Женя не видела лица, мужчина подходил сзади. Она чувствовала тепло прикосновений, нежность губ.
Так они и стояли, наслаждаясь близостью.
Во сне она его любила, очень любила.
Мужчина уходил прежде, чем Женя успевала обернуться.
Тело помнило ласки, душа – нежность. Сон есть сон. Во сне можно любить так, как в жизни не всегда удаётся. Да и нужно ли.

Женя стояла на пороге незнакомого дома, зная, что дом принадлежит ей и ему. Золотистый ретривер на лужайке, служил завершающим штрихом.
Рассвет обрывал сотканную из фантазий идиллию.
Утро, независимо от того, шёл ли дождь, или светило солнце, всегда выглядело одинаково – никак. В её жизни не было ни дома, ни лужайки. Обычная квартира в обычном пятиэтажном доме. Вместо лужайки - газон, вместо ретривера - подвальные кошки.
Женя даже не догадывалась, что иногда сны находят лазейку, появляясь в виде ненужной и нежданной любви.
Любовь может выглядеть как угодно, ты узнаешь её в любом обличье, в тот же миг, с первого взгляда, с первых строк. Незнакомо–знакомые черты обретут имя, и всё закружится в таком водовороте, вихре, торнадо, что обрести покой представится совершенно невозможным.
Заглянув на сайт, Женя обрадовалась: "О, новый комментарий. Какие мы умненькие! Ладно уж, отпишусь"

Судьба, стоя за спиной, глумливо корчила рожи и показывала язык: «Ну, ты попала! Занавес поднят. Играй!»

Так, или примерно так, теперь уже и не важно, произошло их знакомство.
Привлекательная, неглупая женщина, глядя на экран монитора, не понимала, как такое возможно? Виртуальный мир, вдруг, стал реальным, осязаемым, почти родным. Там жил он.
С замирающим сердцем, она нажимала на «1 новое письмо». «Милая, милая, милая! Обнимаю, целую»
Женя точно знала, это были и те губы, и те руки, но только за тысячи километров.
Она понимала, поезд стремительно набирает скорость, что ей не тридцать, и, даже не сорок.
Разница в возрасте оказалась колоссальной. Здравый смысл требовал немедленно прекратить переписку, но сердце, измученное одиночеством, просило остаться.

Злодейка, сидя в зрительном зале, аплодировала. Но не ей, а незнакомцу, который вёл партию безупречно.
Отстукивая такт, она загибала пальцы – первый неудачный выход, второй, третий! Попытка реабилитироваться была громко освистана. «Актриса из тебя, Женечка, никакая. Пошла вон со сцены, дура набитая! Ни мозгов, ни таланта. С мужчинами нужно играть по их правилам, а кто не понимает, что ж, тем лучше для оппонента».

В другой стране, другом часовом поясе и другой, отличной от её жизни, мужчина читал:
«Всю ночь шёл дождь. Даже не дождь – ливень. Смотрю на грязные лужи и думаю, хорошо, что сегодня выходной, ненужно спешить на работу.
Небо в тучах, того и гляди хлынет с новой силой. На часах девять, торопиться некуда.
Может, что-нибудь почитаю, может, буду смотреть в окно, а может... Не заправленная постель манит, приятно лежать и мечтать. О чём? Ни о чём, а о ком – о тебе.
Ты поздно лёг и ещё спишь. Едва касаясь, поправляю одеяло. Спи, мой хороший, я не буду мешать.
Знаю, ты любишь кофе с пенкой и несколькими щепотками какао. Аккуратно, в густой пене бокала, напишу «милый» и поставлю на прикроватный столик. Эх ты, соня, ну и спи, я снова приготовлю».

