В тот месяц, когда Куро Ёсицунэ[1] привел в дом наложницу, его мать – госпожа Токива Годзэн лишилась покоя. Однажды ночью она плотно прикрыла сёдзи,[2] отослала служанок и написала письмо в Хэйан,[3] куда сын был вызван по приказу императора:

«Усивакамару![4] Прими привет от своей старой матери. Хочу сообщить, что сердце мое обливается кровью, а глаза отказываются смотреть на то, что происходит в доме. Твоя жена Сато[5] и наложница Сидзуко[6] совсем не похожи на нежные цветы, в честь которых их назвали, и ненавидят друг друга. За ними начали войну их слуги и служанки. Сын мой! Будет лучше, если ты оставишь только одну женщину и вернешь нам мир и согласие».

Госпожа Токива писала долго, потом запечатала письмо, вызвала старую О-Хику и поручила передать послание в руки молодому господину.

В Хэйане О-Хику вручила письмо Куро Ёсицунэ. Прочитав его, он невесело засмеялся и протянул свиток Бэнкею, ранее – монаху, а теперь – верному другу и помощнику.

- Мать только затем и написала письмо, чтобы я тоже потерял покой, - сказал Ёсицунэ. – Она жалуется, что однажды наступила на дохлую мышь, которую подбросили к покоям Сато, а потом кто-то выпачкал кимоно, которое подарила ей Сидзуко. Она встревожена, а ты знаешь, что когда моя мать что-то вбила себе в голову, ее не остановит и стая тэнгу.[7]   

Пока Бэнкей читал письмо, Ёсицунэ мыслями перенесся в далекий дом, куда пять лет назад он привел Сато – маленькую и хрупкую, как храмовую статуэтку, в неизменном черном кимоно, подпоясанном светло-синим поясом. Она никогда не жаловалась, не говорила лишних слов, и улыбка не сходила с ее губ. Она улыбалась даже тогда, когда он приехал из Хэйана с Сидзуко – знаменитой столичной танцовщицей-серабёси, полной противоположностью Сато. Сидзуко была яркая, как бабочка, с выбеленным лицом и тонкими бровями, подведенными тушью. Она одевалась в разноцветные одежды со шлейфом и длинными рукавами, и смеялась звонко, словно серебряный колокольчик.

- Почему бы тебе не почтить матушку и не отправить одну из женщин восвояси? Выбери ту, кто тебе больше по нраву, а другую прогони, – сказал Бэнкей, бросая свиток на циновку. Он зевнул и почесал оголенный живот, ибо не отличался хорошими манерами.

- Не могу, - признался Ёсицунэ. – Как можно выбрать между цветущей глицинией и вишней? Красота их разная, но прелесть – одинакова. С Сато я отдыхаю душой, наслаждаюсь спокойствием. Никто не умеет играть на цитре[8] так, как она. А Сидзуко... Какой мужчина устоит перед ней? Даже слепого, который не сможет увидеть ее красоты, она очарует изящной беседой и сладким пением. Голос ее нежнее, чем щебет угуису.[9] Нет, я не могу расстаться добровольно ни с одной из них.

- Но с тех пор, как появилась Сидзуко, ты ни разу не посещал жену, - заметил Бэнкей. – Может, она приворожила тебя? Накормила травой мёга?[10]

- Не думаю, что Сидзуко способна на коварство. Просто мне весело с ней. Она пригласила танцовщиц и музыкантов, и сама танцует, как богиня.

- Ты похож на петуха, который мечется между двумя курицами, и не может выбрать – какую покрыть, - фыркнул Бэнкей. – Сомневаешься - оставь ту, которая любит тебя больше.    

- Легко сказать, но можно ли заглянуть в женское сердце? – возразил Ёсицунэ.

Бэнкей фыркнул, досадуя на недогадливость господина:

- Когда приедешь домой, предложи женщинам в одну ночь найти для тебя подарок. Чей подарок будет дороже, та больше и любит.

- Мудрый совет от пустоголового монаха! – воскликнул Ёсицунэ, хлопая себя по коленям. – Так и поступим! Напишу матери, что постараюсь в скором времени исполнить ее желание.

Старая О-Хику недолго сомневалась, кому сообщить о решении хозяина. Едва переступив порог дома, она направилась в покои наложницы и выложила все о совете Бэнкея и словах Куро Ёсицунэ.

- Благодарю, что предупредила, - сказала Сидзуко, и веер в ее руке заходил с поразительной быстротой. – Теперь у меня будет время, чтобы приготовить подарок для возлюбленного. Больше всего он любит играть на флейте. Я закажу лучшему мастеру сделать флейту-хаяси с самым чистым звуком и украсить ее самой белой слоновой костью. Но ни слова не говори Сато и госпоже Токива!

Спустя несколько дней, прогуливаясь по саду, Сидзуко услышала нежную музыку, доносившуюся из дома.

- Что это? –  спросила Сидзуко, останавливаясь.

- Сато-сан играет на цитре. В этом ей нет равных, - ответила О-Хику.

- Какой глубокий звук у этих струн! Верно, цитра очень хороша?

