РОМАН "ИНТЕРЕСНО ДЕВКИ ПЛЯШУТ"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Германия, май 1945
1
- Иванов, совсем очумел, куда ..? – капитан Воробьев опрометью бросился наперерез «тридцатьчетверке», медленно, но верно надвигающейся на кованые ворота средневекового замка. В несколько прыжков, подскочив к танку и сорвав с плеча автомат, капитан с силой опустил приклад на броню. Танк дернулся и затих. В открывшемся люке показалась вихрастая голова командира лучшего экипажа полка Иванова Алексея.
- Слушаю, товарищ капитан!
- Куда прешь, говорю. Не видишь, твоя машина в ворота не проходит?
- Да шут с ними, с воротами, легче выезжать будет, - танкист довольно заржал.
- Разворачивайся, вон в той низине на прикол ставь.
- Товарищ капитан, там простреливается все со стороны леса, а тут около замка, под липами в самый раз. Не хочется после победы в беду попасть.
- Разворачивайся, говорю! Ишь ты, под липами! Ты посмотри красота, какая кругом. Да ты половину сада гусеницами снесешь! Какая к черту беда? Не кличь ее, она и не придет.
- Ага, не придет. - Иванов с сомнением кивнул на сгоревший «Тигр», чернеющий в той самой низине. - Вчера только из леса выполз.
- Так он с белым флагом сдаваться шёл, а ты его первым же выстрелом…
- Береженного, - Бог бережет. Кто ж его немца, - окруженца, - срифмовал Иванов, - поймет, может подобраться ближе хотел, а потом бы, как влепил мне в борт прямой наводкой. Вы второй месяц на фронте. А я… - короче, были случаи. Да и потом, нервный я за войну стал, товарищ капитан, и домой вернуться хочу, а тряпку белую вчера – виноват, не разглядел, - с вызовом в голосе ответил танкист, - разрешите выполнять? - И захлопнув крышку люка, исчез в утробе стальной машины.
Стальная махина Т-34, как бы поддерживая командира, тоже сначала недовольно заворчала, пару раз газанула, обдав черной копотью цветущие яблони и, как бы нехотя сдав назад, стала разворачиваться.
Легко поднявшись по мраморным ступеням замка, капитан Воробьев столкнулся у парадных дверей с полковой разведкой.
- Все чисто, – доложил, небрежно бросив руку к пилотке, - старшина Разгуляев, по прозвищу «Разгуляй». – Красота внутри необыкновенная. Можете вставать на постой.
- А вы, куда теперь? – спросил Воробьев из вежливости.
- А мы, куда Родина пошлет. А пока, приказано к восемнадцати часам вернуться в расположение полка. Так что теперь, вы уж сами тут. Без нас.
Сказано это было с явной иронией и намеком на неопытность Воробьева.
С одной стороны капитан недолюбливал разведчиков за их вечно небрежное, и возмутительно вольное отношение к начальству. Но, с другой, – оставаться без них, уверенных в себе, на территории, которая менее суток назад еще была вражеской, было страшновато.
И капитан Воробьев, придав своему лицу как можно более спокойное выражение, протянул руку:
- Ну, бывай, разведка.
Зайти в замок один, он так и не решился. Теперь, когда "эмка" с разведчиками скрылась за кромкой леса, громада замка из серого камня стала казаться уж вовсе не гостеприимной и враждебной. Он нерешительно потоптался перед парадными дверями и, с досады сплюнув на мраморные ступени, быстро спустился вниз к танкистам.
Известие о том, что в замке расположится штаб полка, привез офицер связи. К вечеру прибыли связисты и командир полка гвардии полковник Лелюх собственной персоной.
О гвардии полковнике Лелюхе Иване Петровиче в полку ходили легенды. Этот невысокого роста коренастый шатен с пронзительно голубыми глазами, был неисправимый весельчак и женский угодник. Казалось, романам его нет конца. Но в 1944 году еще в Польше сердце бравого танкиста сразила наповал Верочка, вновь прибывшая в полк после мединститута. Около месяца все штабные гадали, как долго продлятся их отношения. Однако, к удивлению однополчан, Иван Петрович не собирался расставаться с симпатичной начальницей медсанбата.
Вот и сейчас, расположившись на ночлег в обширном каминном зале замка Лелюх, первым делом достал из полевой сумки фотографию фронтовой подруги, бережно поставил ее на каминную полку и огляделся. Внушительных размеров стены зала были сплошь увешаны старинным оружием и портретами каких-то бородатых вельмож в расшитых камзолах. Пол, выложенный мрамором, притягивал взгляд затейливой мозаикой, а огромный дубовый стол был украшен чудесной резьбой. На душе было спокойно и радостно. Все было прекрасно. Война, наконец, закончилась. Вокруг цвели яблони и пахло мирной жизнью.
Короткий вой снаряда и взрыв, отбросивший полковника к стене, слились воедино. Сразу же за окнами застучал пулемет, раздались еще несколько взрывов, и стало тихо. Полковник тяжело поднялся и огляделся в поисках слетевшей фуражки. Снаряд выпущенный, судя по всему, из немецкого самоходного орудия «Фердинанд», полковник узнал его по характерному звуку, влетел в окно и взорвался, угодив в камин. Подняв фуражку и отряхнувшись, полковник увидел, что среди обломков камина, что-то блестит. Наклонившись, Лелюх поднял с пола медальон в виде разрубленного пополам мальтийского креста на массивной золотой цепи, в звеньях которой угадывались какие-то непонятные символы.
- Товарищ полковник, - в зал влетел, капитан Иванов в перемазанной глиной гимнастерке, - с вами все нормально?
- У меня-то, все в порядке. А у вас? Докладывайте, - и полковник машинально положил находку в планшет.
- «Фердинанд» недобитый из леса выполз. Сделал три выстрела, ну мы его… В общем, у леса догорает.
- Потери есть?
- Никак нет, товарищ полковник. Все вроде целы.
- Вроде… , - вечно у тебя Воробьев, все не как у людей - махнул рукой полковник.
