Пролог
Как известно, на сегодняшний день правильнее всего проводить реформы, а не революцию, проще говоря, серьёзные изменения должны идти свыше. Другой вопрос как вовремя происходят преобразования.
Восточное полушарие в 2014-ом году переживало поистине тяжёлые времена. С каждым днём кризис в Европе становился более агрессивным, в результате страны Европы оказались уничтожены как государства (нет экономики - нет государства). В Великобритании скончалась Елизавета II и к власти пришли её сыновья, отказавшиеся от мудрого политического курса своей матери и затеяли реформы, которые начали разрушать не готовую к резким изменениям консервативную страну. Над Россией нависла угроза повторить судьбу Европы, в основном из-за безалаберности правительства. В северной Африке нарастали недовольства уже устаревшими и, как следствие, слабыми режимами. Япония неожиданно начала терпеть серьёзные потери во внешней политике, из-за чего резко встал вопрос об армии Японии и о возможности Страны Восходящего солнца защищаться вообще.

Японии удалось решить проблему с армией и, как следствие, одержать ряд блистательных побед, а вот в России, Британии и ряде стран Африки прогремели революции, так как людям НАДОЕЛО! Из великих держав Восточного полушария Китаю повезло больше всех, но он был вынужден напрямую взаимодействовать со стремительно набиравшей мощь новой Россией и её новым лидером Алексеем Башмаковым, так образовалась Российская Республика. Новая Великобритания, где к власти пришли очень правые консерваторы, при поддержке стран РР произвела экспансию на восток и получила без боя ВСЮ Европу, и образовалась так называемая Великая Британо - Европейская империя. В северной же Африке образовалась Южная Земля, союз государств, где процветала пропаганда разрушения старых обычаев и устоев, открывая новые горизонты для развития мусульманского общества.

За двадцать лет с этих преобразований успело свершиться очень много интересного, даже ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА!..

Однако история вовсе не о политике, а об обычных людях, которые живут в этом новом мире…

Глава 1
Полли
– Москва! Москва! Москва!
Во что можно поверить? Во что можно поверить,
Когда живёшь слепой?
Как можно проверить? Как можно проверить,
Что ты – не плохой?
Москва! Москва! Москва!
Здесь правит богема! Здесь правит богема,
Спасибо нации врагам!
Но решена проблема! Но решена проблема,
Москва очищена от зла…
Полли поражалась тому, как блестяще и профессионально была переведена сия политическая песня на английский язык. Ей даже льстило, что в две тысячи тридцатых, когда миром правят русскоязычные страны, по-прежнему востребованы песни англоязычные.
– Политические песенки слушаем, когда должны спать и набираться сил перед первым сентября в педагогическом университете?!– раздался из-за двери голос Генделя–старшего.
Полли немедленно выключила плеер и, выдернув из ушей наушники, притворилась спящей. Гендель–старший, улыбаясь, присел на кровать к своей дочери.
– Полли, ну что ты как маленькая? Нам ведь обоим известно, что ты не спишь.
– Пап, я давно не маленькая. Я, конечно, понимаю, что я навсегда останусь для тебя маленькой девочкой, которая родилась ценой жизни моей мамы и твоей жены…
Тут Полли заметила, что её отец резко переменился в лице: улыбка превратилась в наклеенную из доброжелательной, глаза наполнились страхом…
– Скажи,– немного оправившись, заговорил Гендель–старший,– А почему ты слушаешь именно политические песни? Почему не о любви?
– Почему только политические? У меня на моём диске есть ещё и песенки о любви, которые, кстати, я люблю больше всего на свете, а политические я слушаю, когда хочется патетики,– Полли насторожила реакция отца. Она прекрасно понимала, что отец просто перевёл тему на менее болезненную, она знала, что её рождение – и радость и печаль для отца, а подобная печаль причиняет людям боль на столько сильную, что никакая радость её не сотрёт. Но Полли настораживал тот факт, что отец показывал в эти минуты именно СТРАХ, а не боль…
– Я так понимаю, у тебя мальчик появился на примете.
Полли расцвела у него на глазах, после того, как он сказал это. «Отлично,– облегчённо выдохнул про себя Гендель–старший, приобретая на лице вновь естественную улыбку,– Я успешно перевёл тему».
– О, отец, ты даже не представляешь, как он мне дорог. Помнишь того парня, который принёс мне в прошлом году импортную российскую вакцину? Так это он мой избранник! Отец, он – не панк, он – не хиппи, он – не хевиметаллист, он – не мажор, он – не тусовщик… Папа, он – не буддист! Он не нюхает клей, он не курит траву, он впечатает любому теоретику кунг–фу. Он скромно одет, он совсем без наколок… Папа, он – интеллигент! От американской заразы он спасает весь мир! Он обожает оперу. Он будет мне дарить цепочки, он будет мне дарить значки, в его кожаной куртке звенят пятачки, постоянно из России он будет привозить мне Юдашкина…
– А ты не замечталась?! Насчёт того, что он не наркоман, не отрепье, которое Башмаков отправляет в «переработку», насчёт того, что он – образованная личность, это я целиком уверен, одобряю твой выбор, но не кажется ли тебе, что ты спешишь? Всё таки тебе следует быть поосторожней. Ой, Полли, чую я, ты рано выйдешь замуж…
С этими словами Гендель-старший оставил Полли одну. Сам он думал лишь об одном, лишь бы Полли ничего не узнала о своём рождении…
Сама же Полли в это время тосковала по своему возлюбленному, по студенту–медику Александру Гергину, который уехал по окончанию первого курса в Лондоне домой, в Россию. Она мечтала о нём. Она хотела поскорее обрести свою любовь. Она ждала Гергина, вдруг он улыбнётся ей среди суеты, но пока попадаются лишь георгины, а они, к сожалению, только цветы. Этот дом и квартира напротив Биг Бена, эта сирень под окнами и ветхая тень, где год назад жил Гергин, здесь ветер с памятью под руку ходят теперь. Время, странный призрак, спешащий куда-то, в переулках Лондонских всё прячет его, но, кажется Полли, что из луча золотого заката выйдет он неожиданно словно судьба. С этими мыслями Полли провалялась до самого рассвета.
Утром в зеркале Полли ждала девушка с достаточно милым овалом лица и прямым изящным носиком, но с растрёпанными чёрными волосами и заспанными зелёными глазами. Полли, приведя себя в порядок, и, подмигнув зеркальному двойнику, отправилась на линейку рядом со своим университетом.
Мода традиционно смотрела в прошлое, даже ближе к середине двадцать первого столетия Великобритания одевалась в стиле столетия девятнадцатого, архитектура следовала примеру моды. Однако автомобили не сменились на экипажи, а просто стали оформляться под девятнадцатый век. Этот новый мир казался Полли достаточно неприятным: извечно оранжевое небо, на его фоне неприветливые коричневые строения, особенно Биг Бен казался символом какой-то деспотии, ущемления; памятники в скверах и на площадях, вроде тех, что были посвящены союзу Великобритании и Российской Республики, изображающие Его величество Джона Блэкнаба и нынешнего властелина человечества Алексея Башмакова сидящими и о чём-то беседующими на диване, смотрелись как-то жутковато.
