Маринкино счастье. Отрывок из романа "Одинокая звезда" - 29 Июля 2013 - Произведения

Меню сайта

Стань партнером

Маринкино счастье. Отрывок из романа "Одинокая звезда" | Автор: kasatka

Промучившись неделю в Минске и доведя там всех родственников до белого каления своим похоронным видом, Дима вернулся домой. Он, как ему казалось, смирился со своей потерей. Но ему безумно хотелось увидеть Лену — только увидеть. Хотя бы издали. Пусть она больше не любит его — но ведь можно остаться друзьями? Ведь остался он Маринке другом — почему с ней нельзя так же? Хоть иногда разговаривать с ней — это тоже счастье.
Так думал Дима, направляясь к ее дому. Он сам не знал, что скажет ей. Можно просто посмотреть на нее и уйти — все легче. А вдруг ее настроение изменилось? В его пользу. У него ее книги — он договорится, когда их вернет. А с первого сентября они будут учиться в одной группе.
Но сколько ни нажимал Дима на кнопку звонка, ему никто не открыл. Он вернулся домой и стал звонить ей каждый час. Все тщетно. Набравшись смелости, он позвонил Маринке. Но та тоже не знала, куда они подевались. Правда, пообещала, если узнает, сказать.
Август кончился. Первого сентября Лена не пришла на занятия. Ольга Дмитриевна тоже не появилась. Дима пытался узнать что-нибудь о них у Гарри Станиславовича, но тот тоже ничего не знал. Ректору позвонили из Москвы, что Туржанская у них больше не работает и на ее должность можно объявлять конкурс. Но на вопрос, куда она подевалась, вразумительного ответа он так и не получил.
Дима обратился в Адресное бюро. И был совершенно потрясен, узнав что такие нигде не значатся. Он метался по всем знакомым, но никому ничего о Туржанских не было известно.
И когда он совсем впал в отчаяние от этой неизвестности, ему был звонок.
— Дмитрий Рокотов? — спросил незнакомый мужской голос.
— Я, — подтвердил Дима.
— Забудь ее, парень. Больше не ищи. Все равно не найдешь.
— Где она? — упавшим голосом спросил Дима.
— Ее здесь нет. Она улетела.
— На другую планету? — догадался Дима.
— В другую Галактику.
— А вы кто?
— Инопланетянин, — ответил голос. И отключился.
Дима понял, что теперь действительно все. Совсем все. Он больше никогда не увидит ее. Да и была ли она на самом деле? Может, она ему приснилась? Правда, остались фотографии. Но их и смонтировать можно. А больше ничего и не осталось.
И он стал прощаться с ней. Вспоминал дни, проведенные вместе, — и все прощался, прощался. С каждой встречей, с каждой улыбкой, с каждым взглядом, с каждым поцелуем. Долго прощался — день за днем, неделю за неделей.
В одно из воскресений сентября он стоял на полюбившемся ему мосту и смотрел вниз, в затягивающую пустоту. Нет, он не собирался туда бросаться. Во-первых, родителей жалко. Во-вторых, — а зачем? Все равно жизнь сама когда-нибудь кончится. И потом — интересно же посмотреть, чем она будет заполнена. Самое плохое с ним уже случилось — хуже ничего быть не может. Теперь надо посмотреть, что будет в жизни хорошего. Ведь не может в ней быть только плохое — так не бывает.
Он стоял и смотрел, ничего не замечая вокруг, весь погруженный в свои мысли. Его поза сильно не нравилась постовому милиционеру, давно наблюдавшему за ним.
— Прыгнет, не прыгнет? — гадал милиционер. — Вроде, непохож на самоубийцу. А там — бес знает, что у него на уме. Подойти, проверить документы, что ли?
Прохладная ладошка ухватилась за Димин локоть. Он повернул голову. Маринка! Верный оруженосец. Беспокоится о нем — любящая душа.
— Камешек попал в кроссовку, — жалобно сказала она, стоя на одной ножке. — Вытряхиваю, вытряхиваю, а он все колется.
Опираясь на его руку, она сняла расшнурованную кроссовку и стала вытряхивать зловредный камешек. Потом нагнулась, чтобы зашнуровать.
Дима присел, отобрал у нее шнурки и стал, не спеша, продевать их в отверстия. Она села на пятую точку и погладила его руку в светлых волосках.
Я могу сделать ее самой счастливой на свете! — думал Дима, зашнуровывая кроссовку. — Это в моих силах. И, может быть, она поделится своим счастьем со мной. Сделать счастливым другого — это много. Надо попробовать — а вдруг получится?
— Молодые люди, что вы здесь делаете? — Милиционер, наконец, решил подойти к ним.
— Мариночка, выходи за меня замуж, — предложил Дима. — Обещаю быть тебе хорошим мужем.
— О, Димочка! — только и смогла вымолвить потрясенная Маринка. — Димочка, любимый мой.
— Молодые люди, вы что, не слышите: к вам обращаются! — начал сердиться милиционер. — Ну-ка встаньте! Ваши документы!
