Это был джаз, детка…
Мой джаз. Только мой.
Я веду эту мелодию, и она идёт за мной. Так послушно… Мелодия моей жизни.

Что, я несу бред, да, детка? Потому что выпил.

Джаз – контраст белого и чёрного.
Я всегда ищу всё двойное для гармонии. Чтобы чувствовать себя состоявшимся, цельным. Две половинки – тёмная и светлая.
Исчезни хотя бы одна – исчезнет целостность. Моя чёрно-белая целостность. Это стильно, детка. Это классика.

У меня исключительно чуткий, чёткий слух. Как только я слышу фальшивые ноты, прекращаю. Мелодию, дело, питие. Меняю обстановку, улицу, город… Могу себе позволить. Я – рантье. И зовут меня Тони Джей.
Чувствовать клавиши под руками… пальцы сами знают, что делать. Не задумывайся – только так можно играть непринуждённо. Сам старина Паркер трепал меня по плечу: «Ты далеко пойдёшь, Тони…» Но я недалеко продвинулся. Я зациклился на себе, и постепенно музыка перестала быть самым главным в жизни. Но джаз оставался моим воздухом, соусом, в котором я варился, кипел… Фоном. Будто невидимый тапёр придавал яркости моей жизни и сопровождал каждый мой шаг. Конечно, я делал так специально. Жил с таким расчётом.
Паркер… он загнал себя. Так нельзя было делать, нельзя… Он думал, что можно перегнать завтра. А я всегда был адски приземлённым.
Я видел Эллу. Смешливая девчонка. Сколько её помню, она всегда улыбалась. Чёрное, чёрное… Я был белым. Меня это ничуть не смущало. Я был классным белым джазистом. Но не рвал себя – просто закрывал глаза… Ты никогда не видела меня таким, детка. Да и не увидишь уже. Давно это было…

Знаешь ли ты, какой силой обладает звук? Адовы языки пламени по коже… Поэтому ты никогда не уйдёшь один. Да, знаю, мерсисайдцы сделали эти слова гимном своего футбольного клуба… Смешно. Но я слышал, как весь стадион поёт его, стоя. Впечатляет, да…

Понимаешь, какая штука? Джаз – импровизация. Вечная. Ты знаешь только тему, канву, и дальше ты свободен её развивать как угодно. Как жизнь… И я так жил и живу. Это настоящий джаз. Такие дела…
Я хотел прорваться, но быстро завязал. Питие… это дорога в никуда. На моих бледных щеках появляется смешной младенческий румянец, я тупею, ненавижу сам себя… Терять ясность мысли – ещё чего не хватало. Лучше я буду обычным потребителем. И если мой мир – джаз, я буду потреблять - его. В достаточных количествах.
Я закрываю глаза и вижу нежный седой дымок мелодии, вырывающийся из искрящегося жизнью саксофона… Сакс – он живой. Джаз – живой…
Я умел заставить каждого из слушателей стать частью этого мира. Но мимолётный успех подчинил меня себе. Из творца мира я стал просто частью его. Мне было комфортно. Как только я стал лажать, слышать собственные фальшивые ноты, видеть равнодушие в глазах вместо жадного, кричащего желания обладать носителем, творцом джаза – мной! – я прекратил. И лишь иногда… когда я действительно хочу... вот тогда я кладу руки на клавиши и уношусь в мир, создаваемый прикосновениями моих пальцев. Уверенно, будто касаюсь кожи своей женщины. Женщины… их было много. Я был молод, хотел приключений. Их было – завались.

Так что, хочешь от меня любовную историю? Она будет чёрно-белой, ничего?
Я знал чёрное и белое в себе. Когда мне не хватало какого-то цвета, я восполнял. Очень быстро.
Женщины… Я скучал с ангелами, а дьяволицы меня раздражали. Я не выбирал, они приходили сами. Под звуки джаза, в барах, пока я сидел за клавишами, они желали меня. Но прекращалась музыка – и прекращалось волшебство. Мне надо было удерживать его.
Стиль – в чёрно-белом. Угольно-чёрный костюм, накрахмаленная белая рубашка, чёрная шляпа, надвинутая на глаза… Таинственный франт с волшебными пальцами. Не знаю, что приводило меня туда, где в спину жадно дышала смерть? В те бары, где завсегдатаями были гангстеры. «Того божественного пианиста – не трогать!» Нет, вряд ли, это смешно. Я уже давно не играю.
Видеть желание в глазах женщины – это джаз, детка. Это джаз…
Но всё должно быть под контролем. Под моим контролем.
Джаз… и все женщины в том баре, где я играл вечерами, были мои… Если бы я захотел. Я умел делать джаз, что жил в их глазах, материальным. И как только я чувствовал фальшивую ноту - менял обстановку. Менял бар. Менял дом.
Моя новая квартира – белые стены, чёрный стул, чёрный диван. Зеркало. Большое. Там живут мои тени – чёрная и белая… Пока достаточно. Скоро я поменяю её, наверняка.