2
Ноябрь, 1987 года.
Первой мыслью, когда я, не раздеваясь, упала на кровать, было, то, что в спальном помещении довольно прохладно. Хотя, в сущности, слово «прохладно», ни в коей мере не отражало действительность. Как, впрочем, и комната, где я завалилась на «боковую», с намерением поспать. Это помещение назвать «спальней», язык не поворачивался. Но, на температуру воздуха мне было решительно наплевать, главное я добралась, наконец, до кровати. Усталость действительно, валила с ног. Думаю, что даже приказ о немедленном увольнении в запас, не заставил бы меня пошевелить и пальцем. Однако, вторая мысль, посетившая меня, когда я услышала команду «в ружье!», подсказывала, что это далеко не так. Дело в том, что можно игнорировать все, что угодно, но только не завывание тревожной сирены - оно поднимет и мертвого. Поэтому, ничего не оставалось, как примириться с третьей мыслью о том, что вставать все равно придется. И побыстрее.
И вот я уже в «уазике», трясусь по раздолбанной дороге к месту сработки сигнализационной системы. Машина подпрыгивает на ухабах, а я вспоминаю добрым словом своего папочку, который в «сердцах» обещал мне такую службу устроить... Словом, «два раза нырнула, два раза вынырнула - и, вся служба». Впрочем, даже самые крутые связи не помогли моему папе выполнить свои угрозы. Женщин служить на подводную лодку не брали, причем ни под каким соусом и для меня исключения делать, конечно, не стали.
Впрочем, обо всем по порядку. Все началось в тот самый момент, когда мои мама с папой наругавшись, пришли, наконец, к консенсусу, относительно того как меня назвать. Дело в том, что при рождении мне дали очень красивое имя - Наташа. И все бы ничего, если бы не фамилия… А она у нас была, тоже красивая и старинная. Однако, вкупе с моим именем сочеталась очень оригинально, не оставляя равнодушным абсолютно никого. Представляете, Наталья Ростова. А как звучит! Вот только в реальной жизни мне это вышло «боком». Если бы мои родители только знали, насколько круто их эксперименты с моим именем изменят всю мою жизнь! Вы наверное, уже догадались, сколько всего я натерпелась в школе? Только совсем ленивый не «подкалывал» меня. Поначалу я плакала, жаловалась родителям и учителям, но ничего не помогало. Так продолжалось до третьего класса. И тогда я решила, все хватит, надо научиться постоять за себя. И активно занялась спортом, выполнила норму кандидата в мастера спорта по академической гребле, три раза была чемпионом Москвы. Только не подумайте, что внешне я долговязая или того хуже, мускулистая дылда. Вовсе нет. При своем среднем росте я сохранила известный стандарт привлекательности, принятый во всем мире.
И вот, наконец, в восемьдесят пятом году, я стала готовиться пополнить ряды абитуриентов. Как и у большинства добропорядочных девочек, из хороших и обеспеченных семей, мой выбор пал на медицинский институт. Правда, справедливости ради, надо сказать, что выбор делали скорее мои родители. Я же просто уступила им, не желая втягивать себя в затяжные военные действия с предками. Тем более папашка мой был полковником КГБ и все споры с ним всегда заканчивались моим поражением, причем «всухую». Наконец, были собраны для приемной комиссии все необходимые документы. Начались вступительные экзамены. Которые, благодаря знаниям, полученным в средней спецшколе с преподаванием ряда предметов на испанском языке, которую я окончила, были сданы блестяще. Что может быть более волнующим и прекрасным, чем толкаться погожим июньским утром у стенда, с напечатанными на нем фамилиями поступивших счастливчиков? Не знаю. Но, увидев в списках свою фамилию, я вдруг передумала. И … решила пойти в армию.
Папа, как вы уже догадались, был в ярости. Он метался по квартире как тигр в клетке. Но меня переубедить невозможно. Хотя, первый курс отучиться все-таки пришлось. И вскоре, по опять-таки папиному звонку, я была вызвана в районный военкомат, где после нескольких медкомиссий была благополучно приписана в воздушно-десантные войска. Как повезло, кто же не мечтал в детстве стать десантником! Воскликните вы в восторге и будете, ох, как не правы. Во-первых, я не испытывала по этому поводу ни малейшего восторга, во-вторых, я уже считала себя достаточно взрослой, чтобы осознавать всю опасность такой романтики и, наконец, в-третьих, я панически боялась высоты. И папа, конечно, прекрасно об этом знал. Вскоре, пришла повестка явиться к таким-то часам, в комнату такую-то, по адресу такому-то. Не нужно быть шибко догадливым от природы, чтобы понять зачем. Хотя, по прибытии, никто, конечно, не посчитался с моими совершенно искренними заверениями, что я, конечно, готова отдать за Родину жизнь, но парашюту предпочла бы, например, морскую пехоту. Сами понимаете, морская романтика и все такое. Правда, выслушали меня очень внимательно, но в качестве альтернативы мгновенно предложили… вернуться в институт. Но я тоже была, как говорится «не лыком шита» и правильно оценив ситуацию, выбрала парашют, так как мною правила железная уверенность, что, скорее всего, это очередные происки моего папочки. А он, естественно, может запросто припугнуть непокорную дочурку, но отправить в небо? Ни за что. Скорее всего, логика его была проста – откажется дочка от парашюта, да и вернется в институт. Так что с ним, как говорится, при всем богатстве выбора, другой альтернативы не было. Ах, так, - подумала я, - посмотрим, кто кого переиграет. И конечно выиграла бой. Правда, на Чеховский аэродром под Москвой, меня все-таки отправили. Причем, как мне стало понятно из прозрачных намеков, не на экскурсию, а для выполнения трех прыжков с парашютом! Это был удар ниже пояса! Но отступать было не в моих правилах. В конце концов, у меня тоже есть характер. В общем, в точно указанное в командировочном удостоверении время, я прибыла в военкомат, предварительно попрощавшись с родными и близкими, правда, так и не написав завещания. И то, только потому, что в то время это было не модно. Всю дорогу до аэродрома мне было ужасно жаль себя. Однако, когда через два часа автобус прибыл к месту назначения, я с облегчением поняла – сердце у моего отца не железное - в эти дни на Чеховском аэродроме проходили международные соревнования по парашютному спорту и по счастью, мое выступление не было предусмотрено регламентом...