— Все в порядке, генерал, — улыбнулся ему Дима. — Мы уходим. Нас уже здесь нет.
И поднял руку, останавливая такси.
— Димочка, поехали ко мне, — предложила Маринка, еще не до конца поверившая в свое счастье. — Мои на даче, вернутся через два дня. Оставайся у меня, а завтра вместе пойдем в институт.
— Все, как ты хочешь. Хоть навсегда, — отозвался он, обнимая ее за плечи. — Вези, ездовой, нас на Соборный — а когда освободишься, выпей за наше счастье.
И положил на колено водителю сотенную купюру.
У Маринки тряслись руки, когда она пыталась вставить ключ в замок. Ключ никак не вставлялся. Тогда он отобрал его и сам открыл дверь. И сам запер.
— О, Димочка! — простонала Маринка, встав на цыпочки и целуя его в подбородок. — Неужели это правда? Я столько раз обнимала тебя во сне! Неужели это наяву? Ты не исчезнешь сейчас?
— Не исчезну, — пообещал он, беря ее на руки. — Теперь уже не исчезну. Теперь я твой навсегда.
Вновь, как тогда в его комнате, она оказалась в горизонтальном положении, придавленная тяжестью любимого тела. Его ресницы пощекотали ее щеку. А вот и его губы — они целуют ее, как тогда. О, как сладостен их поцелуй!
Слезы счастья текли по ее лицу, мешая ей смотреть на него. Она улыбалась Диме, вытирая их ладошками, а они все текли и текли.
— Можно? — шепнул он ей на ушко.
— О, Димочка! Я — твое отражение, я — твое продолжение! Я — исполнение всех твоих желаний! Тебе можно все — только тебе одному!
Солнечный луч пробился сквозь занавеску и лег на ее лицо. Это Генина душа, прощенная богом, взглянула на них с небес и улыбнулась им. Ведь души не умеют ненавидеть — они могут только любить.
Вернувшиеся через два дня Маринкины родители испытали легкое потрясение. На звонок им открыл дверь... Дима. Их дочь с блаженной улыбкой стояла сзади, обнимая изменника.
— Явился? — сурово бросил отец. — Надолго ли?
— Как получится, — нахально ответил "изменник". — Как примете. Мои родители настаивают, чтобы мы жили у них.
— Что значит — жили? — возмутился отец. — На правах кого она будет жить у тебя? У нее что — дома нет?
— На правах жены. Ее дом теперь там, где мой.
— Вы уже поженились? — потрясенно спросила мать. — Когда ж вы успели?
— Мамочка, ты же сама всегда говорила — дурное дело нехитрое! — засмеялась Маринка. — Мы уже все успели. Ругайтесь — не ругайтесь, но Дима — мой муж. Пока гражданский. Пока не зарегистрируемся. Но жить теперь мы будем вместе.
— А свадьба? Как то это... не по-людски.
— Ну, свадьба — это ваша забота. Нам она и даром не нужна. Да, Димочка?
— Ты не совсем права, дорогая, — ответил Дима, целуя ее, — родителям тоже надо сделать приятное. Если хотят, пусть играют.
— Хватит лизаться! — рассердился отец. — Постеснялись бы! Мать, где там у тебя пузырь припрятан? Надо же как-то отметить это дело.
— А чего нам стесняться? — гордо заметила Маринка. — Мы уже тарелку разбили. И не надо никакого пузыря. Стол накрыт, и там есть все, что надо. Сейчас Димины родители придут.
Потом они вшестером сидели за круглым столом в гостиной и обсуждали насущные вопросы, пытаясь прийти к соглашению, которое устраивало бы всех. Но это получалось плохо.
— Ребята будут жить у нас! — настаивала Наталья Николаевна. — У нас и квартира больше, и к институту ближе.
— На один квартал всего и ближе, — не соглашался отец Маринки. — Как это у вас — кто это решил? А матери кто помогать должен? И обо мне, опять же, заботиться? Дочь-то у нас одна.
— Положено, чтоб молодые жили в доме мужа! — возражал Димин отец. Они оба были в полковничьих формах и гордо поглядывали друг на друга.
— Не надо спорить, — попыталась их примирить Маринка. — Будем жить у вас по очереди. Две недели у Димы, две недели у нас. Пока малыш не появится.
— Какой малыш? — испугалась Наталья Николаевна. — Ты что — уже ждешь?
— Нет, мы же всего два дня вместе. Но ведь он будет когда-нибудь.
— Господи, Мариночка! Ну зачем вам сейчас малыш? Вам же учиться целых пять лет, подумай. В наши времена прекрасно можно обойтись без этого.
— А нас иначе не зарегистрируют. Мне ведь только семнадцать. Только через год исполнится восемнадцать.
— Ну, это не проблема. Зарегистрируют, обещаю.
— Все равно я хочу ребенка. Хочу, чтобы у меня мой Димочка был, только мой. Которого у меня уже никто не отнимет.
— Тебе что, одного меня мало? — засмеялся Дима. — Хочешь умножить на два?
— Хочу первую производную взять от тебя. А потом вторую.
— Ладно вам, математики, — остановил их Димин отец. — Рано загадывать. Ну, за молодых!
И шесть бокалов дружно сдвинулись, издав, как и положено настоящему хрусталю, долгий и нежный звон.