Полли купила в японском торговом автомате свой любимый импортный российский малиновый сок. Японские торговые автоматы сразу узнавались, отличаясь от остальных резкой чёрно-белой гаммой, кроме того, японские автоматы не выбрасывали на полочку купленный товар, как остальные, а из открывающегося отверстия вылезала механическая рука и протягивала покупателю товар, после чего поднимала табличку с надписью на японском «Спасибо за покупку». Полли удивлял принцип действия данного прибора. Она объясняла это тем, что у японцев закончились все светлые идеи, и они пытаются напомнить о своём великом гении вот таким образом.
Внезапно она наткнулась на свою лучшую подругу Уитни Гэнглер. Они были рады видеть друг друга. Уитни поздравила Полли с успешной сдачей экзаменов и поступлением в университет, Уитни была рада за Полли, однако Полли волновало состояние подруги. Всё в Уитни говорило о том, что она одинока…
Вскоре Полли была рядом с университетом, куда поступила на педагогический факультет. Она не могла поверить в то, что с завтрашнего дня для неё откроются новые горизонты, она станет СТУДЕНТКОЙ. Она уже не чувствовала связи между собой и школой, ей ещё летом прошлого года, когда она поступала в одиннадцатый класс, казалось, что девушка её возраста не может быть ученицей, только студенткой.
– Наверное, я взрослею. Давно пора…– резюмировала Полли, переваривая всё то, что я только что вам рассказал.
Глава 2
Возвращение в Лондон
- Во Британской стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете. До чего тоскую я, не сказать словами, плачьте ж милые друзья горькими слезами. На прощание пожмём мы друг другу руки, и покинет отчий дом мученик науки. Вот стою, держу весло, через миг отчалю, сердце бедное свело скорбью и печалью. Тихо плещется вода, голубая лента, вспоминают иногда своего студента. Много зим и много лет прожили мы вместе, сохранив святой обет верности и чести. Ну, так буде же всегда живы и здоровы. Скоро день придёт, когда свидимся мы снова, я вас вместе соберу, если на чужбине случайно не помрёт от своей латыни. Если не сведут с ума эти египтяне, заложившие основы нашей медицины, если те профессора, что студентов учат, горемыку–школяра насмерть не замучат, если насмерть не убьют на хмельной пирушке, обязательно вернусь к вам друзьям подружкам,– напевал он про себя, приближаясь к Британии.
С прибывшего в Лондонский порт лайнера с гербом Российской Республики, изображающим чёрного соболя на задних лапах на жёлтом фоне, спустился молодой человек. Оглядев оранжево–коричневый пейзаж Лондона взглядом словно говорящим: «Нет. Это – не Рио–де–Жанейро», молодой человек вошел в город и по иронии судьбы купил малиновый сок в том же самом автомате, в каком покупала его же несколько часов назад Полли. Звали молодого человека Александр Гергин.
– Помню год назад,– вспоминал он,– Я встретил в этом городе девушку, которая безумно любила такой сок, Полли. Надеюсь, она опять не заболела тяжело, а то Медикуниверсал я с собой не брал. Она, наверное, меня уже и не помнит. Интересно, а мой приятель Шоки здесь, в Лондоне?
Ответ не замедлил явиться. На его шее со счастливыми криками повисли Полли и Шоки. Они были безумно рады видеть друг друга, целый год не виделись, соскучились, Полли даже несколько раз чмокнула Гергина в щёку. Саша не придал этим поцелуям особого значения, все девочки одинаковы, хлебом не корми, дай поцеловаться, а вот для Полли… Для Полли это были самые прекрасные мгновения в её жизни.
Шоки был искренне рад приезду Гергина. Шоки Палави был иммигрантом из Южной земли, а если конкретно, из Ливии. Этот чернокожий молодой человек всех и всегда поражал своим извечным оптимизмом и не иссекаемым зарядом бодрости, он успевал везде, умудряясь ни кому не надоесть. Вот почему его так любили Полли и Саша.
Вечером того же дня Полли и Шоки зашли в гости к Саше, в ту самую квартиру напротив Биг Бена, какую снимал Гергин год назад. Полли ждала с нетерпением визита в эту квартиру, она едва не скакала по улице от счастья. Шоки был более спокоен.
Всё чаепитие Полли прижималась к Гергину.
– Расскажи нам про Россию,– просила она.
– Россия прекрасная страна, богатая полезными ископаемыми. Вот у меня дядя на Урале уже свой бизнес открывает по добыче золота…
– Нет, нет, не надо о том, что можно прочитать в любой энциклопедии. Расскажи нам лучше о русских людях. Какие они?– Полли активно вела тему в сторону российского менталитета.
– Россияне с появлением Башмакова стали абсолютно другими. Вообще славяне – это варвары, испокон веков пили, лидеры у них были консерваторы да взяточники. Башмаков же всё в корне изменил: до начала третьей мировой войны пригласил в Россию специалистов по политологии из Америки, которые обучали тому, как не брать взятки; пригласил в Россию умы из Японии, которые могли подарить стране многие великие достижения электроники и инженерии, а также могли обучить российские умы дарить стране ещё более великие достижения в тех же сферах. Японцы до сих пор служат ему, например, у меня в школе учитель был – японец, прекрасный человек был, но строгий. Он пригласил в Россию лучшие рабочие руки Китая, способные построить и подделать всё, что угодно, и способные подготовить рабочие кадры русского происхождения; пригласил в Россию искусствоведов из Британии–Европы, способных обучить русских ценить и уважать культуру соей и чужих стран…
– А русский народ тут причём?
– А при том, что к этим зарубежным «педагогам» на обучение специально Башмаковым были поставлены люди, которые НИКОГДА не работали по изучаемой у этих специалистов специальности, и, когда эти кадры были готовы, Башмаков ВЫШВЫРНУЛ с работы всех, кто достался ему с Россией после свержения правительства, что было в России в две тысячи четырнадцатом, и поставил на места тех, которых он вышвырнул, тех, кого подготовили эти зарубежные «кадры». Благодаря этой «операции» Россия взлетела ввысь! Стремительно вырос уровень культуры, резко рухнула коррупция, производство стало кормить всё Восточное полушарие…
– Всё, что ты нам сей час перечисляешь – история развития России после двухтысячных, а я хочу узнать про людей,– Полли это начало потихоньку надоедать.
– Так без всего этого и не было бы современных русских людей! Гаишники, олигархи и чиновники напуганы до смерти, в присутствии налоговой инспекции ЧИХНУТЬ боятся! Преступления совершают единицы, так как люди знают о неотвратимости возмездия, никто не пьёт и не колется! Натворил что-то – пожалуйте в концлагерь! Настоящий русский – это ХОРОШИЙ русский. Не хотите быть хорошими, значит, мы вас заставим.
– Ну, вообще-то это ещё от воспитания зависит,– заметил Шоки.