***

Утренний ритуал кардинально изменился. Просыпаясь, Женя находила взглядом компьютер, вставала и заходила в почту. Ей казалось, что счастье, если и случается, то выглядит именно так - "1 новое письмо"
«Здравствуй, милая Женечка.
Наконец, выбрал свободную минутку написать ответ.
Сегодня прошёлся по магазинам, приготовил обед, немного погулял. Погода у нас чудесная. Завтра схожу на блошиный рынок, там встречаются довольно ценные издания книг. Я не имею ввиду фолианты девятнадцатого века, или дореволюционные российские, но иногда попадаются иностранные экземпляры двадцатого века, с интересными иллюстрациями, в кожаном переплёте. Конечно, из веленевой кожи с драгоценными вставками на рынке не купишь. Посмотрю, вдруг, наткнусь на что-нибудь стоящее. Понимаю, всё самое ценное, конечно же, на аукционах. Может, встречу редкие экземпляры альбомов с репродукциями.
Женечка, как твоё настроение, чем занимаешься?»
"Чем занимаюсь? Да ничем. Валяюсь в постели, думаю, мечтаю"
Вначале, она не придала значения визиту, но, повинуясь внезапному импульсу, нажала «ответить». На следующий день переписка возобновилась. А ещё через несколько дней, она смотрела на монитор, как на икону.
Он оказался интересным собеседником, умным, тактичным и таким ласковым. Мужчины, конечно, её как-то называли, но «милая» таких слов ей не говорил никто. Она пробовала слово на вкус, вслушивалась в мелодию звуков: ми-ла-я. Как же красиво оно звучало!
Женечка не ходила - летала, парила, светилась! Иногда она задавала вопрос: "Ты не сошла с ума? Кто он в реале?"
Ничего, кроме страны проживания, она не знала. Спросить хотелось многое. Глядя на фотографию, она мысленно задавала вопрос: "Кто Вы, мистер?"
"Безумие, абсурд! Дверь в иную реальность существует лишь в воображении. Однажды ты войдёшь в почту и окажется, что письма нет, и не будет. Дверь закрылась. Была любовь, мечты, и вдруг, в одночасье, не стало ничего, кроме надписи «Входящие»".

***

Влад шёл по аллее. Он думал о женщине, которую никогда не видел. Их переписка длилась не первый месяц.
Неглупая, искренняя, нежная, с ней было тепло и уютно.
Предыдущие отношения давно закончились. В разрыве он не винил её, не порицал себя, так получилось. Однажды они поняли - любви больше нет.
Днём ещё можно было поддерживать видимость некоторых отношений, говорить на общие темы. Но наступала ночь, и та радость, которую они когда-то испытывали, осознавая, что до рассвета целая вечность, улетучивалась мгновенно.
Ночью принято не только брать, но и отдавать. Всё закончилось. Исчезло и тепло рук, и трепет тела.
Неожиданно возникшая собеседница, день за днём, письмо за письмом, всё больше занимала мысли. Понемногу он привыкал к странностям её характера: сумасбродным выходкам, полёту фантазии, неожиданно едкому сарказму.
Иногда, она пугала откровенностью. Кто бродил в дебрях её подсознания, какому богу она молилась? Что можно ожидать от женщины, обрекшей себя на долгие годы одиночества?
Он вспомнил недавний диалог:
«У осенней реки запах пустого жилища».
«Вот не знаю. У меня он не ассоциируется с пустым жилищем. У пустого жилища запах иной. В нём запах затхлости, пыли, прели. А осенняя река пахнет холодным жидким металлом. Она напоминает прирученную волчицу, которая летом была податлива, с ней можно было играть, валяться в траве. А сейчас она слышит вой стаи, и ты понимаешь, что она дикая, совершенно дикая. Она никогда тебе не принадлежала, она принадлежит чему-то иному, чужому. Её богом является косоглазый клыкастый идол с измазанными кровью губами».
«Редко кому удаётся приручить дикого зверя. Не верят они людям. Может, это заложено в геноме памяти, а может, когда она была ещё в щенячьем возрасте, её кто-то напугал, или обидел. Ей есть чего опасаться. В стае законы проще, правильнее, а люди играют в свои, непонятные ей игры. Да, милый, у неё другой бог. Она, хоть и дикая, но часто её тянет к человеческому жилищу. Лишь первобытный страх гонит прочь. Она стоит и смотрит на чужой очаг, но никто ни разу не вышел и не пригласил её в дом. И поэтому, один неверный шаг заставляет сжиматься в пружину и клацать у человеческого горла.
Память зверя долговечна, он помнит и запах пороха, и капкан, намертво зажавший лапу. Волки тоже в него попадают, но они поступают мудро - перегрызают лапу. Раненый зверь уходит, чтоб забившись в логово, сдохнуть в одиночестве».

