Герои книги становятся друзьями. Расставаться с ними бывает очень грустно, особенно если встречи происходили на страницах нескольких романов. Но когда-то приходит время ставить точку и идти дальше, чтобы увидеть, услышать и понять других персонажей. Ведь им тоже есть что поведать читателю. Новая книга современного автора Льва Альтмарка «Мир тебе… Амалек!», вышедшая в издательстве «Союз писателей» в рамках программы «Новые имена», — это бонус к серии «Мент — везде мент».
То есть ещё одна возможность поболтать о жизни со старыми знакомыми Даниэлем Штеглером, Шаулем Кимхи, майором Дрором. Но это также и принципиально новая история, где даже главным героем становится человек, никогда прежде не появлявшийся на страницах литературных произведений. Естественно, и проблемы у него ни капельки не похожи на те, что Лев рассматривал в прошлом, заставляя ироничного лейтенанта израильской полиции странствовать между эпохами и разыскивать пропавших во времени людей.
Итак, Савва приходит в полицию, где работают уже знакомые читателю персонажи. У него случилась беда. Из дома пропала девятилетняя дочь друга. Нужно найти ребёнка. Но ни одной улики нет, а вместо того, чтобы полностью сконцентрироваться на поисках, мужчина начинает отключаться и видеть странные видения минувших жизней. Но разве это может помочь в решении сложной задачи? Да, если верить словам странного старика с именем библейского злодея, заявившего, что пока все ответы о жизни, смерти, предназначении, добре и зле не будут найдены, не стоит даже надеяться вернуть ребёнка домой.
Читателям, которые увлекаются творчеством Льва Альтмарка, наверняка было бы любопытно узнать, как рождались идеи, выкристаллизовывались характеры героев, протягивались сюжетные линии, создавались концепции. И на все эти вопросы писатель с готовностью ответил корреспонденту пресс-службы издательства «Союз писателей».
— Лев, поздравляю с выходом новой книги. «Мир тебе… Амалек!» — роман, который условно можно отнести к циклу «Мент — везде мент». В чём принципиальное отличие этой книги от предыдущих, помимо того, что события вращаются уже не вокруг Даниэля Штеглера, а вокруг нового персонажа по имени Савва?
— Спасибо за поздравления, но выход каждой новой книги для меня вовсе не праздник, а вполне ожидаемое событие, заранее распланированное и даже просчитанное. Тетралогия о менте тоже находилась в рамках общей концепции, где для меня была важна не столько последовательность событий и детективная сюжетная составляющая, сколько общая мысль о времени, управлении им и нашем в нём месте. Эту мысль я старался протянуть через все четыре романа цикла. Сюжетная линия — это только обрамление общей мысли, вернее постоянно поднимаемого вопроса к читателю и попытки заставить его вместе с персонажами романов задуматься о глобальных мировых проблемах, от которых мы, как правило, в обыденной жизни далеки. Как это получилось в итоге и насколько ярко это прозвучало, судить, увы, не мне, а читателю.
Новая книга «Мир тебе… Амалек!» всё-таки, наверное, несколько выбивается из этой концепции, потому что разговор здесь идёт уже отнюдь не о времени и не о нашем месте в нём. Посыл книги на сей раз более жёсткий и прямолинейный — Добро и Зло, и наше отношение к ним. Притом я не раз упоминаю в книге, что порой трудно отделить одно от другого, а чёткой границы между ними нет. Я не пытаюсь дать ответ на этот непростой вопрос, потому что просто его не знаю. А вот подумать вместе с читателем, поспорить…
Почему же я тогда помещаю своего нового персонажа Савву в обстановку уже знакомого полицейского участка и с участием некоторых героев из тетралогии? Вероятно, из-за того, что мне, как автору, было жаль расставаться с уже привычными и ставшими близкими характерами старых моих персонажей — Штеглером, Кимхи, Лёхой, Дрором и другими. Но чтобы роман всё-таки не выглядел продолжением уже существующих, я ввёл в него совершенно нового персонажа Савву, а всё знакомое увёл на задний план повествования.
— Насколько сложно было остаться в рамках уже существующего фантастического мира, но переместить фокус с одного героя на другого? Сильно ли отличаются друг от друга Савва и Даниэль?
