Поэзию принято воспринимать исключительно как что-то возвышенное. Даже если автор стихотворений захочет рассказать о чём-то приземлённом, по мнению многих, в том числе экспертов, делать это ему надо исключительно с помощью метафор, экспериментируя с яркими образами и сильными эпитетами, способными подарить крылья и показать мир как бы с высоты птичьего полёта. То есть откуда-то с облаков, где, согласно стереотипам, поэты и обитают. Но кто же тогда будет говорить о насущных проблемах? Писать для обычных людей, тех, кому никогда не попасть на краешек грозовой тучи и не поболтать ножками в воздухе, наблюдая, как молнии бьют в величественные утёсы, высекая искры?
Николай Алексеевич Некрасов получил славу народного поэта не просто так. В отличие от своих современников, он не пытался дотянуться мыслью до неведомых сфер и сплести из слов замысловатую вязь четверостиший, понятных исключительно немногим образованным представителям эпохи. Напротив, он хотел говорить с простым людом: с крестьянами, ремесленниками, купцами, чтобы вместе с ними найти ответ на вопрос: «Кому на Руси жить хорошо»? То есть его волновали те, кто составляли основу общества, а не считали себя его столпами.
Чтобы строки проникали в сознание публики, Некрасов не боялся экспериментировать, максимально упрощая форму своих произведений и используя слова, которые до него никак не ассоциировались с высоким слогом поэзии. Какие именно? Примеров можно привести огромное множество. Подобные простецкие словечки разбросаны, подобно жемчужинам на дне океана, по страницам книг с его стихотворениями. В поэзии автора можно было встретить «две пары промёрзлых лаптей», что «торчат из убогих дровней». Его лирические герои не стеснялись крикнуть: «Натягивай крепче гужи!» А его музой нередко становилась простая крестьянка, которой поэт приписывал «тип величавой Славянки».
Вдохновение Николай Некрасов искал в народных песнях, мотивы которых присутствуют во многих его творениях. Кроме того, он много смотрел по сторонам и наблюдал за обыденной жизнью, черпая в рядовых ситуациях вдохновение, что, в частности, видно из примеров, приведённых выше. Конечно, «дворянские» поэты эпохи не понимали глубины, высоты и самого смысла поэзии Николая Алексеевича, называя его слог «не изящным». Но самого писателя это ни капельки не смущало. Напротив, он гордился тем, что его «муза парит невысоко», и оттого его стихи не становились менее глубокими. В каждом из них, как в зеркале, отражался мир середины и второй половины девятнадцатого века с присущими ему противоречиями, тяготами и несправедливостью. А кажущаяся лёгкость могла обмануть лишь того, кто невнимательно вчитывался в строки и искал лишь повода похулить человека, рискнувшего выйти за пределы привычных рамок и явить обществу нечто новое, лучше отвечающее его настроениям и потребностям, нежели устаревшие пережитки былых литературных эпох, слишком растиражированные и избитые, чтобы всерьёз кого-то взволновать.
