Александр Надеждин

Пансионные записки

Начало

Начало отдыха было усталым и раздраженным. Выехал во второй половине последнего ноябрьского дня, но еще в светлое время. Дорогу перед этим, я изучил очень внимательно, но зная, что на бумаге, не так как в жизни, был готов ко всяким неожиданностям. Они и случились своевременно – в самом конце еще знакомого пути, у заправки. Остановился, имея в голове три цели: залить в бак машины топливо, вылить из собственного тела излишки жидкости и спросить про дорогу в пансионат «Ольшаники». Правда порядок исполнения этих задач стоило бы поменять, поставив в конец вопросы и заправку.
На заправке было пустынно, а девушка, отпускающая бензин мало что знала в жизни, а про дорогу – практически ничего.
Зная, что в таком месте всегда кто-нибудь останавливается, я приготовился к длительному ожиданию. Но, вот, появился страдалец, для которого бензин был не главной целью и я, деликатно подождав, спросил его прямо:
- Вы, случайно не знаете дорогу в Ольшаники? – Взгляд его выражал полное презрение человека, знающего результат умножения на единицу, к человеку не просвещенному в этом вопросе. Но вслух он ответил:
- Конечно, - и стал внимательно рассматривать карту местности, предварительно разложенную на капоте.
- Значит, будем спрашивать дорогу у кого-нибудь еще, - подумал я, вспомнив эту цитату из известного военного анекдота. Сама эта байка звучит так.
Жители деревни, через которую проезжала колонна военных, обычно говорили: Вона смотри, они карту достали, значиться обратно дорогу будут спрашивать».
Моя прозорливость не имела предела, потому что знаток умножения подробно уточнил у очередного водителя, только что застегнувшего молнию на гульфике своих штанов, правильность движения в моем направлении.
От заправки выехали цугом. Третья машина, если считать по порядку, двинулась своим путем с повышенной скоростью. Знаток математики, пообещав мне остановиться в нужном для поворота месте, стал лидировать. Первый, то есть я, очень вежливо, то есть не включая яркого света фар, двинулся следом.
Ехали долго. Потом мой лидер, видимо забыв свое обещание, рванул на обгон какой-то фуры и был таков. Я пришел в растерянность и в раздражение. Но, неожиданно в моей голове вспыхнула надпись на указателе поворота, на Ольшаники, которая была что-то около тридцати км тому. Тогда я еще отметил про себя, что вроде подъехали но, свято веря обещанию, дисциплинированно продолжал следовать за лидером. Но, теперь, когда меня коварно бросили я, сказав слова, которые не стану приводить в этом рассказе, развернулся и уже, полагаясь только на себя, не без дополнительных уточнений, добрался до пансионата «Ольшаники», где, после недолгого оформления заселился в двуместный номер, неплохого качества.
Теперь я санаторный отдыхающий с четырех разовым питанием, процедурами, бассейном и не храпящим соседом.
А был уже вечер, была и усталость, присутствовало некоторое раздражение, но я все равно нашел в себе силы записать первый день, а затем погрузиться в сон, доставляя радости своему визави своим уникальным храпом. Он-то не храпит, а по закону равновесия это должен был делать я. Поэтому, что бы немного вас отвлечь от путевых заметок, расскажу про себя через уникальное свойство человека - храп. Послушайте и как можно избавиться от храпа.
Я храпел. Храпел всю свою сознательную и несознательную жизнь. Как только засыпал, то эти неестественные звуки издавал в любом положении тела. Мама рассказывала, что я храпеть начал еще в люльке.
Одно дело, когда ты храпишь индивидуально, в отдельном помещении, но когда вся жизнь проходит в условиях социалистического общежития, то эти ночные рулады доставляют немыслимые неудобства окружающим. А моя жизнь в таком общежитии началась с пятого класса суворовского военного училища. Одновременно и началась и борьба с храпом, которая не принесла никаких результатов. Боролись с ним, храпом, мои друзья-одноклассники. Разными способами. Что только не делали: зажимали нос, подкладывали носки, приделывали биллиардный шар к спине, переворачивали на бок, будили, цокали языком – ничего не помогало. В конце концов, плюнули и старались заснуть еще до моего храпа.
Постепенно я и мой храп выросли, возмужали, стали мощнее и крепче. Я продолжал похрапывать в казарме Военно-морского училища, затем в каюте подводной лодки, в купе поезда, в кресле самолета и в других общественных местах.
Все это время я искал способы избавиться от этого недостатка. Но ничего не находилось. Как вариант, стал носить с собой беруши и предлагать окружающим вставлять в нужное место. Помогало, однако, не кардинально. Храп продолжал жить своей жизнью.
И вот я узнал, что если удалить маленький язычок в горле, то храпеть не будешь. Оказывается, этот орган у некоторых людей вместе со всем организмом ночью расслабляется и успешно вибрирует, издавая изящные звуки. Стал активно искать специалиста и нашел его в клинике первого медицинского института.
Целый академик удалил мне лазером этот вибрирующий отросток, и теперь я успешно храплю, но уже без язычка.
Видимо, что-то еще вибрирует.