– Шоки, друг мой, там, где вращаются власть и деньги, никакое воспитание не уместно.
– Значит, русские люди – варвары,– с ноткой разочарования вздохнула Полли, у которой немножко растаял образ идеала в Саше.
– Полли, я же говорю: «Настоящий русский – это ХОРОШИЙ русский», а властные структуры – личности корыстные, так было везде и всегда. Можешь быть уверена: я – русский чистых кровей.
Полли покраснела. Шоки тут встрял в разговор, он и так очень долго сдерживался, чтобы не подколоть, он только тогда молчит, когда спит:
– А вот интересно, китайцы остались в России, коль уж им на родине людей девать уже некуда? Я так понимаю, у японцев закончились все гениальные идеи, и они решили отдать свои знания русским, чтобы те что-нибудь за них изобрели, верно? Британцы и европейцы удрали, по-моему, в Россию из-за кризиса: денег нет, работы нет. Америкосы были такие наивные: думали распространить свои идеи в России, а сами нарвались на третью мировую…– всё это Шоки выпалил на одном дыхании, так долго он сдерживался, слушая «лекцию» Гергина.
Саша и Полли промолчали. В чём-то Шоки возможно и был прав в эти минуты. Шоки продолжал:
– А вот интересно, как вообще Башмаков сумел произвести революцию в России и на какие шиши поднял её из руин?
– Вообще-то в «прошлой жизни» Башмаков был бизнесменом–миллиардером, денег у него было примерно двести пятьдесят пять с чем-то миллиардов, плюс иностранные инвестиции. Кроме того были действительно правдоподобные обещания из его уст, и в итоге революция бабахнула.
Тут не запертая Гергиным дверь заскрипела на петлях, и в квартире возник чернокожий субъект колоссального роста в военной форме и кепке, в руках у субъекта был какой-то конверт.
– Ага!– радостно вскричал субъект,– Наконец-то я тебя поймал!
Шоки резко переменился в лице, улыбка сошла с его уст, глаза наполнились ужасом. Он начал что-то лепетать на базовом Африканском.
– И не притворяйся, что не знаешь английского, не прикидывайся невинной овечкой! Прими повестку и чтобы завтра в десять с вещичками на плацу. Офицер вручил Шоки повестку и скрылся в дверях.
– Здравствуйте, я – ваша тётя. Ещё сюрприз. Прими моё сочувствие, Шоки,– похлопал по плечу Гергин, впавшего в ступор и тупо разглядывающего повестку, Шоки.
– Ох, ну, что вы парни все как один боитесь армии,– поднялась Полли, строго разглядывая парней,– Женщинам, кстати, нравятся солдаты. Если ты солдат, значит ты – настоящий мужчина. Можете ГЕРОЯМИ вернуться, в конце концов.
– Да откуда тебе женщине знать, что такое армия на самом деле?– укоризненно протянул Гергин, продолжая обнимать Шоки в расстроенных чувствах,– Знаешь, как в армии бывает? Был бесцветным, был безупречно чистым, был прозрачным, в армии стал абсолютно белым, видно кто-то решил, что зима, и покрывает тебя мелом! Был бы белым, но всё же был бы чистым. Пусть холодным, но всё же с ясным взором, но кто-то начинает войну и покрывает тебя чёрным! Ты слышишь цвет, ты чувствуешь цвет! Я знать не хочу всех тех, кто уже красит небо. Ты видишь песню в дали, но ты слышишь лишь: «Марш! Марш левой! Марш! Марш правой!» Нет толпы страшней, чем толпа цвета ХАКИ!!! Был бы чёрным, да хоть бы самым чёртом, но кто-то главный, кто вечно прёт в атаку, в нашем случае Бен ибн Шалан, прикажет наступать на лето и втопчет тебя в хаки! Ты будешь видеть дым, но ты здесь не был, ты будешь слышать гарь, ты будешь чувствовать гарь! Я знать не хочу ту тварь, что спалит это небо!!!
Полли, выпучив глаза, напряжённо глотнула. Ясно себе представила всё то, что рассказывал Саша в реале.
– И что теперь?– подавлено спросил Шоки.
– Как что? Придётся идти, служить в Анголе, куда тебя призывают.
– А…
– Повестки разносят офицеры из коренного населения, а принимают солдат в комиссии российские чиновники нового выпуска, которых обучали русские преподаватели, перенявшие опыт бывшей Америки. Взятку дать НЕВОЗМОЖНО! Придётся идти…
Глава 3
Ромео без Джульетты
В это солнечное утро Мэгги проснулась поздно, да ей и некуда было спешить, её «империя» цветочных магазинов никуда не убежит без её ведома.
– Ладно,– подумала она,– полежу ещё пять минут, а потом… Потом причешусь, потом осмотр магазинов, потом забегу в магазин на предмет купить какой-нибудь предмет роскоши для нашего дома. Главное чтобы не было как в прошлый раз, когда я купила Эксу–старшему книгу «Как заработать целое состояние», где все триста страниц не несут никакой информации, кроме: «…работать! работать! работать! работать! работать! работать! работать! работать!..»,– а в конце приписка: «…И ещё раз работать!» Ну, откуда же я знала, что у русских такое извращённое чувство юмора?! Ослу понятно, что чтобы заработать, нужно трудиться в поте лица, а ещё книгу назвали гениальной…
Тут слух Мэгги потревожил какой-то шорох на улице. Она приблизилась к импортному пластиковому окну, чтобы узнать, что происходит. Тут она услышала песню за окном:
Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить меня выйдешь,
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь,
Заслонив тебя от простуды,
Я подумаю: «Боже всевышний»,
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу,
Не мигают, слезятся от ветра,
Без надежды капли вишни,
Возвращаться плохая примета,
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу…
Слух Мэгги влюбился в романс, как только услышал. Девушке захотелось узнать, что за ухажёр у неё появился, у неё – замужней девушки, что это за самоубийца. Как оказалось, определение «самоубийца» было очень к месту. Мэгги тихо отворила окно…
– Какого чёрта!? Опять ТЫ! Подонок! Негодяй! Всё не успокоишься?! Я тебе всё сказала: «Ты – мразь!!!»– с этими словами Мэгги запустила в исполнителя первым же попавшимся под руку предметом, какой-то книгой в чёрной обложке на триста страниц.
– АЙ! Мэгги, прошу тебя. Дай мне время всё объяснить…– взывал исполнитель, потирая стремительно растущую шишку.
– Дурак! Болван! Мошенник!
В конце концов, исполнитель пропал. Мэгги облегчённо вздохнула:
– Наконец-то. Как Джон не поймёт, что я, девушка из приличной семьи, не прощаю грязные выходки, вроде предательства любимой. Ладно, сейчас погружу в сумку эту книженцию, которая: «…работать! работать!..» и так далее и снесу её в библиотеку по пути в магазин. Кстати, где она? Я точно помню, что она лежала на подоконнике… Опля! Кажется, я только что избавилась от самой бесполезной вещи в нашем доме;.