***

Непостижимым образом, тот, кто был за тысячи километров, переселился в комнату. С ним она ложилась и с ним вставала. Ночью руки гладили его лицо, ласкали тело, днём она тоже думала о нём.
Придя с работы, Женя скидывала туфли, и бежала к компьютеру. При виде знакомой надписи, сердце радостно ёкало.
Одиночество разрушительно, и не важно, где ты находишься, в своей стране, или чужой.
Ты заходишь в комнату, закрываешь дверь, и остаёшься один. Где-то есть люди, но плотная стена надёжно укрывает от внешнего мира, и только «1 новое письмо» придаёт смысл существованию.
«Милый, солнышко, радость моя». - Ей уже было всё равно, сколько ему лет.
Он был почти рядом, стоило закрыть глаза, и воображение рисовало, как, держась за руки, они идут по парку, кормят белочек, сидят на скамейке, о чём-то говорят, но вот о чём? О чём бы она хотела ему рассказать, и что услышать в ответ?
О себе ей и рассказывать-то было особо нечего. Как-то жила, ходила на работу, в магазин, занималась хозяйством, с кем-то строила отношения, которые рушились словно дом из песка.
Построишь замок, вроде красивый, устойчивый, но со временем, когда песок подсохнет, он начинает осыпаться. И оказывается, что твой труд, твои воплощения и мечты, ни что иное, как грязная куча мусора. Перешагиваешь и идёшь дальше, и понимаешь, что смысла строить что-то новое нет. Не тот материал, не предназначен он для вечности. И вот, наконец, ты останавливаешься, и говоришь: «Хватит!» Что создано, где тот монолит, за которым будет надёжно и покойно? Ничего нет - песок, песок, песок.
Если б можно было, как в детстве, попросить доброго волшебника сделать так, чтоб всё забылось, как дурной сон. Забыть то, о чём не расскажешь никому. Это уйдёт с тобой в могилу. Только душа, израненная и одинокая, будет тихо горевать, украдкой смахивая слёзы.
И всё последующее, тоже забыть, и любовь, которая двадцать лет не даёт покоя, и стыд за собственную глупость.
Иногда ей хотелось прийти на могилу прекрасного принца и попросить прощения, сказать, что сожалеет. Но она даже не знала, где он похоронен.
Они практически не были знакомы. Встречаясь в длинных служебных коридорах, соседнем кафе, офисе, смотрели украдкой друг на друга. Смотрели так, как могут смотреть люди, знающие наперёд - встреча неизбежна. Как бы они не старались делать вид, что взгляды случайны, обоим было понятно - это не так. Он из высшего эшелона, а она, обычная служащая.
Спустя полгода, не выдержав, Женя позвонила, сказав, что будет ждать. Он пришёл в тот же вечер. Они пили вино, танцевали, целовались. Его прикосновения несли нежность. В какой-то момент ей стало страшно. А что, если, утром он уйдёт? Навсегда?
Чтоб этого не случилось, нужно покончить с сомнительной авантюрой сейчас. И бросить камень вдогонку, чтоб не вспоминал. И дать зарок – не попадать в подобные ситуации, клятву хранить, и запрет не нарушать. Так будет правильно.
Со временем, боль исчезнет. Только память, холодными зимними ночами, будет тихо стучать в окно, напоминая, что она ещё здесь.
Когда страдания достигают апогея, ты перестаёшь их чувствовать. Болит так, что кажется, будто и не болит вовсе.
И однажды, ты с удивлением понимаешь, что болеть больше нечему – душа умерла.

***

Если в течение дня заветная надпись не появлялась, Женя сидела и думала, в чём она допустила оплошность, грубый намёк, глупость?
Она прекрасно понимала, что зависимость растёт.
Иногда ей хотелось покончить с этим раз и навсегда. Только где взять хрустальный шарик и волшебника, который скажет: «На счёт десять, закроешь глаза и уснёшь. Проснувшись, ты поймёшь, что прошлое отныне не существует».
Забыть, и тот летний вечер, и диалог, и последующие «милая».
Это был крах. Устроенная, без волнений и слёз, спокойная жизнь, превратилась в зыбучие пески. Делаешь шаг, независимо вперёд или назад, и понимаешь - ловушка захлопнулась.