А вскоре, папа, видя, что я уперлась, по его собственному выражению «как ослица», плюнул и уступил.
3
Так, я попала на эту ничем не примечательную пограничную заставу. Да еще в самой, что ни на есть неблагодарной должности - инструктора службы собак. Хотя сама напросилась. По молодости. Ведь предупреждали же меня на мандатной комиссии, что не надо соглашаться работать с собачками - пожалею... Так нет ведь, а все этот дух противоречия - будь он неладен.
И вот теперь, глядя в лобовое стекло «уазика», на которое потоками лилась грязь, летевшая из-под колес, я, к слову сказать - жалела. Конечно, не о том, что работаю с собаками. А у меня, их целых две. Дик и Петти. Настоящая розыскная пара. И, между прочим, это не какое то там «средство усиления пограничного наряда», как говорят про сторожевых собак, а самостоятельная боевая единица. Само собой разумеется, вместе со мной. Так вот, а жалела я о том, что приходится уже в пятый раз за эту ночь, тащиться за тридевять земель на этот чертов первый участок. А причина «сработки» скорее всего так и не будет найдена. Короче говоря, ни следа, ни зацепочки.
Машина вдруг резко затормозила и пошла юзом по раскисшей, как квашня дороге, а я погруженная в приятные думы, приведенные мной выше и от того расслабленная - чуть не вылетела через лобовое стекло. Наконец, «уазик» остановился и мы, усиленно делая бодрый вид, высыпали наружу. Мы - это, так называемая «тревожная группа». В такую группу согласно боевому расчету входят: начальник заставы, командир отделения сигнализации и связи, водитель и, конечно же, инструктор службы собак с розыскной собакой, а в нашем случае - с розыскной парой.
Начальник нашей заставы капитан Пустой был личностью во всех отношениях выдающейся. Высокий статный блондин, с добрыми и веселыми глазами. Всегда бодрый и общительный, короче говоря - душа компании. Прекрасно играл на гитаре, в общем, мужик – закачаешься.
Командир отделения сигнализации и связи сержант Лаврушин. Невысокого роста, полный, но в меру, с вьющимися непослушными рыжими волосами зануда, большой любитель поспать и вкусно покушать. И если последнее ему время от времени удавалось, то насчет, поспать вдоволь, вот уже второй год не получалось. Между тем, специалистом в своей области он был отличным, с электроникой и всякими связанными с ней приборами дружил и они отвечали ему взаимностью.
Водитель нашего боевого «уазика» ефрейтор по фамилии Узкий был родом из Архангельска, и как следствие этого, могучего телосложения и отменного здоровья. Он мог играючи вытащить, к примеру, безнадежно зарывшийся в грязь «уазик», а однажды, на спор, приподнял за багажник «Волгу» командира пограничного отряда.
Ну, о себе я рассказала уже много, а про моих собачек вы еще много чего узнаете.
Да, ночка действительно была шикарной. Представьте себе морозный воздух, щедро приправленный озоном, корабельные сосны, уходящие ввысь в звездное небо и загадочно темнеющие вокруг скалы. Сказка! Если не вспоминать, конечно, что не я спала уже целую вечность.
Выпрыгнув из машины, я первым делом увидела... Нет, не нарушителя государственной границы. Его, судя по всему, по близости не было. Зато присутствовал Дик, который с грозным видом и поднятой задней лапой подмывал ближайший куст, всем своим видом показывая, что с полным мочевым пузырем о следовой работе не может быть и речи. В чем - то он был, безусловно, прав и я, чуть поразмыслив, и деликатно отойдя в сторону, к нему присоединилась. О чем, впоследствии, - не пожалела.
Между тем Лавр, а в миру- Лаврушин Дмитрий, уже приступил к осмотру линейной части сигнализационной системы, периодически бросая на нас с Диком укоризненные взгляды. Это, видимо, означало, что пора бы заняться делом и нам. Наведя узкий луч фонаря на ребристый профиль песка контрольно-следовой полосы, я подключилась к изучению этого ужасно невезучего, с нашей точки зрения, участка. Дело в том, что указанный выше отрезок государственной границы обладал многочисленными, я бы даже сказала, врожденными пороками, делающими его настоящей находкой для шпионов и, соответственно - сущим адом для пограничников. Я не покривлю душой, если скажу, что подавляющему большинству моих товарищей по оружию уже давно не снятся родители, любимые девушки, жены и дети - над нашими снами давно и безраздельно властвует первый участок.
Отбросив лишние мысли, сосредотачиваюсь на своей работе. Конечно, ровно на столько, насколько это возможно. Потому что производить осмотр местности бегом, да еще ночью довольно сложно, но против инструкции, как говорится, не попрешь. Впрочем, имея некоторые навыки, замечаешь даже то, что никогда в жизни не обнаружил бы и днем, даже ползая на коленях. Итак, как и следовало ожидать, структура песка контрольно-следовой полосы однородна, повреждения верхнего слоя отсутствуют. Камни, сухие ветки и прочие предметы природного происхождения прихвачены к поверхности песка морозом. Значит? Правильно. В связи с последней сработкой, они нас не интересуют. Среди всех недостатков злополучного участка, главный - живописное лесное озеро с довольно большим островом, соединенным с берегом деревянными мостками.
Пятнадцать минут бега по скрипучим доскам, и мы достигли острова. Но и тут, как и следовало ожидать, сигнализационная система и контрольно-следовая полоса почти в девственном состоянии. Однако, это на продуваемом всеми ветрами, нагромождении гранитных скал абсолютно ничего не значит. Посудите сами, сейчас температура воздуха приблизительно семь градусов ниже нуля, при влажности девяносто восемь процентов. А КСП, как известно, насыпается из песка, который имеет отвратительную привычку пропитываться влагой. Ночью, при резком снижении температуры воздуха до минусовых значений, это приводит к замерзанию верхнего слоя песка до каменного состояния. И, как говорится - шагай по контрольно-следовой полосе, как по асфальту - следов просто не остается. Такое состояние КСП называется на границе просто и без затей – «чернотропом». Так что в данных ситуациях, как вы понимаете, могут помочь только служебно-розыскные собаки.
