Снег идет уже пятые сутки. Узкие тропинки, вкривь протоптанные усталыми пешеходами, ведут к трамвайным остановкам. Но там все безнадежно - трамваи потеряли рельсы под толщей снега и беспомощно стоят. Те, которые пытались ехать, прочертили неровную кривую в сторону от путей и тоже встали...
Снег назойливо лезет за воротник. Им уже набиты голенища сапог. Капюшон, как тяжелый сачок, полон небесных бабочек. Сквозь мохнатые от снега ресницы мир выглядит мутным и серым...
Мэр уехал отдыхать. Мэру хорошо где-нибудь в тропиках, под пальмами. А в это время пробки, словно тромбы, едва возникнув, в считанные минуты перекрывают кровоток мегаполиса. Зарождаются они так.
Скользко, метет. Большая 12-колесная фура, не рассчитав сил, встает на подъеме на шестиполосной магистрали. Притормозив перед сужением дороги, рядом не осиливает подъем тяжелый, набитый людьми автобус. Люди выходят толкать его и перекрывают собой оставшуюся полосу. За полчаса самые упорные мужики "переносят" автобус на руках в гору на двадцать метров и бросают это безнадежное занятие. В щель между фурой и автобусом протискивается "Газель" и с воем и дымом шлифует лед. В конце концов она сползает назад, едва не зацепив "Ладу". "Ока" ныряет в эту же щель и с позором катится вниз. Водители позади нервно курят возле своих машин и матерятся. Даже "уазику", подключившему все мосты, не перебраться через метровый снежный бруствер у трамвайных путей. Ни скорой помощи, ни милиции, ни пожарным дороги уже нет. Это ловушка... Транспортный поток, тот, что встал позади, еще пытается сочиться по капиллярам. Моментально пробки собираются на всех близлежащих параллельных улочках. Автобусы, иномарки и "Газели" заполняют сначала их, а затем дворы. Дворы никто не чистит. Назад тоже не попятишься. Всюду натужный вой моторов, машины бьются в конвульсиях в снежном плену, как мухи в паутине, и беспомощно, жалобно жужжат. Жильцы домов нервно прыгают по сугробам, лишенные тротуаров.
А поток машин продолжает наседать из-за реки на уже обездвиженный, омертвевший участок злополучного подъема. Пробку, однако, не пробить. Избыточным давлением поток прорывает из основного русла на прилегающие перпендикулярно магистрали. Коллапс лавиной распространяется на весь город. Остальные транспортные артерии также становятся бутылочным горлышком, и кровяные тельца, то бишь, машины, слипаются друг с другом и затыкают оставшийся просвет артерии. Потоки намертво заклинивают друг друга на перекрестках. Гаишники где-то отсиживаются, их не видно.
Утопая в сугробах, город силится сдвинуться с места, но он уже прикован к инвалидной коляске. Передвигаться приходится на карачках...
Высота сугробов превышает все мыслимые размеры. Гребем по снегу и гадаем, что скрывает каждый из них. Где-то закопана "десятка", где-то микроавтобус, а в центре самого большого, наверное, спит медведь. Зато каждый может откопать свой клад. И только один неудачник откопает медведя...
По проезжей части медленно пробираюсь пешком, мимо соблазнительно распахнувших двери автобусов. Я вышел из одного из них. Им стоять еще долго...
С утра по снегу - в больницу. Полдороги пешком. У мамы тяжелая болезнь, ей сделали операцию. И белый, чистый и всепоглощающий снег стирает переживания, что были накануне.
В палате скука. Коллективное горе переносится легче. Улыбаемся и даже шутим...
Снег заметает ступени у Кремля. Очередной джип увяз в колее на склоне. Ни один джип до сих пор не одолел заснеженный подъем. Джипу на помощь спешит трактор с ковшом, но забраться наверх он также не может. Некогда смотреть на этот спектакль...
Пешком полгорода, чуть-чуть на троллейбусе - и я на работе.
У коллег сорвалась командировка - самолеты не летают. Нынче мы все - рожденные ползать. Полоса обледенела, видимость десять метров. Летают пока только вороны...
Вечером идем домой по тропинке, будто скованные одной цепью. В лабиринте из сугробов поодиночке уже нетрудно заблудиться. Ноги гудят, голова тоже. Отчаявшиеся ловят такси. Но тот водитель, кто перестроился в правый ряд, рискует утонуть. Снежная каша возле сугробов, бывших тротуарами, цепкая, как трясина...
Снег оседает тяжелой ватой на ветках и проводах. У знакомых в доме из-за обрыва проводов отключилось электричество. Сосед притащил из гаража примус... Пожарные машины застряли по дороге. В-общем, стены остались. А жилище надо как-то обустраивать заново. С маленькими детьми на руках...
Скорая бесполезно сигналит разноцветной люстрой, увязнув на трамвайных путях. Пешеходы равнодушны, никто не спешит на помощь. Чей-то дедушка умрет от инфаркта, не дождавшись ее приезда...
Запасы снега не иссякают. У водителя фуры закончилась солярка. Бабушки штурмуют пустые магазины, куда не подвезли продукты... Нет хлеба и молока. Мерещатся картины из далекого прошлого...
И лишь душа, осиротевшая в долгих скитаниях, видит неясный свет сквозь пелену, и верит, что этот снег когда-нибудь закончится...
В конце концов, поутихнет стихия, и морозом скует наши недавние волнения. Но прожитый нами снег, как Божья кара, еще долго будет являться нам во сне и заметать темные тропинки, бывшие нашим прошлым.