— Дело в том, что мир моих предыдущих романов, который вы называете фантастическим, не такой уж фантастический. Мне вовсе не хотелось уходить от реальных деталей и выдумывать что-то такое, что не соответствует или выбивается из нашей обыденной жизни. Даже моменты, связанные со сновидениями, гипнозом и симптомами психических расстройств героев во всех без исключения романах были написаны и не раз переписаны после детальных консультаций с врачами-психиатрами и психологами, с которыми автор, по счастью, находится в дружеских отношениях. Это действительно была неоценимая помощь специалистов, без которой невозможно было бы достигнуть почти документальной достоверности. Такие фрагменты были, пожалуй, самыми нелёгкими в написании, но они прошли тщательную проверку профессионалами, и иначе поступить я не мог. Примерно та же ситуация с историческими, техническими и прочими деталями текста. Неслучайно и в тетралогии, и в «Амалеке», и во многих других моих работах так много ссылок на источники информации. Другое дело — не совсем реалистичные переходы и связки между эпизодами, и именно это, на мой взгляд, привносит в романы элементы фантастики, выдумки, кажущегося неправдоподобия. Хотя я бы ещё об этом поспорил со скептиками…
Сильно ли отличаются друг от друга персонажи романа Савва и Даниэль? Конечно, сильно. Штеглер, при всех его предыдущих фантастических приключениях, — человек предельно рационалистический и земной, каким и должен быть полицейский. Савва — человек мечущийся, несколько неуверенный в себе, но не из-за собственной мягкотелости, а скорее из-за того, что восприимчив к чужому мнению и всегда ставит себя на место своего собеседника. Савва — персонаж не светский и не религиозный, а как бы нечто среднее между ними, который просто не мог появиться ранее среди героев тетралогии.
— В рамках романа чётко выделяются два полюса, с которых герои смотрят на мир и оценивают произошедшие в нем события. Позиция Даниэля — рациональная и светская. Позиция Шауля — эмоциональная и религиозная. Какая из них ближе лично Вам? Чем именно?
— Вы очень верно подметили, что Штеглер и Кимхи — это два полюса. Рациональный светский подход к решению проблемы чаще всего вступает в непримиримый конфликт с экзистенциональным, религиозным. Хотя и тот, и другой имеют право на существование. Вероятно, конфликт между светским и религиозным подходами ко всему, что нас окружает уже не одно тысячелетие, не снижает накала противостояния, а со временем даже обостряется. Тем более в таком вопросе, как определение добра и зла, где однозначного ответа априори быть не может. Просто разные отправные точки у каждого из нас при оценке тех или иных поступков. Отсюда и непонимание, а то и отторжение…
В Израиле, где происходит действие романа, это противостояние сегодня как никогда раньше обострилось. Это происходит уже не только на идеологическом, а даже на бытовом уровне. Отсюда неразбериха и даже враждебность между светской частью публики и религиозной… Такая ситуация, думаю, сегодня характерна не только для Израиля, но и для других стран. К сожалению, Россия, как мне кажется, не исключение.
Какая позиция ближе мне? Не знаю, не могу определиться точно. Иногда я человек сугубо светский и даже воинственный в своих убеждениях, но жизнь показывает, что не всегда материалистический подход верен и обоснован. И тогда остаётся развести руками и признать своё поражение…
— Можно ли сказать, что в одном из персонажей книги читатель встречает Льва Альтмарка? Какие Ваши черты присущи мужчинам на страницах?
— Если бы я даже стал утверждать, что все персонажи — люди совершенно самостоятельные, с собственными взглядами на жизнь, а писатель от них абстрагирован и служит только передатчиком их мыслей и воззрений, то это прозвучало бы абсолютной неправдой. В любом из персонажей в той или иной степени присутствует автор, то есть я. При этом совершенно не важно, кто этот персонаж — злодей или праведник, мужчина или женщина, светский человек или религиозный… В каждом из нас есть совершенно разные, порой диаметрально противоположные черты, слои-мнения, которые зависят от многих причин: времени, настроения, ситуации. Какое бы качество ни характеризовало моего персонажа в том или ином сюжетном повороте, это качество — моё, а не чьё-то заимствованное. Сила и слабость, воля и малодушие, смелость и даже трусость — это мои черты, как бы ни стыдно было порой признаваться в некоторых из них своему читателю. Если бы я даже и попытался придумать что-то нехарактерное для меня, ничего из этого не получилось бы. В этом я абсолютно уверен.