Однако не подумайте, что все это время я сижу на прохладном камушке и читаю лекцию начинающим шпионам. На самом деле все эти, как впрочем, и множество других мыслей вихрем проносятся в моей голове, и я успеваю заметить, как Петти подозрительно резво метнулась к оконечности острова, выходящей к границе. Мы с Диком рванули следом, так как сомнений не оставалось - она взяла след. Вот тут-то, подумаете Вы, и начнется захватывающая дух погоня. Ничуть не бывало. Уже, через какие-нибудь двадцать минут мы, облазив остров вдоль и поперек, стояли у самой кромки воды и тупо смотрели на волны. Судя по всему, у нарушителя оставившего запаховый след не было в планах встречаться с нами и, как я подозреваю, в особенности с Диком. Этот замечательный песик, явно соответствовал своему прозвищу «пилорама», прочно укрепившемуся за ним, после того, как он однажды, чуть не сожрал начальника заставы.
- Ничего не понимаю, - пробормотала я, - от чего сработала сигнализационная система? Причина на острове, это - очевидно, но где?»
В том, что Петти взяла именно человеческий след, а не звериный - я не сомневалась. Вплавь нарушители, что ли ушли? Но до берега больше километра, да и ноябрь в этих широтах к купанию абсолютно не располагает.
Но тут мои размышления прерывает чье-то хриплое дыхание. Оборачиваюсь и, конечно же, вижу Лаврушина, который задает самый идиотский вопрос, какой только можно придумать - куда мы, видите ли, запропастились. Посылаю его к черту и понимаю, что нить размышлений потеряна безвозвратно.
- Придется обыскать остров еще раз, - говорю я Лавру.
Что мы и делаем, я - с остервенением, а Лаврушин с некоторой ленцой, свойственной, впрочем, ему во всем. И опять - ничего. Но, как известно, отрицательный результат - тоже результат. Хотя я очень подозреваю, что убедить в этом наше вышестоящее начальство будет очень непросто.
А еще через пять минут становится совершенно очевидно, что делать на острове больше нечего. И мы с понурым видом докладываем о нашей очередной неудаче начальнику заставы. Точнее, докладываю, конечно, я. А Лавр, Дик и Петти стоят, высунув языки. И что называется, «едят» глазами начальство.
4
- Ну-с, товарищи пограничники, докладывайте, что мы имеем на сегодняшний день? - спросил начальник, когда мы собрались у него в кабинете, почему-то именуемом «канцелярией».
- За последние три недели, как только КСП стала не эффективной, мы имеем около ста двадцати сработок сигнализационной системы на первом участке, - начала я бодрым голосом, - как минимум три из которых не технические, поскольку несут явные признаки нарушения инженерного рубежа государственной границы. Естественно, под явными признаками я имею в виду запаховый след.
- Да, надо же, как интересно! А почему тогда, этот твой «запаховый» никуда не ведет? - Съязвил Лаврушин. - Обрывается и все! Да еще на таком удалении от границы? - Непревзойденный специалист явно нарывался на грубость. – Дальше они что, по воздуху передвигаются? Только не говори, что это водяной, леший или однорукий Хродвальд!
- Заткнись, - ласково приказал начальник, - плохо ищете. Если нарушители оставляют запаховый след, то они просто обязаны оставить и видимый. А если, последнего нет на грунте, - Пустой пожал плечами. - То, это означает только одно – плохо ищете!
- В принципе, можно предположить и такой вариант. Однако, мне кажется, - продолжала я решительно, - что даже обнаружение видимых следов ничего нам не даст. В первую очередь, я бы задалась главным вопросом: чего они хотят, какова цель? Тогда проще было бы нащупать их дальнейшие шаги. Впрочем, скорее всего наших гостей интересует пока только система охраны этого участка. Вот они и прощупывают его.
- Но как? - изумился капитан Пустой. - Ведь остров, через который проходит сигнализационная система и на котором происходят, все эти чертовы сработки, на то и остров, что со всех сторон окружен водой. Так что если и можно сработать сигнализационную систему на острове, так только подойдя к нему на каком либо плавсредстве!
- Хотя, с другой стороны, куда тогда подевалось это самое плавательное средство? Утопили что ли? Тоже может быть. Дно было бы неплохо проверить. Аквалангистов тоже нельзя сбрасывать со счетов. Чем черт не шутит. Непонятно только, на кой шут им понадобился этот остров? Ведь даже если необходимо перебросить через границу груз или человека, то гораздо безопаснее и проще сделать это на сухопутном участке, когда окружающая местность скрыта от посторонних глаз растительностью. А вся акватория острова, как на ладони. Даже если предположить использование акваланга, то все равно ничего не ясно. Ну сколько можно продержаться под водой? Час или максимум два? А береговая линия при сработках надежно перекрываются заслонами. Пока понятно только одно. Их интересует сам остров. - Покачала я головой.
- Да, что-то тут не укладывается в привычные рамки. На кой черт им сдался этот кусок скалистой местности, там ведь ничего нет!- Произнес начальник заставы. - И не будем забывать, что расчетное время, необходимое пограничному наряду для преодоления расстояния от заставы до этого участка, будь он неладен, слишком мало. Нет определенно мало, чтобы успеть слинять с острова, да еще при таких погодных условиях. Как им это удается?
- Слышь, Наташка, а может зверюшка какая по острову шастает? - Обратился Лавр ко мне. – И нет никаких нарушителей из представителей рода человеческого? Следов-то на камнях не видно, на системе все нити целы, а собачки могли и обознаться, а?