- Хороша, госпожа. Она сделана из драгоценного черного дерева, украшена позолотой и искусной резьбой по бокам. Но почему ты так взволновалась?

- Ужасная старуха, – сказала наложница, взмахивая веером. – Верно, не человек, а тэнгу породил тебя - ведь твое уродство соперничает с твоей глупостью! А если она подарит цитру Ёсицунэ?! Вот что, иди и в самых изысканных выражениях попроси одолжить мне этот чудесный инструмент.

Через некоторое время цитра оказалась в покоях наложницы. Надо ли говорить, что возвращать ее законной владелице никто не собирался.

- Она что-нибудь сказала? – спросила Сидзуко, любуясь старинной работой и пробуя струны.

- Нет, госпожа,- с готовностью ответила О-Хику. - Только заплакала. Не бойтесь, Сато-сан не станет жаловаться. Не такой у нее нрав.

Сидзуко удовлетворенно кивнула. Но через несколько дней она снова услышала звуки музыки и поспешила расспросить об этом О-Хику, после чего пришла в негодование:

- Сансин,[11] подаренный матерью?! У нее есть старинный сансин?! Почему ты не сказала раньше?! Сейчас же поди к этой хитрой Сато и попроси его для меня!

И сансин постигла та же участь, что и цитру. Законная жена отдала наложнице требуемое, не сказав ни слова упрека, лишь оросив слезами рукава своего кимоно.

По случаю возвращения сына, госпожа Токива готовила праздник и совсем сбилась с ног, отправляя слуг с поручениями. Сидзуко примеряла новые наряды и разучивала новые танцы, и лишь Сато почти не выходила из комнаты.

Как-то наложница по пустяковому предлогу отправила О-Хику пошпионить за законной женой.

- Поди и узнай, чем она там занимается, - велела Сидзуко. Ей только что принесли готовую флейту, и красавица вертела ее в руках, заранее представляя изумление и радость Ёсицунэ, при виде прекрасного подарка.

Вернувшаяся О-Хику рассказала, что Сато-сан вырастила чудесные хризантемы и любуется на них целыми днями.  

- Они белые, как первый снег, - восторгалась О-Хику, - и величиной с головку годовалого ребенка!

- Мерзкая дочь тэнгу! – закричала Сидзуко, стуча веером по татами. – Для чего ты рассказываешь мне это? Чтобы лишний раз разозлить?! Сейчас же иди и забери хризантемы. У Сато не должно остаться ничего ценного!

Когда служанка, пыхтя от усилий, внесла в комнату наложницы горшок с белыми хризантемами, Сидзуко спросила:

- Наверное, она опять плакала? 

- Нет, госпожа. Сато-сан по-прежнему не сказала ни слова, лишь тихонько засмеялась.

- Засмеялась? Значит, у этой коварной женщины есть еще что-то… От тебя с самого начала не было никакой пользы, глупая О-Хику! Я сама пойду!..

Шелестя радужным шлейфом, Сидзуко прошла по дому. Слуги  почтительно раздвигали перед ней сёдзи. Никто не подумал предупредить законную жену о предстоящем визите, и та была застигнута врасплох.

- Что еще вы скрываете? – спросила Сидзуко без приветствия, подозрительно оглядывая просто обставленную комнату.

 - Мне нечего скрывать, - ответила Сато. – Вы забрали все.

- Лжете! -  Сидзуко стукнула сложенным веером по ладони. – Почему тогда вы смеялись, отдавая хризантемы?!

- Что вы хотите от меня? Почему вас смутил мой смех? – спросила законная жена, не поднимая глаз на соперницу. - Я отдала вам любимую цитру, отдала сенан, подаренный матерью. Я отдала вам возлюбленного. Так неужели, я стану плакать над белыми хризантемами?

Сидзуко ушла, поджимая губы и хмурясь, и до самого вечера пребывала в дурном настроении, то и дело ощипывая лепестки с цветов Сато.

Вскоре приехал Ёсицунэ. Домочадцы собрались, чтобы приветствовать своего господина. Он сидел на мягких подушках и ласково улыбался матери и верным слугам. Его молодое лицо, еще безусое, нежное, словно у девушки, было усталым, но глаза сияли, потому что он смотрел на двух женщин, склонившихся перед ним в одинаковых поклонах.

- Сато и Сидзуко! - сказал Ёсицунэ. – Мне рассказали, что происходит в мое отсутствие. Уважая слезы матери, я решил, что одна из вас должна навсегда покинуть мой дом.

- Кого же вы отсылаете, господин? – кротко спросила Сидзуко. Сато не произнесла ни слова, и улыбка не исчезла с ее губ. Лишь пальцы затеребили концы светло-синего пояса.

- Вы обе мне дороги, - продолжил Ёсицунэ. – Но я хочу видеть рядом женщину, которой дорог и я. Поэтому прошу, пусть каждая сделает мне подарок. Останется та, чей подарок будет самым драгоценным.

Пожелание господина обсуждалось во всех уголках дома. И слуги видели, что светильник в комнате Сидзуко вскоре погас, а в комнате Сато горел до самого рассвета.