***
– А этот студент–медик Александр Гергин, он свободен?– спрашивала Полли Уитни, когда они вместе прогуливались по утреннему воскресному Лондону. Каким-то волшебным образом их занесло в богатый район, где со своим мужем Патриком жила Мэгги.
– Ага,– мечтательно протянула Полли, закрывая глаза и, улыбаясь идиотской улыбкой, поднимая зеленоглазое личико к солнцу,– В смысле НЕТ! Нет! Он не свободен,– Полли в ужасе протараторила это, испугавшись, что Уитни хочет отобрать у неё Гергина.
На Уитни в этот момент было жалко смотреть. Было видно, что она катастрофически нуждается во второй половинке и с каждым днём всё сильнее и сильнее. Полли это прекрасно понимала, и ей было жаль подругу. Полли очень хотелось помочь ей, но как?
Уитни же видела себя увядшим цветком. Ей казалось, что у неё нет будущего, ей казалось, что она среди друзей как в пустыне.
Они свернули на небольшую, уютную, утонувшую в цветах улочку всё в том же богатом районе и… Солнечная благодать по улицам пошла звёздной поступью цариц, слов и чисел простота у небесного моста раскидала перья птиц. Забери её в свой плен эту линию колен целовать хотя бы раз. Нелегко на него смотреть в антураже парусов ветров и птиц. Может даже не понять, может даже не узнать среди тысяч мужских лиц. Пусть глаза её молчат, молча смотрят на него, если кто, то есть Полли, поймает взгляд, поторопится назад сама не знает почему.
– Уитни? Уитни, ты здесь? Уитни?– Полли испуганно помахала руками перед носом подруги.
– А?– обернулась к Полли Уитни. Полли была поражена преображению Уитни! Веснушки на скулах Уитни распустились словно цветы, губы стали алыми-алыми из бледных уже который год, ресницы стали густыми, словно листва деревьев весной,– Посмотри! Это то, о чём я мечтала всю свою жизнь!
Полли проследила за взглядом Уитни и увидела в конце аллеи парня с гитарой, потирающего огромную шишку на лбу, в общем того самого.
– Это?– Полли начала потихоньку трясти Уитни за плечи, чтобы привести её в чувства,– Это – Джон Баркель, американский эмигрант, он до смерти влюблён в невестку старика Экса.
– Влюблён?– Уитни стала в то же самое мгновение выглядеть ещё хуже, чем обычно.
– Стоп,– Полли встряхнула Уитни,– Не всё ещё потеряно. Невестка Экса, её зовут Мэгги, ненавидит Джона за то, что он предал её…
– Предал?– Уитни стало ещё хуже.
– Не сходи с ума. То было полное недоразумение, кто-то там пустил слух, что Мэгги хочет выйти за муж за того, за кем сейчас, а Джона она любила, а он уехал от неё, поверив слухам. Мэгги, так сложилось, была влюблена в обоих, они были одинаково дороги ей, а когда её предал Джон, она воспылала любовью к Патрику, сыну Экса, за которым сейчас за мужем, и не желает иметь ничего общего с Джоном.
– Трагично,– Уитни стало ещё хуже.
– Да не сходи с ума,– тут Полли встряхнула Уитни так, что со второй упал чепец,– Я уверена, что у тебя с Джоном всё получится, я его знаю, он – нормальный парень. Даю тебе слово: «Ты получишь его, или я не ПОЛЛИ ГЕНДЕЛЬ!!!» Господи, зачем я это сказала?!– а сказала она это именно потому, что искренне хотела помочь Уитни.
Глава 4
Тяжёлый груз Шоки в Анголе
Ночь коротка, тень далека. Ночью так часто хочется пить. Шоки вышел на кухню, вода здесь горька. Он не может здесь спать, он не хочет здесь ЖИТЬ! Он не хотел идти в армию, но это быстро прошло. Он хотел остаться дома, но не смог остаться. Его ноша легка, но ноша уготована ему другая. Он встречал рассвет за игрой в дурака. Утром он стремился скорее уйти. Звонок будильника как команда «ВПЕРЁД!!!». Он уходит туда, куда не хочет идти. Он уходит туда, но его там добро не ждёт!
Наступило утро. Тёплое место, но улицы ждут отпечатков его ног, звёздная пыль на сапогах. Мягкое кресло, клетчатый плед не нажали вовремя курок. Солнечный день в ослепительных снах. Есть чем платить, но он не хочет победы любой ценой. Он не гонит, не хочет ставить ногу на грудь. Он хотел бы остаться с Гергиным и Полли, просто остаться с ними, но высокая в небе звезда зовёт его в путь. Шоки уже успокоился, осознав всю неотвратимость сего периода в своей жизни. Он даже стал ощущать у себя в душе некий патриотический подъём, ведь он идёт служить своей Родине, Южной земле.
Южная земля образовалась во время проведения революции в России в две тысячи четырнадцатом году. Очень сильная зависимость от ресурсов, резкий консерватизм в религии, отсутствие сплочённости и низкое социальное обеспечение стало серьёзным поводом для народного восстания, лидером которого стал Бен ибн Шалан, ничтожный Иранский фермер, в котором было сильно чувство справедливости и ответственности, и он, конечно же, одержал победу. Южная земля – это союз государств, куда входят Иран, Ирак, Турция, Индия и добрая часть Африки, в том числе и Ангола, куда направляется сейчас Шоки. Экономика Южной земли со дня революции не претерпела ровно никаких изменений, равно как и религия Ислам, которая претерпела некоторые изменения, дав гражданам больше свобод. Странам ЮЗ, кстати, много и не надо: лишь бы Россия покупала нефть высочайшего качества и драгоценные металлы.
Я, пожалуй, отвлёкся. Через два дня корабль привёс Шоки в Анголу, в Луанду, где находилась воинская часть, в которой предстояло служить Шоки. На въезде с моря в Луанду, как на въезде в Нью-Йорк, стояла огромная статуя, изображающая Бена ибн Шалана и Алексея Башмакова подымающих над головами перекрещённые символы ислама и христианства, символизируя союз стран ЮЗ и Российской Республики. В порту без перерыва грузчики заносили на Российские корабли бочки с нефтью и ящики с продуктами, а сгружали уже автомобили, товары сельскохозяйственного назначения, оружие, мебель, бытовую технику и многое другое. Дома были самыми обыкновенными хрущёвками, а местами даже коммуналками, местами попадались самодельные лачуги. В этом городе была высококлассная сфера услуг, на каждом углу кафе, казино и ресторан. Что поделаешь, образование три класса – готов уборщик или официант.
Вскоре толпу призывников, среди которых был Шоки, привели в часть, потрёпанное здание с потрескавшейся штукатуркой, обвалившейся в некоторых местах стеной, проржавевшими антеннами и воротами. Там их, как и положено, обрили, снабдили формой и сухим пайком, который они уничтожили в качестве ужина и легли спать.
