Как-то один глупец предстал перед очами царя Соломона.

— Что ты хочешь, несчастный, — спросил царь.

— Ко мне, о царь, ночью явился ангел смерти, остановился возле меня и долго смотрел на меня недобрым взглядом!

— Чем же я тебе могу помочь? — удивился царь.

— О владыка, прикажи ветру, пусть он умчит меня в Индостан, и там я сумею спрятаться от этого злого ангела, — взмолился несчастный глупец.

Соломон немедленно приказал ветру доставить его в Индостан, а через некоторое время он сам встретился с ангелом смерти и спросил его:

— Почему ты, о посланец Бога, так недобро посмотрел на одного несчастного, что тот убежал в Индостан от семьи и близких?

— Мне самому странно, — ответил ангел. — Но Бог велел мне взять эту душу в просторах Индостана и отправить её в ад, и поэтому я очень удивился, что этот грешник был здесь, возле тебя. Но, слава Богу, он сразу же умчался в Индостан, и я сумел выполнить повеление Господа в точности!

Нужно всегда помнить, что если человек не может скрыться от себя, то от Бога он тем более никогда не скроется.

Мастер Бахауддин всю свою жизнь был счастливым, улыбка никогда не сходила с его лица. Вся его жизнь была пропитана ароматом праздника! Даже умирая, он весело смеялся. Казалось, будто он наслаждается приходом смерти. Его ученики сидели вокруг, и один спросил:

— Почему вы смеётесь? Всю свою жизнь вы смеялись, и мы всё не решались спросить, как вам это удаётся? И вот сейчас, в последние минуты, вы смеётесь! Что здесь смешного?

Старый Мастер ответил:

— Много лет назад я пришёл к моему Мастеру молодым человеком, семнадцатилетним, но уже глубоко страдающим. Мастеру же было семьдесят, а он улыбался и смеялся просто так, без всякой видимой причины. Я спросил его: «Как вам это удаётся?» И он ответил: «Внутри я свободен в своём выборе. Просто это — мой выбор. Каждое утро, когда я открываю глаза, я спрашиваю себя, что выбрать сегодня — блаженство или страдание? И так случается, что я выбираю блаженство, ведь это так естественно».

Один ученик великого Абу-Хафса, долгое время испрашивал у него разрешения учить. Наконец мастер дал свое согласие и сел сам посреди слушателей на первой лекции.
Когда ученик, Абу-Усман, закончил вперед вышел нищий, но не успел он раскрыть рот, как Абу снял свою накидку и протянул ее нищему. При этом учитель вскочил и закричал:
"Ты лжец! Не смей даже говорить с людьми, пока в тебе есть это!"
Растерянный Абу-Усман спросил:
"Что, это?"
"Ты вознаграждаешь себя, и предвосхищаешь нужду нуждающегося человека, прося себя за него"

Люди, которые продвинулись в изучении суфизма, или думают, что продвинулись, как правило, начинают учить. Это нормальная стадия развития ученика, но не учителя. Вот почему Суфи говорят: "Я давно мечтал учить, но мне пришлось долго ждать, пока желание пройдет, только тогда я смог начать"
Даже люди с безупречной репутацией страдают от этого, не замечая, что желание учить - ловушка, расставленная тщеславием.

Рассказывают, что когда суфийский мастер Ибрагим бен Адам сидел однажды на лесной полянке, к нему подошли два бродячих дервиша. Он поприветствовал их, и они проговорили о духовных вещах до наступления сумерек. Едва стемнело, Ибрагим пригласил путешественников быть его гостями за ужином. Те согласились, и перед их глазами возник стол с прекрасной едой.

— Сколько же времени ты был дервишем? — спросил один из них Ибрагима.

— Два года, — ответил тот.

— Я следую суфийскому Пути почти три десятилетия, но никогда во мне не проявлялась та способность, что ты показал нам, — сказал дервиш.

Ибрагим промолчал.

Когда ужин был почти окончен, на поляне появился незнакомец в зелёной одежде. Он сел за стол и немного поел с ними. Внутренним чувством все поняли, что это Хидр, бессмертный руководитель всех суфиев. Они ждали, что он передаст им какую-то мудрость.

Поднявшись, чтобы уйти, Хидр сказал:

— Вы, двое дервишей, удивляетесь Ибрагиму. Но чем вы пожертвовали для того, чтобы идти по Пути дервишей? Вы отказались всего лишь от надежд на безопасность и от обычной жизни. Ибрагим ибн Адхам был могущественным королём и для того, чтобы стать суфием, он отказался от владения султанатом Балха. Вот почему он далеко впереди вас. Кроме того, вы тридцать лет получали удовлетворение за счёт самого отказа. Это и было вашей наградой. Он же всегда воздерживался от требования хоть какой-нибудь платы за свою жертву.

