Все каникулы он проработал грузчиком на складе у Алексея. Заработанные деньги хотел отдать Светлане — ведь ему больше не нужно было копить Лене на подарки. Но та неожиданно отказалась их взять.
— Купи себе, чего надо, — сказала мать, — а то ты все для других да для других. Хоть чем-нибудь порадуй себя.
Моя радость кончилась, — молча подумал Гена. — Навсегда.
Но деньги припрятал. Вдруг пригодятся для осуществления его замысла. Пусть пока полежат.
А Маринка жила, как заведенная. Вставала, ела, убирала квартиру, бегала в магазины − и все молча. Как будто в ней туго-туго закрутили пружинку, и та, медленно раскручиваясь, побуждала ее к привычным действиям. Но ведь завод когда-нибудь кончится. Что с ней тогда произойдет, Маринка не задумывалась. Жила по инерции — и все.
Пару раз она сходила на свидание со Стасом. Но даже юморному Стасу не удалось ее расшевелить.
— Что с тобой? — допытывался он. — Такое впечатление, что ты разучилась улыбаться. Ну-ка, улыбнись. Вспомни, как это делается.
Маринка послушно попыталась. Улыбка получилась кислой − как будто съела лимон.
Они сидели в парке на скамейке, где когда-то Дима ей читал ее же стихи. И деревья вокруг были те же, и кусты. Только все стало совершенно бесцветным − как будто мир покрыл серый несмываемый налет.
Она вспомнила, как маленькой девочкой родители ее возили в Москву. Сначала Маринке очень понравилось метро, особенно эскалаторы. Но однажды ей попалась на глаза табличка "Выхода нет". Безысходность этого объявления так поразило ее психику и врезалось в память, что метро ей решительно разонравилось, и она стала просить, чтобы ее впредь возили только на трамвае или троллейбусе.
— Неужели метро хуже трамвая? — удивлялись родители. — Оно ведь такое красивое! И быстрее намного.
— Там выхода нет, — загадочно отвечала дочь.
— Выхода нет, — повторила она эту фразу, забыв, что Стас рядом. — Нет выхода, вот в чем дело.
— Ты о чем? — не понял он. — Марина, что с тобой? Кто-то умер? Или ты неизлечимо больна? У тебя вид, будто ты только что потеряла близкого человека.
— Я потеряла близкого человека, — покорно согласилась она. — Ох, Стасик, как мне худо, если бы ты знал! Только ты ни о чем не спрашивай, ладно? Тебе эта правда будет неприятна.
— Ничего, переживу. Рассказывай, — потребовал он. — Не бывает безвыходных ситуаций. Из любой всегда можно найти выход. Даже если тебя съели папуасы — есть минимум два выхода. Выкладывай, и попробуем их отыскать вместе.
И она рассказала − про себя и про Диму. Он выслушал ее и долго молчал, рисуя прутиком черточки на снегу.
— Выходит, я у тебя, вроде отдушины, — наконец, произнес он. — Вот никогда не думал увидеть себя в этой роли. Очень, знаешь, несимпатичная роль.
— Я понимаю, — грустно согласилась Маринка. — Прости. Ты хотел правду — ты ее узнал.
И она поднялась, чтобы уйти.
— Постой, — остановил он ее. — Сядь. Давай поговорим серьезно. Ненавижу бессмысленные страдания. Так говоришь, он влюблен в ту девушку? А она? Она отвечает ему взаимностью?
— Да. Она сказала, что они любят друг друга.
— Тогда твое дело безнадежно. Он, конечно, к тебе не вернется. Тебе остается одно — забыть. Оттого, что ты будешь жить, посыпав голову пеплом, ничего не изменится.
— Легко сказать: забыть. А как? Ты бы забыл?
— Запросто! Думаешь, я не влюблялся? Сто раз! И я бросал, и меня бросали. И видишь — ничего. Живу.