Линн… сколько времени я ухаживал за ней? Долго, долго… Это заводило и было так непривычно… Она была холодна и никогда не подходила. Но смотрела, смотрела пронзительно, без интереса, но очень внимательно. Я холодел, потом меня обжигали адские языки пламени. Это был джаз, подаренный мне тобой, Линн… Я терялся. Не знал, как себя вести, что говорить… Наверное, я решил, что это любовь, ведь со мной такое было впервые. На всё новое мы лепим ярлык привычного, ранее слышанного от кого-то. Я ловил колоссальный поток энергии… её энергии. Это был джаз, детка, тот самый, который я чувствовал, закрыв глаза.
Сейчас она уйдёт, Тони… сейчас она уйдёт… Удержи её. Удержи. Ты можешь…
А сейчас я сыграю для той прекрасной девушки в белом шарфе за крайним столиком.
В белом шарфе была только Линн. И в чёрном бархатном платье. Я – тоже в чёрном, как обычно. Белый галстук. Белая рубашка. Чёрно-белое. Гармония.
Меня било, будто током. Я нашёл в себе силы наблюдать за ней, за её реакцией… Да. Я видел, что и её – тоже. Я вернул тебе твой джаз, Линн, тот, что ты подарила мне.
Только вот… я острее нуждался в Линн именно в те моменты, когда она отворачивалась или уходила. Когда она была рядом, я терялся. Как можно быть рядом с той, которая превращает твою кровь в пузырьки от шампанского? Как себя вести, как стать ближе?
Ты была тенью, Линн… Моей тенью. Тенью из зазеркалья…

- Чем ты занимался, сукин сын, пока меня не было?
Элли. Элли Уайт. Главная стерва Детройта. Собственной персоной. И как она меня нашла?
- Тебя не было? Это я так захотел – избавиться от тебя.
- Но ты меня нашёл!
- Чистая случайность.
- Я знаю, ты времени даром не терял. Вся та куча продажных баб, что вокруг тебя… я их разогнала. Где они? Они меня боятся, милый. То-то же.
- Не очень-то верю, что всё это время ты хранила мне верность.
- У меня было полно мужиков. Молодых и не очень. Богатых и бедных. Я брала их, когда и как хотела – так, попользоваться. Природа, знаешь ли. На что они мне? Да и ты ни на ком не застреваешь надолго, верно? Кроме твоей облезлой Линн. Вижу, она тебя зацепила, но не могу понять, чем. Не слишком умна, неинтересна, скучна, не чета мне. Правильная до ужаса. Ты приколол её к себе, как дешёвую брошку, как трофей, как ты делаешь со всеми бабами. Поносишь да снимешь. А я не из тех, кого забывают.
Да, чёрт возьми, Элли была права. Она была божественно красива и так же божественно продажна. За изысканные подарки, за изысканную лесть – правда, она об этом не задумывалась. Сама себе она казалась свободной, и только я умел ею управлять. Я бесился, злился и ревновал – она и не думала скрывать от меня свои похождения. Самые классные ночи были после наших бурных скандалов. Я ненавидел её за то, что она цепляла меня. Её было трудно забыть. И вот теперь я не мог её потерять, да она и сама упорно не хотела меня отпускать.
- Линн? А что Линн? Хочешь, я тебе расскажу про неё? Холодная, скучнейшая особа. Влюблена в меня до беспамятства. Если бы я подпустил её ближе, она бы… но я сам не хочу. Мне нравится так, на расстоянии. Она такая правильная, хотя… подозреваю, как она хороша. В таких, как Линн, внутри живёт дьяволица…
Я наблюдаю за Элли. Она злится, краснеет, и… она прекрасна в гневе! Это джаз, детка, это джаз!
- Она не нужна тебе. Это ведь именно она держит тебя на расстоянии, а не ты её. Пытается сохранить остатки скромности, соблюдает приличия из последних сил. А ты… Ты отзываешься о ней, как… И всё для того, чтобы меня позлить. Ха. Вот бы рассказать ей…
- Линн тебе не поверит.
- Что, она твоих баб не видела? Она прекрасно знает, что ты за тип. И всё прощает, маленькая серенькая дурочка. Нашёл ангелочка. Она же будет твоей, стоит только поманить. Но ты не манишь, потому что боишься, что всё станет слишком серьёзно. На черта она тебе сдалась?
- Она лучше тебя в сто раз, Элли. Я тебя знаю, как облупленную. Ты вульгарна. Ты дешёвка. Ты зависима – от денег, от лести, от дорогих побрякушек, от меня, наконец.
- Врёшь. Ты – сволочь, Тони. Чёрта с два ты меня поймаешь и удержишь. Джазист хренов. Ты и играть-то разучился так, как раньше. Потому что у тебя нет страсти. Ты тлеешь, а не горишь. Потому что у тебя нет…
Внутри меня внезапно что-то выходит из строя.
- Элли… ты нужна мне. Сейчас.
Мой голос предательски обрывается, точно высокая нота, вытянутая саксом, вдруг срывается, хрипит, падает вниз…
И я вижу, как прямо на глазах что-то ломается в её лице, трескается лоб, улыбка…
- Тони… Что происходит, чёрт возьми?
- Пойдём ко мне. Сейчас.
- Что ты делаешь… зачем…
Как быстро она сдалась… обмякла. Вся напускная злость исчезла. Осталась только хрупкая, немного вульгарная, но такая желанная женщина… Моя Элли… Всегда моя. Трудно представить более похожих людей, чем мы.
- Завтра, ладно? – виновато улыбается она. – Сегодня я загружена у мистера Эванса. Бумаги… Сорри.

