часть 3
1
-Поэтому и должны рядом существовать друг с другом: красивое и страшное, громкое и тихое, богатое и бедное, глубокое и мелкое, радостное и грустное,- заговорил Павел, вспомнив последний неоконченный философский разговор.
-Это ты о чем?- недоуменно спросил Федор.
-Об том, о чем я заговорил, когда мы поплыли проверять морды и верши,- продолжил Павел.- Пусть не пишущие не пишут. Но и пусть не мешают пишущим. Кто захочет читать, тот будет читать, но пусть не читающий не запрещает писать пишущему.
-Что-то ты как-то мудрено,- сейчас к одиннадцати часам дня у Федора до основания хмель вылетел из башки. И он уже не представлялся этакой кисейной барышней, которой всего несколько часов назад было "бир-бары" до всяких размышлений Павла. Он думал тогда только о своем, считал себя самым несчастным человеком в мире. А сейчас наблюдал за раскрасневшимся от пламени костра лицом Павла; и ему любопытно стало даже узнать, чем-же закончится его размышление.
-Не читает тот, кто вообще ничего не читает,- как-будто что-то умное вывел Павел,- у не читающего свое мышление, о том, как больше заработать, как заготовить больше всего и вся, накопить, тем самым удовлетворить себя тем, что у него есть все для проживания сейчас и потом.
-Поэтому ты пишешь обо всем и ни о чем, что ты имеешь все?
-Нет, я не имею всего, чего хотелось бы. Поэтому я "доудовлетворяю" свои потребности тем, что пишу от души и откровенно.
-Это приблизительно то-же самое, что не пишущие "доудовлетворяют" себя тем, что складывают добро кубышку? Намереваются воспользоваться запасами в черный день?- перебил Федор.
-Да! Но деньги истратятся через, скажем, пять лет или раньше и интереса пустая кубышка представлять не будет. А написанное... прочитают через пять лет с интересом и уважением к автору. И это будет большей ценностью, чем пустая кубышка. Не в деньгах счастье, Федя, не в деньгах. А в роде занятий, когда ты дело исполняешь с любовью и азартом. И на кой черт ты поперся в город... на кирпичный завод? Это я все к тому, что занятому интересными делами человеку некогда водку жрать. Да и ни к чему. Спиртное усугубляет и без того нелегкое житие...

2
Потом уже, когда двое приятелей ехали на повозке в деревню, где живет Павел, Федор от него услышал интересную правду. Не обращая внимания на тряску,образующаяся от рытвин, Федор погрузился полностью в его рассказ. А тот рассказывал, изображая веселую мину, как-будто о веселой игре в прошлом:
-Семнадцать лет назад я выпил последний "стопарь", когда остался без глаза. А его потерял при драке с местной шпаной. Ладно, так обошлось, хоть жив остался... Но об этом и вспоминать не хочется...
Мне всегда казалось, что в моих грехах виноваты все, только не я: государство, соседи, родня... Например, воюют словами политики на верхах, а я зимой сопли морожу, обутый в "кирзачи" без теплых портянок, а под хб- летние кальсоны, на руках, отнюдь, не теплые перчатки, а так... байковые... И что защищал? Интересы политиков... их амбиции в шестьдесят восьмом.., в Чехословакии. За два года службы не заработал ни рубля, хотя, сам сам знаешь, как мы бедствовали в деревне. Нас ведь у родителей восемь детей было... Затем работал на севере, получал крохи. Терял сознание в ямах с прорванными нефтяными трубами. Зарабатывал только на пропитание и кое-какую одежду. За то потом от приватизированных скважин появились олигархи. Они никогда не должны были платить за кредит потом, не подрывали здоровья, хотя поимели миллионы... Они богаче и сытнее нас сейчас. Но разве они счастливей меня? Я счастлив от того, что хотя и должен за кредит..., по мнению чиновников, властей, но фактически им я ничего не должен. Я не добрал многого, и рад, что мне должны, фактически, а не я им. Хотя, пусть они думают по другому. Отдаю до сих пор... лишь потому, что они сильнее и наглее меня. Но ведь и я не голодаю. А не плохо было бы и поголодать. Помню, когда с огромным аппетитом кушал хлеб с луком, запивая холодной водой. Теперь, даже не получая ни зарплаты, ни пенсии, могу прокормить себя: этой-же рыбой, небольшим собственным хозяйством. С голода не помру, хватит того, что дают коза, корова, что дает огород. Но не понимал этого. Когда было трудно, запивал. И так легко становилось... Чем чаще пил, тем больше терял настоящих друзей. Друзьями становились те, кто с утра возле магазина отирались и копейки "стреляли". Стоял с ними и я. А уж когда "настреляем", то счастью не было края. А какие душевные разговоры открывались с собутыльниками?! Казалось, не было задушевней и приятней товарищей, которые всегда помогут в трудный момент- захмелить тройным одеколоном или настойками календулы или боярышника.
