«МОСКОВСКИЕ ПАСТОРАЛИ ИЛИ ПЛЯСКИ С ДЬЯВОЛОМ»
Август, 1990
1
Прошло почти три года с тех пор, как я успешно, хотя и не по своей воле, дембельнулась из Вооруженных сил СССР и вернулась домой. К описываемому моменту я успела окончить три курса второго медицинского института, выйти замуж и развестись, завести собаку и многое чего еще, чем так щедра гражданская жизнь. В общем, студенческая жизнь текла, заставляя меня окунаться с головой в водоворот страстей и событий. Поездки с сокурсниками на Кавказ и в Карпаты, захватывающие походы в Ново-Афонские пещеры в Абхазии, скалолазание по Карадагу - летом, а лекции, семинары, коллоквиумы, экзамены, пивная на Юго-западе «Ракушка», регулярные рейды в институтском оперотряде - в остальное время года, не располагали к грустным воспоминаниям. Гнали их прочь. И я, все реже и реже стала вспоминать нашу пограничную заставу и все то, что было с ней связано. Только иногда, будучи на даче в глухой деревне в Калужской области вдали от всех, я вспоминала обо всем. И сердце сразу наполняла необъяснимая тревога, которая не уходила потом несколько дней, заставляя топить себя в водке... Единственным человеком, которому я рассказала обо всем, был отец. Но это было давно. И больше я к разговору на эту тему не возвращалась. Хотя во снах снова и снова видела все. И грустные глаза капитана Пустого, которому предстояло ехать утром в отряд вместе со мной, где ему и подписали документы на очередную командировку в Афганистан. Вновь я слышала, как, предчувствуя наше скорое расставание, выли на питомнике, Дик и Петти. И, конечно же, больше всего мне не давали покоя останки отважной разведчицы, все еще покоящиеся в подземелье замка Хродвальда. Временами я чувствовала непреодолимое желание бросить все, сесть на поезд и мчаться к нашей северной границе. Зачем? Я и сама не могла себе объяснить это. В противном случае, я, наверное, так бы и поступила. Но с возвращением из деревни в Москву, все это сразу отходило на второй план, и я успокаивалась. Наверное, так продолжалось бы и дальше... До тех пор пока воспоминания совсем не стерлись бы из моей памяти. Но…
2
В это солнечное июльское утро я сидела у раскрытого окна, мчавшейся в сторону Калужской области электрички. И, прихлебывая прямо из узкого горлышка холодное сухое вино, разглядывала в упор наглого молодого человека. Парень сидел напротив меня и совершенно открыто пялился на мои стройные ножки. Изредка, и с деланным равнодушием я поворачивала в его сторону свой слегка вздернутый носик, а он то и дело бросал на меня оценивающие взгляды. Не знаю почему, но меня это веселило. Надо сказать, что по абсолютно не объяснимым для нормального человека причинам меня веселило в это утро все. Хотя радоваться, как раз-то особых причин и не было. Так прошел, наверное, час нашего совместного путешествия. Наконец, на исходе примерно шестьдесят пятой минуты красавец, сидящий напротив, все-таки решился осведомиться:
- Молодая леди, находит в моем внешнем виде что-то смешное?
- В Вашем? Помилуйте, сударь! Скорее в своем, - сказала я и тут же задала, как это всегда бывает, глупейший вопрос:
- Вина хотите? Холодного?
Он, конечно же, хотел. Еще бы, не хотеть холодненького. В такую-то жару. Но стеснялся. А может и побаивался. Сами знаете, как опасно в наше время заводить знакомства в электричках, да еще с человеком, который без видимых причин прямо надрывается от хохота. А смех без причины, как известно - признак... Но я все-таки, настойчиво протянула ему пластиковый стаканчик с вином и сказала первый тост, который ему почему-то очень понравился. Сколько живу на свете, столько убеждаюсь, что так устроено большинство людей. Почему-то, у них, от сознания того, что кому-то рядом еще хуже, чем им самим, значительно поднимается настроение.
- Давайте выпьем за самого несчастного человека на свете! - провозгласила я и плеснула себе в глотку добрую порцию «Алиготе». Потом рванула красочную обертку «Сникерса» и галантно протянула его соседу.
- Насколько я понял, самый несчастный человек - это Вы? - осведомился он, прожевав кусочек заморского шоколадного чуда. - Что-то не похоже.
- Как это не похоже, - возмутилась я, - Во-первых, вчера за хроническую неуспеваемость меня выперли из медицинского института, к счастью не навсегда, а с правом восстановления через год. Правда, должна вам сказать, это, увы, не было для меня неожиданностью. Я человек гордый и сразу сказала себе, что если декан нашего факультета не возьмет свои слова обратно, то мне придется покинуть институт. А он, как Вы догадываетесь, и не подумал это сделать.
- И что же такого страшного сказал ваш декан?
- Дословно следующее: «Боюсь, Вам придется покинуть наш институт".
После этих слов он заразительно рассмеялся, а я невозмутимо продолжала:
- Во - вторых, всего каких нибудь три часа назад меня выгнал из дома, правда, своего, мой последний гражданский муж. Согласитесь, что принимать такие радикальные меры к человеку, слегка пригубившему огненной воды - просто паскудство. Тем более у меня для этого ужасного поступка был повод.
- Ну, конечно, все так говорят!
Видимо, пригубила я вчера все-таки лишнего, ибо всегда стеснялась заводить знакомства в общественном транспорте, а тут вдруг поперла на несчастного, как танк:
- А как Вас зовут? Теперь вы все про меня знаете, а я про вас - ничегошеньки, - вконец обнаглела я, доставая из пластикового пакета с изображенной на нем полуголой красоткой еще одну бутылку.