- Лавр, - рассердилась я, - не строй из себя идиота! Ты что, первый раз выехал с моими собаками по сработке? Тебе же прекрасно известно, что ни о каких ошибках не может быть и речи. Я, товарищ капитан, официально заявляю, что на острове кто-то бывает из "чужих". Могу доложить письменным рапортом.
- Ладно, не кипятись! - Прикрикнул на меня начальник.
- Мне кажется, что как они испаряются у нас из-под носа – все-таки вопрос второй. Что они хотят, чего добиваются, вот главное, - глубокомысленно изрек Лавр и почему-то тяжело вздохнул.
- Предположим, - начала я, - их задача переправить на первом участке, какой либо груз... Если это так, то я бы на их месте поторопилась, потому что, как только ляжет снег, сделать это будет практически невозможно. Следы-то, за версту будут видны. А по сему, сроку у них – максимум неделя.
- Правильно, - неожиданно быстро согласился Лавр, что на моей памяти было впервые, - со снегом все ясно, но откуда такая уверенность, что переброску хотят осуществить именно на первом участке? Ведь этими сработками на острове неизвестные могут просто отвлекать наше внимание от другого участка. Такие фокусы нарушители выкидывают сплошь и рядом. И потом, мы даже не знаем, куда планируется осуществить переброску - от нас или к нам?
- Подведем итоги, - начальник прихлопнул на столе несуществующую муху, - в последние три недели... В общем, сплошные- кто-то, где-то, как-то. Короче, мы не имеем практически ничего. Сегодня я доложу обо всех наших соображениях заместителю пограничной комендатуры по разведке подполковнику Парамонову. Ну а с островом... Пока ничего менять в нашей тактике не будем. Разве что пошарим на дне, вдруг лодчонку, какую притопленную найдем. Ну, а вы сегодня в час тридцать ночи выдвигаетесь на остров с максимальным соблюдением мер маскировки. Вопросы? Тогда всем спать, хотя... Постойте, а что это за Хродв..., ну этот как его?
- Хродвальд, а точнее Однорукий Хродвальд, между прочим это имя у викингов обозначало «власть и славу». Вы тут, товарищ капитан, всего месяц и, наверное, не знаете, а между тем это, можно сказать изюминка нашей заставы. Как говорится, предание старины далекой... - неторопливо начал Лавр, явно смакуя каждое слово.
- Не далекой старины, а глубокой, - поправила я.
- Какая шут разница. Суть дела от этого не меняется. Есть тут у нас одна гать, ну дорога такая, из бревенчатых надолбов через топи. Кстати, совсем недалеко от озера, метров двести, не больше. Так вот, местные жители утверждают, что в незапамятные времена...
- Постой, какие местные? Тут, и местных-то, никаких нет, - не понял Пустой.
- Не знаю, мне лично старший прапорщик Глаголев рассказал. Короче говоря, в незапамятные времена любил охотиться в этих местах один довольно могущественный по тем временам мужик. Звали его, как я уже говорил, Однорукий Хродвальд. Руку он потерял в одном из многочисленных походов на славянские и другие земли, но и с одной рукой стоил целой дружины. И вот, как-то, приехал он в эти места на охоту вместе со своей молодой и красивой супругой по имени Хульда, имя это по различным источникам обозначает «тайна» или «дельфийская дева». – Не упустил возможности блеснуть эрудицией Лаврушин. - Уж не знаю, как там все получилось, история об этом умалчивает. Только, потерялась она. Если быть совсем точным, поехала верхом через эту самую гать, да и сгинула. Может, лошадь оступилась или еще чего, а болота там жуть какие. В общем, искали ее, но не нашли. Вернулся Хродвальд домой, помаялся годик и приказал выстроить замок рядом с этой самой гатью. Кстати, развалины замка сохранились до сих пор, как ни будь на днях покажем Вам, товарищ капитан. Значит, построил замок и переехал туда жить, причем в полном одиночестве. Появлялся на людях редко, но всегда в белом плаще с мальтийской звездой и красным подбоем, и еще говорят, что он никогда не расставался со своим мечом. Рассказывают, что каждую ночь, сгинувшая в топях супруга, приходила к нему в замок. Ну не она конечно, а ее дух. И они по ночам вместе плавали на ладье по озеру, любили подолгу сидеть на острове с зажженным факелом. Многие крестьяне из окрестных деревень видели на острове свет. Ну, и приписывали его факелам Хродвальда. Сами понимаете, средневековые предрассудки.
- Слушай, Лаврушин, а можно без лирики? Давай суть дела. - Не выдержал начальник.
- Конечно, но тогда Вы не услышите самое интересное. Так вот, скоро этой идиллии пришел конец. Кто-то из родственников или близких друзей викинга заказал. По преданию, убийца выстрелил в Хродвальда из лука, но любовь его жены была так сильна, что ее бестелесный дух задержал стрелу. Рыцарь разделался с врагами, но стал осторожнее и уже не плавал на остров. Однако, каждую ночь, вместе с обожаемой супругой Хульдой, чудесным образом оказывался на острове, а с рассветом рыцарь опять появлялся в замке.
- Димон, - нетактично влезла я, видя, что мои красноречивые взгляды на часы и закатывание глаз не оказывают на оратора никакого действия, - нельзя ли покороче? Очень спать хочется.
- Я уже заканчиваю. Фу, ты черт, сбила меня с мысли, ах да. Так вот счастье, как вы знаете, не может длиться вечно, и однажды ночью она не пришла. Прождав Хульду до рассвета, Хродвальд взял факел, надел свой любимый белый плащ со звездой, меч и сам отправился на гать искать любимую. И сгинул, вслед за женой. С тех пор в какие-то определенные ночи однорукий викинг выходит из болот на гать и с факелом в руках зовет свою возлюбленную. И если кто нибудь встретится ему на пути, то тоже сгинет в топях. Я, конечно, в это не верю, но вот некоторые наши товарищи, - тут Лавр бросил в мою сторону ехидный взгляд, - утверждают, что видели нечто странное в тех местах. Но вообще-то, мы стараемся туда не ходить.
- Боитесь что ли? - Усмехнулся начальник. - И много таких мест на нашей заставе, куда пограничники не ходят?
