То что у него на старости лет откроется такой дар, Иван Иваныч не смог бы представить даже в ночных кошмарах. Которые, к слову сказать, в последнее время, с появлением напротив его окон через небольшой уютный зелёный скверик оглушительно грохочущей и дурно пахнущей стройки, стали случаться у него регулярно.
Когда на стройке вдруг ни с того ни с сего рухнул башенный кран, насмерть придавив приезжего рабочего, Иван Иваныч поначалу не придал этому большого значения. Постоял вместе с соседями в скверике, покачал сокрушённо головой да поцокал, как все, сочувственно языком, втайне, впрочем, гаденько возрадовавшись, что в грохоте стройки наступила, наконец, передышка. Кошмарные сновидения, частенько приводящие к утренним мигреням, ненадолго прекратились.
Иван Иванович, надо сказать, пять лет кряду как будучи пенсионером, трудовой своей деятельности не прекращал. Во многом потому, что не мог ни минуты усидеть без дела - так уж он был приучен. Но главная всё же причина заключалась в его совсем невеликой пенсии, которую прижимистое государство, с досады от появления очередного нахлебника крякнув, таки выделило ему на старость. Работал он в местном театре гардеробщиком, потому что жил с единственным по-настоящему культурным заведением их небольшого городка по соседству. Впрочем, как сказали бы его коллеги-театралы, Иван Иваныч не работал. Он - служил. Хотя к нашей истории эта особенность не имеет ровным счётом никакого отношения.
Огромную роль в нашей истории играет только то, что Иван Иваныч, в силу специфики своей работы, очень ценил утренний сон. А так как служба его заканчивалась поздно, то и утро для Ивана Иваныча наступало обычно к тому часу, в котором иной работный люд уже допивал обеденный компот.
Первый звонок, выражаясь языком театральным, прозвенел в голове Ивана Иваныча дней через пять. Когда смуглый строитель, который разбудил Ивана Иваныча поутру настойчивой трелью отбойного молотка и которому Иван Иваныч пожелал в полусне, чтоб он таки раздолбил этой хренью себе ногу, внезапно бросил работу, Иван Иваныч слегка насторожился. Влекомый некой тайной силой, он нехотя поднялся с постели и зашлёпал босыми пятками к окну. На ходу Иван Иваныч успел прихватить с тумбочки сверкавшие модной оправой очки, так как в последний год-полтора его до тех пор безупречная орлиная дальнозоркость стала всё чаше подводить своего хозяина.
Кареглазый южный молодец, обхватив окровавленную ступню обеими руками, скакал на здоровой ноге, с завидной угловой скоростью вращаясь вокруг оси. Попутно - широким веером, из-под ярко-оранжевой каски не по размеру - молодец обстреливал окружающую действительность гортанными проклятьями на тарабарском языке.
Подозрения Ивана Иваныча лишь усилились на следующее утро. На этот раз его разбудил звонкий собачий лай.
- Достали уже эти болонки! - в сердцах воскликнул Иван Иваныч.
Он знал, что большие благородные собаки этакого хамства себе не позволяют. Лают только солидным басом, убедительно, кратко и по делу. Эти же мелкие твари, пустолайки блохастые, могут заливаться бесконечно из-за любого пустяка.
- Да чтоб ты сдохла! - добавил Иван Иваныч и попытался отгородиться от источника беспокойства подушкой.
Каково же было его удивление, когда лай под окном тотчас стих. Буквально - не успел Иван Иваныч толком обустроить лысую голову под объёмными пуховыми сводами.
Сон как рукой сняло. Иван Иваныч подскочил к окну. Кудрявая белая собачонка лежала навзничь на изумрудном газоне и конвульсивно подёргивала передней лапкой.
- Болонка, угадал... - машинально подумал Иван Иваныч и побрёл на кухню за валидолом.
Окончательно уверился Иван Иваныч, что во всём этом есть какая-то необъяснимая мистика, после случая с соседом сверху. Тот имел несчастье перепить и в попытке отрезвления своего организма в горячей ванне - украсить потолки и стены Ивана Иваныча ржавыми потёками по всему периметру дряхлой однушки. Когда „скорая“ увозила соседа, врач мимолётно обмолвился, что видывал в жизни, конечно, всякое, но чтоб человек утонул в собственной ванне - об этом только байки слышал.
Крепко призадумался тогда Иван Иваныч и чуть сам от дум своих непомерных да непосильных не запил.
Однако потом, будучи человеком пунктуальным и обстоятельным, Иван Иваныч рассудил совершенно здраво. Запить он всегда успеет, решил он, а кое-какие моменты уточнить всё же не мешало бы. И, как всем уже известно, будучи человеком пунктуальным и обстоятельным, Иван Иваныч навестил ЖЭК, собес, сберкассу, поликлинику и все окрестные органы местного самоуправления, включая городскую мэрию. В общем, все те места, где любил, а если называть вещи своими именами, то был вынужден проводить всё свободное от службы пенсионерское время. Именно как человек пунктуальный и обстоятельный, чем он всегда гордился и чем был, собственно, среди соседей и славен. По некотором дополнительном размышлении Иван Иваныч включил в свой маршрут также близлежащие магазины и крохотный рыночек за углом, где небритые торговцы, случалось, норовили обсчитать Ивана Иваныча, а иной раз - чего греха таить! - тишком подсунуть лежалый товар.
Иван Иваныч, был такой грех, даже вообразил себя ненадолго сыщиком Анискиным и провёл настоящее, по всем правилам, расследование. И вот ведь что выяснилось. Странное дело: почти во всех этих местах, буквально за некоторым исключением - везде в последние месяцы случались непостижимые, необъяснимые, фантастически невероятные происшествия с людьми, порой со смертельным исходом или чудовищными увечьями.
