хотя их оценка явно завышена))))

петит

со многим ненаписанным в связи
хотелось бы уехать. я таксисту
деньжат подкину, выдавлю - свези
меня, браток, на маленькую пристань.

поедем, брат, я загодя припас
портфель с бутылкой марочного пойла...
там полуразвалившийся баркас,
и ржавый трос, и пыли серый войлок

уложен плотно... коркой на бортах
осела соль... там вскрикивает ветер
так, что роняет рыбу изо рта
дурёха-чайка. есть ли на примете

места получше... нет. вон там, внизу
гирлянды мидий въелись цепко в днище.
да я не пьян. глаза, браток, разуй,
ты сам пивал похлеще и почище

меня... теперь я сам, тебе нельзя,
работа, брат... вези меня на пристань.
плачу за всё, за каждый мой косяк
накину... голос моря бархатистый

поможет ненадолго стать никем,
изгнанником фальшивой дольче виты...
и будут мерно волны на песке
печатать стих убористым петитом...

а лампа в пол-накала
роняла блики света на пути,
и, как произведение Шагала,
картина городская уплывала...
найти бы в ней хоть что-нибудь... найти

особый стиль, который не отпустит
палитрой, или сочностью мазков.
опишет пустоту и захолустье,
где нет веселья, праздности и грусти,
где я сложить сумел бы из кусков

простой витраж. слова, как будто стёкла,
сжимая в окровавленной горсти...
отсвечивает сумрачно и блёкло
фонарь... а надо мной, как меч Дaмоклов,
качаясь, нависает новый стих.

так неотступен голос глухомани,
но я уже в дороге. видит бог,
что я мечом Дамокловым не ранен,
что мне и самому довольно странен
такой непредсказуемый итог

моей поездки. скатываюсь в дрёму,
уже не до стихов... какой-то бред
не то что бы затягивает в омут,
но позволяет видеть по-другому,
по памяти выписывать портрет

в простецкой, но изысканной манере.
немного от Шагала и Руссо.
уже рисую, сам себе не веря,
и падают нагие полусферы
в ладони. а кудрявый волосок

висок щекочет... голос сорван криком,
в глазах полуприкрытых боль и страсть...
примитивизм от мала до велика,
и матовоcть пастельная без блика,
чтоб удержаться... чтобы не пропасть.

чтоб до конечной... полусуществую,
прошу во сне - не нужно, перестань...
потом состав уйдёт на кольцевую,
и, если эту ночь переживу я,
то напишу стихи про глухомань.

меняю срочно скорби и печали
на божий дар и чистую тетрадь.
и время поворачиваю вспять,
туда, где всё свежо, и всё вначале,
и ничего не нужно поправлять.
ни звуки междустрочного регистра,
ни лёгкий сбой, мелодику и ритм...
об этом мы ещё поговорим.
всё было оприходовано быстро,
и выброшены были словари.
казалось - мир уместится в кармане

и не стоит хранитель у плеча,
чтоб пустоту заполнить постепенно.
ты где, мой друг... я пуст... я замолчал...
а остальное, веришь - только пена...

и наплевать, что лёгкие черны,
да нам чума - лишь повод для застолья...
а дел всего-то - выжить до весны.
переживём, нам что, впервые что ли...

а некто выбивает в сердце дробь,
и я не знаю кто он, этот некто...

побреешься... порежешься... и вспомнится,
заноет, кожи вспоротой сильней...

не бери ничего, не давай ничего - пиши.

приспособился к лирике, предпочитая эпос...

иду на Вы, готовьтесь к обороне...

а просто любила.. тяжелый случай.

и отражения с воды
глядятся в небо, словно в зеркало.

когда истончаются звуки до вздохов.

спрашивать глупо - зачем же ты пишешь?
правильней - для кого?

и стих, как пуля, ранит чистый лист,
тоскуя по ушедшей половине.

а стихи не должны давать ответов на вопросы

и доперестроечное счастье, травленое хлоркой добела.

да нам чума - лишь повод для застолья...

так надоело топтаться на первой строке...

и на крови возводит храмы Спас разрывом всепрощающей аорты.

такая жизнь. скажи, а как иначе
во всём дойти до самого нутра.

у этой жизни множество таблеток,
но знаешь... никому не помогли...

тяжело уставать, натыкаясь на брошенный взгляд, понимать, что ответить не выйдет, что попросту нечем.

чтоб устать от любви... чтоб смертельно устать от неё... жизнь прожить и совсем не устать... да кому это надо...

неправда, я в постели не курю!