В следующее мгновение Хидр исчез.

Да То старался вести себя примерно. Он вычитывал утренние и вечерние молитвы. Давал милостыню. посещал лекции известных проповедников. Ходил в храм. Паломничал по монастырям. Не пил. Не курил. Не сквернословил. Не употреблял наркотики. Был на хорошем счету в институте, где преподавал философию. Вел факультатив по религиоведению. Слых отличным семьянином. Отцом троих детей. Одним словом, имел достойную репутацию. Люди уважали Да То.
И вот однажды, один благочестивый родитель, пред тем как покинуть родную страну на продолжительный срок, доверил Да То заботу о своей молодой дочери.
И тут, оставшись с прекрасной девой один на один, Да То страстно в неё влюбился.
- Что делать?
Терзаемый страстью, Да То отправился в один Синегорский монастырь, где в пещерной келии, проводил в молитвенном бдении и пощении, знакомый Да То священник.
- Что делать? - спросил Да То отца Дамиана.
Отец Дамиан, насупив лицо и подумав чуток, изрёк:
- Иди в Лисью бухту. Найди там отца Давида.
Ура! На крыльях любви полетел Да То через всё Синегорье в прибыл в Лисью бухту.
- Как мне найти отца Давида?
- Не приближайся к нему, благочестивый юноша. Этот Давид имеет скверную репутацию. Он еретик, блудник, пьяница и наркоман.
Да То не поверил своим ушам. Ну не мог же к такому Давиду направить его суровый Дамиан. Нет, нет, нет!
И стал Да То искать Давида дальше. Кто ищет, тот его найдёт. И Да То его тоже нашёл.
Отец Давид, с опухшим от затяжного бодуна лицом, сидел абсолютно голый, рядом с таким же обнаженным юношей и распивал вино. Пили прямо с горла. В руках у Давида горела папироска, а за спиной, в песке, валялись пустые бутылки из-под дешевого портвейна.
Да То забыл о своей проблеме. Пред его глазами отчётливо материализовались слухи, что он слышал о Давиде. Негодование заполнило Да То. Страсть померкла перед столь явной молвой, которая так откровенно и бесцеремонно, не стыдясь себя, просто имела место быть. Неумолимо приближалась развязка.
- Как вам не стыдно?! - закричал Да То. - Это позор! Ваше поведение недостойно!!!
- Да, - икнув ответил Давид. Он с приятелем, не обращая внимание на Да То, продолжали поглощать портвейн, курить и весело общаться. Речь преизобиловала словами, которые острым ножом, резали слух Да То. Смех двух пьяных мужчин, совершенно вывели Да То из себя.
- Теперь я вижу своими глазами, то, что я слышал своими ушами! - озвучил приговор Да То. - Ваша репутация крайне отвратительна!
- Да, я знаю, - согласился Давид. - Зато, она препятствует людям оставлять своих прекрасных дочерей на моё попечение.

Некий учёный сказал одному суфию:

— Вы, суфии, часто говорите, что наши логичные вопросы вам непонятны. Не могли бы вы показать мне на примере, какими представляются вам наши вопросы?

Суфий ответил:

— Однажды я путешествовал поездом, и на нашем пути оказалось семь туннелей. Напротив меня сидел крестьянин, который, очевидно, никогда раньше поездом не ездил. После седьмого туннеля крестьянин похлопал меня по колену и сказал: «Этот поезд чересчур сложная штука. На своём осле я могу добраться до своей деревни всего за день. Однако поездом, который, казалось бы, движется быстрее, чем осел, мы всё ещё не добрались до моего дома, хотя солнце вставало и садилось целых семь раз».

Добавлено (20.06.2011, 10:17)
---------------------------------------------
Пришитая пуговица

Суфийская притча от Газали

Аш-Шафи, да смилуется над ним Господь, сказал: «Я всё ещё люблю Аби Сулаймана за одну вещь, которую я слышал о нём. Однажды, когда он ехал верхом на осле и подстегнул его, у него оторвалась пуговица. Он проезжал мимо портного и захотел спешиться, чтобы тот пришил ему пуговицу, но портной сказал:
— Ради Аллаха, не слезай.

Портной подошёл к нему и пришил пуговицу. Тогда он вынул кошелёк, в котором было десять динаров, дал его портному и извинился за то, что в нём было мало денег».
И аш-Шафи продекламировал сам себе:

Горюет сердце по деньгам,
Что б мог отдать я беднякам.
Я тех прошу меня простить,
Кого мне нечем одарить.
***