Вячеслав Смоленский

ДОРОГА К СЕБЕ

Сказка-притча

Надо слушать легенды — следы
коллективных усилий — и с их помощью
отгадывать, насколько возможно, смысл
нашей судьбы.
Иво Андрич

НАПУТНОЕ СЛОВО

О, Россия, вдаль и вширь —
есть непролазная трясина,
где зрячий зрячему вражина,
слепой слепому поводырь.

Глава первая

СЛУХИ

Под иггдрасилем* могучим, в тени,
Господь возлежал, откровенно скучая.
Ему опостылели прелести Рая —
однообразные, скучные дни.

Много веков он трудился прилежно.
Устал от забот и от праведных дел.
Тедж* опротивел, абсент* надоел…
И прицепилась хандра неизбежно.

«Надо встряхнуться», — решил, и в ладони
хлопнул и молвил:
— Спешите! До ночи
Астрею* явите пред мои очи!
Желаю беседовать с нею я ноне!

________
*Иггдрасиль — гигантский ясень, соединяющий небо, землю и
подземный мир.
*Астрея — в греческой мифологии богиня справедливости, сестра
стыдливости. Жила на земле в Золотом веке. Вознеслась на небо,
удручённая испорченностью людей, и превратилась в созвездие
Девы.
*Тедж — хмельной медовый напиток.
*Абсент — полынная водка.
(Здесь и далее примечания мои, автор).

Сказано — сделано. Божьим солдатам
пришлось попотеть, исполняя наказ:
слетали, нашли, зачитали Указ…
Астрею доставили раньше заката.

Господь приоделся по случаю, всё же —
дева красивая, что говорить,
сумеет достойный приём оценить,
бахвалиться бедностью, право, негоже.

Неслышно вошла, преклонила колена.
Встала — прекрасна, хоть вечно гляди!
Букет ненюфар* прижимая к груди,
она в ожиданье застыла смиренно.

— Рад тебя видеть, святая Астрея! —
встретил Господь её ласковым словом.
— Остро нуждаюсь в совете толковом.
Словом, вопросы к тебе я имею.

Рай наполняют тревожные слухи,
будто в России прескверно живут,
меня, возгордясь, не особенно чтут…
Не излечились ещё от краснухи.*

____________
*Ненюфары — водяные лилии.
*Краснуха — заразная детская болезнь, сопровождающаяся
пятнистой сыпью. Здесь подразумевается коммунистическая
идеология.

Всякое слушать о них довелось.
Вот, доносила недавно Ирида,*
будто закралась в сердца их обида
и недовольство в умах прижилось.

Ты, как никто, от землян натерпелась.
Скверный, но опыт, как ни крути…
Может, ревизию мне провести,
слетать на недельку, подбодрить их малость?..

— Земляне, дела их меня не тревожат.
Я, извините, по горло сыта!
Затея пустая! Страна ещё та!..
Ленивцу и глупому Бог не поможет.

— Попытка не пытка — тебе ли не знать.
Каюсь: забросил я этот народ,
век, почитай, без присмотра живёт,
на чудо надеется, к слову сказать.

— Ишь ты, одумался? Не понимаю, —
съязвила Астрея, — собрался зачем?
Тебе не осилить российских проблем:
в танталовых * муках она пребывает.

___________
*Ирида — в греческой мифологии крылатая вестница богов,
сходящая на землю по радуге.
*Танталовы муки — нестерпимые муки от невозможности
достижения желанной цели.

Пастух нужен овцам. Они же взбесились.
Идолам верят, под носом не зрят.
Канонизировали царя,
прежде на Маркса исправно молились.

— Да, говорили мне, припоминаю,
будто злодея хранят в мавзолее…
Но ведь одумались: взяли правее,
дорогу иную себе выбирают.

— Это не новость. Они постоянно
ждут, что им явится чудо — авось,
и получается вкривь или вкось.
Это привычно скорее, чем странно.

Я — не Меропа,* меня ты смущаешь:
слушая, слышать не хочешь совет.
Нет на Москве прилежания, нет!
Время бесценное зря потеряешь.

__________
*Меропа — плеяда. Одна из семи дочерей титана Атланта.
Все плеяды кроме Меропы разделили ложе с богами. Плеяд стал
преследовать великан-охотник Орион, и те были вынуждены
бежать от него, пока боги не превратили их в голубиц и не
поместили их образы среди звёзд. Шесть звёзд в созвездии Плеяд
сияют ровно и ярко, лишь Меропа светит значительно слабее,
потому как стыдится, что оказалась единственной из плеяд,
вышедшей замуж за простого смертного, который, вдобавок ко
всему, очутился в преисподней и считается преступником.

