— Вовка! — выглядывая из окна второго этажа длинного, в четыре подъезда, двухэтажного дома, кричала полная симпатичная женщина, чуть не вываливаясь от гнева. — Ты что тут ещё делаешь? Я когда тебя в магазин отправила? — Щас, — отозвался, не оборачиваясь, мальчик лет двенадцати, ремонтировавший велосипед пятилетнему Серёжке из соседнего подъезда. Рядом на лавке сидела баба Мотя, всезнающая и вездесущая. Вдоль невысокой оградки за лавкой стоял Вовкин велосипед. — Кому сказала, быстро в магазин, — не унималась женщина. Вовка, схватив свой велик, перекинул ногу через седло и, заметив, что мать исчезла в окне, вернулся в первоначальное положение. Уложив аккуратно велосипед на землю, чтоб не задеть звонок, он вновь занялся Серёжкиным велосипедом. Тот с нетерпением стоял рядом и крутил попой, согнувшись и упершись руками о колени. С какой-то там попытки цепь всё-таки встала на место и, крутанув заднее колесо Серёжкиного «Школьника», Вовка с широкой улыбкой на лице и измазанными машинным маслом носом и ушами поставил перед пацаном велосипед. — На, катайся, но больше в гаражи не врезайся. — Ага, — радостно произнёс мальчик и потряс велосипед, проверяя надёжность цепи. Вовка вытер руки носовым платком и сунул его в задний карман спортивных брюк. Поправил закатанные штанины и, подняв велосипед, собрался сесть на него. — Ты ещё тут? Хватит прохлаждаться. Давай быстро за мукой, — мать, услышав плач младшей Вовкиной сестры, скрылась в окне. — За мукой послала? — поинтересовалась баба Мотя. — Ага, — отозвался Вовка. — Так на прошлой неделе мать покупала. Я её в магáзине видáла, ужо всюё, что ли, съели? — уцепилась бабка за руку Вовки. — Ага, съели. Вместо сахара, — ответил он и отдёрнул руку. Вовка недолюбливал эту сующую везде свой нос старушку. Сколько раз она жаловалась на него матери просто так, из вредности. А Вовке потом попадало не за что. Но баба Мотя не собиралась отпускать его. Она, опираясь на бадажок, встала и ухватилась за руль. — Ну, чего? — попытался Вовка оторвать от неё велосипед. — Купи мне тоже. — Куда? — попытался возмутиться мальчик. — Мне мама сказала три пакета купить. У меня как раз только три и вмещается, — показал он на свой багажник. — Да и девять килограмм и так для колеса много. Не-а, не куплю. — А зачем вам три пакета? Себе два возьми и мне один. — Не-а, сказал — не куплю. Там щас всю разберут, а вы меня не пускаете. — Чего это всю разберут? Вчерась только машину привезли, я видáла. — Так вчера бы и взяли. — Фулиган! — она, отпустив руль, ладонью вскользь ударила Вовку по голове. — Чего я вам сделал? Там сейчас не останется, и я маме сажу, что это вы виноваты, — обиженно произнёс мальчик и, садясь на велосипед, оттолкнулся ногой от лавки. — Да куда она там денется? — Как куда? — описав круг возле подъезда, крикнул Вовка. — По телику сказали, что муки в стране осталось на два дня, — и, засмеявшись без звука, чтоб бабка не заметила, быстро набирая скорость, скрылся за домом.
Но, не проехав и ста метров, заметил, как Колька с младшим братом что-то собирают у дороги в сточной канаве. Остановившись и бросив велик, он встал сзади, наклонившись над ними. Колька, ругая брата, вытаскивал из канавы червей. — С самого утра копал, а эта холера банку перевернул. — Во-во, лови, смотри, как быстро расползаются! — кричал Вовка, стараясь дотянуться до расползающейся наживки через хнычущего брата Кольки.
А баба Мотя, не тратя зря времени, засеменила, опираясь на бадажок, к соседнему подъезду, заметив на лавочке Никифоровну. — Слышь, новости какие. Мука-то — всё, нет муки, — запыхавшись, старушка села рядом на лавочку. — Чего у тебя, Мотя? — зная соседку как местное радио новостей, спросила Никифоровна. — Так мука-то кончилась. Всё. Нет муки. — А тебе зачем мука-то? Ты уж давно ничего не стряпаешь. — Да не у меня кончилась, а у правительства. — Как это кончилась? Урожай только собрали. — А вот так, собрали и продали. По тиливизиру слышала. Нет муки. Никифоровна вздохнув, задумалась. — Точно говорю, нет муки. Ты покупать пойдёшь? — Да есть у меня два пакета. — У-у-у-у. Два пакета на твою-то семью? Беги, пока в магазине ещё есть. Никифоровна покачала головой: — А и то, верно. Пойду ещё парочку куплю, а то вдруг и правда муки не будет. — Правда, правда. Конечно, правда. И мне пакетик прихвати.