- Антон, - певуче проговорил он и собирался что-то добавить, но замолчал. Представьте себе - вино застряло у меня в глотке. Эффект был поразительный. Молчание наше скорее напоминало сцену из кинофильма «Покровские ворота». Дело в том, что моего первого мужа тоже звали Антоном, и я была сыта, как говорится, им по горло. Что впрочем, несмотря на нехорошие предчувствия, промелькнувшие у меня в голове, не ослабило моего интереса к данной особе. Уж не знаю, что заставляет женщин снова и снова бросаться в омут, но единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что в тот момент в моей голове плескалось к тому времени гораздо больше «Алиготе», нежели расплавленных на жаре мозгов. Только так я могу объяснить мои дальнейшие безрассудные поступки. Короче говоря, на мою не слишком любезную мимику Антон, к счастью, не обратил абсолютно никакого внимания, так как был занят созерцанием чего-то или кого-то в боковом проходе.
- Наташа, - также представилась я, отвлекшись от бутылочной пробки, которую тщетно пыталась протолкнуть внутрь, и проследила за его взглядом. В проходе прямо перед нами стоял, я не побоюсь этого выражения - «целый цыганский табор»! Но мне было не до него. До конечной станции «Малоярославец» оставалось совсем мало времени, а еще надо было успеть закрепить успех. Сидеть на даче одной, мне не улыбалось. А тут подвернулся такой мачо. Антон мне чертовски понравился и, если бы еще удалось заманить ее к себе на фазенду... Естественно, без всяких гнусных намерений!
Тут ко мне, весьма некстати, обратилась, проходящая мимо цыганка:
- Позолоти ручку - всю правду скажу.
Уж не знаю почему, но при всем обилии вокруг других потенциальных жертв, абсолютно все, без исключения, цыганки предпочитают обращаться с подобными предложениями именно ко мне. Наверное, из всех окружающих, я выгляжу, наиболее, глупо. Обидно, конечно, но такова суровая действительность. После того, как меня несколько раз самым бессовестным образом облапошили, один знакомый молдаванин, дока в таких делах, объяснил мне, как себя вести. Главное, - ни при каких обстоятельствах не вступать с цыганками в разговор. Заговоришь с ними - пиши, пропало, не отвяжутся. Поэтому, я поспешно отвернулась. Наверное, даже чуть быстрее, чем требовала от меня в данный момент элементарная вежливость. Цыганка замолчала, но не успела я вздохнуть с облегчением как ее, оборванные детишки потянули ко мне и моему новому знакомому свои чумазые ручки. Конечно, мне было их жаль, но я помнила строгий наказ старого молдаванина. И первые несколько секунд, держалась, как последний дот Брестской крепости... И все же достала какую-то мелочь из кармана и дала каждому ребенку по монетке. Чертова идиотка, хотела выглядеть великодушной в глазах сидящего напротив парня. За что моментально и поплатилась...
Не успела я оглянуться, как эта старушенция в цветастой юбке и таком же платке вырвала у меня из головы волос и, бросив его на невесть откуда появившееся зеркальце, воззрилась на него. От такой наглости я, естественно, на некоторое время потеряла дар речи. После секундного молчания цыганка, как-то неуловимо изменилась в лице, потом неожиданно забрала у детей деньги, которые я им дала, положила их рядом со мной на дерматиновое сидение и ни слова не говоря пошла прочь. Тут, я обалдела окончательно. Забыв о прекрасном спутнике, я бросилась вдогонку и нагнала старуху уже в тамбуре.
- Что хочешь, молодая и красивая? - как-то странно спросила она, не оглядываясь.
- Что Вы там увидели? Скажите! Вот - деньги, - почти вскричала я.
Никогда не думала, что я такая впечатлительная, но в данный момент меня почему-то трясло, причем как в лихоманке, наверное, от жутких предчувствий.
- Приедешь домой, - замогильным голосом начала она, - найдешь любимого человека мертвым. И семь лет будешь одна... Все, больше ничего не скажу. А деньги свои - себе оставь, - сказала и пошла себе дальше, как ни в чем не бывало.
Я как в полусне добрела до своего места и сделав большой глоток из горлышка, тяжело плюхнулась на жесткое сидение.
- Ну вот, только познакомишься с приятной девушкой, как выясняется, что она обычный алкоголик, - откуда-то издалека долетел до меня веселый голос нового знакомого.
- Почему алкоголик? - не поняла я.
- Потому что пьешь одна, а мне не предлагаешь, - внезапно перешел он на «ты». Вот и выходит...
- Возьми, - торопливо сказала я и протянула ему бутылку. На мое удивление он тоже, как и я, глотнул прямо из горлышка и поинтересовался:
- И что такого эта старушенция тебе там накаркала?
Я удивленно посмотрела него: «Развитие наших отношений, судя по всему, резко набирало скорость. Впрочем, то, что у него от вина, на такой жаре, чуть закружилась голова, еще ни о чем не говорит», - и рассказала суть моих тревог.
- Чепуха, - поставил он уверенный диагноз, - плюнь и забудь, - добавил и снова потянулся за бутылкой.
Вскоре мы с ним неплохо поладили, и уже через каких нибудь два часа любовались красивейшим озером с крыльца моей дачи. Я сбегала к знакомым рыбакам и взяла по вполне нормальной цене свежей рыбы и заднюю часть кабанчика, забежала на почту и позвонила в Москву. А, убедившись, что там все в порядке, несколько повеселела. Ну, а потом вообще все было просто замечательно. Вскоре над нашими головами ярко засияли крупные звезды, а запахи ухи и шашлыка приятно щекотали нам ноздри. Ну, а уж когда костер совсем потух, и я увлекла Антошку в дом, где он бесцеремонно опрокинул меня на широкую кровать, тревоги мои рассеялись окончательно.