Спали под открытым небом, на ковриках, дескать, истинные воины, защитники Южной земли должны быть воспитаны в строгости и всегда были готовы вступить в бой. Для Шоки это была самая ужасная ночь в его жизни. Ему было крайне неудобно лежать, жутко болела спина, руки и ноги то и дело оказывались отлёжанными, вся задница свозилась в одну огромную мозоль, да ещё кто-то пакетом шуршал, видно сухим пайком не наелся. А под конец в семь утра как заиграет национальный гимн Южной земли, извещая солдат о том, что начинается день службы.
Когда солдаты построились, явился сержант.
– Значит так,– объявил сержант,– Наверное думаете, «мужики», что вы пришли в армию и сразу стали крутыми? Не спешите радоваться, недоумки! Этот год будет для вас самым ужасным в вашей жизни! Если вы его выдержите и не устроите самострелов, то даже в этом случае вы не станните мужиками. Вы станните МУЖЧИНАМИ!!! Вы станните дисциплинированны, вы перестанете пить, колоться и курить, ваши мышцы окрепнут, ваши руки будут способны держать оружие…
– Наши позвоночники сломаются, зубы выпадут, глаза нальются кровью…– решил развеселить сослуживцев Шоки, за что и схлопотал по уху от сержанта.
– И ещё,– продолжал сержант,– Если кто бы то ни было из вас, остряков, будет вылезать с речами, то он будит получать по первое число. Ясно? Ну, тогда первое задание: кросс под утренним солнцем по Африканской пересечённой местности пятнадцать минут. Это всё, на что способны ваши дохлые отравленные чипсами и Кока Колой тела. Выполнять!
Спустя один кросс…
– Значит так, трусы, пора научить вас стрельбе. Сейчас каждому из вас будет выдано по одному экземпляру Великобританского автомата ИВ и ЛСВ. Всё, что вам, бездарям, нужно будет сделать, это с десяти метров разрядить обоймы в мишени, силуэты противника. Как перезаряжать я объясню потом. Сначала научитесь потреблять, а потом создавать. Выполнять!
Солдаты взяли оружие и направились на позиции. Как и все цивилизованные люди, у которых в школе было ОБЖ, все солдаты надели ремни автоматов на плечи, упёрли приклады в правые плечи, правыми кистями взялись за рукояти, левыми руками взялись за цевье, через прицелы уставились на мишени и замерли в ожидании команды сержанта.
Сам сержант встал за спиной у самого крайнего призывника, Шоки. Зря он это сделал, более того, он зря не проконтролировал, как Шоки держал оружие: автомат под мышкой, ремень не одет, руками держится за рукоятку и за магазин! Натуральный цирк, посмотрел хотя бы на то, как сослуживцы делают.
– Готовься. ПЛИ!
Воздух под треск автоматов разрезали на огромной скорости пули, а мгновение спустя раздался вопль сержанта. Автомат из-за отдачи, которая должна была уйти в плечо и из-за отсутствия крепления на теле стреляющего, сиганул под мышку Шоки и врезался прикладом в живот сержанта, магазин остался в руке Шоки.
– А! Мать твою! Двадцать отжиманий!!!
Двадцать отжиманий спустя…
Значит так, недоросли, пришла пора ввести вас в курс современного Российского артиллерийского вооружения,– объявил сержант, когда солдаты расселись на земле перед экраном и проектором.
– А вы не преподаёте нам вооружение Южной земли, потому что у нас его нет?– саркастически заметил Шоки, за что и схлопотал подзатыльник.
– Продолжаем. Мы проходим вооружение Российской республики по той самой причине, что без неё не было бы и нашего современного вооружения. Итак, я не буду рассказывать вам о стандартной артиллерии вроде танков и пушек, которые вам всем знакомы. Я расскажу именно об элитной артиллерии Российской республики, которая охраняет великого Алексея Георгиевича Башмакова, а иногда заглядывает к нам, дабы оказать помощь в тех или иных военных операциях. Основным танком, можно даже сказать «пехотинцем» артиллерии РР, является танк Жириновский, сравнительно небольшой, лёгкий и маневренный. Как таковой артиллерией он не оснащён, но его бортовые пулемёты способны разорвать на куски любую технику врага, не говоря уже о пехоте.
– Действительно, вопли во время стрельбы из шестиствольных пулемётов характерные,– заметил Шоки.
– Далее. На вооружении у РР стоит танк Жириновский, экая передвижная, достаточно медлительная крепость, оснащённая мощной однозарядной ракетницей, способной стереть с лица Земли целый район. У данного танка назначение по большей части стратегическое.
– Сбылась мечта коммунизма: ядерное оружие приведено в действие.
– Далее. На вооружении РР стоит отпугивающий радар Миронов. Эта машина, а если точнее, тарелка на колёсах, способна не только издавать ультразвуковые сигналы, отпугивающие противника, но и способна глушить и прослушивать радиосигналы противника, а так же проводить хакерские операции в компьютерах врагов, в том числе изменение курса ракет, мнимые показания приборов.
– Справедливая Россия справедлива на столько, что приступает закон.
– Основной гордостью танковой дивизии является специально разработанный станковый пулемёт Медведев, одним своим появлением в руках командира вызывающий в союзниках патриотический подъём…
– Понятно, от него толку столько же, сколько и от настоящего Медведева…
– Завтракать будешь в ужин!– закончилось терпение у сержанта.
Так прошла неделя. Всё это время Шоки старался вносить нотку веселья в армию, он оставался собой, всё тем же весёлым жизнерадостным человеком. Одни его поддерживали, нужно иногда посмеяться над чем-нибудь дабы разрядить обстановку, другие крутили пальцем у веска, главным образом сержант, которому было интересно, Шоки вообще помнит зачем пришел или нет. Патриотизм в Шоки давно закончился, армия ему крайне не нравилась. Он прекрасно помнил, зачем пришел и его эта цель, выдержать год в «концлагере», сильно удручала, но он не падал духом, он знал, что всё это рано или поздно закончится, он глядел вперёд уверенно и смело, поддерживая себя подколками над сержантом. Да что он сделает? Заставит отжиматься? Шоки крепкий парень. Заставит завтракать в ужин? Кормить Шоки обязан. Отвесит подзатыльник? Шоки переживёт.
И вот однажды:
– Солдаты, у меня для вас новость немного грустная и немного радостная. В Анголе военный конфликт! Для истинных патриотов это – прекрасная возможность проявить себя! Кто-то пойдёт по желанию, а кто-то пойдёт по принуждению, так как пушечное мясо нужно всегда…
– Пушечное? А может мясо Мужское Уральского мясокомбината больше подойдёт?– хихикнул Шоки, не догадываясь даже какую глупость совершил.
– ТЫ!– вскричал сержант со злобной радостью в глазах, тыча пальцем в Шоки,– Ты, мистер смешливый парень, идёшь в ОБЯЗАТЕЛЬНОМ ПОРЯДКЕ! И это не обсуждается!
Шоки впал в ступор. Ужас захватил его всего, и его душу и тело. Господи, зачем он только это сказал? Шоки тупо смотрел перед собой битых два часа, ни на что не реагировал.