***

«Женя, Женечка, я так по тебе скучал!»
Она была в командировке, где не было связи. Дни тянулись, словно караван в мёртвой пустыне, медленно и долго. Женя понимала, что рано или поздно вернётся, и включит компьютер, и прочтёт письмо.
Какое же чудо интернет! Протяни руку и вот он рядом, любимый, желанный, родной.
Женя, глядя на окружающих мужчин, невольно задавала вопрос, могла ли бы она вновь построить отношения? И отвечала - нет. Они были чужими, а он родным, за тридевять земель, но родным. И не потому, что не разбрасывал носки, и вовсе не потому, что ему не нужно было готовить ужин или гладить рубашки.
Если бы он только был рядом! Она бы каждый день говорила, какой он хороший, умный, достойный, и как ей с ним повезло.
Иногда шёл дождь, лил, как из ведра, и небо исчезало в тучах, и костёр затухал, и не было сил разжечь новый. Уныло тянулись дни, холоднее становились ночи, но вот появлялось «1 новое письмо», в котором звучала единственная фраза: «А зачем разводить костёр в ясную погоду?» И тучи расходились, и солнце светило ярко и весело, и лужи, уже не напоминали о том, что наступила осень. Для любви нет возраста, социальных преград, расстояний.
Любовь выше обид. «Прости, милый». - Написав сгоряча глупость, Женя сидела и думала: «Всё, это конец. Сколько можно! Его терпение не безгранично». И плакала, и говорила в очередной раз: «Прости!», - и любила. «Любовь, это всегда боль». Да, независимо от происходящего, боль от собственных мыслей и чувств.
Человек обладает дурным пороком - любопытством без меры. А что будет завтра, и чем закончится то, или это? Не вчера, не сегодня, а завтра.
Давно известно - судьба любит шутить, вот только юмор у неё отличаются большой оригинальностью. Взяла б да пошутила так, чтоб выпал джекпот. Так нет же, норовит забрать последнее, скорчив ехидную рожу: «Ну что, не ждали’с ? А мы припёрлись, я, и все мои пакости».

***

В комнате было холодно, отопление ещё не включили. Женечка лежала под тёплым пледом и представляла, что он сейчас дома, но пока чем-то занят, может, читает, может, что-то пишет.
Потом, он тихо подойдёт, и откинув плед, ляжет рядом. Она, почувствовав прикосновение рук, тёплое дыхание и осторожное поглаживание по попке, сделает вид, что спит.
– Не притворяйся, маленькая врунишка.

***

Утро встретило туманом. Деревья, склонив поседевшие головы, удручённо молчали. Мир подчиняется вселенской гармонии, за летом приходит осень, потом зима, а весна… весна тоже, но не скоро.
Женя шла с работы и улыбалась, догадываясь о чём будет его очередное письмо.
Приблудная собака, заглядывая в лица, просила есть. Соски, тяжело набухнув, объясняли причину голодного взгляда. Киоск с беляшами, сводил бедную псину с ума. Женя встала в очередь. Оплатив покупку, она обернулась, но собаки уже не было. Чисто интуитивно, Женя свернула за угол. В мусорном контейнере мелькнул рыжий силуэт. Непроизвольно, взгляд упал на пьяного бомжа, роющегося в помойке. Интересно, а кем она была в прошлой жизни? Может, французским клошаром, может, германским пеннером, или итальянским борбоне. Память не сохранила даже обрывочных воспоминаний. Женя и сейчас не отличалась особым достатком. Да ей это было и ни к чему. Какая разница, какие стены делить с одиночеством, барские хоромы, или обычную хрущёвку.

***

«Входящие». Женя смотрела на экран, он - на неё, безмолвным, ничего не выражающим взглядом. "Милый, ну где же ты?", - Женя взглянула на фото: серьёзное лицо, лоб с вертикальной морщинкой, с лёгким прищуром взгляд, ни тени улыбки. С такими лицами стоят за спиной президента.
Кроны деревьев, блистая осенним великолепием, с сочувствием взирали на одинокую женщину. Казалось, они хотели сказать: "Милая, посмотри, в осени тоже есть прелесть". Взяв фотоаппарат, она сделала несколько снимков из окна. Отобрала: сегодняшние, в парке, на пляже и скинула ему.