День второй или танцы в пансионате.

Второй день для меня наступил сразу же утром, как только я проснулся. Для соседа следующие сутки пришли с нуля часов, и он этот факт зафиксировал, потому что я уже в это время храпел.
Завтрак, посещение доктора, получение назначений и различных массажей для нужных частей тела, обед и пр. прошли динамично и я смог сесть за стол, чтобы записать наиболее яркие впечатления этого дня.
Сел и записал, о чем вы только что услышали.
Ну, там завтрак, посещение, обед, полдник, ужин и танцы, на которые я не пошел, потому как у меня особое отношение к этому мероприятию. Предлагаю, в связи с этим тут же ознакомится, дочитав до конца следующий вполне правдивый рассказ.

По улице Пикадилли… или немного о танцах

«По улице Пикадилли я шла, замедляя шаг…», - это не навязчивая мелодия, которая вдруг зазвучала у меня в голове, а начало рассказа о… танцах.
Танцы в военных училищах – это такое мероприятие, которым следует посвятить много слов, вытащив их из воспоминаний прошедшей, к этому моменту, жизни.
В Минском суворовском училище, где я провел счастливые годы конца детства и начала юности, танцы были очень желанным мероприятием. Мы юные, кипящие всеми видами энергии и не удовлетворенные мелодиями, выдуваемые из различных музыкальных труб нашего парового военного оркестра, организовали собственный ансамбль. Название группе из трех гитар и ударных мы дали очень, как нам казалось, звучное – «Рецитал». Репертуар был, конечно, современный. Поскольку время было битловское, то и большая часть мелодий была оттуда. Мне, одному из организаторов этого ансамбля, не удалось стать его участником, по причине полного отсутствия музыкального слуха. Зато я мог договориться с различными театрами Минска и получить на субботний вечер пару тройку софитов с цветными фильтрами и зеркальный шар, вращающийся посередине зала. Современная музыка и свет, создавали удивительную атмосферу теплого интима. Девушки всего города и его предместий просто ломились на наши вечера отдыха. Впору было организовывать фейсконтроль, но мы еще не достигли современного цинизма и к нам входили все желающие.
Время пролетело быстро и выпускники суворовского направились танцевать в различные военные училища и академии. Мне же посчастливилось пять лет делать это в военно-морском училище, что в Петродворце. Правда, не часто, а только тогда, когда за плохое поведение и двойки, оставался без увольнения. Поэтому на танцы собирались неуспевающие и нарушители воинской дисциплины. Девушки Ленинграда и его исторических пригородов посещали эти вечера отдыха, как правило, для того, чтобы найти себе спутника жизни. Повышенной популярностью пользовались курсанты пятого курса, меньшей – четвертого, а третий курс должен был обладать особенными внешними данными, что заместить в голове у охотницы практическое отношение, на чувство симпатии или того хуже – влюбленности. Я проверял. Приходишь в форменке с одной галочкой на рукаве – никакого результата. Даже отказывают в танце. Переодеваешься в форму курсанта высшего курса – все по-другому: танцуют с тобой и позволяют проводить, с последующими страстными поцелуями.
Теперь, частный вывод. Кто из красавиц нашел себе мужа на танцах, те вышли замуж за разгильдяя или двоечника. Правда, среди этой категории получались адмиралы. Но это кому как везло.
Танцы в последующей жизни не играли в моей судьбе большой роли. Прямо скажу, что не очень я любил это дело. Мне казалось не совсем естественным изгибаться в центре зала, исполняя, в соответствии с действующей модой, твисты, шейки и различные летки-енки. Признавал лишь медленные танцы и то только потому, что в них предполагалось обнимание и обжимание.
Прошло еще какое-то время, и я стал старше, чем хотелось бы. И вот в этом возрасте меня занесло в Лондон, на улицу Пикадилли, где я шел, постоянно замедляя шаг. Кстати, только там я узнал, что эта улица не Италии. Самая красивая улица столицы Великой Британии. На мой взгляд. Улица праздника, магазинов и ресторанов. Улица, живущая своей жизнью и круглосуточно с вечера пятницы до обеда воскресенья.
В субботу ночью я приостановил свой шаг около знаменитой дискотеки …. Нащупал в кармане пятьдесят фунтов и вошел во внутрь. Две минуты я стойко держался, но потом мой слуховой аппарат не выдержал и вывел меня обратно на «улицу Пикадилли…»
Теперь я на танцы совсем не хожу. Даже в Дом Офицеров на Литейном и не только потому, что не люблю танцевать, а исключительно из за того, что время пришло не ходить на танцы.
И это очень грустно, хотя, как спел Кикабидзе: «Мои года – мое…»
На танцах поприсутствовал и, без ложной скромности скажу, что пользовался повышенным вниманием очаровательных женщин пост бальзаковского возраста. Это я отнес к своей внешней и внутренней привлекательности, но мой сосед, сидевший рядом сказав вот эти слова:
- Если бы моя нога не болела, то я бы потанцевал, - я посмотрел вокруг и увидел, что из мужчин были только я, сосед с больной ногой и дядя Вася – охранник пансионата.
Грустно отметив про себя, что женщины живут дольше мужчин, я ушел в койку для осуществления оздоровительного и продолжительного сна. Ночью мне снились молодые и гибкие девы и я даже рычал от удовольствия. Но потом, когда сосед утром мне сказал, что в храпе стал прогрессировать, понял, что было не рычание, а долгий и продолжительный храп.