Федор слушал и ставил себя на его место. Нет, не ставил... Он все это пережил и до сих пор находится в той шкуре, из которой Павел вылез семнадцать лет назад.
-Паша! А теперь, наверное, на тебя смотрят некоторые, называя куркулем?
-Не знаю, не прислушивался. Живу и... радуюсь!
-А я почему-то постоянно вспоминаю детство,- говорит Федор,- Рождались-то мы не в хоромах с паровым отоплением. Не было в горнице и обстановки подходящей, скажем, с креслами и диванами, оббитыми замшей или плюшем.
Нас было пятеро детей у родителей. Спали в горнице на холодном полу, закрышись тулупом. Дрались из-за места, которое примыкало к бабушке. Помнишь-же ее? Она обвивала своими ногами наши ледяные ножки, прижимала тельца к своей груди и радовалась, что греет нас, как наседка греет яйца. И мы радовались, согреваясь и слушая сказки о Иване-Царевиче, Змее Горыныче. Мы жили бедно но жизни радовались, наверное, потому, что маленькими были. Ненавидели куркулей, которые могли позволить купить новые одежки и конфеты, каждая из которых завернута в красивый цветной фантик. И эти куркули нам казались угрюмыми и жадными. Их дома были закрыты жестью; и через крыши в дома вода не попадала. А в наших горницах стояли тазы во время дождя. С потолка "радостно" со звоном и бульканьем капала и бежала вода. Ею наполнялись емкости. Мы выносили эти заполненные мутной жидкостью емкости с оптимизмом и радостью Были счастливы от того, что не позволили жидкости перелиться через края таза, когда она потом начала бы заливать сквозь пол подполье, где хранился картофель. А картошка было единственным продуктом, когда мы могли до "отвалу" заполнить наши животики и не голодать.
-Да,- вмешался Павел,- а родители рожали и рожали. Многие тогда получали звание "Мать- героиня". И все рожали и рожали... -Павел! Сейчас многие живут радостно, не употребляя зелья?- как-то не к месту задал вопрос Федор. Но Павел ответил витиевато:
-По-моему, Лев Толстой сказал, что счастлив тот, кто не имеет несчастий. Красиво сказано. Ты как думаешь?
-Да, любое несчастье- это явление временное,- продолжал Федор,-например, утонул Митька... Помнишь-же? Каким-же это было несчастьем для нашей семьи... Но, со временем, мы все поняли, что умирают все: и близкие, и чужие, и бедные, и богатые, и радостные, и опечаленные... Теперь-то мы все миримся с мыслью, что все уйдем...
-И мы живем, даже если умер близкий человек,- говорит Павел.- Вместе с близким человеком умерли и его печали и радости. Но мы-то живем. Наши радости должны сопровождать близких людей. Умерший не забирает мои радости, он унес свои радости. Наши...остались с нами. Так почему я, например, должен оставить свои радости после ухода близкого человека? не должен делать этого. Я должен продолжать жить, в том числе и радуясь, не смотря на трагедии...
-Да, печаль проходит. На бедах не стоит зацикливать внимание. Пусть остается лишь доброе о близком человеке, покинувший этот мир.