— Ну научи меня. Как разлюбить?
— Есть только один способ. Клин вышибают клином. Поняла?
— Нет.
— Что ж тут непонятного? Надо влюбиться в другого. Срочно. Гулять с ним, целоваться... и все остальное. Время пройдет, и ты забудешь этого Диму. Еще и смеяться будешь над своими терзаниями.
— Стасик, да разве ж я против? Да я была бы счастлива в тебя влюбиться. Но не могу — все время он перед глазами. Ты вот поцеловал меня — и никакого впечатления. А когда он — я просто умирала от счастья. Вот... дали мне его фотокарточку. Ставлю перед собой и три часа не могу оторваться. А потом реву и реву.
— Тогда это клиника. Надо лечиться, раз такое дело.
— Видно, только и остается.
— Ну, ладно, — поднялся он, — с тобой все ясно. Случай тяжелый и запущенный. Но ты меня не забывай. А главное, подумай над моим советом. Все равно у тебя другого выхода нет. Если захочешь, звони — я еще какое-то время подожду.
Он крепко поцеловал ее в губы и ушел. А Маринка еще долго сидела на скамейке, тупо глядя себе под ноги. Она быстро забыла про Стаса. Маринка думала о том, что завтра приезжает Дима и надо будет снова притворяться. Ничего, она соберется с духом и опять будет играть роль просто верной подруги. Ох, зря она все рассказала Стасу — он бы ей еще пригодился.
Вот только Лену она не могла видеть. При одной мысли о ней у Маринки в душе пробуждалась такая ненависть, что она с трудом переводила дыхание — ненависть физически душила ее. Если бы это зависело от нее, Маринки, Лены бы не стало. Если бы она могла убить ее — убила. Но ведь она не могла этого сделать — просто, не была на такое способна. Воспитание не то.
В последний день каникул они вернулись. Маринка с Геной видели в окно, как Ольга и Лена вошли во двор − обе такие веселые, довольные. Шедший позади Дима нес их чемодан и какую-то супермодную сумку. Недолго пробыв у них, он вышел с этой сумкой и убрался восвояси. Значит, сумка была его, а их он провожал с поезда.
Но потрясение, которое они испытали на следующий день перед уроком физики, можно было сравнить только с землетрясением. Причем не меньшее потрясение, только со знаком "плюс", испытала и сама Лена.
Перед звонком, когда они уже расселись по местам, в физический кабинет вошел... Дима. Он спокойно пересек его, подошел к столу, за которым одиноко сидела Лена, сел рядом и по-хозяйски принялся раскладывать учебники.
Класс онемел. Все уже были в курсе их отношений и сразу повернули головы к Гене. Он сидел с серым лицом, упорно разглядывая что-то на крышке стола. Не говоря ни слова, Маринка встала и села рядом с ним. Продолжая молчать, он положил руку ей на плечо и привлек к себе. Она уперлась лбом в его плечо и на мгновение замерла.
И тут в кабинет вошла физичка. Моментально оценив ситуацию — ведь для учителей все их влюбленности не были секретом, они любили своих учителей и делились с ними — физичка, как ни в чем не бывало, объявила:
— Сегодня индивидуальная работа. Повторяйте формулы магнетизма, в конце урока — летучка. Обстановка вольная, можете разговаривать друг с другом, но только шепотом. Считайте, что меня нет.
И она уткнулась в какой-то учебник. А класс с облегчением занялся своими делами. Формулы магнетизма они уже вызубрили до тошноты. Не далее, как перед самыми каникулами, их по ним гоняли вдоль и поперек. И по диагонали.
— Что ты здесь делаешь? — изумленно прошептала Лена.
— Учусь, — скромно ответил он. — Теперь я ученик вашего класса. Я же обещал тебе после каникул сюрприз. Вот он. Ты рада?
— Еще бы! Конечно. Только...
И она показала глазами на Гену с Маринкой.