Утром обе женщины явились с подарками.

Первой подошла Сидзуко. Наряженная в голубое кимоно, расписанное летящими и танцующими журавлями, подпоясанная желтым поясом, она грациозно склонилась и положила перед Ёсицунэ флейту.

- Возлюбленный господин, - сказала она, - эту флейту я получила в подарок от служителей храма Ёре, после того, как своим танцем вызвала долгожданный дождь, и мне был присвоен титул первой танцовщицы. Сейчас я дарю флейту вам, чтобы в походе вы вспоминали о вашей покорной слуге, ждущей вас. И еще, я загадала, чтобы вы добились долгожданной победы, которая оросит нашу страну, как благодатный дождь, и заслужили звание первого вельможи.

Ёсицунэ взял флейту и передал матери, чтобы она могла рассмотреть подарок.

- Тонкая работа! - восхитилась госпожа Токива. – Как изящна резьба на слоновой кости!.. А что подарите вы, Сато?

Никто не заметил насмешливого взгляда, который наложница бросила на законную жену. О-Хику осклабилась, стараясь придать лицу доброе выражение.

- Возлюбленный господин, - сказала Сато, кланяясь мужу, - у меня нет вещей, достойных вашей драгоценной персоны. Но если вы не побрезгуете принять мой подарок, возьмите этот веер. Я не расставалась с ним с юности и держала в руках, когда впервые увидела вас. Он неказист, но я покрыла его лаком и нарисовала солнце. Пусть оно освещает ваш путь везде, куда бы вы ни направились.

С этими словами жена положила к ногам Ёсицунэ простой веер-тэссэн с металлическими пластинами.

- О, Сато-сан! – нежно сказала Сидзуко, кланяясь в ее сторону. - Какими сильными чувствами надо обладать, чтобы подарить господину старый женский веер! 

Слуги за ее спиной льстиво захихикали, но Ёсицунэ сказал:

- Ценность подарка определяется не стоимостью вещи, а любовью дарителя. Император призывает меня на войну против мятежного клана Тайра. У меня будет время, чтобы проверить, какой из ваших подарков драгоценнее, а пока ждите моего возвращения.

Вскоре Ёсицунэ уехал и долгое время не сообщал о себе. Отцвела глициния, отцвела сакура, и из Хэйана пришли вести, что клан Минамото под предводительством Куро Ёсицунэ разбил клан Тайра при Дан-но-ура, но от самого героя, по-прежнему, не было ни одного письма. 

Только спустя месяц после победы хозяин вернулся домой. Он никого не предупредил о своем прибытии, и сопровождали его четыре самурая с верным Бэнкеем, переодетые крестьянами. Госпожа Токива испуганно приникла к сыну:

- Что случилось, Усивакамару? Почему ты вернулся, как вор?

Ёсицунэ поцеловал старушку в морщинистую щеку и приказал собрать в дорогу еды на месяц вперед и все серебро, которое найдется.

- Позови Сато и Сидзуко, - сказал он. – И сама останься. Я хочу кое-что сказать вам.

Когда женщины вошли в комнату, то увидели на циновке перед Ёсицунэ свои подарки – флейту и веер. Флейта была, как новая, а от веера осталось лишь несколько металлических спиц. Краска с него слезла, бумага была изорвана в клочья.

- За то время, пока я отсутствовал, произошло много событий, - сказал Ёсицунэ. – Вы слышали, что я участвовал в битве у Дан-но-ура. Когда наши корабли приблизились к кораблям клана Тайра, одна из вражеских стрел пробила мой доспех, но впилась в лопасть веера, который подарили вы, Сато, и который я носил на груди. После победы император щедро наградил меня, отдав все земли на острове Кюсю. Этому позавидовал мой брат Ёритомо.[12] Он пригласил меня к себе в дом, хотя раньше не признавал за члена семьи. Я пришел, не ожидая опасности. Когда я поклонился, слуги по приказу брата задвинули сёдзи, к краям которых были прикреплены остро отточенные лезвия. Я остался бы без головы, но веер попал в пазы, и створки не захлопнулись до конца. Я убежал от брата и скрылся у друзей. Ёритомо приказал изгнать меня из клана и объявил вне закона. Однажды мое убежище открыли наемные убийцы. Они пришли ночью. Проснувшись, я не успел схватить оружие, но под руку мне попал веер, и им я отбил занесенный надо мной меч, после чего друзья смогли придти ко мне на помощь. Поэтому, Сато, я не смог сохранить ваш подарок в целости. Зато с вашей флейтой, Сидзуко, ничего не случилось. За эти месяцы у меня не было ни возможности, ни желания развлечь себя игрой. Теперь я хочу спросить: какой подарок вы посчитаете самым драгоценным?

Некоторое время женщины молчали, а потом серабёси Сидзуко низко поклонилась Ёсицунэ и навсегда покинула его дом, утирая слезы рукавами голубого кимоно, расписанного летящими и танцующими журавлями.   

Сато же разделила с мужем все тяготы изгнания и была ему верной подругой до самой смерти.