-Вот видишь, Федя, несмотря ни на что; и на то, что тебя обкрадывало государство, и что ты терял близких людей, ты должен радоваться солнцу, ягодам, грибам, рыбной ловле... Руки у нас есть с тобой, ноги ходят... Ты двумя глазами смотришь на мир, я- одним... Даже не будь рук и ног, глаз и ушей, останется лишь мозг, который запечатлел когда-то яркий луч солнца, аромат цветов и лугов, тяга к жизни останется. И мозг будет прокручивать радостные сцены, хотя мозг будет лежать в не двигающейся оболочке в лысом черепе. Надо радоваться от мысли, что жизнь продолжается, не зависимо от тебя и, может быть, вопреки тебе. И даже умирая, надо верить, что мы вернемся в эту жизнь!
-Я понял, к чему ты повел эту безумную философию. Молодец, не читаешь нотаций,- сказал Федор.

3

Друзья всю дорогу разговаривали. И хотя мерин, фыркая, не бежал, а шел размеренным темпом, дорога не показалась долгой и нудной. Павел, видимо, специально не погонял лошадь, чтобы провести поучительный урок таким философским способом "измятому" и изможденному Федору на открытом воздухе, на природе, где мысли приходят ясные и чистые, как этот осенний воздух, как синее небо и солнце, не замаранные ни облачком, ни дымкой...
Павел понимал, что не сказал другу ничего нового, но он старался, по крайней мере, разбудить то, что в душе друга детства уснуло или задремало. Он понимал, что верх внутри Федора брала глупая досада и страх перед будущим. Он был когда-то в подобном состоянии. Вроде заметил, как у того все-таки совесть зазрила. Это было видно, как врезАлся в разговор не просьбами о пощаде и прощении, не нытьем о бесцельно прожитых летах... Он поддерживал разговор трезво и откровенно, понимая о своем провале...
Повозка спускалась с пригорка. Внизу открылся вид на деревню, к которой подходила эта единственная невзрачная песчаная дорога. Телегу трясло от того, что сверху ее было набросана крупная щебенка. Камни, размером не менее куриного яйца, долбили железные обода, отскакивали и ударяли по спицам деревянных колес и по фанерному днищу телеги...
-Сейчас приедем, пообедаем, истопим баньку... Как ты?
-С удовольствием,- согласился Федор. Только теперь, спустя сутки, а может и того более, он почувствовал здоровое жжение в желудке, так как захотелось есть. И все-же он был слаб и зол на самого себя за все свои деяния. Все-равно, из головы не вылетали мысли о просаженных деньгах, которые дала ему в дорогу Манечка. До сих пор прокручивались в голове недавние события, происшедшие в общежитие, когда Петька-дворник сказал, что так заведено и надо выпить после первого успешного дня работы на кирпичном заводе. А какая там была успешная работа? Протаскал кирпичи с одного места на другое... Потом, вечером, и пить начали у себя в комнате. Явились еще трое забулдыг... Сначала было весело. Поговорили, даже пару песен спели. Но он, измотанный за д Потом ...последняя бутылка "Шихана", дорога, противная пробка, булыжник, похожий на амулет, разбитый диван в поле, грязное тряпье... и...Павел, явившийся как Ангел, который и умереть не дал. Подъехали к старому дому. Но с боку его был пристроен новехонький флигель из сруба; утепленный, потому что окно было двойное, и с крыши флигеля торчала керамическая труба.
Возле ворот мужики слезли с телеги. Павел открыл ворота и под уздцы завел мерина, тянущего за собой телегу. Хозяин дома подал Федору два оцинкованных ведра.
-Складывай рыбу, пока распрягу лошадь.

4
Осматривая двор, постройки- все хозяйство одинокого друга, Федора поражала чистота и опрятность всего. "Ведь никто его не заставляет следить за порядком в хозяйстве, а тут..." По периметру вымощенной брусчаткой дворовой площадки стояли аккуратные постройки: сараи, баня, дровянник, в котором ровно, несколькими рядами, уложены березовые поленья.
-Да ты и есть- куркуль!- не обвиняя, а, наоборот, восхваляя, бросил Федор в сторону Павла.
Друг понял, что Федору понравилось хозяйство и порядок в нем. Заулыбался:
-Я не творец, но бездельем не страдаю. Мне всегда не хватает времени, а сделать хочется больше. И стараюсь все довести до совершенства. А ведь еще и творчеством охота заниматься. Все-же, Бог сделал маленькое упущение, сотворив нас. Мало дал времени для существования. И обидел человека тем, что человек не всегда осознает, что жизнь не бесконечна. Она до ужаса коротка и тревожна.