День третий или выражение крайней озабоченности

Последовательность течения времени в пансионате подтверждается как и везде. Что в трудовых буднях или на отдыхе, после второго дня наступает третий, а после четвертого… впрочем, это очевидно.
08.00, заиграла музыка и диктор какого-то радио, хорошо поставленным и не выспавшимся голосом, поведал всем об основных новостях прошедшего времени. Сразу скажу, что, несмотря на то, что жить мы стали все лучше и лучше, со слов наших руководителей и телевидения, жить мы стали все хуже и хуже, если засунуть руку в карман и расплатиться в магазине за «недорожающие» продукты, по официальной статистике или посмотреть на размер пенсии в день ее получения. Но это уже политика, а я, же на отдыхе, в пансионате и должен думать о хорошем. Подумал и вызвал электрика, чтобы заменить развалившиеся розетки, а также настроить телевизор.
Мой сосед – человек приятный в общении, ироничный как я и знающий много всего из различных областей знаний, рассказывает мне много очень интересных и поучительных историй. Я эти истории фиксирую у себя в голове и, конечно, же, включу в эти заметки.
Вот, например, первая и короткая. В молодости Миша – это имя соратника по палате, бывало, общался с различными представителями арабских и африканских национальностей. Чтобы быть политкорректным, не стану их называть их неграми или того хуже черножопыми, дам им общее определение, как в США, афророссиянинами. Общий вывод, который сделал Миша про этих ребят – это то, что они не любят работать, а любят жить за счет разной помощи из развитых стран.
- Вот, - говорит он мне, - Видел ли ты картины, где на плантациях трудятся негры, а где-то рядом белый с кнутом?
- Да, - кивнул я.
- А почему, знаешь? - Я стал говорить о рабстве, издевательствах всяких, а он прервал меня и сказал простую вещь:
- Не хотели они работать, поэтому и кнут. И не думай, что это мой цинизм. Во всем мире, куда они приехали жить, одна проблема - не работают, а живут на шее богатых европейских стран, размножаются как мухи и мечтают только об одном, как переспать с белой женщиной. - Я не смог не согласится с этим. Но и для отвлечения расскажу один анекдотец на похожую тему.