— Лена, этот вопрос мы уже обсудили. Он закрыт. И давай к нему больше не возвращаться. Ты мне лучше скажи: что за формулы я должен знать к концу урока? Магнетизм для меня — китайская грамота.
Лена открыла толстый учебник и показала ему таблицу формул − их было десятка полтора. Под каждой имелось название входящих в нее величин и соответствующие единицы измерений.
— Ну допустим, я их вызубрю, — вздохнул Дима. — Но я же в них ничего не смыслю, они все для меня, просто, орнамент. Что за продукция эта индукция, с чем ее едят?
Тогда Лена написала возле каждой формулы номера страниц, где она разъяснялась. И Дима погрузился в учебник. Время от времени он задавал ей вопросы, и она шепотом объясняла непонятные места. И заодно вместе с ним все повторила.
Сначала в их сторону поглядывала то одна, то другая любопытствующая личность − но потом народ привык и перестал обращать на них внимание. В конце концов, у каждого хватало своих проблем.
— Для начала неплохо, — похвалила физичка Димину работу. — Но боюсь, у вас возникнут проблемы с задачами. Вы из какой школы?
Дима назвал.
— Определенно, возникнут, — заметила она, услышав его ответ. — И что вас вынудило перейти к нам?
— Личные обстоятельства, — не моргнув глазом, ответил Дима и задержал в своей руке руку Лены, которой она энергично дергала его за рукав.
Класс фыркнул.
— Поня-ятно! — протянула учительница. — Что ж, придется вам поднапрячься, иначе остальных не догнать.
— Не впервой! — отчеканил Дима. — Тем более, помощь будет оказана. И очень квалифицированная.
— Да уж, — улыбнулась учительница и посмотрела на Лену. — Помощница у вас хоть куда.
— Ученик тоже достойный, — не унимался Дима.
— Дима, уймись, — шепнула Лена сердито. — Замолчи сейчас же!
— Ну-ну, посмотрим, — иронично заметила физичка и встала. — К следующему уроку прошу повторить задачи магнетизма. Будет контрольная.
— А когда билеты дадите? — выкрикнул Саша Оленин.
— Какие билеты?
— К выпускному экзамену. Во всех школах учителя продиктовали билеты — мне Соколова показывала.
— Никаких билетов!
— А как же нам к экзамену готовиться? Мы же не знаем, что учить.
— Как это не знаете? А программа на что? Вон она вывешена. Перепишите и готовьтесь.
— А задачи?
— Задачи надо уметь решать любые. Не задавай глупых вопросов, Оленин. Ишь, билеты ему подавай! — рассердилась учительница. — Шпаргалками все равно не удастся воспользоваться, не надейся. Учи все подряд.
— Никита Сергеевич, в одиннадцатом "А" драма назревает, — сказала она директору, заглянувшему на перемене в учительскую. — Зачем этого красавца перевели туда из сорок седьмой? Во-первых, он же у меня поплывет на задачах. Во-вторых, вы посмотрите на Гнилицкого — туча тучей. Ох, дождемся мы грома и молнии! Прыжки с балкона детской шалостью покажутся.
Ничего не ответил директор на эти справедливые слова − лишь тяжело вздохнул да показал на потолок.
После уроков Гена с Маринкой специально зашли в школьную библиотеку, чтобы не столкнуться во дворе с этими двумя. Здесь они застали Веньку, менявшего очередной детектив. Он их непрерывно глотал, не пережевывая, и они, не задерживаясь в памяти, вылетали из его головы обратно. Поэтому библиотекарша каждый раз незаметно подсовывала ему уже прочитанные книжки, и он их безропотно брал снова.
— Привет! — обрадовался он им. — Слушайте, у меня гениальная идея! Чем ходить с постными рожами, почему бы вам не влюбиться друг в друга? Вы так смотритесь!