– Зря сходишь с ума,– тут обратился к нему сержант,– Войнушка там не серьёзная, пальнёте раз другой в воздух, перепугаете восставших и всё.
– А если не перепугаем?– обреченно спросил Шоки.
– Не бойся! Ты патриот или кто? Ты родился на Южной земле, это твоя Родина! Боже, сколько лет ты идёшь, но не сделал и шаг. Боже, сколько дней ты ищешь то, что вечно с тобой. Сколько лет ты жуёшь вместо хлеба сырую любовь! Сколько жизней в весок тебе плюёт воронёным стволом долгожданная даль! Сколько раз покатившись твоя голова с переполненной плахи летела сюда, где Родина! Приехал ты на РОДИНУ! Пусть кричат УРОДИНА, а она тебе ведь нравится, хоть и не красавица! Боже, сколько правды в глазах государственных шлюх, сколько веры в руках отставных палачей, и не дай им опять закатать рукава суетливых ночей! Из под чёрных рубах льётся красный недуг, из под бронежилетов льётся мармелад! Никогда этот мир не вмещал в себя двух: был нам богом отец, но, а чёртом РОДИНА!
– Да!– воспрял духом Шоки, болтовня сержанта действовала на него гипнотически,– Вы правы! Это – МОЯ РОДИНА! Я не оставлю её в беде! Я пойду и начищу морду всякому, кто дерзнёт угрожать Южной земле!
– Кстати, солдаты, которые участвуют в военных конфликтов, зарабатывают награды и идут на дембель раньше срока, сразу по окончанию конфликта!
Шоки стал ещё более уверен в себе. Он чувствовал огромный прилив патриотизма, подогреваемого ценным во все времена призом – свободой!
– Вы правы, я должен идти и заставить наших врагов отступить, и со спокойной совестью уйти на покой.
– А я тогда перестану терять волосы на нервной почве.
На утро Шоки уже был готов к битве. Он был как никогда серьёзен, он уже умел держать и перезаряжать оружие, был силён как никогда, был полон патриотизма и энтузиазма. Он был уверен в своих силах, его было уже не остановить, да и не нужно, сам заварил эту кашу, назад дороги не было.
В каждом грузовике, который вёз солдат к восставшему против режима ибн Шалана городу Накото усмирять восставших, находился спикер, воодушевлявший бойцов на победу. Когда Шоки слушал спикера, он испытывал всё большую и большую гордость за себя, за то, что он идёт защищать своего лидера, лидера своей прекрасной страны, своей Родины. Его уже не волновало, отпустят его из армии или нет, он хотел защитить свою страну.
Когда грузовики остановились и раздалась команда: «В атаку!!!», Шоки с диким боевым кличем размахивая автоматом бросился на врага, на разъярённую толпу фанатиков, искусстно управляемую грязным подлецом. Уже то, что он идёт вот так на противника не один, а вместе со своими сослуживцами, поднимало его морально. Автобус неподалёку лежал, вспыхнули коктейли Молотова, день завалился в кювет, закрыл время собой, далеко–далеко старухи платят боевые тем, кто погиб только что. Их уже рядом нет, а он ввязался в бой! Смерть разносила цветы, собака грелось в подворотне. Он для собаки враг, но раб своей наготы. Следы ушедших героев унёс Африканский ветер, их уже нет. Он – живой человек, он падал тысячу раз, он не сдаётся сейчас. Шоки разряжал оружие в противника, забыв все крестьянские заповеди и морали. Он не чувствовал угрызения совести, эти люди, прошу прощения, восстали против порядка его Родины. Ему не было страшно умереть за свою страну.
Внезапно прогремел взрыв, сверкнула молния, вернее так показалось всем присутствующим. Шоки отшвырнуло в сторону. Он воспринимал всю окружающую его действительность словно фильм в замедленной съёмке: он знал, что он летит с огромной скоростью, он знал, что у него что-то наверняка сломано, он знал, что ему дико больно, он знал, что вокруг него гремят взрывы… Но он не СЛЫШАЛ, не ЧУВСТВОВАЛ! Мир медленно плыл мимо него.
Он лежал на спине, как приземлился. Контузия ещё не прошла. Он просто смотрел в голубые небеса. Он знал, что мир вокруг него бушует в кровавом бою, но ему было… ВСЁ РАВНО. Он смотрел в небо, оно затянуло его с головой. Он не боялся, что его убьёт шальной снаряд. Он уже ничего не боялся. У него погас боевой запал, прошел в очередной раз весь патриотический подъём. Он был даже немного благодарен тому, кто взорвал рядом с ним гранату. Контузия отделила его от внешнего мира, и он оказался наедине с собою, со всеми своими ошибками и недостатками. Весь мир перевернулся для него в эти минуты. Он задумался о странной философии войны: «Если ты убил человека, ты – убийца. Если ты убил миллионы – ты ГЕРОЙ!» Как это возможно? Это полный МАРАЗМ! Между прочим, убийство в Коране – это САМЫЙ СТРАШНЫЙ грех. Он лежал здесь сейчас абсолютно беспомощным, ничтожным, на волосок от смерти. Он удивлялся сам себе, как он мог рискнуть жизнью, ради относительной свободы. Армия не так уж и страшна. Он сам себе был удивлён, как он мог шутить и подкалывать других людей. Есть вещи, над которыми нельзя шутить. Здесь, на волосок от смерти, он осознавал, каким он был наивным идиотом.
Шоки увидел, как к нему бегут санитары. Он тяжело выдохнул:
– Жив…
Глава 5
Они слушали дождь
А пока происходили все эти необычные события:
– Слушайте, мы знакомы всего пять минут, а Вы мне уже надоели так, словно я Вас знаю всю свою жизнь.
Подговорённый Полли Саша старался перевести тему разговора с Джоном в нужное русло, на тему Уитни. Саше вся эта затея со сводничеством страшно не нравилась, но помогать друзьям было для него священным долгом.
– Я же Мэгги любил, а она…– ворчал Джон, осушая новый бокал водки.
Они сидели в небольшом баре, Джон пытался по своему обыкновению утопить своё горе, а не пьющий Гергин притворялся его другом, дабы свести его с Уитни. В конце концов, терпение у него лопнуло.
– Прекрати!– Гергин отобрал у ошалевшего Джона бокал и отоварил ему пощёчину,– Так ты горе своё не утопишь! Алкоголь это не выход.
– Вот только не надо общих фраз…
– Они потому и общие, что в них много истины. Неужели ты не видишь? Мэгги уже не твоя…
– Я знаю.
– Ты её уже не вернёшь.
– Я знаю.
– Она уже за мужем за другого мужчину, которого любит, а тебя ненавидит.
– Я знаю.
– Тогда почему ты не как не оставишь её в покое?– Гергин недоумевал.
– Потому что не могу. Я пытался забыть её, но не могу. Я пытался отпустить её, но не могу. Я люблю её, как вы все не понимаете,– у парня брызнули слёзы.