В эту ночь мне приснился страшный сон. Как будто, мы с мамой сидели на даче в саду. А кругом лежал глубокий нетронутый снег. Темнело. И мы вели неспешную беседу. Вдруг, я краем глаза увидела, как с крыльца быстрым шагом сошел папа в ослепительно белом длинном плаще с мальтийским крестом и кроваво-красным подбоем и, не оглядываясь, пошел вглубь, уже темного, сада. Мы окликнули его, но он не оборачиваясь, спешил прочь. Когда он скрылся в темноте, я вскочила и, хотела, было бежать за отцом, но остановилась, не сделав и шага. На снегу за ним не осталось ни одного следа. Глубокий снег по-прежнему был девственно чистым и нетронутым... Проснулась я в холодном поту и долго, с бешено колотящимся сердцем, лежала с открытыми глазами. Рядом зашевелился Антон и, повернувшись, нежно обнял меня, крепко прижавшись всем телом. Снова теплая волна захлестнула меня, и я утонула в каком-то спокойном и добром сне.
3
Этот день мы с нетерпением ждали всей семьей. Сегодня, наконец-то, должен был приехать папа. Дело в том, что папа мой работал, как бы это сказать... В общем, в компетентных органах. И годами пропадал за границей - то в Японии, то в Китае, то вообще черте где. Работа у него, понятное дело, была секретная и папа о ней почти ничего не рассказывал. Кроме, как о своих занятиях восточными единоборствами. Отец был в этих делах просто «профи» и имел, какой-то высокий дан. Но, к моему стыду, я в этом не очень разбираюсь. Правда, мы с мамой и сестрой о его работе особо и не спрашивали. На этот раз его не было в Союзе больше года, мы все очень соскучились и готовились к встрече. И, наконец, раздался долгожданный звонок в дверь.
После звонких поцелуев и традиционной раздачи заморских подарков, торопливого обмена самыми важными новостями и, наконец, сытного и обильного ужина, мы с отцом вышли покурить.
- Помнишь, ты мне рассказывала про подземный ход? - неожиданно, без всякого перехода, спросил меня отец, едва мы оказались на лестничной клетке.
- Конечно, помню, а что? - я едва не поперхнулась дымом от неожиданности.
- Да так, человек один интересуется, - неопределенно ответил отец.
- Из вашей конторы?
- Можно сказать и так. Хотя, это тебе знать и не обязательно.
- Хорошо, - согласилась я, - а дальше?
Отец прикурил новую сигарету и внимательно посмотрел на меня. Внимательно и скорее даже как-то оценивающе, как бы решая, - стоит, или нет продолжать разговор. Сделав пару глубоких затяжек, он, похоже, решился:
- Ты слышала, что нибудь о Мальтийском ордене?
- Ты имеешь в виду Орден Святого Иоанна Иерусалимского?
Отец недовольно поморщился и, не удостоив мой, по-видимому, глупый вопрос ответом, продолжил:
- Так вот, на участке вашей заставы есть развалины старого замка и целая сеть разветвленных подземных ходов. Впрочем, это ты знаешь. Это место очень заинтересовала в последнее время, кого бы ты думала? Ни за что не отгадаешь. Моссад. Израильскую разведку! А, учитывая, что территория СССР никогда не была в зоне их интересов, сама понимаешь, мы насторожились. Хотя, если быть совсем точным, то и западногерманская разведка засуетилась. Был проведен ряд оперативных мероприятий и, выяснилось, что их интересуют какие-то реликвии. Среди них старинный меч. Предположительно одного из Великих Магистров Ордена. Как он там оказался и почему пока неизвестно. И что еще непонятней, так это то, зачем он им понадобился. По непроверенным данным в подземелье находится чуть ли не коридор по которому можно перемещаться во времени. Так что твой случай смахивает на реальное путешествие во времени. Сейчас создана особая оперативная группа, руководство поручено мне. Вот меня и интересует все, что ты знаешь об этом месте, общее впечатление, версии, догадки.
- Ну, вообще-то, даже не знаю, что и сказать. Тогда мы были уверены, что на участке нашей заставы существует коридор по переброске наркотиков. Переход во времени получился сам собой. Никаких особых действий я не предпринимала. Просто свернула не в тот проход. Вот и все. А потом также вернулась обратно. Я, честно говоря, думала, что это какая-то геологическая аномалия. А тут получается коридоры времени? В этом я точно ничего не смыслю. Интересно, что говорят физики? Совсем другая епархия так сказать и, как следствие - абсолютно другие методы.
- Ну, методы-то одни и те же. По последним данным, перемещения во времени возможны только с помощью этого древнего меча. Не понятно только, какого хрена они столько раз пересекали инженерный рубеж госграницы. Я так понимаю, что вещица эта не очень тяжелая. Достаточно было бы и одного раза, - вздохнул отец.
- Но я ни какого меча в глаза не видела. Говорю же все произошло само собой! Ты, что мне не веришь? А причем тут большегрузные автомобили перегрузка перед таможней, а ящики? Что в них было? Какое-то специальное оборудование, чтобы найти этот меч? Георадары, например, или как они там правильно называются? А может, в слово «меч» наши израильские «друзья» вкладывают какой-то абсолютно другой смысл, например кодовое название какого, нибудь «оружия возмездия». Ведь известно, что немцы там тоже копошились.
- Да нет, известно точно, что речь идет именно об антикварной вещице длиной не более полутора метров. Так что, если на острове и в развалинах замка больше ничего нет, значит, и немцы искали то же самое.
- И, похоже, что нашли. Перемещаться в пространстве, все же они научились? Прямо «Святой Грааль» получается, - фыркнула я.
- Зря смеешься, меч-то они скорее всего нашли и даже возможно были удачные экспериментальные попытки перемещения во времени. Однако, странно, что на этом все и закончилось! Страшно даже подумать, что было бы заимей фашисты такое оружие в тридцать девятом. Наше ведомство прямо на ушах стоит. Ну что скажешь? Только серьезно.