В дореволюционном городе N, на центральной площади уютно и мирно соседствовали три заведения: полицейский участок, синагога и, извините, публичный дом. В каждом из этих зданий шла своя, не похожая друг на друга, жизнь, а иногда – очень похожая. Но вы люди грамотные и все про это знаете.
Площадь была еще местом прогулки передовых жителей города. И, вот, в один из теплых солнечных дней, как раз между первым и вторым зданием, встретились двое: молодой человек еврейской национальности и такая же молодая, но уже проститутка - Абрам и Маша. После традиционных слов приветствия, Абрам вежливо поинтересовался насчет нового пополнения и стоимости услуг. Маша доверительно рассказала ему про француженку за пятнадцать рублей, негритянку за одиннадцать и про себя за десять. Подтянув слюни, Абрам пересчитал свою наличность, оказалось всего десять с мелочью, вопросительно посмотрел на Машу. Сказав ему, что скидок у них нет, Маша предложила удовлетворить потребности Абрама ровно за эти деньги. Мечтательно думая об изысках франко-негритянской любви, Абрам решил свои проблемы с Машей. Впрочем, Маша тоже выполнила дневной план. В общем, все были довольны…
Прошли годы, время подъехало к революции, потом наступил НЭП, плавно перешедший в строительство социализма, точно по ленинскому учению и под руководством великого Сталина, а площадь, как место прогулки передовых жителей осталась на том же месте. Лет, так двадцать пять прошло с момента первой встречи парочки. И, по закону парных чисел, должна была состояться вторая. Что и произошло, в такой же теплый весенний день, на площади, где уютно и мирно соседствовали три знакомых здания: милиция, склад и дворец культуры.
Абрам из кудрявого и жгучего брюнета превратился в мужчину выше средних лет с лысиной размером три четверти головы, животиком и с очками. Маша тоже пополнела и стала старше. О возрасте женщины по принятым правилам приличия я говорить не буду, но все-таки прошло больше двадцати годов. Однако
вышеперечисленные обстоятельства не помешали им тепло поздороваться и взаимно поинтересоваться о личной и общественной жизни каждого.
Маша, вежливо и рассеяно выслушав сетования Абрама на жизнь, обрадовала его следующими словами:
- Удивительный случай произошел со дня нашей последней встречи: я понесла и родила от тебя сына, - и, обернувшись, подозвала к себе юношу, лицом очень похожего на Абрама в молодости, но в полтора раза выше и в три крупнее:
- Сынок, это твой папа.
Сынок повел себя не совсем адекватно обстановке радости встречи с родителем: он схватил папу за грудки и выразил ему претензию:
- Это ты, гад, меня евреем сделал?!
- Я, - пискнул Абрам, - но собравшись духом и поправив лацканы пиджака, произнес в свое оправдание более низким голосом:
- Молодой человек, если бы у меня был тогда еще рубль, то я бы сделал Вас негром.
Кстати, если Вы подумаете, речь идет о межнациональной розни, то, конечно же, ошибетесь. Перечитав еще раз, Вы поймете, что рассказ этот о дружбе народов: русского, еврейского, французского и негритянского. Иногда, правда, за деньги, порой с противоречиями, но всегда – о дружбе.

Обычно я рассказываю за один прожитый день одну историю, но тут сделаю исключение, потому как тема животрепещущая и назову этот рассказ так:

Мы выражаем крайнюю озабоченность или пишется через «О»