Гергин был удивлён тому, что сейчас слышит. Перед ним была самая настоящая любовь, вечная, крепкая, верная. Тут россиянину стало его, злейшего врага, американца, по-человечески жалко. Вообще русские люди относятся к иностранцам с непонятной жалостью.
– Не реви всё,– Гергин ударил Джона по щеке,– Извини, но у тебя была истерика,– Саша говорил спокойно, чем успокаивал Джона.
– Что ж мне теперь делать?– спрашивал сам у себя Джон.
– Ждать,– попытался улыбнуться Гергин,– Может быть, ещё не встретилась та девушка, которая будет с тобой до самой смерти.
– Очень может быть,– протянул куда-то в сторону Джон.
– А может оно и правильно,– думал Гергин, разглядывая впавшего в отчаянье Джона,– Может быть Уитни тоже, как и этому, не встретился ещё тот самый. Может быть, Джон действительно должен остаться вот так, в одиночестве. И Уитни тоже…
Джон и Александр покинули бар в скором времени. Джон в этот день впервые за последние дни не был пьян. Джона всё же угнетало, что та, кого он любит, ненавидит его, но он уже не реагировал на это так, как раньше, он относился к этому более спокойно. В эти минуты образ Мэгги как образ идеала начал медленно таять. Гергин это прекрасно понимал, он знал, что происходит в душе Джона в эти минуты, он знал, что всё идёт по плану. Осталось нанести последний удар:
– Скажи,– как бы невзначай спросил он у Джона,– А тебе не кажется, что ты уже начал расценивать Мэгги как свою жену и любовь к ней уже превратилась для тебя в принцип и даже в обязанность?
Сработало! Джон остановился и задумчиво уставился в кончик своего носа.
– Запретный плод сладок,– протянул Джон.
– Да, но не всем дано его получить. Может быть, следует найти человека, который будет плодом полностью доступным?
Джон задумался, присел на скамейку. Гергин оставил его одного. Джон думал:
– А может он прав? Может пора отпустить Мэгги, действительно отпустить? Пора себе признаться: я не могу отпустить Мэгги, потому что не хочу этого. Возможно, это – любовь, какой не бывает, но это не так прекрасно, как это описывают.
Тут, согласно плану Полли, рядом с Джоном опустилась Уитни. Симпатичная девушка сразу привлекла внимание Джона.
– Вот рядом со мной присела эта девушка. Девушка, кстати, очень симпатичная, только грустная. Интересно, из-за чего? Наверное, она одинока, так же как и я. Если это так, то я её прекрасно понимаю. Это действительно так, мне знаком этот взгляд… Взгляд одиночества. Если я её понимаю, то и она должна меня понять… как понимала Мэгги… давным-давно.
Вот и встретились два одиночества. Они познакомились. Они друг другу понравились, они были интересны друг другу. Они понимали друг друга с полуслова. Они шли вместе по улице, разговаривая, разговаривая, разговаривая… Им доставляло огромное удовольствие говорить друг с другом. Близилась полночь, а они говорили, говорили, прячась под аркой от дождя. Они слушали дождь, они думали друг о друге, а по колоннам по бокам текли как слёзы струи. Они вспоминали минувшее лето, вспоминали глаза и поцелуи тех, с кем простились. Им говорили, что любовь пройдёт, пройдёт как жизнь, с улыбкой грусти мимо, но помнят они счастливые лица, их тихий смех и ласковые имена. Те, с кем они простились, больше не были ими любимы. Друг друга лица их теперь счастливы и ласковы друг для друга имена. Их души нынче открыты только друг для друга, в них, в душах, друг дружки след очарованья. Они слушали дождь, они думали друг о друге, и в сердце друг о друге слеза молилась.
Глава 6
Башмаков
– Гергин,– лилейным голосом пропела Полли, когда Саша через несколько дней после удачной сводки Уитни и Джона встретился с Полли.
– Что случилось? Кому ещё нужно подстроить романтическое знакомство?– улыбнулся Гергин. В душе он был горд собой, помог двоим людям выйти из депрессии, сделал большое дело.
– На этот раз никому. Я просто приготовила для тебя сюрприз,– с этими словами девушка продемонстрировала ему два билета в театр.
Гергин взглянул… и подпрыгнул от восторга! Это были билеты на оперу «Башмаков», написанную и поставленную сразу после революции и пользующуюся просто фантастическим успехом. Гергин давно мечтал посмотреть документальное представление о том, кто ведёт человечество к свету, но стоило это очень дорого. А тут нати вам!
– Пойдёшь со мной?
– ДА!!!
В этот вечер был самый настоящий аншлаг, зрители наседали на кассу. Полли и Саша ели протолкнулись к своим местам. Саша был рад попасть на представление, о котором давно мечтал, а Полли… Полли никогда не было так хорошо: величайшее в истории произведение оперы, любимый человек рядом…
Опера началась. Сцена была в мрачных тонах, свистел ветер, падал «снег». Вышел один из Жителей России и тихо зашептал:
Господи, услышь меня,
Услышь, Господи,
Умоляю,
Плыву без компаса,
Зову без голоса,
Пути нам отданы,
Родина, услышь меня,
Услышь, меня, Родина,
Кто-нибудь, услышь меня.
Музыка стала напирать, становиться жуткой и торжественной. Местный житель запел басом:
Двенадцать годов как часов,
Для России их ровно двенадцать,
Две тысячи двенадцатый год,
Время и эпоха ненастий,
Будет чахнуть и рыдать народ,
И ещё, и ещё двенадцать!
Музыка полилась несчастная и ноющая, как вдруг сверкнуло, бухнуло и на сцене возник «Башмаков», в том смысле, что возник актёр, загримированный под Башмакова. Грянула торжественная музыка, вся зала вскочила на ноги и взорвалась аплодисментами, при виде того, кто ведёт их к свету.
Музыка стала немного дёрганой, ритмичной, воодушевляющей. Башмаков запел:
Я понял, наконец,
Я вдруг увидал наш финал, я его угадал.
И если заглянуть немного вперед,
То легко угадать наш финал.
ПОСЛУШАЙ!
Ты сам поверил в то, что говорят кругом,
И, кажется, готов назваться божеством.
И всё, чего достиг,
Тогда погубишь вмиг.
Сам ты стал для них важнее
И дел, и слов своих.
Слушай,
Это всё не к добру.
Ты опасную затеял игру!
И поверь мне, я говорю как друг то, что есть.
Ты смутил умы простые,
Они поверили в обман,
Но прозреют и взлелеют месть!
Помню, как все начиналось встарь –
Ты человек был! Не Бог, и не царь!
И поверь мне,
Тобой я восхищался много раз.
Но! Но извращаются слова,
И раздувается молва.
Стал кумиром ты не в добрый час.
Зачем твой сын
Знаменитым стать решил?
Лучше б встал он за верстак,
Разве не так?
Кротко шел бы, как и все,
По родительской стезе,
Стулья и столы строгал –
Горя не знал!
Вспомни свой несчастный народ!
Нам нельзя быть сегодня вразброд!