-И меня постоянно одолевает чувство тревоги,- говорит Федор,- из-за отсутствия денег, из-за отсутствия урожая на огороде... Кажется тревога гложет сердце, и я все жду, когда меня одолеет инфаркт или инсульт.
Друзья, управившись с делами, вошли в дом. Павел рассовал рыбу в целлофановые пакеты и загрузил в морозильный сундук.
-Потом разнесу по соседям. Кое-что иметь будем. Например, и тебе на дорогу деньги нужны...
-Спасибо, дружище! Верну, обязательно верну...
-Да, брось ты... Не пей только...Живи и радуйся!
Хозяин накрыл на стол то, имелось в готовности: суп, отварное мясо, чай. Начали обедать, не прекращая беседовать.
-Я соображаю,- говорит Павел,- почему ты плохо себя чувствуешь и почему на тебя нагромоздилось, как ты говоришь, много несчастий. Ты вышел из равновесия... Однажды я поймал себя на мысли, что ненавистное нам слово "уравниловка" содержит под собой почву, и оно имеет не только отрицательное значение, но очень даже положительное. Все в мире уравновешено, не уравновешены только наши характеры. А так... и Земля уравновешена именно на той орбите, на которой благоприятно и человеку, и букашке.
-Наверное, потому и создавался коммунизм,- поддержал разговор Федор,-чтобы все были равны?
-Конечно, проще пустить все на самотек, забыв об уравновешенности. Пустили однажды. И что? Появились "ну, очень богатые" и "ну, очень бедные"...
-А ведь Бог создал человека по своему подобию,- говорит Федор. Уравновесил всех в росте, весе, размерах, дав равные шансы на развитие и существование.
-Ты хочешь сказать, что научный коммунизм более приближен к Богу, чем научная демократия?
-При коммунизме должны быть все равны. При демократии все подобны на вид, но далеко не все равны,- настаивал Федор.- Нет уравниловки, стало быть, нет и равновесия и стабильности.
Федор насыщал свои пустые внутренности супом, мясом и хлебом. В животе урчало, а лицо покрылось малиновыми пятнами. Ему сделалось плохо, захотелось где-нибудь прилечь. Но он старался не выдавать свои желания гостеприимному хозяину.
А Павел продолжал вести начатый разговор, так как он все-же хотел вразумить оступившегося в жизни друга:
-Да пойми ты, Федор, любой человек одарен от природы. Только не всякий определяет, что именно феноменального заложено в нем. Счастлив тот, кто с самого начала обнаруживает в себе феноменальность и прет в одном направлении, опираясь на феноменальность. Одного ребенка, благодаря Богу, мать родила этакого, склонного играть на музыкальных инструментах, другая мать родила- склонного к математическим наукам...
А многие рождаются, вырастают, а потом шатаются из угла в угол. Дела не находят. Вот и дрыхнут целый день. А сон- временная смерть, "отключка" от всего реального. Спать и лежать надо в рамках разумного. Спать на запас вредно. Омерзителен тот, кто не устав от работы и не сделав ничего для семьи, дрыхнет с утра до вечера, да еще и водку жрет. Этот омерзительный тип убивает или добивает в себе тот не опознанный дар, преподнесенный матерью, природой и Богом.
Очнись, дитя! Присмотрись в голубое небо днем, когда по нему плывут чудные облака, ночью, когда мерцают звездочки... Обрати внимание на Луну, то овальную, то абсолютно круглую, то серповидную, то красноватую, то желтую... На Солнце нельзя смотреть без защитных очков. Да на него и не обязательно смотреть. Мы и так чувствуем теплоту и доброту его. Когда обратишь внимание на все это, поймешь, куда тебя манит, и что тебе необходимо делать. -Да и ты- не гений, а бездельем не страдаешь.