- Да везде мы ходим, - пояснила я, - Димка просто неправильно выразился. А стараемся туда без надобности не ходить, совсем по другой причине.
- ...???
- Мин там много осталось, с войны, толком так и не разминировали. Здесь ведь проходил второй рубеж линии Маннергейма. Металлоискатель пищит, куда не ткни, - проговорила я нехотя. - И еще … говорить о том месте у нас на заставе без необходимости не принято. Дело в том, что совсем недалеко от развалин замка, в конце пятидесятых, стояло старое здание нашей заставы. И однажды ночью, какие-то психи с той стороны вырезали всех пограничников. Спящих, шомполом в ухо... Заставу потом построили на новом месте, а та мертвая, так и осталась стоять.
- Посмотрим, посмотрим - пробормотал Пустой.
- Напрасно, Вы так, товарищ капитан, там действительно мин полно. - Попытался реабилитироваться Лаврушин. – Вон лося зимой, как раз там миной и накрыло. Не верите - спросите кого угодно.
- Да верю я, верю, - сказал Пустой и зевнул, - занятная история, нужно будет обязательно посмотреть на месте. Но спать, действительно пора, давайте-ка закругляться.
Выйдя от начальника, я взглянула на часы и обомлела - было уже семь часов утра. Пора было кормить моих волкодавов, да и самой малость подкрепиться, перед тем как отойти ко сну.
5
Около часа ночи, тщательно проверив снаряжение и оружие, мы отправились, как у нас говорят, тащить службу. У Лавра было на редкость хорошее настроение, хотя ночка нам предстояла та еще. Но я-то знала, чем он так доволен. Дело в том, что он сегодня получил из дома объемную посылку, о содержании которой не нужно было долго гадать. В принципе, достаточно было взглянуть на его довольную рожу. Забыла Вам сказать, что единственным, по-настоящему сильным увлечением нашего доблестного специалиста по сигнализации и связи было вовсе не розыск и поимка опасных нарушителей границы, поедание сгущенки. Причем, в таких количествах, что любой другой человек давно засахарился бы изнутри, но только не Лавр. Что характерно, сам Лаврушин, всяческие подколы на эту тему воспринимал вполне дружелюбно. Правда, всякий раз заявляя, что ест сгущенку исключительно потому, что она хорошо успокаивает его, Лаврушина нервную систему.
Скрытность передвижения нам не совсем удалась, а проще говоря, не удалась вовсе. Конечно, я и раньше подозревала, что Дик, способен на разного рода пакости по отношению ко мне. Но чтобы вот так взять и просто смыться, да еще во время выполнения особо важного задания - это уже, согласитесь, просто паскудство. Короче говоря, Дик с громким лаем скрылся в лесу. Видимо, решил на досуге погонять зайцев. Ну, а мне пришлось битых полчаса свистеть, орать, топать ногами и размахивать руками, прорываясь сквозь хитросплетения елок и палок. Вы, наверное, не представляете себе, что такое бег в кромешной тьме через бурелом. Это, поверьте, мне запоминается надолго. Представьте себе, что бежите и вдруг обнаруживаете, что под ногами у вас нет больше тверди земной. Только что была и, вдруг, пропала. Вы на мгновение зависаете в воздухе и тут же стремительно летите вниз, подчиняясь закону земного тяготения. При этом Вам кажется, что полет длится уже целую вечность и по самым скромным подсчетам близок центр Земли. В этот момент происходит соприкосновение с чем-то твердым и холодным, несмотря на то, что по вашим представлениям, основанным на школьной программе, в центре Земли все просто обязано находиться в расплавленном состоянии. Вы начинаете догадываться, что это самый обыкновенный булыжник на дне самой обычной воронки и, чертыхаясь, пробуете подняться. Однако, тут же ощущаете ужасный удар по затылку. Понимая, что шансов выжить, практически нет, Вы хватаетесь за голову и незамедлительно получаете еще один сокрушительный удар. В свете искр, которые сыплются у Вас из глаз, видите, что действительно валяетесь на дне огромной воронки, а то, что не слишком любезно опустилось вам на голову... Не что иное, как ваш собственный автомат и ваша собственная радиостанция, которые все время до падения мирно покоились у Вас за спиной. Понимая, что чудом остались живы, Вы спешите покинуть столь не милое Вашему сердцу место. Что Вам и удается, примерно через четверть часа. А потом все вышеизложенное повторяется с подозрительной периодичностью в десять - пятнадцать минут и единственным Вашим желанием становится, найти этого негодного пса и размозжить ему голову. Но когда Ваш пес, наконец, откликается и бежит Вам навстречу, демонстрируя полное послушание и покорность, когда, наконец, Вы видите в этих преданных собачьих глазах готовность понести заслуженное наказание, то ограничиваетесь лишь крепким пинком. После чего Ваш пес начинает строить из себя оскорбленную невинность. А еще через десять минут, глядя в эти честные собачьи глаза, Вы раскаиваетесь в своей жестокости и делаете первый шаг к примирению. И тут, вдруг, обнаруживаете, что где-то посеяли компас, а ночь, как назло, темнее не придумаешь и на небе ни одной звездочки. И Вами снова овладевает приступ ярости…
Кое-как, сориентировавшись по редким звездам, мы, наконец, выбрались на дорогу. Лавр в это время приканчивал вторую банку сгущенки и остался глух к моим жалобам на несносного пса. Вот уж в истину – «сытый - голодного не разумеет».
Устроились мы на острове, можно сказать с комфортом. С северной стороны скальный массив острова образовывал нечто схожее с открытым сверху фортификационным сооружением. Основанием этого нагромождения каменных глыб, служила довольно обширная площадка, щедро усыпанная толстым слоем сосновых иголок от стоящей здесь же, огромной и разлапистой сосны. У меня даже мелькнула мысль, что сосне этой никак не меньше ста лет. С плато отлично просматривался не только весь остров, но и почти вся прибрежная полоса. Чистая и яркая луна, как нельзя, кстати, выплывшая, наконец, из-за облаков, обеспечивала прекрасную видимость, а довольно редкое в этих местах полное безветрие - отличную слышимость. Окончательно убедившись, что уж сегодня-то мимо не проскользнет и мышь, мы заняли наблюдательную позицию и доложили на заставу, что прибыли на место. Мой напарник принялся за третью банку сгущенки, а я, глядя на притихшую природу и звездное небо, раздумывала о бренности всего сущего.