— Ты не Меропа. Я не Оресфей, *
не стану сажать тебя в землю, однако,
Смотрю, осмелела ты. Ишь, забияка!
Похоже, запуталась в правде своей!

Спасибо. Ступай, а не то осерчаю!
Вместо совета корить начала!
Гонор убавь! Прикуси удила,
или забыла: я всяким бываю!

Вижу, в Раю ты совсем очерствела.
Мстительна, и разучилась прощать,
не знаешь, где молвить, а где промолчать.
Раньше ты мне возражать-то не смела!

Слушать я боле тебя не желаю!
Слетаю, дознаюсь, причину найду…
Буду совет твой иметь я в виду.
Завтра — на Землю, решил — отбываю.

*Оресфей — царь озолийских локров, сын Девкалиона и Пирры.
Белая собака Оресфея ощенилась палкой, которую он посадил в
землю, и из неё выросла виноградная лоза.

Глава вторая

ЯВЬ

Сказано — сделано. Солнце с Леванта*
только взошло, он уже на ногах,
свершил омовенье в прохладных прудах,
хламиду надел и взглянул на куранты.

Ангелы тучу ему подкатили —
резво-горячую, пуще огня.
Тут же уселся:
— Неси же меня
на землю скоро без шума и пыли!

Тут ветерок подоспел вездесущий,
чуть поднапрягся, глубоко вздохнул,
встал на дыбы и немедля рванул.
С нетельки* крик обронил Всемогущий.

Радужной зорьки мелькнула коронца,
Творец не успел ничего разглядеть,
как его взору представилась твердь —
стихия четвёртая,* третья от Солнца.*

__________
*Левант — Восток.
*С нетельки — от неожиданности (устар).
*Стихия четвёртая — в древних натурфилософских учениях
стихии — одни из основных элементов природы. Первая —
огонь, вторая — вода, третья — воздух, четвёртая — земля.
* Третья от солнца — планета солнечной системы Земля.

Себе удивился: «Как мог я создать
чудо такое на зависть планетам?
Как самоцвет в окружении света!
Вблизи же земля, не земля — благодать!

Реки, холмы и леса, и покосы,
рожь колосится, во ржи — васильки…
Признаки твёрдой «хозяйской руки».
Не вызывает порядок вопросы.

Качнул головою седой Вседержитель,
ступнями босыми коснулся земли,
длань, вознеся над очами, он дли*
узрел на пригорке Христову обитель.

Белого камня — талантлив ваятель!
Златом на солнце горят купола!
Мимо ограды тропинка вела —
по ней и направился мирно Создатель.

Стёжка к некрополю* вывела. Рядом,
у врат, на лужайке, сидят мужики,
с виду — опрятные, не босяки,
трое. Сверлят настороженным взглядом.

— Здравствуйте, люди! — Господь поклонился.
— На радость, на тризну ль собрались, сыны?
— Ты, часом, отец, не свалился с Луны? —
рыжий ответил. — Садись, коль прибился…

__________
*Некрополь — кладбище, расположенное вблизи церкви, у церкви.
*Дли — (стар. русск. устар); подле, возле, вблизи, рядом, около.

Сел на бревно и прикинул пытливо:
«Рыжему, может быть, лет сорок пять,
чернявому — тридцать пора разменять,
а меньшему сколько? Подросток сопливый».

Чернявый заметил: — Какая там тризна!
Мы поотвыкли от слов таковых…
Решили размяться: одну на троих.
Пойло прескверное, но дешевизна.

И молвил Господь, удивившись глаголу:
— Не разумею: вино и с утра…
Должно, на работы идти вам пора,
а вы разморёны и никните долу…

— Точно, — с Луны! Да какая работа?!
Где её взять? — отозвался малец.
— У нас — перестройка. России — конец!
А впяливать даром кому же охота.

— Слово понятное. Смысла не видно.
— Точно! Вначале и мы понимали,
но переврали тот смысл, заболтали, —
добавил чернявый. — С того и обидно.

Про перестройку забыли — обуза.
Нынче лихие пошли времена,
как на ветру зашаталась страна,
в баньке* помылись, и нету Союза!
________
*Речь идёт о Беловежском сговоре 1991 года, который
юридически подтвердил развал Союза Советских
Социалистических республик на его удельное деление.

Были соседями, стали чужими,
развал и раздрай, перспективы в тумане,
зато — независимы, и — россияне!
Путями ведут непонятно какими.