Собрав всех червей, какие не успели расползтись, Колька всё продолжал ругать брата. А Вовка, оказав другу помощь по поимке столь ценного сырья для ловли рыбы, вдруг вспомнил, что мать-то его в магазин послала. Быстро вскочив на велосипед, он поехал дальше. Но путь ему перегородила Наташка из параллельного класса: — Ты куда? — В магазин. — Слышал, Толька Степанов упал сегодня утром с сарайки и зуб выбил? Кровищи было-о-о. Жуть. Его в город повезли. — Ух, ты! Теперь, наверно, золотой поставят.
Баба Мотя хотела подняться с лавки, да из подъезда вышла Ольга, недавно родившая двойню. Молодая мамаша вынесла большой таз с пелёнками. — Постиралась? — поинтересовалась баба Мотя. Ольга кивнула. — Мука в стране кончилась. Женщина с удивлением посмотрела на старушку. — Беги в магазин. Может, ещё хватит. — Гриша-а-а, — закричала Ольга, зовя мужа, играющего в домино у третьего подъезда. — Иди сюда скорее. Молодой папаша нехотя вылез из-за стола и медленно, постоянно оглядываясь на мужиков, показывающих ему на костяшки домино, пошёл к жене. — На, — сунула она ему таз. — Ты куда? — поинтересовался Гриша. — Развесь, а я в магазин, — и быстро побежала в подъезд, столкнувшись с соседкой Клавой, женщиной средних лет, и услышав от бабы Моти окрик вдогонку: «Купи и мне пакетик». Гриша нехотя пошёл к натянутым верёвкам развешивать пелёнки. Клава вышла из подъезда, ругая Ольгу: — Вот куда несётся? Чуть с ног не свалила. — Это она за мукой, — ответила баба Мотя и добавила удивлённой женщине: — Все уже знают, муки не будет, кончилась. Беги, пока ещё в магазине у нас есть, и мне пакетик купи. Проводив взглядом Клаву, баба Мотя направилась к доминошникам.
Наговорившись с Наташкой о том, как у Толика теперь будет язык и вода с лапшой вываливаться через дырку во рту, нахохотавшись вволю, он вспомнил, что мать ему точно всыплет, если муки не купит, и, попрощавшись, направился в магазин. Завернув в проулок, на ближайшую дорогу к магазину, он увидел Сашку, красившего свой забор. Остановившись, Вовка усердно начал объяснять, как надо держать кисть и как правильно водить ею, чтоб не оставлять полос и просветов.
Баба Мотя, подойдя к столу и упершись на свой бадажок, обратилась к Фёдору, самому толстому доминошнику: — Любишь блины Федя? Тот усмехнулся и, шмыгнув носом, ответил: — А то. С утра Маринка моя сотню напекла. — Всё. Больше не будет печь. — Это почему? — удивившись, он обернулся к бабе Моте всеми своими ста двадцатью килограммами так, что стол заскрипел, потянувшись за его животом. — Да потому. Мука в стране кончилась. — А-а-а-а-а-а, — протянул он, — нам не страшно. Я два мешка на днях купил, да там дома ещё с полмешка оставалось. Так что без блинов не останусь. Николай, самый худой мужик не только из доминошников, но, наверно, и из всего посёлка, встал и, извинившись, быстро побежал к своему дому. — Мне купи пакетик, — крикнула ему вдогонку баба Мотя.
Через три часа Вовка всё-таки добрался до магазина и, бросив рядом велик, запрыгнул на ступеньки перед входом. В дверях стояла женщина с двумя пакетами муки, прижимая их к себе, как детей. Не дожидаясь, пока она выйдет, мальчик, протиснувшись между ней и дверью, вошёл в магазин.
Баба Мотя сидела дома на кухне и радостно смотрела на двенадцать пакетов муки у себя на столе, подсчитывая в уме предстоящие барыши.
А Вовка, вытянув руку с деньгами к продавщице, сказал: — Мне три пакета муки по три килограмма. Дородная тетка, прикрывая собой два последних пакета, стоявших на прилавке, ответила: — Кончилась мука, больше нет…