«Женечка, посмотрел фото, ты такая красивая, нежная, страстная. Завидую мужчинам, которые живут с тобой рядом. Они даже не подозревают, сколько потеряли с твоим уходом».
«Нет, милый, они ничего не потеряли. Я не стою ничьей любви. То, что я могла дать, я уже отдала, а то, что осталось, никому не нужно. Кусочек льда, камень и кучка грязной ветоши. Это не то, о чём кому-то стоит сожалеть. Запах моря развеялся, цветы завяли, и вместо песен звучит реквием. Где-то далеко, в самых заветных тайниках, лежит крохотный алмаз без огранки, для любителей он не представляет особой ценности. Мало кто знает, что на самом деле это за камушек. Нет ювелира.

«Извини, что не писал. Вчера был занят, ходил в пинакотеку. Старая галерея - это просто волшебство. Вначале там идут одни святые. Святые такие, святые сякие, святые на золотом фоне, обратная перспектива во всей красе. Жень, нужно быть совершенно слепым идиотом, чтобы написать, что обратная перспектива - она от божественного, а все Возрождение - это отрицание божественного. Потому что, там святые перестают быть похожими на карликов-переростков и становятся людьми. Страдающими, а не судящими или строго потрясающими перстами. Святой дух приходит к очень даже аппетитной Деве Марии. Женя, в бога можно верить, только если видишь Деву Марию, которая женщина, с грудью, бедрами, которая склонилась, которая принимает свою судьбу. Потому что потом она снимает своего сына с креста. Раны его, кожа его, с каждым полотном все реалистичнее. Жаль на полотнах Марию, она склонилась в скорби над сыном, для которого все уже предрешено. Для того, чтобы уверовать в Христа, не нужно совать палец в его рану. Достаточно увидеть, как Мария снимает его с креста. А потом идут пейзажи - затянутые дымкой водопады, Европа, лежащая в руинах былого римского величия. Идут реминисценции на античные сюжеты - теплые, сдобные нимфы и богини, похожие на кавказцев волосатые сатиры с членами наперевес. Идут сюжеты - бытовые сценки, играющих в карты в мрачных кабачках европеидов. Они же - отчаянные гуляки и повесы. Которые, на других полотнах, побеждают или умирают в сражениях. Их сталь холодна, а кровь горяча. И малоголландцы. Меня навсегда поразило изображения просто жестяного ковша с водой, но Женя, Женя - я все-таки кое-что смыслю в компьютерной графике, свете и цвете, но не понимаю, как такое можно изобразить!»

Иногда, он ставил в тупик вопросами и предположениями: "А вот как бы ты сейчас представила российскую государственную идеологию?"
"Попробую ответить навскидку. Тока не смейся! А вообще, милый, учти на будущее, приоритет в интеллекте я отдаю мужскому полу. Это мужчина должен быть умным, а женщина – неглупой. И вообще, в серьёзных темах не одобряю любительский уровень. В суждениях должен присутствовать, прежде всего, профессионализм, а не пустое бла-бла-бла. Что касается политики, то думаю, что даже не стоит вникать в происходящее. Это такие глобальные игры, там столько хитросплетений, нюансов и ходов, что простым смертным в ней абсолютно нечего делать. К тому же, я так устала от одиночества. Давай будем говорить о тебе, обо мне, и о нас. Хочется тратить собственную жизнь на себя, а не разные ненужные глупости"

«Ты знаешь лучше меня, наверное, что искусство европейского паркоустройства еще с Версаля пошло».
«Нет, дорогой, когда парк закладывали, я была маленькой, и происходящее помню смутно»
«Ты, таки, будешь смеяться, но я тогда вообще ещё не родился. По крайней мере, не в этой реинкарнации».
«Зачем врёшь-то? Что-то, а вот это я хорошо помню. Мы жили по соседству. Ты был старше и гораздо умнее. Мы почти не дружили, но всё равно, ты никогда не дёргал меня за косы, и не давал другим пацанам в обиду. А потом, когда мы стали взрослее, я помню как ты участвовал в строительстве Версальского парка, а потом… потом, тебя забрали на войну с гугенотами, а меня продали в рабство, потому что я осталась одна. Отец погиб на войне, а мать умерла от чёрной оспы».
«Ужас какой»