Мы, простота, о подобном не мнили:
насмерть дерутся в столице за власть
да за возможность побольше украсть…
Недра и землю давно поделили.

Нашу деревню возьми: председатель
да ещё пару жлобов, и живут,
а остальные без просыху пьют.
— Да, незадача…— опешил Создатель.

Шедши полями, я видел, что зреют
овсы, ячменя, да и птицы поют…
Кто же работает, если все пьют?
Кто-то же пашет, и сеет, и веет...

— Нового класса ростки пробиваются.
Фермеры, — рыжий сказал. — Не секрет,
что в кабале, и покоя им нет:
власть измывается и наживается.

— Да, — поразился Господь в свой черёд, —
корысть и мздоимство не ведают меры.
Вечное это, а как насчёт веры?
Ужели не верует в Бога народ?

— От Бога нас, батя, давно отлучили.
Нехристи все мы. Советская власть
кровушки нашей откушала всласть…
Церкви ещё до войны* разорили.

— Что-то не верится… Вона обитель:
на загляденье! К тому же нова…
— Церковь красива, и вера жива,
да обитает в ней чёрт-искуситель.

— Как это так? — растерялся Всевышний.
Много в сознаньи мелькнуло вопросов.
— А так, — отвечал ему рыжий философ, -
батюшка наш человек некудышний.

Раньше в ансамбле бренчал на гитаре.
Гол как сокол, за душой ни шиша!
Но изловчился: пролез в ВПШа.*
Рухнул Союз — он и тут не в прогаре.

Стал челноком, за границу летал,
в Польшу да в Турцию. Сладости, шмотки,
джинсы, косметика, жвачка, колготки…
Лет за пяток сколотил капитал.

Банком заведовал, строил жильё.
Недавно за деньги купил себе сан.
Теперь — настоятель, отец Иоанн —
в божьи наместники вышло жульё!

__________
*Имеется в виду Великая Отечественная война 1941—1945 гг.
*ВПШ — Высшая партийная школа в СССР.

— Слышь-ка, отец, а ты сам кто таков?
Странно одетый, рубаха до пят,
оброс бородою, и патлы висят…
Как твоё имя? И сколько годков?..

— Как вам ответить: усердный старатель,
о праведной жизни я ревностно тщусь,
добро проповедую, в скорби томлюсь,
а по профессии, в прошлом, — Создатель.

Странник и путник, к дороге охочий.
Лета не считал — это сложный вопрос,
сколь себя помню, тружусь на износ…
С зельем не часто дружу, между прочим.

Что ж, благодарствуйте. Чуть просветили.
Буду теперь представленье иметь,
как на сторонушку вашу глядеть.
Спасибо, что правдою очи открыли.

Не обессудьте, скажу в назиданье:
надо бы смысл бытия обрести,
чтобы тропинку к удаче найти —
Богом не отданы вы на закланье.

Всё образуется, как ни сгущай,
время из ямы поднимется в горку.
Хочу вам напомнить одну поговорку:
на Бога надейся, да сам не плошай.

Раскисли почто? Далеко не одежды,
а души, сдаётся мне, ваши в заплатах.
Может, и стоит искать виноватых,
токмо себя образумить бы прежде.

Ступайте работать! Скучает земля!
Взгляните в себя, философы-кумеки.
Люди вы все, да не все человеки,
человек без достоинства — бестолочь, мзгля.*

Труд вдохновляет. Достоинство красит.
Дети мои, не пеняйте судьбу!
И поскорее кончайте гульбу.
Встал,
поклонился, пошёл восвояси.

________
*Мзгля — тёмная, скользкая, никчемная особь, лишь
отдалённо, по внешним признакам, напоминающая жалкое
подобие человека, ничего из себя не представляющего.

Глава третья

ПЧЕЛА

Солнце в прозрачную реку глядит,
словно девица, уставясь в зерцало.
Ракита, склонившись к воде, задремала.
В заводи отрок рыбу удит.

— Клюёт, рыболов, аль вода да беда? —
Господь потрепал паренька за вихор.
— Клюёт! Ещё как! И невиданный жор! —
ответил рыбак. — Поглядите сюда!

Право же, было чему удивиться:
в плетёном садке трепыхалась в неволе
всякая рыба — с ладонь и поболе —
окунь, и лещ, и голавль, и плотвица.

— Ну, ты мастак! — восхитился Творец.
— Не каждый способен вот так изловчиться!
Ловишь на хлеб, на червя, на живицу?
— Не угадали, — смеётся малец.

