недавно, на четвертом десятке лет своей профессиональной деятельности, смог разложить успех на составляющие. Их две. Читателю надо показать какой-то фокус, привлечь его внимание. Не важно чем – поворотом сюжета или актуальностью происходящего. А критикам, издателям, коллегам надо предъявить качество изготовления. Фокус они и сами могут придумать. Поэтому успех можно как-то спрогнозировать. Тем паче, что к концу сочинения всегда понимаешь, получилось или нет.
– Сейчас ваш письменный стол пуст?
– Да нет. За два года я написал две пьесы, издал книжку пьес «Роль хрусталя в семейной жизни» и на этом пока успокоился. Одна из пьес – «Знаки» – идет в театре Розовского, а вторая – мюзикл «Интенсивная терапия», действие которой происходит в мужской реанимации – настолько понравилась ребятам из «Знамени», что они ее опубликовали, вопреки правилам журнала пьес не печатать. И правда: кто сейчас читает пьесы?
(Источник - http://www.newizv.ru/culture/2010-01-12/119812-pisatel-aleksandr-kabakov.html)
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