-Действительно, как пить перестал, так времени для совершения дел не хватает. А хочется сделать много: и дом довести до совершенства, и.... Для кого? Не важно. Жить и творить хочется больше и больше, но сил и здоровья становится меньше и меньше. Это, наверное, потому, что не увидел сызмальства, как и ты, того самого, что было заложено при рождении. И все-таки Бог сделал упущение, кроме того, что дал что дал человеку очень короткое время для существования, но обделил осознанием того, что жизнь не бесконечна, а до ужаса коротка и тревожна.

Часть 4

1

Федор сидел на заднем сидении в автобусе, который держал курс в районный центр. До родной деревни от этого центра добираться останется не более пятнадцати километров. А сейчас он сидит и трясется на ухабах. Вспоминает то, о чем говорил неугомонный Павел. Он не наставлял напрямую, мол, не пей, это к хорошему не приведет. Но наставлял все-же, рассказывая о мировом равновесии, о короткой человеческой жизни, о занятости в этой жизни. Обо всем этом он понимал и без Павла, но не задумывался об этом в последнее время. Его всегда давили проблемы, связанные с работой, с семьей...Федор находил облегчение в спиртном..., уходя от тяжелой реальности хотя бы на час. Именно, этот час и был самым светлым и радостным часом. Трезвому было тяжело и почти невыносимо продолжать жить. Снова навязывались тяжелые мысли. Они не направляли на положительные действия, не подсказывали выхода из сложившейся ситуации. От этого его сердце, уставшее от аритмии, то бешено колотилось, когда представлял встречу с Манечкой и дочкой, то еле стучало, когда вдруг осознавал, что все потеряно. Он удивлялся поведению и жизнеспособностью Павла, но и это его не бодрило. "Надо-же? Потерял любимую жену, а хозяйство не запустил, наоборот, приумножил новыми постройками, разведением домашнего скота и птицы. И все- в порядке и чистоте..."
Федор вспомнил, как Павел активно и с азартом вытаскивал верши из воды, как-будто в этом заключалась вершина счастья, не позволяющая отойти в сторону, сделать неверный шаг.
Ясное дело, Федор находился в западне невеселых и ужасных эмоций. Ему мерещилось, что куда бы он не сунулся, везде его проклинают, отталкивают... В нем не оставалось духа. Ему и в голову не приходило, что он зажат вином. И нормальный дух не может освободиться от вина, которое не способствует к действиям , чтобы созидать и удовлетворять свои и семейные потребности.
Размышляя и всматриваясь через окно, Федор видел опустошенные и оставшиеся без внимания поля. Они выглядели такими безобразными от высохшего на них бурьяна- этих высоких сорных трав; даже ему казалось, что наступает конец света.
"Вот так,- думает,- как эти заброшенные нивы, заброшен и я. Не стало над нами хозяев, чтобы содержались в порядке и чистоте. Не может поле само по себе "окультуриться". И я не привык к свободному плаванию, не приучен. А я и не поле даже, сорняк уже, портящий жизнь окружающим своим видом и бесполезностью. Мне так близки слова того древнегреческого поэта: "...иль не родиться совсем, иль скорей умереть..." Жить невыносимо."
Федор анализировал, сопоставлял прожитое, виденное, испытанное и приходил к выводу: всему вина социальная несправедливость. И переубедить его никто не сможет. Ему захотелось кричать, чтобы услышали правители: "Неужели не видите, где корни бед и несчастий? Все дети рождаются без особых различий: будь то ребенок правителя или крестьянина. Любой ребенок требует равноценных ухода за ним, питания, одежды и пр.." Но потом ему уже не хочется кричать на весь мир, а так тихонько сказать кому-нибудь: "Сам виноват, слабый я! И не жить моей Катюше при таких условиях, при которых живут дети правителей и воров."

2

На очередной остановке на сиденье, близкое к Федору, подсел, как показалось, угрюмый мужичок. От него разило винным перегаром. Мужик крепко держал авоську, из которой торчало горлышко бутылки, зажатой свертком. Как только автобус дернулся с места, новый пассажир предложил Федору:
-Будешь?..
Федор забыл обо всем на свете: и о ночи, которую коротал в поле на вонючем диване, закрывшись гнилым и заплесневелым тряпьем, видения, связанные с людьми, которых никого уж и в живых-то нету, и о Павле, с философскими речами...
-Пожалуй... а то мне очень трудно,- ответил Федор.
