Тебе так скажу, Павел Семенович, что жизнь не такая пошла, какой была раньше. Тогда жили хорошо, сейчас живем плохо, хотя, говорят, что жизнь была труднее и беднее. Я, человек деревенский, никогда не слыхивал, чтобы в тридцатые репрессивные годы кого-то ни за что бы в тюрьмы сажали; ни в своей деревне, ни в соседних селах. Посадили, правда, Ивана Михайловича в 37-ом, так- за растрату. Был он при большой должности- заведующим складами. Какой товар проглядел, мне не известно, но если разобраться, то за дело посадили! Знаю только, что растрата составила около полутора тысяч рублей. Сейчас, видишь как, за сворованные миллиарды, самым строгим наказанием является- домашний арест. Живи, знай, в тринадцати комнатах, да "жируй", пока не утихнет все... Выходит, воровать нынче не так страшно. Только воровать надо по-крупному, чтобы под залог откупиться можно было. Так-то вот, Павел Семенович. Вот мы зарылись с тобой в стогу сена. А снаружи- ночь, звезды мерцают... С вечера натаскали удочками карасей по полведра на нос. Так ведь, мало еще, больше надо! Утром, надеемся, еще по ведру поймать. Спишь? Ну, спи, спи... может, прикинулся спящим? скорее всего, так и есть, вон зрачок блеснул от Полярной звезды. Так вот, такая натура человеческая: чем больше имеет, тем больше надо ему. Не в карасях дело...
Почему раньше бодрее и веселее жили? Потому что больше обращали внимания на природу. Любовались, скажу тебе, красотами края, удивлялись разным явлениям. На радугу смотрели и считали: все ли семь цветов в ней присутствуют, от красного до фиолетового. Вспоминали, как в школе преподавали явление расщепления белого света на семь цветов. Вдруг, насчитав только шесть, пересчитывали снова, чтобы, как говорится, свести "дебет с кредитом". Теперь пересчитываем деньги в кубышках да на карточках. Не получив предполагаемой суммы, пересчитываем снова, пока все не сойдется.
Но дело еще и не в этом, Павел Семенович. Помнишь, как Володю Устюгова в милицию забрали? Ах, да, ты в другой деревне жил и об этом случае мог и не знать. Он тогда стулом управляющего огрел за то, что тот не выплатил пацанам обещанных денег за чистку навоза в заброшенных фермах. В нынешнем времени начальнику слово нельзя против сказать, не то что стулом бить его. Навоза скопилось... толщиной по пояс. Старшеклассники на каникулах все лето долбили, рубили, грузили на телеги и вывозили за километр от деревни. Чтобы как-то оправдать свою "неволю" при прекрасном лете, парнишки говорили всем, что накачивают мускулатуру, занимаясь тяжелым физическим трудом. Другие школьники в это время загорали на берегах прудов или валялись на сеновалах, читая приключенческую литературу.
Когда Сережка с Сашкой закончили чистить одно из трех помещений фермы, пошли за расчетом к управляющему Ивану Яковлевичу. Тот подписал бумагу, по которой ребятишки должны были получить деньги. Но сумма в бумаге была указана не то в три, не то в четыре раза меньшей, чем предполагалось. Парнишки, хотя и были старшеклассниками, заплакали, но перечить не стали; пошли к кассе. Тут-то их и заметил Владимир Устюгов. У него проявилась такая жалость к плачущим ученикам, которые все лето "накачивали" мышцы, что схватил своей крепкой рукой первый попавшийся стул и швырнул в Ивана Яковлевича. Стул разлетелся на части, а управляющий присел, закрыв ладонями проломленный череп, и стонал. Бухгалтер, наблюдавший за всей историей, позвонил и вызвал наряд милиции.
Володя и суток не просидел за решеткой; его выпустили, дав предписание о выплате за ущерб, причиненный совхозу, то есть выплатить за стул, как за новый, хотя он эксплуатировался конторой лет десять, да и то не с самого начала его эксплуатации.