- А если серьезно, то младшему лейтенанту войск НКВД Лелюх Екатерине Ивановне спасибо скажите. Если бы не она, то весь мир бы перевернулся. Впрочем, если речь идет действительно о мече одного из Великих Магистров Ордена тамплиеров, то, возможно, тут есть над, чем подумать. Орден тамплиеров или «Храмовников» возник после Первого крестового похода. В 1118 году девять рыцарей создали орден, совмещающий в себе и монашеское и рыцарское начало. Они также дали обет целомудрия и бедности. Основатели ордена Гуго и Готфрид имели всего одну лошадь на двоих, - факт, увековеченный в печати Ордена, на которой имеется изображение двух рыцарей на одном коне. А в конце двенадцатого века они были так могущественны, что короли и те считались с ними. Говорят даже Ричард Львиное Сердце, умирая, сказал: «Я оставляю скупость цистерцианским монахам, роскошь монахам нищенствующим, а гордость тамплиерам», - вот, пожалуй, и все мои скромные познания. Ну а что думают в вашей конторе?
- В конторе ломают голову над останками двух солдат вермахта смерть которых наступила в результате огнестрельных ранений пулями калибра 5,45. А проще говоря, подстрелены они были из автомата Калашникова. К сожалению, кроме этих останков ничего интересного больше не нашли. Я имею ввиду, что скелетов было больше, но остальные имели характерные осколочные ранения. Первый раз, наверное, за всю историю наша контора гоняется за призраками двенадцатого столетия.
- Это я их зацепила. Тогда, буквально в метрах десяти в правом проходе, вы должны были наткнуться на останки разведчицы. Кстати, она говорила про какого-то Колесникова и что этот объект очень важен.
- Насчет Колесникова проверим, но больше в подземном ходе ничего найдено не было.
- Но Татьяна не могла далеко уползти с таким тяжелым ранением! Ей весь живот разворотило. Я когда вытащила Фугасова, сразу вернулась. Ну может минут двадцать прошло. Но тоже ничего не нашла. Там этих ходов – уйма.
- Может немцы с собой уволокли, теперь разве разберешься.
- Ага, своих оставили, а ее утащили? Зачем? Когда я ее оставила жить ей оставалось минут десять не больше. Это я тебе, как медик говорю.
- Ладно, главное сейчас – где этот пресловутый меч? Эх, встретиться бы и хорошенько потолковать обо всем этом с вашим Парамоновым. Та перестрелка на острове была между людьми Отто Рана и его людьми. - сказал папа и налил еще по одной.
- А что Парамонова так и не нашли? - спросила я удивленно. Я думала, что ваша контора такого не прощает.
- Не прощает. Да только исчез он. Бесследно. Скорее всего, у него были безупречно сделанные документы на другое имя. Именно, безупречные, а может, даже и настоящие, раз он нигде до сих пор не засветился.
- А ты надолго в Союз? - спросила я.
- Не знаю, как получится. Может недели на две, на три. Но, сколько бы я не пробыл здесь, а также в мое отсутствие... В общем, хочу тебя предупредить - вижу, как у тебя глазки-то заблестели, никому, никогда и не при каких обстоятельствах не рассказывай об этом нашем пьяном разговоре. Поняла? - резко спросил отец и внимательно посмотрел мне прямо в глаза абсолютно трезвыми глазами, сделав особый акцент на слове «пьяном».
В ту ночь мне снова приснился страшный сон:
«- Сэр, что делать с пленником? Он молчит.
Крестоносец внимательно посмотрел на стройную фигуру юноши. Капюшон его балахона сполз с головы, спутанные кудри цвета спелой пшеницы обрамляли красивое лицо.
- Это один из «посвященных». На костер его.
Ни один мускул не дрогнул на лице юноши. Двое крестоносцев подхватили его под руки и поволокли в сторону пылающих костров.
- Эндрю, мы захватили пленника вместе. А при нем было только это.
На широкой ладони рыцаря тускло блеснул медальон в виде мальтийского креста, украшенный рубинами.
- Друг, ты прав, поделим имущество по-братски, – с этими словами крестоносец положил медальон на плоский камень и, взмахнув мечом разрубил его на две части…»
4
Как-то вечером раздался звонок в дверь. Я открыла. Оказалось, это курьер принес отцу билет на самолет. Папу вызывали на работу. Однако, в назначенный день отец отказался лететь, сказав что у него есть дела и поважнее, и попросил меня сдать билет. На следующий день курьер снова принес билет. Но на этот раз папа заявил, что не долетит и что, вообще, пусть они все катятся к черту со своей Японией. Билет опять пришлось сдать. Так продолжалось три дня. Наконец, позвонил папин начальник и сказал маме, что следующий понедельник - крайний срок. И если папы не будет в понедельник ровно в 18.00 часов на борту рейса до Токио, то его ждут очень большие неприятности. После этого звонка между моими родителями состоялся очень крупный разговор, после которого отец несколько успокоился и согласился лететь. Однако, на следующее утро с отцом случилось вообще что-то странное. Я, проснувшись, брела в ванную, когда отец затащил меня на кухню и, прижимая палец ко рту, зашептал:
- Только не говори громко. Они нас слушают.
- Кто? - спросонья не поняла я.
- Они, - пробормотал папа и, совершенно дико сверкнув глазами, метнулся на балкон. Выглянул наружу. Потом с воплем: «Они уже у подъезда!», бросился в свою комнату. Послышалась возня с ключами. В руках отец держал толстую тетрадь в зеленом коленкоровом переплете. – Возьми и спрячь. Ни при каких обстоятельствах, слышишь, чтобы не случилось, никогда и никому не говори, что у тебя есть эта тетрадь!
Я, так и не проснувшись окончательно, машинально взяла тетрадь и, забравшись на табурет, не раздумывая сунула тетрадь в коробку с елочными игрушками. Выглянув на улицу, я убедилась, что это раннее утро сквер перед домом и все пространство перед подъездом было пустынно. Я бросилась в комнату отца. Он стоял у окна, спрятавшись за занавеской, и что-то бормотал. В руках он держал свой наградной «Макаров». Тут мне уже стало страшно по-настоящему. Проснулась мать. Отец ринулся к ней, крича на ходу:
- Прячьтесь у соседей! Я вас прикрою! Спрячьте эти записи и никому не верьте! Вы не знаете, что они хотят со мной сделать... Но я не поддамся! Я им не Федька! Я не полечу, не полечу, не полечу...