Не сглазьте нечаянно, не захвалите.
Плотва после тёрки:* наловит дурак.
Приманка моя не обычный червяк —
личинка ручейника. Попросту — шитик.

_____________
*Тёрка — икромёт.

— Ишь ты, — Владыка качнул головою, —
рыбу удишь в интерес или впрок?
Забава, аль промысел? — вмиг паренёк
преобразился и старше стал вдвое.

— Батя уж год, почитай, без работы.
Спился, пошёл по «змеиной тропе».
Определили его в ЛТП*,
Вот и легли на меня все заботы.

Сестрёнке — четыре, а братику — два,
мать — на сносях. Как прикажете быть?
Вот и приходится рыбу удить:
в доме за старшего я — голова.

Ягод, грибов наберу — и не голод.
Огород… и картошка неплохо родит…
Как-нибудь выживем. Бог сохранит.
«Хозяин! — подумал Творец, — хоть и молод.

Вслух же отметил: — А ты молодчина!
Снова подумал: «Мальцу помогу,
возьму под опеку и оберегу»,
И похвалил: — Настоящий мужчина!

С парнем простясь, он проследовал дале,
мысля: «Как можно себя унижать —
от алкаша-тунеядца рожать!
Подвластно ли разуму это? Едва ли».

_____________
*ЛТП — Лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков.

Глава четвёртая

ЗАБЛУДА

Шёл мимо ворги кутовой*, бредины.
Небо высокое. Синь-синева!
Слева и справа — по пояс трава,
паствина* бродит среди луговины.

Пажить* истоптана тропами. Всюду
чай и лужайник*, зимовник* и рута*.
«Как же красиво и благостно тута! —
подумал Господь. — Не землица, а чудо!»

— Мил человек, закурить не найдётся? —
услышал Всевышний простецкий вопрос.
Видит — пастух, мужичок синий нос,
нетрезвой походкой навстречу плетётся.

Брезентовый плащ, сапоги до колен,
Рубаха, не знавшая женский пригляд,
но из-под кепки — с понятием взгляд:
потрёпан мужик, но, сдаётся, умён.

_________
*Кутовая ворга — залив.
*Бредина — заросли тальника, лозы.
*Паствина — кони, коровы, козы, овцы.
*Пажить — пойменная равнина у реки.
*Чай — полушечная трава.
*Лужайник — луговой шафран.
*Зимовник, рута — луговые травы.

— Курение — грех, человеку претящий.
Что же не взял ты с собою бакун?*
Рви да кури, под ногами плакун,*
я ж, к огорченью тебе, некурящий.

— Жаль, — сокрушаясь, сказал мужичонка, —
душа разболелась, нутро всё горит:
с утра не курил, и в обед не фартит,
тут ещё чтой-то шалит селезёнка.

Ладно! — махнул он рукою, — страдать
дурной голове без ума не впервые.
Бурёнки легли отдыхать — чумовые,
за полдень солнце, пора и снедать.

Сел на траву: — Так-то будет верней…—
Сала ломоть, три яйца — на газету,
вынул бутыль блекло-сизого цвета —
жидкость отвратная плавала в ней.

— Милости просим! Увы, чем богаты…
Выпейте, старче. С устатку — не грех.
Правда, закуска моя — чистый смех:
скромно живу я, деньжат маловато.

___________
*Бакун — род табака, из которого производится махорка,
самосад.
*Плакун — трава; в старину использовалась для курения;
трава, от коей плачут и бесы, и ведьмы; её корень хранит от
соблазна.

— Нет, благодарствую. Есть мне не надо,
тем более пить непотребную муть.
В такую жару и тебе б отдохнуть,
не то растеряешь и разум, и стадо.

— О чём вы, отец? — отозвался пастух.
— Что мне терять, бобылю-мотылю?
Тля я последняя! Жалко ли тлю?
Живу как сорняк — подзаборный лопух.

— Эко! А что так? Куда смотрит жёнка,
дети, родня, сотоварищи, люд?
У Бога просил ты желанный приют?
— Как бы не так! — отвечал мужичонка.

Выпил, не морщась, краюхой заел,
начал рассказ: — Времена отшумели.
Был человеком, теперь только желя*
меня посещает. В вине закоснел.

С Богом система* меня разлучила,
можно сказать, на беду развела.
Я ж — коммунист! Эх, творились дела!..
И почести были, и сила, и слава!

__________
*Желя — печаль, грусть, скорбь, жалостливая песня.
*Система — имеется в виду политическая система в СССР,
основанная на идеологических принципах коммунизма,
отрицающая любую веру, кроме коммунистической.