Из состояния полного умиротворения меня вывела радиостанция, которая сначала противно зашипела, а потом заговорила четким голосом капитана Пустого:
- Шестой, шестой, я - первый, снимайтесь. Сегодня представления не будет. - И как бы предвосхищая мой вопрос, коротко пояснил, - две минуты назад с сопредельной территории были выпущены две сигнальные ракеты, хорошо видимые со станции Болотной, - потом помолчал и добавил, - вас засекли...
- Вас понял, - ответил за меня Лавр и отключился.
- Да, дела. Хотя лично мне не совсем понятно, как нас могли засечь. Ведь до границы отсюда никак не меньше километра, - ответила я на его удивленный взгляд, - неужели запеленговали наш первый радио сеанс? По-моему, очень маловероятно. Ты сколько времени был на связи с заставой?
- Секунд двадцать, не больше, но за это время невозможно составить треугольник ошибок и вычислить наше месторасположение. Значит, нас кто-то видел.
- Лавр, - вскипела я, - даже если кто-нибудь приблизился бы к нам на расстояние слышимости, не говоря уже о видимости, собаки моментально отреагировали бы. Ты же не будешь утверждать, что мы ломились по лесу, как «лоси по кукурузе»?
- Я свое мнение оставлю при себе, - глубокомысленно изрек Лаврушин и отвернулся.
Всю обратную дорогу Димка молчал, а я мучительно пыталась разобраться в том, что произошло и где, мы прокололись. Но чем больше я убеждалась в том, что прокола с нашей стороны не было, тем больше разрасталась пустота в груди, в предчувствии какой-то неясной, но неотвратимой опасности...
6
- Ну, рассказывайте, - произнес начальник, вяло, отмахнувшись от рапорта.
- Да рассказывать особо нечего, - начала я, - около заставы смылся Дик, пришлось пошуметь немного, но от острова это в шести километрах. Далее шли по правилам, как учили. Собаки вели себя спокойно, шарили по кустам, но никого не засекли. До острова дошли в расчетное время, замаскировались, вышли на связь... А через двадцать семь минут - сами знаете, - я не смогла скрыть досады и махнула рукой, - не могли нас засечь, понимаете, не могли!
- Странно... Засечь, значит, вас не могли. Так?
- Так, - подтвердила я.
- А с острова нарушители тоже куда-то испаряются. Так?
- Так, - развела я руками, уже догадываясь, куда он клонит.
- И что же это, девочки и мальчики, у нас получается? - Вкрадчиво спросил Пустой. - А получается то, - неожиданно громко рявкнул он, - что гнать вас надо в стройбат и меня вместе с вами!
Потом помолчал с минуту и, видимо поостыв, добавил:
- Ладно, давайте кумекать, - сколько были на связи с заставой?
- Секунд двадцать, - ответила я, - да думали мы об этом, товарищ капитан, не реально так точно засечь радиостанцию, работающую в режиме передачи такое ничтожно малое количество времени.
- Вы лучше думайте! А то заладили, как попугаи... Невозможно засечь, говорите? А испариться с острова в считанные минуты, преодолев при этом водную преграду шириной более километра, по-вашему, возможно? Так что думайте, а то развели тут, понимаешь, детский сад. Все сказочками меня пичкают про болота, да про призраков.
- Причем тут призраки, - сразу надулся Димон, - Вы же сами просили, я и рассказал.
- Кстати, Ростова, все хочу тебя спросить, а что это у тебя за странный медальон такой? – спросил Пустой.
- А это, - я взяла в руку и вытащила из разреза камуфляжа тяжеленькую золотую вещицу, украшенную двумя рубинами, - дед из Германии приволок после войны. В старинном замке нашел. Красивая вещь, жалко только как будто обрублена с одной стороны, И самое странное – как я стала его носить, сны мне часто снятся, такие занятные, все про рыцарей. Как будто я сама переношусь в те времена. - Я зажала медальон в руке, задумалась на мгновение, и вдруг меня осенило!
- Вот дура, как же я сразу не догадалась! Это же очевидно! Хродвальд как раз и имеет самое прямое отношение не только к острову, но и ко всей ситуации в целом, - энергично начала я, не обращая внимания на изумленно глядевших на меня присутствующих, и быстро, как бы боясь забыть что нибудь важное, продолжала:
- Помните, что сказано в легенде: «...Хродвальд стал очень осторожен после покушения на него и перестал плавать на остров на ладье, но тем не менее каждую ночь чудесным образом оказывался на острове... » ? Это так сказать, первое свидетельство о таком странном перемещении человека в пространстве. Думаю, что очень удивлю вас, если скажу, что располагаю еще одним подобным свидетельством.
- ...???
