пора и в город. лёгкий променад.
маршрут давно расписан по минутам.
а солнце бьёт лучом по стёклам мутным,
и шарит по задворкам наугад...
ещё недавно, полчаса назад,
купались в лужах пятнышки мазута.
наверно дождь прошел. потом авто
кромсалo воду грязную покрышкой,
а бензобак, измученный одышкой,
вдруг сплюнул черной кровью. а потом
жара упала солнечным пластом,
и все дела разбились на делишки,
где нет событий. в сутолоке дней
народ в кафешках балуется пивом,
мазута плёнка тает сиротливо,
и оседает радугой на дне.
наощупь солнце шарит по стене,
по мутным стёклам с глянцевым отливом,
как дикий зверь. а где-то вдалеке
горит авто, уткнувшись в угол дома,
и чей-то дух витает невесомо
над человеком, тонущим в реке,
машиной, превратившейся в брикет,
спрессованного в мяч маталлолома.
прогулка по городу. мысли мои далеки...
вот выудят тело спасатели и рыбаки.
и кто-нибудь стянет с руки дорогие часы,
и будет мамаша шептаться с мальчонкой босым,
ему говоря - до чего довело баловство,
таким же, как этот приезжий, был папочка твой...
потом подоспеют видавшие виды бомжи -
пощупайте пульс... ну а может он всё-таки жив...
ещё посудачат соседи, пришедшие с дач -
кем, собственно, был этот самый утопший лихач?
заброшен дом, нависший над рекой,
он как гнездо, покинутое птицей,
и окон опустевшие глазницы
прикрытые от ужаса рукой...
прогулка... а на улицах покой.
я вышел в город, чтоб повеселиться,
и ни о чем не думать. вязкий зной
меня окутал ватным одеялом.
зайду в кафе, наемся до отвала...
пусть этот план не блещет новизной,
но так и быть. а где-то за спиной
бесплотный дух опять начнёт сначала
зудеть в мозгу назойливым шмелём -
не лезь в кафе. на этом самом месте
сидели сотни белокурых бестий,
и никогда не порастёт быльём
то, что они творили. ну, нальём.
за что? за то, чтоб не было известий
из дальних сёл. такой вот странный тост.
не лучший... понимаю, что не лучший.
со мною пьют истерзанные души
немногих, переживших Холокост.
седой старик, брезгливо сморщив нос,
прошепчет что-то в уши глупой клуше
о том, что наше время истекло,
авто сгорело, сплющенное всмятку,
что солнца луч ощупал для порядка
очередное мутное стекло...
но всё равно ему не повезло
проникнуть внутрь и разгадать загадку.
и был ли один. был он трезвый, а, может быть, пьян...
часы дорогие, зато в кошельке ни копья.
один, или нет... ну понятно, что был за рулём -
промямлит старик, на него указав костылём.
к тому же нездешний, видать по всему - городской...
на кой он поехал за город, скажите - на кой?
а там, в камышах... поглядите, не видно лица?
нет, всё обгорело, вот только рука без кольца,
и длинные пальцы, и кожа как мрамор бела...
понятно. допрыгались в общем... такие дела...
привет, прохожий! миражи долой...
уже и полдень желтый диск в зените.
вот кто-то пишет слово на иврите,
а кто-то равнодушный и не злой
мне говорит - гуляешь? повезло.
я отвечаю - и не говорите...
так подфартило, видно неспроста
я вышел в город, он чужой и странный.
открыты все кафе и рестораны,
и всюду есть свободные места...
конечно, я немного подустал,
хоть не плясал ни польки, ни канкана
упившись в доску. просто отлетел
увидев сверху собственное тело...
ещё авто, которое летело
на самой запредельной высоте.
и тех двоих в бесстыдной наготе,
когда делишки снова стали делом
важнее пьянки... это ли не грех
не напиваясь пить за рюмкой рюмку ,
и превращаться тихо в недоумка,
идти гулять по этакой жаре.
когда дома построились в каре,
а солнца луч стеклом оконным хрумкал,
его сжирая. время ко двору...
пора и честь... и всякое такое...
уже иду. я совесть успокоил
хотя бы тем, что сам себе не вру,
не говорю, что смел, силён и крут...
но чей-то дух витает над рекою...
вытаскивай бабу, и рядышком с этим клади.
коль был не один, пусть и в землю идёт не один.
лица не узнать, а видать, что была хороша...
красивая стерва, такие частенько грешат.
выходят за деньги, а после и деньги не впрок,
а там замаячит однажды такой фраерок,
и точка, приехали... кто-то кивал головой,
шептали бомжи - приглядитесь, а может живой?
какой там живой, вон машина сгорела дотла.
покойники оба, поди их тащи до села...
ещё квартал - и кончен променад.
мой променад окончен... всё забыто.
горит авто, разбитое корыто.
и рядом та, которая верна...
другая жизнь. другие времена...
а люди, незнакомые с ивритом
следят за тем, как солнца желтый луч
по стенам бродит, сам себе не веря.
нашел окно, в него вломился зверем,
который зол, опасен и могуч,
и рвёт когтями запертые двери,
не замечая в них торчащий ключ.
а дверь была закрыта изнутри,
и двое не отбрасывавших тени
над ним смеялись парой привидений...
им оставалось время до зари,
пока авто у речки догорит,
укрыв следы любовных преступлений...
подвода нужна. а в ментовку зачем сообщать?
свезём их в деревню, схороним их там сообща.
на кладбище нашем, оно почитай в трёх верстах.
а лиц не узнать, ведь сгорели же их паспорта.
и батюшка наш за поллитру двоих отпоёт.
ну вот и подвода, грузите его и её.
везите... всё это ненужно - любила, любил....
ни фото, ни имени, просто одна из могил.
за паводком эту машину утащит вода,
и мы позабудем об этих двоих навсегда...
я дома... озадачен всем и вся,
невольно вспоминаю день погожий,
тела двоих, прикрытые рогожей...
не опознать - типичнейший висяк...
шептала мама сыну - эй, босяк,
как вы с твоим папашкою похожи.
такие повседневные слова,
такие равнодушные зеваки.
никто по двум погибшим не заплакал,
и лишь бомжи бубнили - жив? жива?
а по селу уже неслась молва,
что спорынья побила нынче злаки,
и что конечно будет недород,
что скот падёт, нестись не станут куры...
седой старик ворчал - какие дуры.
погибли люди... что вы за народ.
всплакнули хоть бы. так наоборот...
я вижу всё сквозь мутное стекло...
давно там не был, а поехать надо,
но я не в силах после променада.
уже воды немало утекло...
и вовсе обезлюдело село...
вот съездил бы, поправил бы ограду,
и помянул его бы... и её...,
да всё никак, сплошные заморочки.
никак... и начинаю с новой строчки -
мы, слава богу, всё ещё живём,
а эти люди умерли вдвоём...
хоть каждый умирает в одиночку...