Защитников города было раз в десять меньше, чем осаждавших. Прибытие короля Генриха с тремя тысячами воинов в подкрепление и несколько удачных вылазок не изменили расклада сил. В одной из схваток племянник магистра тамплиеров, Анри де Боже, получил увесистым камнем в шлем и упал почти мертвым на одном из проломов крепостной стены, смешавшись с грудами мертвых тел.
В себя он пришел уже вечером, когда начало темнеть и бой переместился вглубь города, и внутри состоящего из нескольких крепостей, защищаемых братьями ордена. Сарацины же, подгоняемые военачальниками, лезли вперед, не считая потерь и платя несколькими своими за каждого убитого защитника крепости. Честь требовала от Анри пойти и умереть рядом со своими братьями по ордену, но вмешалась судьба в виде белого коня с роскошным арабским седлом. Забрызганный кровью круп свидетельствовал, что его хозяину он больше не нужен. И Анри решил, что ему незачем умирать за раздор и дележ власти между орденами и королями, допустившими уничтожение всего христианского на Святой Земле.
Но что же ему было делать теперь? Вскочив на коня и не выпуская из рук меч, рыцарь решил ехать к своей тайной возлюбленной, сарацинке Ламии из Тира. Для начала нужно было миновать стороной лагерь мамелюков, и Анри пришлось сбросить белый плащ с красным крестом и подобрать с убитого мамелюка металлический шлем с кольчужными бармицами. Теперь разъездов сарацин можно было опасаться меньше. Долго он объезжал палаточный лагерь врага и почти выбрался незамеченным, когда его окликнули несколько богато одетых всадников. Анри ничего не ответил, только пришпорил коня.
Началась погоня. Оглядывавшийся изредка рыцарь увидел, что за ним уже неотступно следуют десятка полтора кавалеристов. Вознеся мысленную молитву и надеясь на резвость коня, Анри, прижался к гриве и направился к ближайшему лесу за холмом, поскольку в пятистах шагах впереди увидел ещё отряд сарацин на дороге. Он уже почти оторвался от преследователей и хотел проскакать вдоль леса к дороге, обогнув мамелюков. Рой стрел, просвистевших над ним, несколько раз коснувшись кольчуги, вреда ему не принес, а вот конь получил целых три - в шею и правую заднюю ногу.
Анри ничего не оставалось, как направить несчастное животное в лес. Рыцарь, соскочив на землю, прижался спиной к стволу ближайшего дерева, выставив перед собой меч, и приготовился подороже продать свою жизнь. В мыслях мелькнуло сожаление о несостоявшейся встрече с девушкой, ради которой готов был отречься от рыцарства и от чего угодно, попроси она об этом.
Мамелюки подскакали к лесу в упор и вдруг с перепуганными криками развернули коней обратно. Анри завертел шеей во все стороны, выискивая, что так могло напугать не ведающих страха многочисленных всадников. Он надеялся увидеть большой отряд христианских воинов, но кроме почти уже темного ночного леса и ярко светящей красноватой луны не увидел ничего.
Сарацины же спешились неподалеку и стали его ждать. Путь к дороге на Тир был закрыт.
«Ну и ладно, обойду их по лесу», - решил рыцарь, рассматривая своего павшего коня. Обнаружил пристегнутый к седлу кривой длинный кинжал. Широкая рукоять найденного оружия удобно легла в левую руку. Увидев вделанный в рукоять красный драгоценный камень, тамплиер обрадовался. Такое оружие стоило целое состояние. Приподнятое настроение упало, когда даже сюда донеслись звуки сражения в городе. Там сражались и умирали его братья по ордену. Рыцаря вновь начала грызть совесть, но он совладал с ней, напомнив себе о десятках уничтоженных им врагов.
«Доберусь до Тира, пересижу у Ламии, а когда прибудут воины-крестоносцы, присоединюсь к ним», - успокаивал себя Анри, прислушиваясь к шуму ветвей вечнозеленых дубов и рожковых деревьев. Тамплиер побрел по окраине леса, как он считал, обходя врага. Продираясь сквозь колючие кустарники, он постепенно заходил всё глубже в чащу, в которую не рискнули последовать сарацины. Ночью легко сбиться с пути в неясном лунном свете. Пройдя с час, Анри вдруг осознал, что ночное светило незаметно для него не раз поменяло местоположение. Когда он вышел на поляну с полуразрушенными каменными истуканами, стало ясно, что он окончательно заблудился. Тревога закралась в душу тамплиера, он почувствовал себя безраздельно чужим здесь, на пятачке освещенного луной луга с обступившими его кряжистыми черными деревьями. Безмолвие давило на него, и мысль, почему сарацины не решились последовать за ним, стала буравить мозг.
