Я вас люблю и не боюсь

Признанья нежные дарить

Вам навсегда, как нежный стих

В прекрасно нежных вечерах.

Если хочется время догнать
Как все птицы возможность летать
Не одной просыпаться с утра
То сказать себе надо – пора!

Золотая осенняя прядь
Листопадом не тронута, но
Ты опять не нашёл, что сказать
Что со мной, для тебя всё равно.

Был месяц май. Рябины кисти белые
Медовый расточали аромат.
Сказали про меня, что слишком смелая.
Смеялась: говорят - отговорят.

Нежный мой! Ты уснул, не раздевшись
И не сняв пропылённых сапог -
Утомился от долгих дорог...
Чуть дрожат потемневшие вежды...

Ложь, клевета, чья-то сплетня обманная,
Снова - враньё и враньё...
Злоба висит пеленою туманною...
Нелюди вы - вороньё.

Я хотел бы стать водою,
Омывая твоё лоно.
Если буду я с тобою,
То тебя никто не тронет.

Навсегда не уходят - из сердца непросто уйти.
/Ирина Кузнецова/

Навсегда не уходят - из сердца непросто уйти,
но - смириться со временем, угол найти свой, забиться,
и отречься от веры, что камнем легла на пути,
по которому шла ты, считая столпы и границы.

Заглушить донимавший, особо весною, мотив,
обрубить на корню все попытки вернуться обратно,
и позволить себе никогда никого не любить -
быть свободной в мирке, где – камин и настольная лампа.

Когда,устав от жизни серой,
От тяжести похожих лет
Себя представишь королевой,
В которую влюблён поэт.

Я не шептал, что я люблю,
И не кричал, но эта фраза,
Попутным ветром кораблю,
Ведь я тебе признался сразу.

Я помню тот прекрасный день,

Когда встречал тебя впервые,

Когда в душе была метель,

И мысли ветрено хмельные.

 

Он увлёк её в небо, а после залёг на дно,
И оттуда смотрел на неё.
/Ирина Кузнецова/

Он увлёк её в небо и бросил её одну.
Но отречься не смог – так пленительны были звёзды.
Он за ней наблюдал, сознавая, что сам – в плену,
что теперь до небес не добраться – круты утёсы,
что он вовсе не нужен ей. –
Маленький горний рай
она заново – строчка за строчкой – связала в кокон.
И касаясь теперь не его, а альпийских трав,
она чувствует: больше не брошена, не одинока.

Забывают однажды любых, даже самых любимых.
/Ирина Кузнецова/

Вариант 1

Оставляют однажды любых, даже самых любимых.
И шумят тополя отрешённому путнику вслед…
Он забудет язык, что для вас был родным – голубиный -
И поддастся навстречу иной – соловьиной – весне.

Но, допев на заре своё самое лучшее соло,
Он припомнит её, от которой ушёл молодым.
И заплачет дождём вмиг захваченный сиростью город,
Размывая любых, даже самых любимых, следы.

Вариант 2

Оставляют любых, даже самых любимых.
И шумят тополя отрешённым во след.
Он забудет язык свой родной, голубиный,
Подчиняясь иной – соловьиной - весне.

Но, допев на закате последнее соло,
Он припомнит слова, что учил молодым.
И заплачет дождём обезлюдевший город,
Размывая за каждым ушедшим следы.

Пополняемый не пустеет…
А нужны ли твои слова,
если все они - груда плевел?
Проверяешь: жива?
Жива!
И уходишь к другим пределам,
где твои не цвели поля.
Я не жалуюсь! Не болела б
о тебе голова моя…

Лучше не думать о том, что могло бы быть,
как по-другому - счастливей - могла бы жить,
если бы полукружие ворожбы
чётче и глаже сложила ведунья Жизнь.

Как пчела сердцевины цветочной нектар,
словно солнечный луч, что на воды июньские падок,
я пила Красоту твою – светлый негаданный дар –
длинным хоботом жадного неутомимого взгляда.

Я язычком своим могу достать до нёба,
Не своего, а той, что ждёт сейчас.
Но главное, чтоб мы хотели оба,
Пускай на нас и смотрят сотни глаз.