Известно, что военно-морские офицеры целеустремленны, талантливы, в меру наглы и, при увольнении в запас, относительно молоды . Еще слегка грубоваты. Не хочу обидеть офицеров других видов вооруженных сил - они тоже обладают такими же качествами, но не в такой степени и не в полном наборе. Может быть только летчики?
И, вот, один такой моряк, в звании капитана 3 ранга, уволившись в сорок пять лет из рядов, получивший пенсию и, неудовлетворенный ее размером, решил применить свои способности в гражданской жизни. Перебрав возможные варианты, он остановился на министерстве иностранных дел. В силу указанных качеств, его устремления были на должность посла или, в худшем случае, заместителя.
В отделе кадров, куда он явился, его выслушали внимательно и, ничуть не удивившись таким высоким запросам, предложили, в качестве проверочного теста, написать ноту протеста президенту одного африканского государства, которое проявило себя не совсем дружественно по отношению к нашей стране. Предположим, их пираты захватили наше торговое судно.
Капитан 3 ранга в запасе уверенно и за очень короткое время справился с задачей. Кадровик, старый дипломат, проверив содержание, был весьма удовлетворен, сделав, однако, несколько замечаний, которые я с некоторыми купюрами приведу.
Первое:
- Всякая нота, по дипломатическому протоколу, начинается с комплимента первому лицу и словами "Ваше Превосходительство", а не "Черножоп.я с.ка". А "Черножоп.й" пишется через "О", а не через "Ё".
Второе:
- Выражение "… твою мать" пишется в три слова, а не слитно.
Третье:
- Угрозы, в нотах протеста, как правило, не применяются. Впрочем, выражение "если ты еще раз позволишь себе подобное, то мы оторвем тебе яйца", написано грамотно, не считая того, что лучше применять слово "Вы" или - такую редакцию: Мы выражаем крайнюю озабоченность».
Говорят, что для оттачивания языка, капитан 3 ранга был направлен на курсы в дипломатическую академию и сегодня успешно трудится послом в одной маленькой африканской стране.

Плаванием в бассейне закончился третий день в «Ольшаниках» и безо всякой озабоченности я погрузился в сон, чтобы отдохнуть и набраться сил для продолжения санаторного отдыха и – новых впечатлений.

День четвертый или эх … твою мать

Проснулся утром и это обычное дело: люди всегда просыпаются утром, если, только они не рабочие в ночной смене, моряки на вахте или алкоголики, которые просыпаются в то время суток, когда организм начинает требовать поправки.
Но проснулся в среднем настроении, в аналогичном настроении позавтракал и в том же состоянии сел писать про плохое свое настроение.
Сосед мой Миша, посмотрев на меня своим умным, внимательным и одновременно хитрым взглядом, стал рассказывать про свою дочку, которая первые слова стала произносить в одиннадцать месяцев.
История такая. Молодой отец забрал ребенка из детского сада и сел в автобус. Ребенок очаровательный и люди с умилением обращают на него внимание. Девочка что-то говорит, причем со сложноподчиненными предложениями, сопровождая все это детскими жестами. Пассажиры слушают, снова умиляются, как бы говоря:
- Какая очаровательная девочка.
А эта маленькая и очень очаровательная девонька, продолжая рассказ о проведенном дне в детском садике, подошла к месту, где должна была прозвучать реплика нянечки Гали.
Ребенок понимал, что нравится окружающим и, тогда, она обратилась к отцу и громко спросила его:
- Папа, хочешь, я расскажу, что сказала сегодня тетя Галя? – и, получив согласие, встала напротив отца, наклонилась и, разведя в сторону ручки, повторила фразу нянечки своим очаровательным голоском:
- Эх… твою мать!
Люди пришли в замешательство и девочка, приняв это за одобрение, повторила эту фразу, сопроводив тем же театральным жестом. Был и третий выход на сцену, мог быть и четвертый, но автобус причалил к нужной остановке и отец с лицом, цветом краснее только что сваренного рака, с дочкой под мышкой, вылетел на воздух…
Мое состояние, пришло в норму и я, смеясь, двинулся в бассейн для нанесения организму непоправимой пользы. Санаторий, все же.
Так, наша санаторная жизнь проходит в постоянном общении - Миша рассказывает мне истории из своей жизни, я – в ответ из своей и нам это интересно. Но чаще всего мы говорим о состоянии собственных здоровий и о симптомах различных болезней. Так принято в возрасте после шестидесяти и, особенно, в больницах, домах отдыха и санаториях.
Но то, что я сейчас расскажу, будет не про здоровье, а -продолжением детской темы. Это будет в меру смешная история из объединенной серии народных сказок, сказок зарубежных авторов и басен.

Продолжение следует...