— Если бы ты, придурок, — внушительно произнес Гена, нависая над низеньким Венькой, — не был сильно ушибленным на головку, я бы тебя сейчас по уши в землю вогнал! Но я убогих не убиваю.
— Уже и пошутить нельзя! — возмутился Венька, опасливо поглядывая снизу вверх на Гену. — Скоро совсем психом станешь. Эй, ты чего?
И отскочив от Гены, шагнувшего к нему со сжатыми кулаками, он опрометью кинулся вниз по лестнице.
— Мама, ты знаешь, Дима теперь учится в нашем классе, — огорошила Лена вернувшуюся с работы Ольгу.
— Вот это новость! — только и сказала та. Ну и возможности у его матери — подумала.
— И что? — спросила Ольга. — С кем он сел?
— Со мной. А Марина сразу пересела к Гене.
— И как они? Как себя ведут?
— Ох, мама! Так жутко на них смотреть. Особенно на Гену. А Дима говорит: не обращай внимания.
— Ты не ответила на мой вопрос. Как Гена себя ведет?
— Никак. Как неживой. Молчит и все. Его даже учителя не трогают. Совсем к доске перестали вызывать. Мне кажется, они тоже все понимают. Знаешь, такое затишье, как перед бурей. От этого так тяжело.
— Думаешь, он что-то замышляет?
— Не знаю. Но вид у него... мне даже страшно становится. Может, нам с Димой в другую школу перейти?
— Поздно, Лена. Две четверти осталось — кто ж вам позволит? И потом — по какой причине? Что вы скажете? Нет уж, доучивайтесь в этой. Напрасно Наталья Николаевна это сделала. Это, конечно, Димина затея, а она пошла у него на поводу. А что Марина?
— Не знаю. Дима уверяет, что у нее только дружеские чувства. И к нему, и ко мне. А я, как вспомню ее проклятия…
— Какие проклятия? Ты мне ничего не говорила.
— Не хотела тебя перед поездкой расстраивать. Я к ней пришла попросить прощения, как ты советовала, помнишь? А она сказала, что проклинает меня. Что попросит Бога наказать меня. Что желает мне всего самого худшего. Я, как вспомню, — аж мороз по коже.
— О Боже! Так и сказала?
— Да, мамочка. Правда, потом, на балу она через Диму попросила у меня прощения. А ему сказала, что хочет с нами дружить по-прежнему. И нашла там себе парня. Теперь, вроде, с ним гуляет.
— И ты в это веришь?
— Честно говоря, нет. Хотя я их видела, и они даже целовались. Но по-моему, это камуфляж. Знаешь, она по-прежнему пишет стихи для Диминых песен. Даже на балу прочла ему одно — про лето. Очень хорошее.
— Лена, она его любит. Так сильно, что согласна терпеть ваши отношения − лишь бы он не отвергал ее дружбу. Бедная девочка! Бедные вы все! Чует мое сердце — беда не за горами.
— Мама, что нам делать?
— А что вы можете сделать? Ты же понимаешь: Гену может устроить только одно − то, что для вас неприемлемо. А все остальное — неприемлемо для него. Ведите себя с ним крайне осторожно. Не обостряйте. Не нарывайтесь. Не демонстрируйте свои отношения. И лучше бы вы сели порознь.
— Нет, Дима ни за что не согласится. Но мы ничего не демонстрируем. Разговариваем — и больше ничего. Он вообще стал как-то спокойнее. Раньше чуть что, особенно, когда мы оставались наедине, он прямо... Лена чуть не ляпнула “набрасывался на меня.” Еще мама не то подумает.
Но Ольга правильно поняла ее заминку. И облегченно вздохнула. Значит, мальчик решил не форсировать отношения. Слава богу, можно на какое-то время перевести дух. Может, Гена постепенно привыкнет видеть их рядом, смирится. Хотя в это верится с трудом.
Что же им остается? Только одно: ждать и надеяться. И молить бога, чтобы все обошлось