Ходил в председателях. Здешний колхоз
гремел среди лучших, имел ордена!
Три ордена Ленина! Эх, старина —
Был на Ковылина Дмитрия спрос!

Удои что надо! Пшеница рожала!
Жена — раскрасавица, двое детей,
всегда полон дом и родни, и гостей,
да долюшка выпала и наказала.

Как вихрь налетела она — перестройка!
И я не вписался. Не понял я, как
играть в демократию, старый дурак!
И вынесло время меня на помойку.

Ваучер, вексель, раздел, беспредел!..
Кругом — нищета, и банкиры в фаворе!
Фальцетом запел в канареечном хоре:
колхоз развалился, и я — не у дел…

Фирму открыл. Через год разорился.
Пробовал всё — попадал на ворьё.
Осточертело! Не жизнь, а мытьё!*
С горя запил. И, понятно, скатился…

Партия «вышла», на правду — запрет.
Жена укатила — удачливых много.
Детям открылась лихая дорога,
а Бог соблюдает нейтралитет.

___________
*Мытьё — беспросветное существование, нужда, безысходность.

— Да, — посочувствовал Бог, — незадача.
Если с собою ты сам не в ладу,
значит, накликал, накаркал беду.
Начал бы сызнова всё, да иначе…

Жалеешь себя ты, а жалость — тупик.
Душу растлил, оттого и невесел.
И ропщешь: как баба вон, слюни развесил.
Взбодрись же и к Богу шагай напрямик!

Послушать, так — умный, понять, так — слабак.
Не произрастает надежда от плача.
Возлюбит жена, и пребудет удача,
лишь волю зажми непременно в кулак.

Направь свою веру на Ноев ковчег,
а Бог будет рядом. Потуги узрит.
Грехи твои, думаю, тоже простит,
как только узнает, что ты — Человек!

Премудрости речи пастух поразился.
Спасибо хотел он сказать за совет,
рот приоткрыл, а уж странника нет —
в мгновение ока тот испарился.

Глава пятая

БЕЗБОЖНИКИ

Солнце в пурпурные краски рядилось.
Вдоволь Господь по земле побродил.
В природе отраду себе находил.
Годы есть годы. И плоть притомилась.

Путь вёл лесочком, полями, просёлицей.*
Пели духмяную песнь клевера.
День уходил, и спадала жара…
Трудно ли, долго ли, вышел к околице.

Мысли тревожат, забот многовато:
неладное что-то творится с людьми…
«Ладно, подумаем…» Красно вельми
было село в ореоле заката.

Стояло оно на селитебном* месте,
справные избы, и есть терема,
черепицею крыты иные дома…
Клуб, гамазея… — всё честь по чести.

Над самой рекой, за оградой литой,
красного камня — дом двухэтажный.
Решил: «Постучусь. Шибко терем вальяжный.
Авось отворят, попрошусь на ночлег.

____________
*Просёлица — дорога между селениями.
*Селитебное место — на возвышенности, у реки.

Посохом стукнул в ворота железны.
Дверь будки открылась. Сурового взгляда
вышел детина: — Чего тебе надо?
— На ночь пусти старика, разлюбезный.

— Не понял… ты чё? — и гримаса ужасная
лик исказила, как тяжкий недуг.
Стало лицо вдруг тупым, как обух.
— Проваливай! Здеся — собственность частная!

Господь растерялся: хамству дивится.
«Служка — нахал, да с хозяина спрос,
видимо, высоко держит он нос…»
Нечего делать, пришлось удалиться.

Смиряя гордыню, разжал кулаки.
Не мог утопить он в чаше сомнений
догму свою и великом терпении…
Приметил хоромину средней руки.

Настежь врата, и глумны, и соловы,
на дивном газоне сидят господа.
Вино, коньяки и чужая еда.*
Готовят шашлык из небесной коровы.*

— Здоровья и мира вам, добрые люди! —
приветствовал бражников чинно Творец.
— Умаялся я, обессилел вконец.
Возьмёте ли на ночь? От вас не убудет…
_________
*Чужая еда — продукты импортного производства.
*Шашлык из небесной коровы — из мяса осла.

Хозяин воскликнул в сердцах, багровея:
— Опять — попрошайка! Ты где, Серафима?
Подай четвертной, и пусть катится мимо! —
и для друзей: — Обнищала Россия!

«Ах, люди-людишки, строптивы в достатке:
ходят под Богом, но срам не имут,
в дьявольском логове ищут приют,
глухи, что бараны, слепы, как кутятки».