Анри вспомнил, что друг дяди – Клермон, говорил об этом лесе, что мусульмане не тронут ни одного дерева отсюда, хотя нуждаются в материале для осадных машин.
«Они его жутко боятся. Мы потеряли многих и в мирное время в этих чащах», - вспомнил рыцарь его слова, и ему стало ещё больше не по себе. Он почувствовал на себе липкие взоры из темной глубины и уловил душераздирающий вой, сменившийся сумасшедшим хохотом. Волосы под шлемом у тамплиера встали дыбом от страха, он швырнул валявшийся под ногами увесистый камень в источник звука из подступающей темноты.
В ответ услышал утробное низкое рычание и разглядел десятки замерцавших в лунном свете желтых глаз. Среди рычания и жутких воплей его слух уловил неразборчивые слова, мужские и женские голоса. Искаженно-грубые, но явно человеческие…
- Выходи, нечисть! Выходи, сразимся!! – тамплиер до боли в глазах вглядывался в чащу, стараясь высмотреть то, что пугало его. Но этот визг и нечленораздельная ужасная речь, вкупе со светящимися глазами были детскими страхами по сравнению с тем ужасом, что вышел из густой тьмы в ответ на его взывания померяться силами.
Местные называли этих существ джиннами, ифритами и бесами, с которыми столкнулись задолго до возникновения ислама. Древние арабы им даже поклонялись, из страха за свои жизни принося на опушку леса пищу и иногда связанных пленных врагов. Жуткий хруст костей и истошные вопли жертв говорили, что их подношения не напрасны. У этого леса не было названия, но дурная его слава разнеслась далеко за пределы Святой земли. Крестоносцы, впрочем, не придавали этим «байкам» особого значения даже после исчезновения охотничьих отрядов. Находя очередную разорванную жертву на окраине старого леса, они списывали все грехи на сарацин.
Джинн мог принять образ и прекрасной девушки, и благородного старца, и заблудившейся маленькой девочки. Но сейчас жаждущий его жизни древний дух предстал перед тамплиером в своем истинном обличье. Багрово – красный с пылающими глазами и ладонями, в два раза превышающий размерами высокого рыцаря, со светящимся маревом вместо ног джинн надвигался на него. На могучих плечах существа сквозь розовую ауру, дышащую смертью, угадывались очертания наплечников и какого-то подобия доспеха, разрисованного непонятными узорами. Больше Анри рассматривать его времени не оставалось. Страх придал ему сил, и он прыгнул, нанося рубящий удар в грудь джина, чувствуя исходящий от него невыносимый жар.
С тем же успехом он мог ударить изо всех сил по каменной Английской башне в Акре. Лезвие меча тамплиера разлетелось на обломки, самого его отшвырнуло шагов на двадцать назад, к статуям, окатив горячей волной. На миг Анри даже показалось, что отвратительные каменные морды идолов растягиваются в гадкой усмешке. Он едва успел стащить с себя раскалившуюся докрасна кольчужную рубаху и остался в дымящейся стеганой куртке с пропалинами. От мелких ожогов его это не спасло, но теперь боль в свою очередь подстегнула его. В отчаянном рывке он подбежал и ткнул монстра так высоко, как мог достать. Без особой надежды. Но тамплиер не мог умереть без боя, даже сражаясь с противником, обладающим невероятными возможностями.
К его удивлению, клинок кинжала с шипением погрузился в тело джинна по самую рукоять. Невероятно громкий визг погибающего существа едва не оставил его глухим. Джинн заметался беспорядочными зигзагами по поляне, оставляя дымный след за собой, вспыхнул и исчез.
Анри утер пот со лба и застонал, чувствуя, как трет рубаха о вскочившие на теле ожоги. Он вознес молитву спасителю и тут заметил ещё три таких же багровых приближающихся свечения.
«Иногда отступление не позорно, когда враг заведомо сильнее», - шепнул ему на ухо здравый смысл. И тамплиер побежал. Побежал наугад, спотыкаясь о хватающие его за ноги живые корни деревьев; не обращая внимания на колючие ветки, стремящиеся вырвать ему глаза и рассекающие щёки. Сколько рыцарь бежал и падал, он не помнил. Он пришел в себя только, когда деревья начали редеть, и в лицо повеяло свежим ветерком. Сжимая в руке спасший его кинжал с красным камнем, Анри, выбежав на холм из проклятого леса, с облегчением увидел дорогу на Тир. Дорогу к его любви и надежде…