— Какая составляющая книги — детективная, фантастическая, историческая или философская — является первостепенной? На что читателю прежде всего следует обратить внимание?
— На этот вопрос мне ответить крайне трудно. Каждую из указанных составляющих книги я старался прописывать максимально достоверно и точно, насколько мне позволяли приобретённые знания, опыт и культура. Если бы что-то из этого я счёл второстепенным и несущественным, то это, наверное, было бы заметно сразу, а для меня, как автора, такое положение вещей плохо и совершенно недопустимо. Поэтому я и не могу в точности определить основной жанр романа, как, впрочем, и всего написанного мной прежде. Скорее, это какой-то конгломерат жанров, хоть кому-то из поклонников какого-то определённого жанра это и покажется неправильным и непрофессиональным. Я сам определил бы жанровую принадлежность своих книг за редким исключением как «историко-приключенческий детектив», хотя и это, как мне кажется, не описывает всего, что заключено в книге.
— Откуда Вы черпали информацию, необходимую для описания событий и воссоздания атмосферы библейской эпохи, периода погромов Богдана Хмельницкого, русской революции? Если читатель решит проверить Ваши слова, он сможет отыскать подтверждения перечисленным фактам? Где именно?
— Каждое историческое событие, которого я волей-неволей касался в своих книгах, я старался тщательно проверять по энциклопедиям, специальной литературе и прочим источникам, которые сегодня находятся в открытом доступе. Большое подспорье в этом Интернет. Существует масса специальных сайтов, посвящённых тем или иным событиям. При этом пресловутая Википедия не так уж и плоха, хотя абсолютного доверия к ней, естественно, нет. Впрочем, здесь я пользуюсь стандартным опытом полицейских детективов и спецслужб: любой используемый факт необходимо проверить по двум-трём документальным источникам, и только тогда о нём можно судить с достаточной долей достоверности. Потому в моих текстах, как я уже говорил, так много ссылок на источники получения информации. Этого я от читателя скрывать не могу и не хочу. Это что касается событийного ряда. Атмосфера, характеры и вкус эпохи — ну, это нечто другое. Здесь как раз выходят на первый план мои авторские переживания и ощущения, хотя я стараюсь и здесь не выходить далеко за рамки человеческих характеров представителей описываемых эпох. При желании читатель всегда сумеет проверить достоверность описываемого, ведь сегодня, повторяю, практически всё есть в свободном доступе.
— Как рождалась эта история: Вы сразу знали начало, кульминацию, конец или герои всё время находили чем Вас удивить, а сюжет отклонялся от запланированного?
— Очень трудно ответить на вопрос, как рождалась каждая из описываемых мной историй. Сперва, насколько я могу реконструировать процесс сочинительства, рождалась какая-то неясная мысль, лежащая в основе будущего текста. Может быть, какой-то попавшийся на глаза исторический факт, даже фраза или слово. Никакого сюжета или плана поначалу в голове нет, всего лишь какое-то неосознанное предчувствие будущего текста. Даже герои не задумывались изначально, а приходили в сюжет по мере необходимости. Примерная схема «Амалека»: добро — зло, грань между ними, борьба с воплощением зла Амалеком, последнее — кто будет с ним бороться? Это, пожалуй, всё. А дальше начинается самое интересное. Если я пытаюсь искусственно придумывать сюжет и загонять себя в рамки, то в итоге появляется что-то искусственное и неинтересное — по крайней мере, на мой вкус… Я просто сажусь и начинаю писать. И тут происходит что-то в самом деле необычное и волшебное для меня. Спонтанно рождается первый эпизод, и я пишу его, не отрываясь, пока не захожу в тупик. Просто не знаю, о чём писать дальше! И вот после этого становится ещё интереснее. Начинается расхаживание из угла в угол, одна сигарета за другой, может быть, беспокойная ночь, потому что текст уже не отпускает меня, и… продолжение приходит само собой в голову! Постепенно, эпизод за эпизодом складывается сюжетная линия, о которой я и предполагать ещё вчера не мог и на которую постепенно нанизываются новые и новые звенья текста… Я всегда пишу быстро и почти без исправлений, за исключением, конечно, последующих чисток готового текста, выбора более удачных слов и фраз, короче, всего того, что называется вычиткой и редактированием. Очень редко меняется что-то кардинальное в сюжетной линии — тут мне, вероятно, помогает — как бы это выразить позаковыристей? — само провидение… Так в конце концов и рождается законченный текст романа.