Глава шестая

ЖЕНЩИНА

Господь заскучал. Отмечал, уясняя,
что шёл не туда, а стучался не к тем.
Смеркалось. Луна проявилась. Меж тем
достиг он селища самого края.

Видит, домишко старинной работы.
Сразу понятно — хозяина нет:
крыльцо покосилось, забор ему вслед
вот-вот упадёт без мужицкой заботы.

Придел прохудился. Ошибки боясь,
усталость свою за улыбкою пряча:
«Ужели и здесь меня ждёт неудача?» —
Подумал и всё ж постучал, не таясь.

Дверь распахнулась. Люба-прелюба,
стоит на пороге — простоволоса —
чудная дева — коса до пояса.
— Здравствуйте, дедушка!
— Здравствуй, голуба!

— Что привело вас ко мне? В чём нужда?
Может, подать что-нибудь вам из пищи?
— Нет, не подумай… Я вовсе не нищий! —
Ответил, а сам покраснел от стыда.

— Тщетно пытаюсь найти я ночлег.
Стар. Притомился, а завтра — в дорогу.
Согласен уже на любую берлогу.
Смилуйся, буду признателен век…

— Ах, вон оно что!.. Ну, конечно, входите.
Будете гостем. Я путникам рада.
Расскажете что-нибудь. Денег не надо.
И покормлю… Вы чуток погодите.

Садитесь на лавку. Зовите Настасьей, —
порхала по хате вдова, суетилась.
— Грядки полола, да и припозднилась.
Станем вечерить, давно собралась я.

К осени дело, и скоро темнеет, —
В погреб нырнула: грибы, огурцы,
на свет появились в коновках квасцы, —
сядем рядком, и, глядишь, веселее.

Севши на лавку, Всевышний воззрился
на убранство дома. Здесь неча стеречь,
но чисто, уютно, побелена печь…
Порядок давно и надолго прижился.

С Матерью Божьей икона в углу,
вышивки гладью и царский портрет,*
шкап платяной да с посудой буфет,
дорожки цветные лежат на полу.

___________
*Царский портрет — фотография президента России.

Настасья вертелась как веретено.
Тушёный картофель дымился изрядно,
и в завершенье, что было приятно,
на сытном столе появилось вино.

Встретились взгляды. Смутилась: — Ах, это…
На всякий пожарный держу — не хмелит.
Сухое оно — голова не болит.
Давайте… смелее… сюда: ближе к свету.

А стол был хорош! Не осталось следа
от слов и поступков презренного люда,
придвинул к себе с разносолами блюдо.
«И выпью! — подумал.
— Чуток — не беда».

— И я пригублю, — улыбнулась вдова.
— Не нужно стесняться… Какой вы седой!
А трудно следить за такой бородой? —
просты и смешны её были слова.

— Не старая ты, почему же одна? —
Господь, погодя, стал расспрашивать Настю.
— Разве придёт в одиночество счастье?
Прости… Твоё дело… Молчать ты вольна.

— Скажете тоже — за пятый десяток!..
А замуж идти, только время терять!
Спились мужики. Где толкового взять?
Старому платью не нужно заплаток.

Охотники есть, да привыкла одна-то.
Я на люди редко сейчас выхожу.
На зеркало, можно сказать, не гляжу, —
она улыбнулась: — Любила когда-то…

И губы подкрасить, и бровь подвести,
и слово сказать, и работать умела,
в охотку всегда танцевала и пела…
Всё в прошлом уже. Вдругорядь не цвести…

Вздохнула, мизинцем поправила прядь,
что выпорхнула из-под платочка.
— Теперь, — продолжала она, — только дочка —
забота моя. — И вздохнула опять.

В столице живёт. Навещает нечасто.
К Новому году, похоже, родит:
внуком под старость меня одарит…
А вы про замужество…
Нетушки! Баста!

Живу, как могу, но зато без оглядки
на чью-то привычку, забаву, каприз,
без страха, что выкинет кто-то сюрприз.
По горло сыта! Обойдусь и без ласки.

Мой-то Иван поначалу не дрался,
водку не пил и «друзей» не водил.
Потом понесло… И бузил, и чудил…
Сгинул сердешный: лет пять, как прибрался.

Долго сидели. Хмельно от вина.
«Как же легко с ней, понятно и мило!»
Встала она и постель постелила.
«Вот же, — подумал, — кровать-то одна…»

«Муки небесные!» — но помогла
сама Анастасья: прогнала сомненья,
избавила от стыдобы и смущенья —
свет загасила и рядом легла.