Удивительно и, если вдуматься, стыдно и совсем не по-христиански, но Иван Иваныч неожиданно поймал себя на мысли, что ему вовсе не жалко никого из этих людей. Он хорошенько подумал, тщательно припоминая каждого из них.
- Да, кроме, пожалуй, одного - усовестился вдруг Иван Иваныч.
Он вспомнил. Сосед по даче, милый такой старикашка. Хотя какой старикашка - его же, Ивана Иваныча, ровесник. Сколько уж с ним и соли, как говорится, съедено, и выпито всего. Больше, конечно, не чая. Больше водки. Сосед же, если рассудить по справедливости, не виноват, что дым от сжигаемого им мусора, гонимый совершенно непредсказуемыми шалыми ветрами, облюбовал участок именно Ивана Иваныча. Да кабы Иван Иваныч тогда знал! Не лежал бы сосед в больнице с приступом астмы.
- Эх, надо бы соседушке хоть яблучков отнести, потешить... - с грустью подумал Иван Иваныч, запивая водку корвалолом.
- Это дар, - догадался Иван Иваныч, - Знамение свыше, не иначе.
Как бы специально к случаю произошедшее вскорости событие подтолкнуло Ивана Иванова к единственно, казалось, верному шагу. Увидев на фонарном столбе яркую афишу с приглашением на кастинг в передачу „Удиви экстрасенса“, Иван Иваныч твёрдо решил обратиться к специалистам.
Его с позором выставили с первого же просмотра, так как он не сумел выполнить ни одного элементарного даже для начинающего колдуна задания. Не угадал ни одного числа в конверте, не увидел камня в почке у девушки, спрятанной в багажнике машины и даже не раскрыл простейшее убийство на сексуальной почве пятилетней давности. Зато после его ухода у председателя жюри вдруг выросли рога на лбу, от которых, несмотря на вмешательство присутствующих шаманов и ведьм со всей России, удалось избавиться лишь хирургических путём. В тот же миг у председателя отросло ещё кое-что, о чём, правда, он сам поначалу из скромности умолчал, а окружающие догадались только спустя некоторое время, когда председатель неожиданно оставил потусторонний бизнес и снискал неплохую славу на поприще героя порнофильмов.
А наш герой, Иван Иваныч, с тех пор экспериментировал самостоятельно. Постепенно он выяснил, что не все те, кого он, мягко говоря, не любит, реагируют на его слова и мысли одинаково. Например, попытавшись разогнать посредством жесточайшей диареи увиденный по телевизору гей-парад, Иван Иваныч с прискорбием обнаружил, что ни у одного из извращенцев не случилось даже лёгкого расстройства желудка. Призвав на крышу Пентагона ядерную бомбу на сон грядущий, Иван Иваныч, как тщательно ни вслушивался он в утренние „Новости“, не услышал назавтра хотя бы про лёгкую выходку умалишённого террориста-смертника на пороге „цитадели зла“.
- Дело в расстоянии! - осенило Ивана Иваныча.
Однако, подойдя к обидчику своей коллеги, юной театральной буфетчицы Машеньки, ловеласу Жмакину вплотную, и прошептав тому на ухо несколько разъяснений о безусловном воспитательном эффекте насыпанной тому на причинное место соли, Иван Иваныч, к крайней своей обиде, убедился, что никаких неприятных ощущений в области ширинки Жмакин не испытывает.
И в то же время голубь, обильно нагадивший Ивану Иванычу на шляпу и успевший улететь к моменту обнаружения сего конфуза на весьма приличное расстояние - грохнулся на мостовую замертво, будто его подстрелил невидимый Вильгельм Телль.
Долго судил-рядил да прикидывал Иван Иваныч, и так, и сяк кумекал, пока, наконец, путём проб и ошибок не убедился. Расстояние, конечно, тоже имеет значение. Куда ж без этого. Ведь как ни называй, как ни крути, дар его - самое настоящее оружие. Один в один автомат Калашникова. За пару-тройку километров убить уже вряд ли сможет, разве что покалечить.
Но, главное, дар действует исключительно в моменты крайнего эмоционального подъёма. Как говорят проныры-адвокаты, желая отмазать щедрого клиента от заслуженной кары - в состоянии аффекта. Те, кого Иван Иваныч ненавидит „в принципе“, „вообще“, а не в порыве внезапного гнева - те могут до поры вздохнуть и расслабиться. Однако лучше всё же не попадаться им Ивану Иванычу на глаза под горячую руку. Вдруг чего...

Вы спросите меня, откуда я всё это знаю? Так сам Иваныч и рассказал. Ага, под стаканчик разве утаишь чего? Что ж мне врать-то понапрасну?
Только знаете что меня беспокоит? Пропал куда-то наш Иваныч, как сквозь землю. Почитай третью неделю как я его во дворе не встречаю. А что ещё странно, так подозрительные личности какие-то - арабской, что ли, наружности? - всё по двору шастают, вынюхивают всё, высматривают, будто потеряли чего. Чудные такие... Странно ведь это, да ведь?
А Матрёна... ну, балаболка наша самая, сказывала, будто бы Иваныч квартиру в Москве хотел снять. Будто у Матрёны у самой спрашивал, нет ли у неё там каких знакомых. А то, говорит, квартиры поближе к Кремлю больно дороги - никакой пенсии не хватит. Не знаю - брешет, нет? Хотя...
- А? Чего говоришь? Прям в „Новостях“?! Ага, бегу, бегу!..
Извините, жена зовёт. Вертолёт там, говорит, по телевизору с министрами разбился. Побегу я, ага? Успею авось... хоть глазком...