— Какие интересности и какие сложности поджидали Вас в процессе работы над книгой?
— Работа над книгой — это сама по себе сплошная цепочка «интересностей» и сложностей, как вы выразились. Если б на каком-то этапе появился эпизод, прописывать который мне было скучно, я бы тотчас его выбросил и придумал что-то более занимательное. А то, что писать всегда нелегко, это абсолютно верное утверждение. Более того, признаюсь, что для меня это настолько нелёгкое и даже болезненное состояние, что в период сочинения очередного текста я чувствую себя предельно отвратительно и некомфортно. Мои домашние в это время стараются со мной не связываться. Текст словно болезнь, от которой нужно поскорее избавиться, излечиться… Поэтому я и стараюсь писать первоначальный вариант — «рыбу», как я его называю, — быстро и даже не обращая внимания на явные ошибки, которые потом, спустя некоторое время, сажусь и исправляю. Правка текста — не менее тяжёлая работа, нежели его сочинение, но тут уже нет того болезненного состояния. Скорее, просто долгая техническая кропотливая работа, которую ни на чьи плечи не перевалишь.
— Будут ли ещё произведения, связанные с тетралогией «Мент — везде мент»? Кто станет их главными героями? Какие философские темы Вы хотели бы рассмотреть на страницах?
— Честно признаться, мне хочется попробовать написать что-то другое, несвязанное с детективной тематикой, изрядно надоевшей и, наверное, в какой-то степени для меня уже исчерпавшейся. Что касается героев тетралогии, то уже в «Амалеке» я постарался отодвинуть их на задний план… В начале этого года у меня вышла в питерском издательстве «Алетейя» книга, состоящая из двух романов, один из которых, «Дверца для Януса», так же, как и «Амалек», только краем касается нашего любимого полицейского участка. Однако в нём уже совершенно иные герои, и даже жанр романа нехарактерен для моих прежних работ. Не знаю, как его определить в точности, но тут, на мой взгляд, есть какая-то отдалённая перекличка с произведениями Дина Кунца и даже Стивена Кинга. Мне вовсе не хотелось писать роман ужасов, как эти мастера жанра, но так уж сложилось и написалось даже помимо моего желания. Вдобавок замечу, что от темы тетралогии я всё-таки отошёл основательно, потому что мои новые работы — книга юмора «Голимые рассказы», которая выходит осенью в питерском издательстве «Геликон-Плюс» и уже выпущена в электронном виде московским издательством «Эксмо», а книга рассказов «Зеркало Ноя» к Новому году выйдет в издательстве «Лимбус-Пресс». Новый роман «Двадцать пятый кадр» находится на рассмотрении в издательстве АСТ. Есть у меня и книга для издательства «Союз писателей», но над ней нужно ещё основательно поработать, поэтому я пока ничего о ней рассказывать не хочу…
— Какой посыл Вы хотели донести до читателя романом «Мир тебе… Амалек!»?
— А вот это, пожалуй, самый трудный вопрос из предложенных. Если бы посыл романа можно было выразить одной фразой или предложением, то, вероятно, стоило бы этим и ограничиться, а не тратить время на сочинение многостраничного опуса. Посыл здесь, как, наверное, и в любом другом моём романе, — это призыв к читателю задуматься о своём месте в мире, при этом стараться проникнуть в любом происходящем событии в его глубинную суть и не пропустить своего истинного предначертания. В романе довольно много говорится о карме человека, то есть том, что ему необходимо сделать, и этого, как бы он ни противился, не избежать. Это, пожалуй, самое важное, ради чего мы приходим в наш мир. Главное, не ошибиться и не растратить силы на второстепенное и пустопорожнее. А ведь такое, к сожалению, случается со многими из нас. Жаль тратить жизнь на пустяки, а мы этого порой просто не замечаем. Зло и его мистическое воплощение — библейский Амалек — постоянно подстерегают нас и стараются увести от предначертанного, но тут важней всего не опускать руки и не отказываться от цели, кажущейся нам недостижимой. Всё же остальное, наверное, суета сует…
— Будем надеяться, что все мы рано или поздно найдём свою цель или предназначение и научимся ему следовать. Кто знает, когда это случится. Может быть, уже завтра, а может, только через десять лет. Но ведь случится! Правда же?
— Несомненно.
Корреспондент пресс-службы издательства «Союз писателей»
Екатерина Кузнецова