Нечего делать: ныряя в пучину
неги и страсти, в неравной борьбе,
пришлось доказать и вдове, и себе,
что хоть и стар он, а всё же — мужчина!

Утром — довольный — проснулся от шума:
воркует вдова у чадящей печи,
готовит на завтрак ему калачи,
тут и пристала незваная дума.

Сердце не в лад застучало стыдливо:
«Неловко — приличия переступил,
забылся в грехе, да и злопотребил
гостеприимством её. Некрасиво!

Ишь, подскочила в такую-то рань!..
Песни поёт и свежа небывало!
Надо открыться, чтобы узнала…
Я не какой-нибудь там макатань!*

__________
*Макатань — любовник.

Чудная женщина! Пусть же узнает,
с кем развесёлую ночь провела,
душеньку с кем, не боясь, отвела…
Признаюсь, откроюсь, и враз полегчает».

Так он размыслил, лёжа в постели.
Решиться на слово долго не мог.
«Бог я, в конце концов, или не Бог?!
Что ж я волынку тяну, в самом деле?»

— Послушай, голуба, — он начал, смутясь, —
в долгу пред тобой остаюсь я великом.
И жажду ответить добром, поелику
с душою и сердцем ко мне отнеслась.

Не убоялась — другим не чета:
не зная кого, простота, приютила,
поила, кормила и спать уложила,
земная, святая в тебе чистота!

Ты не Юдифь, * но и ей бы погрызть
науку любви добродетельной надо.
Иные за мелочи просят награду,
тебе же неведомо слово «корысть».

Совсем разуверился я в человеке,
но ноне прозрел и воспрял — повезло:
воочию встретил добро я и зло…
Хотелось бы мне развести их навеки.

__________
*Юдифь — благочестивая вдова.

Тут он замолк и, тревожно вздыхая,
перст недвусмысленно к небу воздел:
— Надо, чтоб каждый за правду радел,
а не мечтал бы о прелестях Рая.

Прости любомудрие* мне, отклонился.
В чём истина, знать даже мне не дано,
но ищущий ищет, известно давно…
Всё утро, вдова, за тебя я молился.

Спасибо тебе за приют и за честь!
Воздастся по-божески, не сомневайся.
Известно ль тебе, откровенно признайся,
имя моё? Кто на деле я есть?

— Кто ты, не ведаю — короток срок…
Не знаю, но… После сегодняшней ночи… —
зарделась вдова, и потупила очи,
и тихо промолвила: — Ты — Бог!

__________
*Любомудрие — философия (русск., устар.)

Глава седьмая

СТРАННИК

Прощания плоть не желала никак,
но разум довлел над сознанием — надо.
И он, сожалея, шагнул за ограду.
Пошёл торопливо сквозь утренний мрак.

Вдова на крылечке стоит в дверном свете,
спокойно и ласково смотрит вослед.
Обиды и грусти в глазах её нет.
И он оглянулся, улыбкой ответил.

«Она не испорчена, я не из тех…
Не стоит, — подумал, — себя бичевать
и ночь вожделений грехом называть,
когда так желанен и сладок был грех!»

Без устали шёл он равниной широкой.
Уже занимался чудеснейший день,
неслась жаворонка сребристая звень,
и тёплое солнце вздымалось высоко.

Видит он, ветром попутным влекомый,
бредёт по открытым полям напрямик
усталой походкою странный старик,
и одеяньем, и ликом знакомый.

Они поравнялись. Господь убоялся:
шутка ль — пред ним и двойник, и близнец!
— Здравствуй! Откуда и кто ты, отец? —
Спросил, основательно разволновался.

— Здравствуйте, отче! — ответствовал тот.
— Земной вам поклон от идущего к Богу.
Может, укажете вы мне дорогу?
Может быть, знаете, где он живёт?

Прямолинейный, наивно-земной
поставлен вопрос. Улыбнулся, ответил:
— А долог ли жизненный путь твой на свете?
Идёшь с покаяньем, с обидой, с виной?..

Странник опёрся на посох, вздохнул:
— Путь мой недолог — всего сотню лет
на Матерь-земле оставляю я след, —
сказал и на Бога пытливо взглянул.

— У меня очень цепкая память на лица.
Простите за дерзость, смущают терзанья:
сдаётся мне, видел вас я где-то ране…
Старею, но вряд ли… вот так, ошибиться…

— И ты мне, отец, показался знакомым,
но это неважно, ответь же, зачем
ты к Богу идёшь и, главное, с чем?
На старости лет оторвался от дома…

Путник качнул шевелюрой седою:
— Много и долго рассказывать то…
— А я не спешу, терпелив, как никто.
Слушать готов, с любопытством, не скрою.