Мы с мамой принялись успокаивать его. Говорили, что во дворе никого нет. Предлагали поесть, выпить чаю, коньяку. Никакого эффекта. Потом, видя, что он немного успокоился, попробовали отобрать у него пистолет. Не тут-то было. Отец закричал что-то насчет того, что мы с мамой тоже с ними заодно и опять рванул на кухню. Мы с матерью метались по квартире, не зная, что делать. Во-первых, у него в руках был боевой пистолет, а во-вторых, сами понимаете, стоило только вызвать врачей или кого-либо еще и на его работе можно было поставить жирный крест. Мать, наконец, присела на краешек кресла и заплакала, навзрыд. «Теперь придется успокаивать обеих», - обречено подумала я и помчалась на кухню за стаканом воды для мамы, надеясь, что в собственную дочь отец стрелять не будет. То, что я увидела там - поразило меня. Отец почти совершенно спокойно сидел за столом и... пил чай. Я оторопело остановилась. Он поднял на меня спокойные глаза и сказал:
- Они ушли. Теперь надо идти в милицию. А то, они угробят и меня и вас всех, - и потянулся за пистолетом.
Я отшатнулась. А он усмехнулся и сказал:
- Дурочка, ты. У меня же дороже вас с мамой нет никого на свете, - потом все-таки взял пистолет и, опустив голову, поплелся в свою комнату, где продолжала навзрыд плакать мама. В милиции отца внимательно выслушали. Естественно отец умолчал о том, где работает, назвавшись сотрудником одного из министерств. Потом «опер» задал нам с мамой несколько дежурных вопросов насчет запоев и возможности употребления нашим папой различной наркотической гадости типа ЛСД. Получив категорически отрицательный ответ, «опер» развел руками и сказал, что попробует во всем разобраться. После чего поднялся из стола, явно давая понять, что разговор окончен.
Несколько дней до пятницы прошли вполне спокойно, и мы все вспоминали недавнее происшествие, как ужасный сон. Однако, в пятницу папа так напился, что учинил скандал в конце которого поведал нам с мамой, что был бы не сказано рад, если мы свалим на дачу и не будем больше отсвечивать в городской квартире. Само собой разумеется, мы обиделись. После чего погрузились в машину и отправились в деревню. Вдогонку папа крикнул что-то насчет того, чтобы раньше, чем его самолет оторвется от земли, мы не возвращались.
5
...Я перебралась по подземному переходу на другую сторону Волоколамского шоссе и тут со мной чуть не столкнулась какая-то хрупкая женщина средних лет. Ну, знаете, как это бывает, делаешь шаг в сторону, а тот с кем хочешь разойтись, шагает туда же. Ты опять в сторону, ну и он в ту же. Так и не можешь разойтись с человеком. На это раз мне все-таки удалось избежать столкновения, и я продолжила свой путь. Но на мое удивление женщина окликнула меня по имени. Я обернулась. Женщина смотрела на меня во все глаза и молчала. Тогда я подошла к ней поближе. Первое, на что я обратила внимание так это на пару внимательных темных глаз, смотрящих на меня сквозь огромные очки. На вид ей было лет пятьдесят, приятное лицо, светлые волосы, схваченные сзади в пучок черной аптекарской резинкой. Под мышкой женщина еле удерживала сложенную, но все равно показавшуюся мне огромной, спеленатую скотчем детскую кроватку.
- Наташа! Ой, как Вы изменились! И Леночка моя тоже повзрослела. Замуж еле отдала. За одноклассника вашего - Пашку Комарицкого. Что за девчонка! Погуляет с парнем недельку и все - говорит, разонравился. А сейчас такая нервная стала, она ведь на девятом месяце уже. Вот кроватку ребеночку прикупила, - затараторила она.
От такого неожиданного натиска я даже растерялась. Мысли в раз перепутались, и я никак не могла взять в толк: какая Леночка? И где это Леночкина мамочка умудрилась купить глубокой ночью детскую кроватку? И Комарицкого я не помнила. Да, точно, одноклассника по фамилии Комаров помнила, а Комарицкого нет!
Но дама не унималась.
- А, правда, что Вы бросили медицину?
- Да подождите Вы, наконец! Какая Леночка? Какой Комарицкий? Вы, наверное, меня с кем-то путаете...
- Да нет же! Ведь Вы - Наташа Ростова, верно? - и не успела я кивнуть головой, продолжила:
- Наш Пашка - то, пропал неделю назад. Вышел за молоком и пропал. Леночка извелась вся. Рожать же скоро, а тут такое, - и вдруг она заплакала почти навзрыд.
Я ничего, не понимая, подхватила кроватку из ее рук и, не зная, что сказать взял ее под локоть. Наконец, женщина успокоилась и, подняв на меня заплаканные глаза, вдруг спокойным голосом попросила:
- Наташа, проводите меня до дому, а? Очень Вас прошу. Леночка меня у подъезда встречает. Ну, Вы как старая знакомая, успокойте ее, нельзя ей сейчас волноваться.
И женщина настойчиво увлекла меня за собой. Хотя я и устала от шашлыка и спиртного, да и дорога от дачи не близкая, отказаться было бы, не вежливо. Тем более что в доме, куда, судя по всему, увлекала меня несчастная женщина, действительно жила моя одноклассница Лена Боровая. Я даже вспомнила, что в классе в пятом мы с ней не поделили жениха. Смех, да и только. А вот ее маму, как ни старалась вспомнить не смогла.
Подойдя к дому, женщина действительно направилась к подъезду, в темноте которого мы с Ленкой когда-то выясняли отношения. Но около подъезда никого не было.
Женщина заметно встревожилась и подняв глаза на окна дома проговорила потерянным голосом:
- А где же Леночка? И свет в квартире не горит.
Я почувствовала, что она опять разрыдается, и стала успокаивать ее как могла:
- Может, замерзла и пошла домой? Давайте поднимемся в квартиру и посмотрим, скорее сего она давно спит. Заодно и кроватку я вам помогу до дверей донести.