Разве ты забыл, что мы под властью чужеземцев злых.
Мы рискуем головой,
Уж больно шум от нас большой.
Как бы не навлечь нам бед больших!
Слушай,
Оглянуться пора!
Ты поверь мне, я хочу нам добра!
Но взгляни вперёд, но раскрой глаза –
Увидишь всё сам!
За тобой идет толпа,
Но она всегда слепа.
Жаждет в рай,
А попадает в ад…
Слушай,
Оглянуться пора!
Ты поверь мне, я хочу нам добра!
Я понял, понял, я понял наконец!
Оглянуться, оглянуться пора!
Неизвестно, к кому обращался в этом монологе Башмаков, но по завершению его зал вновь взорвался аплодисментами. Так продолжалось всю оперу, люди были без ума от представления, некоторых даже вынесли на носилках. Полли была в восторге от сегодняшнего вечера. Рядом с ней её любимый человек, но то, что творится в зале, её угнетало. Она не могла поверить в то, что видит, она никогда не видела такой ярой преданности своему кумиру.
Вскоре приблизился конец. Башмаков под торжественную музыку пел заключительную арию:
Два пальца вверх – это ПОБЕДА!!!
И это – два пальца в глаза!
Мы бьёмся на смерть во вторник за среду,
Но не понимаем уже четверга,
В мире того, что хотелось бы нам,
НЕТ!!!
Мы верим, что в силах его изменить,
ДА!!!
Но, революция,
Ты научила нас верить в несправедливость добра,
Сколько миров мы сжигаем в час,
Во имя твоего святого костра!
Человечье мясо сладко на вкус,
Это знают Иуды блокадных зим,
Снова на завтрак его несут,
Ешьте, но знайте: мы вам не простим!
В мире того, что хотелось бы нам,
НЕТ!!!
Мы верим, что в силах его изменить,
ДА!!!
Но, революция,
Ты научила нас верить в несправедливость добра,
Сколько миров мы сжигаем в час,
Во имя твоего святого костра!
Толпа перекрикивала певца, перекрикивала музыку, она аплодировала без передышки. О таком государственном строе не могли мечтать даже мыслители–идеалисты! Люди любили и почитали этого человека, как… Я даже не знаю, кого привести в пример, так сильно они его любили. А вообще это называется КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ! На самом деле это СТРАШНО, когда люди зависят вот так от своего лидера.
Всю дорогу до дома Полли, провожая девушку до дома, Гергин не мог отойти от увиденного.
– Это было потрясающе! А ты помнишь арию Путина? Спасибо, что не дала мне как и всем запустить в него чем-нибудь, а то бы опозорился! А этот тулуп Башмакова в цветах Парии Сибиряков? Помнишь? Это же просто кощунство!..
Полли начала беситься. Она видела в Гергине свой идеал, но он не подавал признаков увлечённости ею. Он демонстрировал ей свою дружбу, но не любовь. Полли не понимала, как человек, давший ей выздороветь год назад, может не любить её, что же это было тогда, год назад, если не проявление любви. Его сейчас волновала только опера, ему даже в голову не пришло спросить у Полли, понравилась ли ей опера. Он не делал никаких попыток во время оперы обнять или поцеловать её, что Полли угнетало. Она постоянно намекала ему о своих чувствах, но он был словно слеп или глух.
И вот они стоят перед домом Полли. Полли напряглась, вот сейчас возможно он скажет самые важные для них двоих слова, самые главные для неё слова.
– Полли,– начал Гергин,– К сожалению, я должен покинуть Лондон, меня отзывают обратно в Россию. Говорят, что меня им выгоднее обучать там.
Полли сделалось дурно, но она тут же воспряла духом. Это – просто вступление, сейчас он скажет самое главное!
–… Так вот,– продолжал Гергин,– Не могла бы ты оказать мне честь, пожалуйста, возможно в последний раз…
– Да. Да! ДА! ДА!! ДА!!!– кричала про себя Полли, она так давно этого ждала.
– Пожалуйста, Полли, я занял у Шоки пятьдесят франков, а вернуть не успел. Ты не могла бы вернуть их, если он когда-нибудь вернётся в Лондон,– он протянул ошалевшей Полли купюру.
– Да,– тихо произнесла Полли. Для неё слова Саши стали самым настоящим громом среди ясного неба.
– Пока, а может быть даже и прощай,– Александр говорил просто, спокойно, без грусти.
– Пока,– тихо, словно призрак произнесла Полли.
Они разошлись. Полли вошла в свою комнату, села на кровать и… этого следовало ожидать, разревелась. Слёзы закончились через пять часов ровно. В эти минуты она выплакивала всё то, что накопилось в ней за всю её жизнь.
– Какая я была дура,– говорила она сама с собой,– Курица наивная, что можно сказать. Выдумала себе какой-то роман. Пришла пора себе признаться: я одинока, как и Уитни. Пытаюсь найти себе кого-то, но кого, не знаю. Гергин просто попал мне под руку. Он помог мне, потому что это был его священный долг, помогать друзьям, а я… Дура набитая, что можно сказать.
Эпилог
Гергина не стало в её жизни. Полли уже было не так тяжело, она была очень сильной девушкой и могла быстро оправиться после нанесённых ей увечий, тем более, что эти увечья она нанесла сама себе.
Девушка сидела на пирсе. Она смотрела далеко в даль, в оранжевую даль, за горизонт. Туда несколько дней назад корабль унёс её уже не любимого. А может оно и к лучшему. Это была ни какая не любовь, а просто увлечение. Она ОБМАНЫВАЛА себя, превращая увлечение в любовь. Как это СТРАШНО жить в обмане, и притом осознавая это.
Тут рядом пришвартовался корабль. У Полли вспыхнула надежда. Она побежала к пристани и… не узнала его. Он ещё загорел, он был самым настоящим воином, сильным, крепким, понюхавшим пороху, на его груди светилась медаль за отвагу.
– Шоки, это ТЫ?– удивлённо спросила Полли.
– Привет, Полли,– улыбнулся африканец.
Она не узнавала в нём того Шоки, с которым простилась месяц назад. Она простилась с весёлым шутником, а теперь к ней вернулся герой войны, закоренелый в боях солдат, настоящий мужчина.
Шоки был рад вернуться домой, в Лондон. Они весь день провели вместе, как лучшие друзья.
– Кстати,– вспомнил Шоки,– Ты не помнишь случайно, я Гергину что-нибудь давал? Я просил его о чём-нибудь?
– Ну, нет.
– Ну, и ладно.
– Ага,– эти пятьдесят фунтов Полли сохранила в шкатулке у себя под кроватью, и всю свою жизнь берегла как зеницу ока. Действительно, прошли годы, шкатулка покрылась пылью, заплесневела, эти пятьдесят фунтов так и пролежали там. Полли помнила об этой купюре, но ей ни разу не пришла в голову мысль их потратить. Если прислушаться, забравшись под эту кровать, взяв в руки эту шкатулку, то можно услышать шепот. О чём же он? Он о вечном примирении и жизни бесконечной.