— Что ж, коли так, то, пожалуй, начну:
с первого дня, с того дня, когда мать
дала мне жизнь, чтоб удачу поймать.
Россия в то время ввязалась в войну.

С японцем война. Девятнадцатый век
таял в туманном предчувствии бед.
Погибли в плену и отец мой, и дед.
Имеет ли цену себе человек?

Это был первый вопрос, на который
не мог я ответить по младости лет.
Познал нищету, отправившись в свет,
с правдой и кривдой я встретился скоро.

На первой войне, но уже — Мировой,
я заслужил три Георгия* честно.
Чем всё окончилось — небезызвестно.
Жизнь заметалась: пошла по кривой.

Семнадцатый год я воспринял с надеждой:
заводы — рабочим! крестьянам — земля!
Красный террор — справедливости для.
Равенство! Счастье! Нельзя жить как прежде!
_________
*Георгиевский крест считался самой высокой солдатской наградой
в Российской армии, имел три степени; впоследствии он был заменён
на орден Солдатской славы.

Казалось, ура! — лихолетье минуло.
Как бы не так, на Гражданской войне
саблей пришлось поработать и мне.
Свобода России в крови утонула.

Вернулся домой. Ошалев от удачи,
денно и нощно на пашне потел —
выбиться в люди желанье имел,
и за усердие был раскулачен.

На этот вопрос, что по счёту второй,
я, поумнев, не ответил поныне.
И прошагал по Сибирской равнине
до самой проклятой, Второй мировой.

Простили меня. И опять за державу
я ворога лютого истово бил.
Дошёл до Берлина, в боях заслужил
ранение в грудь и три ордена Славы.

А дома меня поджидала беда:
Дети, жена при бомбёжке погибли.
Жить расхотелось. Спасибо, постригли:
осваивать Север пришла череда.

Хрущёвская оттепель душу согрела.
Куда возвращаться? Ведь дома-то нет!
На третий вопрос не нашедши ответ,
дорогу тогда я избрал своим делом.

Решил обойти необъятную Русь.
Небо мне — крыша, землица — постель,
лес — пропитание, птица — свирель.
Странствую мирно и правды боюсь.

Так и не видел её я ни разу,
как не встречал и счастливых людей.
Тяжко мне, отче, как будто злодей
всем верховодит. В затмении разум.

Жить остаётся всего-то чуток.
Мне б на минуту увидеться с Богом
и посмотреть бы в глаза ему строго
да расспросить, отчего так жесток.

Может быть, мало усердных стараний
для бедной Руси проявлял он дотоле?
Может, достойна она лучшей доли?
Может, довольно уже испытаний?

Странник умолк, а Господь, утешая,
молвил в ответ ему: — Да, человече,
слышал я часто подобные речи, —
и покачал головою, вздыхая.

Направлены взоры и помыслы к Богу,
гол, неудачлив, о жизни скорбя,
просишь для Родины, не для себя,
будем считать, что нашёл ты дорогу.

Вот он я! Но! Погляди дальше носа!
Что приобрёл ты, сквозь терны пройдя?
Кого пред собою ты видишь?
— Себя…
— Вот и ответ получил на вопросы.

Радуйся жизни своей, не судьбе.
Неважно, от хижины или чертога,
самая трудная наша дорога
та, по которой идём мы к себе.

Странника обнял Всевышний, и вмиг
с миром его, с его образом слился.
К ясному солнышку день возносился.
По полю брёл одинокий старик.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Полдень купается в тёплых лучах.
И настроенье погоде под стать:
хочешь, не хочешь, пора отбывать.
Как там с порядком-то на небесах?

Знал ведь — нормально. Пытался отвлечь
себя от бессмысленных противоречий:
камнем на сердце, горою на плечи
кручина легла, придавила сиречь.

Лишила покоя. И всяк ему мнилось:
поднять на заблудших карающий меч?..
Пряник иль витень? Забыть? Пренебречь?
Так ли, иначе, решенье просилось.

«Надо решить, да не перемудрить».
Вспомнились мальчик, пастух и вдова.
Россия в дороге, Россия жива! —
Поздно позорить, да рано судить.

«Думаю, стоит ещё погодить».
Суровые странника вспомнил слова.
Россия в дороге, Россия жива! —
Поздно наказывать, рано судить.

«Быть по сему! — заключил Всемогущий.
— Прощаю! И волю исполню свою:
шанс не велик, но его я даю,
ибо дорогу осилит идущий!»

17 августа 2001 года.
г. Югорск.