Женщина с испугом посмотрела на меня и жалобным голосом проговорила:
- Нет, что Вы! Оставайтесь здесь, а я поднимусь и посмотрю. Заодно покараулите кроватку, да и Леночка может, отошла куда нибудь.
Хотя я и не представляла, куда может в два часа ночи отойти беременная молодая женщина, пришлось подчиниться. Женщина скрылась в подъезде, а я поставила к стене дома кроватку и присела на лавочку. Прошло, наверное, минут пять. Я посмотрела на окна Ленкиной квартиры. Странно, но они были темны. Потом перевела взгляд на детскую кроватку. В сложенном состоянии и прислоненная к стене она напомнила мне вдруг крышку гроба. Выругавшись про себя, я все-таки встала и переставила ее к дереву. Впечатление от ее вида осталось прежним. Ох, если бы тогда я знала, насколько близка была к истине!
Прошло еще около часа. Я была зла и сильно промерзла. Сначала было, решила подняться в квартиру и учинить скандал, но потом здраво рассудила, что лучше оставить Ленке записку с просьбой позвонить утром, а кроватку отнести пока к себе домой. Благо идти до моего дома буквально два шага. А уж если она не позвонит утром, связаться с этой Ленкой и самому задать ей трепку. Беременная, а шляется, где-то по ночам. Неудивительно, что от нее муж сбежал. Хотя я не помнила точно, остался ли у меня телефон Боровой. Так я и сделала.
Подойдя к своему подъезду, я по привычке задрала голову вверх и посмотрела на окна своей квартиры. К моему удивлению, на кухне горел свет. Значит, папа все-таки не улетел. Не хотелось даже думать о том, что теперь ждет его на работе. Навряд ли, его погладят по головке за столь длительное отсутствие на боевом посту.
Я вихрем взлетела на седьмой этаж и стала настойчиво звонить в дверь. Однако, дорогой родитель открывать дверь явно не собирался. Я разозлилась. Мало того, что пришлось больше часа сидеть с этой дурацкой кроваткой перед Ленкиным подъездом, так теперь еще меня не пускают домой. Выпитая на даче водка начала выветриваться, а состояние похмелья или, как говорят в народе «отходняк», неумолимо приближался. Хотелось поскорей принять душ и упасть, наконец, в родную постельку. Поняв, что дверь мне никто открывать не собирается, я достала ключи, и с третьей попытки попав в замочную скважину, повернула ключ. Однако, нижний замок, судя по поведению ключа был открыт. Я толкнула дверь, но она не открылась. Вероятно, был закрыт верхний замок. Но в силу того, что им мы никогда не пользовались, ключ от него у меня отсутствовал. Посмотрев на часы и проклиная все на свете, я позвонила в соседнюю квартиру, где жила очень милая бабуля Наталья Николаевна. Она, несмотря на поздний час, открыла почти сразу.
- Наталья Николаевна, бога ради простите, но папа закрыл дверь на верхний замок, а у меня нет от него ключа, - извиняющимся голосом начала я, - разрешите позвонить от Вас по телефону, а то он почему-то не открывает. Может спит?
- Конечно, Наташенька, звони. А, что Александр Ростиславович разве не улетел? Может поставить чайку? - захлопотала соседка.
- Наверно, не улетел. На кухне свет горит, я видела снизу, а чайку не надо, спасибо.
- Ну, звони, звони. А то хочешь, оставайся на ночь у меня.
- Да нет, спасибо, Вы же знаете у меня там собака. Вдруг с ним не погуляли? - отвечала я, машинально накручивая диск телефона.
- Странно, занято. Пойду, попробую еще раз позвонить в дверь, может, проснулся?
Однако, дверь опять никто не открыл и в моей голове созрел план. Когда-то давно, еще в школе, я забыла дома ключи и залезла в свою квартиру через балконную дверь. Расстояние между нашим балконом и балконом Натальи Николаевны было около полутора метров, так что риск был минимальным, и я преодолела это расстояние в два счета.
Балконная дверь, по счастью, была приоткрыта. В большой комнате было темно и, пройдя ее на ощупь, я вышла в коридор, где сразу же споткнулся о валявшийся на полу телефон. Пройдя по коридору и миновав маленькую комнату где, судя по тявканью, была заперта собака, я оказалась в небольшом коридорчике, ведущем на кухню...
То, что я увидела на кухне, потрясло меня. Папа сидел на стуле, уронив голову на колени, неестественно подвернув под себя левую руку и упершись правой, сжатой в кулак, в пол. А еще все пространство вокруг - и холодильник, и кухонный гарнитур, стулья, пол и стены буквально все было залито кровью. Я стояла и растерянно взирала на все это не в силах сдвинуться с места, пока не ощутила во рту сладковатый запах смерти. Пошатываясь, я вышла в коридор и подняла с пола трубку телефона - она молчала. Тут я немного пришла в себя и, выйдя на лестничную клетку, закурила. Затянувшись пару раз, вновь позвонила в дверь к Наталье Николаевне.
- Наталья Николаевна, Бога ради извините, можно от Вас еще раз позвонить?
- А что случилось?
- Там, - начала я, не зная, что сказать, - с папой несчастье случилось.
Пожилая женщина начала было причитать, вероятно, по моему лицу прочитав самое худшее. Я же решительно бросилась к телефону и набрала « 03». Честно говоря, мне было жутковато, а, зная, насколько «оперативно» выезжают наши медики по вызову на труп, я довольно убедительно описала диспетчеру скорой помощи клиническую картину сильного желудочного кровотечения и следующего за ним гемолитического шока. Так у меня появился реальный шанс ожидать милицию, которая, как мне казалось если и приедет, то под утро, не в одиночестве, а в компании бригады интенсивной терапии. Положив трубку, я закурила новую сигарету и решительно вернулась в свою квартиру. Итак, все на кухне было залито кровью. Она еще не успела «залачиться», т.е. верхний слой крови, соприкасающийся с воздухом, не успел свернуться. Значит, страшные события разворачивались здесь совсем недавно – менее часа назад. Папа сидел на стуле, уронив туловище на колени и свесив голову. На спине никаких видимых повреждений не было. А вот на кулаке правой руки, которой папа как бы упирался в пол, ясно виделась приличная ссадина... Стол вообще являл собой что-то странное. Было, похоже, что за ним на протяжении как минимум недели пьянствовала целая компания БОМЖей. Заваленные окурками тарелки тончайшего саксонского фарфора с ручной росписью. Серебряные вилки и тут же вскрытые ножницами (!) консервные банки с лососем и сайрой. И многочисленные винтовые пробки желтого цвета из-под литровых бутылок со спиртным. Я их насчитала шесть штук.