- Была в этих местах похожая история, только во времена сравнительно не такие далекие...- Продолжала я, уверенно детали одной истории, которую в детстве любил рассказывать мне дед. Конечно, о ней я знала с детства, но никак не предполагала, что в тех рассказах, услышанных от деда, речь шла об этом самом острове. Мысль эта пришла сразу, как только Лавр еще раз поведал нам байку про Хродвальда. А как только вы спросили про медальон, тут то я все и поняла. Конечно, и раньше улавливалось что-то похожее в этих двух историях. И вот, наконец, сейчас щелкнуло в голове и все как будто встало на свои места. Какой все-таки иногда я бываю непроходимой тупицей! - Дело было во время финской войны. Мой дед тогда в этих местах дивизией танковой командовал. Так вот жена его первая, как только дед на фронт уехал, пошла на курсы ОСОАВИАХИМа. Закончила их и тоже на фронт. Ну, ее и забросили в тыл, корректировать огонь нашей артиллерии. Точка, с которой она вела наблюдение за вражескими войсками, находилась, как утверждал дед, на каком-то острове. Он называл его «Крестовым». Из-за того, что с воздуха он напоминал крест. Остров этот был выбран очень удачно, так как его месторасположение полностью исключало риск попасть под свой же снаряд. Короче говоря, часов за восемь до наступления Красной Армии, связь с разведчицей прервалась и больше на связь она так и не вышла. Как только наши войска отбросили неприятеля, дед кинулся на этот остров, но жену не нашел. Там, по его словам, вообще творилось нечто странное. Например, к острову вела по девственно чистому снегу только одна лыжня. Причем, что очень любопытно, люди, последние воспользовавшиеся этой лыжней двигались по направлению к острову. А вот следов кого-либо, покинувшего остров, просто не было. Как, впрочем, и следов его жены. Короче, весь остальной снег вокруг острова был нетронут. Единственное, что обнаружил дед со своими разведчиками на противоположной стороне острова, так это девять трупов солдат. Причем, явно расстрелянных своими же, так как лежали они так, как будто перед смертью стояли в шеренгу и что интересно, все были с оружием. Кто их расстрелял и куда, потом делся, так и осталось загадкой, дед говорил, что создавалось впечатление, что этот кто-то просто испарился. Дед, понятное дело, бросился допрашивать пленных, которые тоже рассказали интересные вещи. Оказывается, озеро и, соответственно, остров последние несколько месяцев перед нашим наступлением был объявлен, так называемой «зоной с особым режимом пропуска». И туда, понятное дело, не пускали никого кроме немногочисленной охраны и группы высших офицеров в составе трех человек, причем были эти люди в нацистской форме. В общем, все говорило о том, что объект на острове готовили к срочной эвакуации. Но по каким-то причинам до самой эвакуации дело не дошло. Охрана оказалась убитой, а дедова жена и трое этих самых немецких офицера пропали бесследно. Теперь у меня к вам вопрос, улавливаете ли вы сходство с байкой про однорукого Хродвальда? Там и там, либо на остров попадали каким-то непостижимым образом, либо испарялись с него, причем заметьте, также, не понятно как. Я уже не говорю о том, что очертания острова нашего на карте тоже напоминают крест. Причем, ни какой нибудь, а мальтийский. Ну, а о третьем свидетельстве этого чуда, напоминать не буду. Это как раз и есть наши незнакомцы, оставляющие лишь запаховый след. Конечно, если это и есть тот самый остров.
- Да... Интересная петрушка у нас получается. Единственный вывод, который напрашивается сам собой, это наличие некоего подземного хода, соединяющем остров с берегом озера, а может вообще выходящем на сопредельной территории или ..., что значительно хуже, у нас в глубоких тылах. Если это так, то это полный... И, главное, информации у нас - кот наплакал. Все-таки, может ты чего упустила, Наташка? - с надеждой в голосе спросил начальник заставы.
- Еще, вроде, дед говорил, что остров сразу после его доклада в штаб фронта взяли под охрану какие-то головорезы из НКВД. Но вообще-то Вы, товарищ капитан, попали прямо в десятку. Дед тоже твердил про подземный ход, особенно когда у него наступали приступы откровенности. Хотя, его разведчикам ничего похожего обнаружить не удалось. А уж нашли ли чего энкэвэдэшники, - сами понимаете, не узнаешь никогда.
- Я думаю, что «спецы» из НКВД тоже ничего не нашли. Иначе, при строительстве инженерного рубежа государственной границы наличие подземного хода обязательно учли бы. Если только, они сами не использовали его в каких-то целях. Например, как коридор на ту сторону, для заброски нелегалов. Я мыслю так, что если тогда обнаружили подземный ход, то по логике вещей должны были засыпать его. То есть, я хочу сказать - если он до сих пор существует, то либо его тогда не нашли, либо нашли и до сих пор используют.
- Да, веселенькая история. И что же нам теперь делать. Я думаю, если мы раскроем конспиративный коридор КГБ, а при этом нельзя забывать, что сами относимся к этому ведомству, то нас по головке явно не погладят. И с другой стороны, если оставить все как есть, а ходом пользуются враги, то нам вообще каюк, - подвел неутешительный итог Лавр.
- Попробуем сделать следующее, - задумчиво проговорила я. - Если это комитетский коридор, то мы ничем не навредим, а если не дай бог им пользуются все-таки не наши, то им будет крайне неприятно узнать, что мы решили усилить инженерный рубеж на острове. Тем более скоро выпадет снег, и если они не поторопятся, то для осуществления переброски им придется ждать до следующей осени. Пока не наступит «чернотроп». Вот мы их и поторопим. Надо завезти на остров бухты три-четыре колючей проволоки и ящиков по пять изоляторов, гвоздей, ну и опорные столбы. Таким образом, мы дадим им понять, что времени у них до первого снегопада практически не осталось и с переброской затягивать не стоит.
- Правильно, - поддержал меня Лавр, - ведь если предположить, что подземный ход существует и связывает наши тылы с сопредельной территорией, то остров - единственное место, где этот ход прерывается и нарушителям приходится подниматься на поверхность.
- А с чего это ты взял, что ход прерывается? - Не поняла я.
- Наташа, но это, же очевидно! В противном случае они не срабатывали бы сигнализационную систему, а просто преодолели бы ее под землей. Мы бы и знать ничего не знали.
- Интересное предложение, я имею в виду насчет мнимого строительства еще одного рубежа на острове. Значит, сделаем так. Сейчас выспитесь, а часика так в три по полудню, дуйте на остров и постарайтесь найти... Даже не знаю что, но хоть что-то, что бы либо подтвердило версию о подземном ходе, либо опровергло бы ее. Сейчас важно все, что касается острова. Ну, а со стройматериалами придется подождать, вы же знаете, что любой вопрос со строительством я обязан согласовать с пограничной комендатурой.
- Но, ведь строительства-то никакого не будет, это, же все бутафория, туфта! - Воскликнул Лаврушин.
- Тем более, - отрезал капитан Пустой и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