Слышь, Павел Семенович! А ведь Володю Устюгова все-равно посадили через год. Но по другому случаю. Однажды он опохмелился не в меру, прихватив еще с собой не то бутылку водки, не то самогонки. Короче, уснул пьяным в тракторе. Уснул, а трактор с опущенным плугом продолжал бороздить просторы совхоза, в направлении к соседней деревне. Ладно, на пути столб ЛЭП оказался. Трактор врезался в него, но не свалил, так как опора выдержала и затормозила технику. Надо-же, как надежно столбы в землю вкапывали! Даже трактор не смог повалить. Хотя, повалил бы, если плуг был бы поднят. Вот после этого Володю и посадили на год. Ребятам, которые очистили "Авгиевы конюшни" было очень жалко Володю. Он ведь был хорошим и добрым мужиком. Но помочь ему ни чем не могли.
Эй, Павел Семенович, да не храпи ты! Вот, так-то...Да ничего я тебе не мешаю, разговариваю только. Да, спи, спи, хрен старый. Таким-же бестолковым стал, как нынешнее поколение. Ни о чем не задумываешься, лишь бы спать, а выспавшись, обогащаться. Чем? Чем? Да хотя бы, этими карасями. Наловили по полведра на ухо... Нет, если бы на ухо- полведра, а у двоих- четыре уха, то получилось бы- по ведру на каждого из нас. Значит, на каждый нос... правильней будет сказать.
А ночь-то какая темная. Луны почему-то нет, только звезды яркие мерцают, но не освещают даже опушку со стогом сена, в которое зарылись, как мыши, и ждем утра. В пруду звезды тоже мерцают своим отражением. Надо-же, вода, как зеркало, гладкая и тихая; имеет свойство- отражать все предметы и звезды. А в банку нальешь воду, никакой зеркальности, только- прозрачность и невидимость. Ни об чем этом ни ты, Павел Семенович, ни современное поколение не стали задумываться. Одно стремление превалирует- как можно больше "забагрить" чего-нибудь, чтобы разбогатеть еще больше. А я смотрю на звезды и никакой наживы не надо. Замечаю и игру зарниц на западном горизонте. А на востоке чуть светать начинает. Хотя в наших широтах светать начинает тогда, когда солнце только зайдет, ну через час после захода, почти на севере. Зарницы-же- к дождю. Завтра дождь будет. Но утром дождя не будет, не успеют подойти грозовые тучи к самому клеву.
Павел Семенович! А Володя-то умер недавно. Отчего? От пьянства. Как мать похоронил, года не прожил без нее. Анна Самсоновна держала его от смертельных запоев. Говорила ему: "Не пей, сынок! Ну кто меня хоронить будет, если ты раньше помрешь? Ведь ты один у меня". Он и не пил крепко. До дома с работы добирался в любом состоянии. Но когда умерла Анна Самсоновна, то не стало надобности быстрей домой возвращаться. То у одной гулящей стервы заночует, то- у другой. Потом- к друзьям, в шалман их втерся. Да так там на полу и окочурился, не то с похмелья, не то от инсульта.
Жуткое, очень жуткое время наступило, Павел Семенович. И людей хороших уже не осталось: ни Володи, ни тех пацанов, которые жилища для скота от навоза очищали. Да какой там навоз? Кизяк был, рубили его. Некоторые бабки приходили и принесенные мешки этим кизяком заполняли; потом тащили на своих тощих загорбках домой, чтобы печи топить этим кизяком. Какие хлеба выпекали на этих углях от сгоревшего кизяка! До сих пор помню аромат тех караваев. Сейчас хлеб-то поднимают на каких-то порошках, не на дрожжах даже, а тогда- на чистом хмелю, который семьи заготавливали в ряме за вторым увалом в бору. Не знаю, точно, от чего померли... Слыхивал: один- от инфаркта, другой- от пьянки!
Я так слышал, Павел Семенович: которые страдали и работали в поте лица, то долго жили и до сих пор живут. Век нашего поколения лет на двадцать покороче будет, а сегодняшние детки, которые цветут и пахнут при деньгах и в достатке, и того не проживут, что мы проживем. Хотя я чуть подольше, ты- поменьше. Знамо, почему... Ты лентяй и соня, а я всю ночь караулю тебя и думы думаю. Я так заключаю: на земле человек не должен получать много удовольствий, не для того сюда Богом послан, скорее, для страданий, чтобы в Раю жилось прекрасней. На эту тему не надо мудрствовать лукаво; как оно должно быть, так оно и есть.
Вставай, Павел Семенович, вставай! Достаточно светло уже, чтобы поплавок на воде разглядывать. Клев хороший должен быть: ни ветерка, ни шума. Да вставай-же, того не левая нога хочет, не прихоть это моя, а время настало.