- Ничего себе, посидели ребята, - горько подумала я.
Но что странно, самих бутылок не наблюдалось. Хотя, я - то отлично знала, что папа по мере опустошения стеклянной тары подобного рода, всегда сначала аккуратно заворачивал крышку, а потом бережно ставил, пустую бутылку под стол. За что всегда получал нагоняй от мамы. Однако ни под столом, ни в каком либо другом месте на кухне бутылок не было. За исключением одной - из-под вишневого ликера. Который папа, кстати сказать, терпеть не мог. Мелькнула мысль о посторонней женщине, но я ее отмела сразу. Не может же, в самом деле, приличная женщина сидеть за таким столом! А с неприличными дамами, я была уверена, папа не общался. Нет, - уверила я себя, эта, с позволения сказать, «сервировочка» - явно обошлась без женских рук.
Тут в прихожей соловьиной трелью залился звонок, и меня аж всю передернуло от неожиданности. Неужели, уже приехала скорая? Что-то уж очень быстро. Подходя к двери, я посмотрела на часы. Да, пожалуй, четыре минуты, которые прошли с момента вызова - абсолютный и безусловный рекорд. Впрочем, возможно это Наталья Николаевна. Я открыла дверь и не поверила своим глазам - на пороге действительно стояло три человека в белых халатах, судя по огромному оранжевому чемодану, так называемой «амбушке» - бригада интенсивной терапии.
- Где? - задал скупой вопрос пожилой, солидного вида врач и, проследив за направлением моего взгляда, устремился на кухню. За ним ринулись остальные.
Едва я успела дойти до поворота на кухню, как мне навстречу, раскрывая какую-то папку, вышел тот самый седой врач и сказал:
- Явный криминал, - потом помолчал и добавил:
- Несколько огнестрельных ранений. Не больше часа назад. До приезда милиции ничего трогать не будем. Откуда можно позвонить в милицию?
Я, молча, указала ему на дверь Натальи Николаевны, и прошла на кухню. Однако на саму кухню меня уже не хотели пускать, вежливо повторив, что до приезда милиции трогать ничего нельзя. Но я, заявив, что кончились сигареты, все же подошла к столу и взяв со стола нераспечатанный блок «Мальборо», еще раз окинув взглядом стол. На первый взгляд, на столе все осталось, как и было, однако в то же время чего-то не хватало. Но вот чего, я вспомнить никак не могла. Тогда я снова положила на стол блок сигарет, но от этого картина в голове не прояснилась - все равно чего-то явно не хватало, и я вышла в коридор.
Медицинская бригада в полном составе курила на лестничной площадке, как я поняла в ожидании милиции. Здесь же стоял и их огромный желтый чемодан, на котором лежал какой-то бланк, на котором аккуратным почерком были написаны все данные отца. Фамилия, имя, отчество, год рождения.
- Интересно девки пляшут, - тихо пробормотала я и, поймав на себе внимательный взгляд врача, прикусила язык.
Действительно странно. Ведь я не говорила им данных папы, да они и не спрашивали. Минут через пятнадцать в кармане у пожилого врача что-то запищало и он, нервно взглянув на часы, присвистнул и сказал:
- Ну-с, девушка, мы ждать, увы, больше не можем. Как, впрочем, и чем нибудь помочь вашему отцу. Вот эту бумагу передадите милиции, когда приедут. Честь имею, - сказал он и нажал кнопку вызова лифта.
Я снова осталась в обществе Натальи Николаевны, которая что-то спрашивала меня, а я что-то невпопад отвечала.
Не прошло и часа, как уехали медики, на нашем этаже с грохотом остановился лифт. Прибыла милиция... и кошмар продолжился. Оперативно-следственные группы все прибывали и прибывали. За группой из нашего отделения милиции прибыла группа с Петровки, затем с Лубянки, потом из Прокуратуры и очень скоро в нашей совсем не маленькой ведомственной квартире в сто с лишним квадратных метров жилой площади было не протолкнуться. Со всех сторон на меня нещадно сыпались дурацкие, как мне тогда казалось, вопросы. Это продолжалось до часу дня. После этого все начали постепенно разъезжаться, и к четырнадцати часам пополудни я снова осталась совершенно одна, если не считать папы, оставленного лежащим под простыней в коридоре, в ожидании «перевозки».
Я стояла на балконе и курила, глядя на пасмурное августовское небо. Было тошно и пусто на душе. Я думала только об одном, как я скажу о том, что случилось маме. Я пыталась найти какие-то слова, которые прозвучали бы не так страшно. Но в голову ничего не приходило. Мне становилось все хуже и хуже. Чтобы хоть как-то отвлечься, я взяла телефон, и подсоединила оторвавшийся контакт. Услышав гудок, я машинально поставила телефон на тумбочку. Но не успела я сделать и пары шагов, как он пронзительно зазвонил. От неожиданности у меня мгновенно вспотела спина. «Совсем нервы никуда не годятся», - подумала я и, сняв трубку, пробормотала что-то вроде:
- Слушаю...
- Здорово, Натаха! - сказал задорный женский голос на том конце провода.
- Кто это? - спросила я, пытаясь сосредоточиться.
- Как кто! Ну, ты даешь! Сама оставила записку с настойчивой просьбой позвонить. Я, как дура, звоню, думаю, что-то случилось. А она меня даже не узнает.