***

Виртуальная любовь - плод человеческого воображения. Разве можно любить того, к кому невозможно прикоснуться, кого нельзя увидеть, погладить, обнять?
Можно. Для любви нет преград, и нет расстояний. В мгновение ока, не успев проснуться, душа уже там, рядом с любимым. Нежно касается крылышками, гладит небритую мосеньку, целует каждый пальчик, и с восторгом смотрит, как милый завтракает.
Так можно любить? Наверное, да.
«А дальше, что?" - девка кривит в ухмылке рот " Что потом? Или ты думаешь, что переписка будет продолжаться вечно? Рано или поздно, пространство свернётся, но милый не станет ближе - он исчезнет. Ты к этому готова? Если нет, то озаботься таблеточкой цианида, потому что другие не помогут. Не изобрели такие, чтоб выпил и забыл. Нет хрустального шарика, и нет волшебника, он умер давным-давно».

***

Осень закончилась внезапно. Проливные дожди сменил снегопад.
Сложно сказать, почему так происходит, откуда берутся горькие мысли и слова.
Набирая текст, Женя обратила внимание на двух мотыльков, круживших у настольной лампы. Может, она напоминала им солнце?
Один неверный взмах, и бабочка упала. Спутник, будто не веря, трогал усиками неподвижное тельце. Но чудо не произошло - подружка сгорела.
Женя долго не могла сосредоточиться на письме. На душе, отчего-то, было тяжело, словно смерть мотылька имела смысл, или, знак свыше.
Изредка ей снился давнишний сон. Не щадя, словно в насмешку, и непременно, с ретривером на лужайке. Женя понимала, что пройдёт время, и она научится жить по-новому, вернее, вернётся в недавнее прошлое, где не было ни "милая", ни "как провела день?" Сердце, как же от воспоминаний ему становилось горько.
Боль любви не исчезает, не уходит бесследно. Она мимикрирует, со временем превращаясь то в одиночество, то в привычку, то в зависимость.
Женя больше не просыпалась ночами, не включала комп, и не заглядывала в почту. Писем не было. Записки, отписки, отговорки, это и письмами-то сложно было назвать. "Дел на работе много, очень много, просто завал!"
Слово «милая» уже не казалось волшебным, фортепиано сломалось. Мелодия звучала фальшиво, напоминая ремейк, раз за разом теряющий искренность и смысл.

"Мадам, вы не забыли кто есть кто, и сколько Вам лет? И наконец, что вы можете предложить, чем заинтересовать, удивить?" - иронично спрашивала она у себя.

Грустно осознавать, что идеального мира не существует. Нет его, и никогда не было.
Женя не была глупой, или наивной, но она была женщиной. И как любой нормальной бабе, ей хотелось любви.
Можно ли за это осуждать? Пожалуй, нет. Можно только сочувствовать.

В последних числах декабря, не в силах побороть искушение, Женя зашла на рынок и купила красавицу-ёлку. Хотелось встретить любимый праздник в хорошем настроении.
От приглашений она отказалась, ссылаясь на план не подлежащий разглашению.
Как будет замечательно, встретить Новый год вместе! Скайп легко предоставлял такую возможность.
Тридцать первого, управившись с делами и украсив ёлку, красивая и нарядная, она зашла в почту. «1 новое письмо».
«А меня тут знакомый пригласил в гости. Сейчас захвачу тортик и на электричку»
Сидя за праздничным столом, Женя вытирала салфеткой слёзы. Куранты давно пробили полночь, Новый год наступил, а она всё плакала и плакала.

"Ну что, несчастная дурочка, теперь скажи, что я не предупреждала? Хотела утереть мне нос, сделать Fuck you?" - судьба, повернувшись спиной, скинула портки и показала жопу.
Но зрители этого не увидели. Занавес был опущен.