-Из горлышка только... стакана нет.
-Пойдет...
Когда мужчина подавал бутылку, зажатую огромной "клешней", Федор прочитал на ее тыльной стороне татуировку- "Коля".
-Спасибо,Коля! А меня Федей зовут,- перехватил бутылку и выпил столько, сколько смог, пока выпитая самогонка чуть было не брызнула наружу.
Но спустя некоторое время Федору сделалось до того хорошо, что даже бурьян на заброшенных нивах стал казаться этаким прекрасным дополнением к родному пейзажу. И Коля не казался угрюмым, а, наоборот, добрым и разговорчивым, своим в доску, по духу и взглядам. Он даже не стал рассказывать новому приятелю о своих неприятностях. Только сказал, что хотел устроиться на работу в городе. да ничего не получилось.
-А я тоже не работаю, стою на бирже, около тысячи... получаю. Но жена моя лепит пельмени в одной организации. Четыре... получает, да домой еще пельмени приносит... ничего, хватает... Детей-то с нами нет. Взрослые уже. Живут далеко от нас. Но я тебе скажу, без зазрения совести, не вижу своей вины ни в чем. В свое время работал, когда был нужен, и когда мне было нужно. Теперь, квартира есть, пельменей хватает... С голоду не помрем.
-Да и я живу не ко двору, помехой только всем...- говорит Федор.- Там- не так, и там- не этак... Все думаю, чем бы заняться? Никак дела не найду. Уезжать из деревни боязно, но и работы в ней никакой.
Федор и Николай успели допить самогон, пока добирались до райцентра.
-Теперь бы добавить...,- говорит Николай.
-У меня кое-какая мелочь осталась, на чекушку хватит.- Федор показал деньги, которые ему дал в дорогу Павел.
-Отлично! Я знаю точку, где можно самогонку взять.
Теперь, уже ставшие неразлучными, друзья направились на окраину поселка со стороны автовокзала.
Николай постучал в ворота одного из домов, стоявшего на берегу речки. Вышла женщина. После некоторых переговоров приятель протянул деньги хозяйке дома, и та удалилась на несколько минут. Затем, снова появилась и подала Николаю две бутылки самогонки и пару бумажных стаканчиков.
Какую-же радость испытывал, и без того уже захмелевший, Федор от предчувствия скорого возлияния где-нибудь на берегу живописной речки! Непьющий этого никогда и не поймет сроду.
Так и поступили. Уселись на крутом бережку, разложили,на утратившей свежесть, травке кое-какой провиант, который Николай достал из авоськи, бутылки с самогоном. Пили долго и весело, закусывая селедкой и хлебом. И разговор вели о политике, вооруженных силах- обо всем, где они бы могли исправить положение и чтобы страна снова стала мощной державой, какой была при Советской власти. Потом пели военные песни, вспоминали фронтовиков, которые отстояли право на жизнь следующим поколениям. Для большего комфорта приятели даже натаскали в кучу всяких досок, палок и развели костер. Костер полыхал метрах в пятистах от ближайших домов поселка. Друзья грели свои тела внутри самогоном, а снаружи- костром. И никто на всем земном шаре не испытывал большего комфорта и счастья, чем эти люди. Они любили друг друга, любили свои семьи, любили Родину и гордились ей. В данный момент им было наплевать, что будет завтра. И Федор как-то вспомнил дворника и коменданта общежития. Но они не представлялись зверями, а нормальными гражданами, исполняющие свой долг по правилам и закону. Федор и не думал о том, что завтра в тяжелом похмелье снова будет прокручивать в голове события, связанные с утонувшим Митькой, с сумасшедшим Димой, Зуфаром, которому разбили голову двумя ударами колуном, с доброй Зухрой, которая дала пару леденцов из "Монпансье", чтобы он не плакал . Ему было плевать на все завтрашнее. Счастье-здесь, на этом живописном берегу, когда рядом такой добрый и замечательный человек по имени Коля. Он не таков, как куркуль Павел, крепко держащий в руках свое хозяйство. Скрепленные крепким самогоном и близкие по духу, новоиспеченные друзья пожимали друг другу руки, иногда обнимались, восхваляя друг друга