- Лен, ты что ли?
- Нет - Пушкин! Ну, а кто же еще?
- Лен, ты извини, сегодня, наверное, не получиться отдать тебе кроватку. Тут такое дело... - начала я, запинаясь буквально на каждом слове.
- Какая кроватка? - после секундного замешательства спросила она.
- Детская...
- Ты что меня разыгрываешь, да? Или ты таким оригинальным образом намекаешь на ту давнюю ссору? - расхохоталась она.
- Подожди, - в отличие от Леночки мне было не до смеха. - Вчера я встретила твою маму и помогла ей донести детскую кроватку до твоего подъезда, а потом...
- Мою маму? - переспросила она удивленно. - К твоему сведению, моя мама уже десять дней, как загорает в Сочи.
- Как в Сочи? - а как же... Хотя ты говоришь... Лен, ты знаешь, я тебе завтра позвоню, - сказала я и, не дожидаясь ответа, повесила трубку.
6
В голове абсолютно все перепуталось. Мозг отчаянно пытался выбраться из лабиринта непонятных событий и страшных мыслей. Но перед глазами упрямо, как в калейдоскопе пробегали события последних десяти дней. Кухня, залитая кровью и папа. В нелепой и ужасной позе. И Ваганьковское кладбище. Толпа людей вокруг папиной могилы. Видимо, соратников и товарищей по оружию. Пламенные речи. А ведь кто-то из них, наверняка, пусть косвенно, но был причастен к гибели отца.
Не знаю почему, но после сегодняшнего разговора со следователем, я была в этом уверена. Утром, когда я по повестке входила в один знаменитый особнячок, расположенный на не менее знаменитой улице, то очень надеялась, что следствие продвинулось вперед и что-то теперь можно сказать определенно. Но, к сожалению, разговор сразу пошел в совершенно неожиданном для меня русле.
В предъявленном мне для ознакомления акте вскрытия, значился диагноз: «Острая сердечная недостаточность, причина которой устанавливается». Не правда ли, очень странно? Ведь врач, проводивший первичный осмотр сказал прямо: «Несколько огнестрельных ранений».
О чем я незамедлительно и сообщила следователю, представившемуся мне как Игорь Петрович. На что этот здоровый рыжеволосый детина в бешено дорогом клубном пиджаке, довольно едко заметил: «Я не знаю, что Вам сказал тот врач...», сделав ударение на слове «тот», «Но на руках у меня официальное заключение судмедэксперта, так что извините, но плясать мы, все же будем от этих данных...».
- Ну, хорошо, - не сдавалась я, - а как быть с тем просто огромным количеством крови на месте преступления?
- Во-первых, не преступления. А происшествия. А во-вторых, кто Вам сказал, что кровь э... в помещении принадлежала именно Вашему отцу?
- А кому же еще? Ведь больше в квартире никого не было! - воскликнула я после некоторого замешательства.
- Это, девушка, как впрочем, многое другое Вам знать не обязательно, - грубовато заявил он и, видимо желая, несколько смягчить обстановку, добавил: - Пока. В интересах следствия.
- Хорошо, но в акте вскрытия указано время наступления смерти - 4 августа. Так? - опять перешла я в наступление. И уловив его неохотный кивок, продолжила: - А между тем соседка из соседнего подъезда утверждает, что видела его в добром здравии и даже разговаривала с ним именно в понедельник 6 августа в 14.00. Не могла же она разговаривать с человеком, который уже около двух суток мертв? Да и я нашла отца именно в час ночи с минутами, 7 августа, а кровь даже не успела свернуться.
- А кто, собственно, это может подтвердить? Опять этот ваш пресловутый врач со «Скорой»? Или ваша соседка, замотанная домашними делами, у которой все дни совершенно одинаковые? Повторяю, меня лично, там не было, и я привык опираться на официальные документы, а не на показания врачей «скорой», домохозяек и, простите, студентов, пусть даже и медиков. К тому же, - тут он неожиданно облизнулся, взглянув на меня как кот на сметану, - Вы, Наталья Александровна, уверены, что вообще вызывали «скорую»?
Признаюсь - его вопрос поставил меня в тупик, а по спине моментально сбежал ручеек пота.
- Конечно, - как можно беззаботнее ответила я. - Набрала, как полагается «03» и минуты через четыре прибыла, насколько я могу судить, бригада интенсивной терапии.
- …? - поднял Игорь Петрович одну бровь.
- Через четыре минуты... А что? - вызывающе бросила я.
- А то, милая девушка, - взревел он, вскочив и нависнув надо мной. - Что все звонки по «03», равно, кстати, как и по «02» записываются на пленку! Так вот 6 и 7 августа 1990 года звонка на пульт службы «03» ни с вашего телефона, ни с телефонов ваших соседей по подъезду, равно как с телефонов всего вашего дома не поступало! Вот и выходит, что... - Сделал он эффектную паузу.
Тут мне стало совсем хреново. Во рту пересохло и страшно захотелось курить. Игорь Петрович, видимо, догадался и протянул мне сигарету.
- Товарищ следователь, я могу описать врачей, которые приезжали. Можно выяснить, с какой они подстанции и узнать, кто их вызвал, - торопливо говорила я. И потом, они оставили для милиции какие-то заполненные бланки. Я их передала «операм» как только они приехали.
- Не сомневайтесь, гражданка Ростова, мы все выясним. Но только без Вашего участия. Я понятно излагаю? - совсем спокойно добавил он, - Будем разбираться. Пока ни одного фигуранта нет, мотивов убийства, если это вообще убийство тоже выявить не удалось. Дело будет на контроле у прокуратуры. А заниматься вплотную им будут в вашем районном отделении милиции. Да, и вот еще что, - сказал он, уже занеся авторучку, чтобы отметить мне пропуск на выход: - Если я узнаю, что Вы пытаетесь, что-либо выяснить самостоятельно и мешать следствию, то... сами понимаете. - Он противно улыбнулся и протянул мне пропуск: - Желаю удачи...