В дверях она столкнулась с Линн, я знал точно. Я был на волоске, но я везунчик. Как всегда, выбрался. Это так заводит…
Это джаз, детка… Это настоящий джаз…
- Видела вон ту, лохматую, в белых перчатках? – пытаюсь дышать глубже.
- Наслышана. Элли… Уайт, кажется? – лобик наморщен, гримаска, ухмылка.
- Линн, я не знаю, как от неё отделаться. Она меня преследует.
- Да? Мне кажется, тебе нравится.
Что это? Линн кокетничает со мной? Ооо… Надо этим воспользоваться.
- Это самая продажная стерва Детройта, Линн. Продажная, подлая, пошлая девица.
- Она очень красива.
- Да? Не заметил. У неё слишком грязный язычок.
- И только? Мне показалось, что ты…
- Ты мне не веришь, Линн? Кроме отвращения, испытывать к ней что-либо невозможно. Она услышала, как я играю, и завелась…
- Да… твоя игра действительно заводит.
Что это? Мне снится? Линн сказала «заводит»?
- Я не знаю, что мне делать, Линн… я не знаю… - изображаю полное отчаяние. – Элли меня достала, а я думаю только… о тебе. Что мне делать?
- Я устала ждать, вот что, - нежно прошептала Линн мне в ухо, которое тут же стало розовее поросёнка.
- Я… я не решался, потому что ты… такая… такая…
- Ты – не решался?
- Трудно поверить?
Чёрт, что это с ней? Она режет меня без ножа… Она сказала – завтра. У меня.
Боже, как я играл в тот вечер…

Голые стены, чёрные тени в огромном зеркале путаются с белыми, картина… Два стула, диван в соседней комнате. Я здесь коротал ночи, а днём слонялся по барам без цели. Играл вечерами. Сегодня патефон, Фрэнк, ожидание.
Элли впорхнула в приоткрытую дверь. Бутылка мартини на полу, пара бокалов, лёд. Чернота хлынувшего в окна вечера. Стильная блузка Элли, чёрная в белую крапинку, тут же слетела с неё.
- Не будем терять времени, Тони. Я всегда делаю всё очень быстро.
Какая узкая юбка… как её расстегнуть? На руках Элли белые перчатки – так, как я люблю. Руки путаются в застёжках. Элли спешит, срывает с меня пиджак… Я не подумал о фальшивой ноте. Красные подтяжки… Это её сбивает? Конечно, нет. Ей нравятся яркие цвета. Ей нравится скорость.
- Come fly with me… - мурлычет, торопится старина Фрэнк. Сакс журчит водопадом.
Отрезвляет стук в дверь. Чёрт… Я совсем забыл. Линн…
Я был так наивен, думая, что Элли будет молчать?
Дверь открылась сама. С чудовищным скрипом. Фрэнк смеялся, сакс пыхтел, Элли в расстёгнутой юбке… Я без пиджака. Но ведь в шляпе! Линн в чудесном чёрном бархатном платье и… в чёрных перчатках. Всё так, как я люблю… Опускаюсь в кресло, брызгаю мартини в бокал.
- Come fly with me… - я, Фрэнк, и мартини.
Две мои женщины… Две половинки одного целого.... Я им больше не нужен.
- Аха. Линн Блэк?
- Ты устроилась горничной, Элли Уайт? Эти перчатки… как у прислуги.
- Так здесь дом свиданий Тони Джея, ты не знала?
- И он тебя нанял прибраться? Вытереть пыль с его… шляпы?
- Серая мышь!
- Продажная тварь! Дешёвая шлюха!
- Смешная. Ты что, так ничего и не поняла? Тебя использовали!
- Это тебя использовали. И выкинули бы после всего.
На повышенных тонах… То взвиваясь, то падая, сплетаются их голоса. В приглушённую, ворчливую мелодию. Ни единой фальшивой ноты… Но сейчас существую только я, Фрэнк и мартини. И ещё – две тени в зазеркалье. Чёрная, белая… они смешались. Я не вижу.
- Come fly with me…
Кажется, я заснул.

Когда я открыл глаза, Фрэнк молчал, игла царапала края шуршащей пластинки. Они исчезли, обе. Зеркало погасло. Тёмная и светлая половинка меня стали одним целым. Я не уверен, что они существовали порознь. Хотя те пощёчины… о, они были настоящими.
Теперь-то я знаю секрет, секрет настоящего джаза. Поэтому больше не играю. Я постиг эту истину, но по-прежнему мелодия моей жизни послушно идёт за мной. Я веду.

Давно это было, детка. Сейчас все забыли о пианисте по имени Тони Джей…
А? Что? В чём секрет настоящего джаза?
Садись поближе, детка. Я объясню…