Валюшка

Произошла эта смешная и в тоже время очень грустная история с моей мамой. Случилось это в тяжелую послевоенную осень 1946 года. Ей тогда исполнилось 6 лет, семья у них была большая – четверо детей, моя мама была самой младшей. Жили они в то время, как и все, впроголодь. Родители работали, а старшие дети после занятий в школе ходили побираться по дворам, кто, что подаст из еды. Бывало, и везло, кто-то и кусочком хлеба поделится. А хлеб тогда был самым лучшим лакомством, вот только наесться вдоволь не приходилось. Валюшку (моя мама) братья и сёстры с собой не брали: оно, конечно, малышке, побольше бы дали, но не во что было ей обуться, а таскать её на себе никто не хотел. Так и сидела Валюшка целый день дома у окна, на улице холодно, уже подмораживало. Родители придут поздно, а детвора прибежит, добычу на стол выложит, и айда опять на улицу.
Сидит Валюшка, скучно ей, а главное, есть очень хочется. Сколько она себя помнила, кушать ей хотелось всегда, и днём и ночью. Такое огромное непрекращающееся чувство голода постоянно сидело у неё внутри. Словно чудовище, которому сколько ни дай, всё мало. А тут на столе хлебушек лежит, пусть черненький такой, неказистый, полусырой, пусть огрызки какие-то – но ХЛЕБУШЕК!
Может, съесть кусочек? Может, не заметят? Валюшка протянула руку. «Я только потрогаю», – решила она. Но рука не послушала хозяйку, держит хлеб крепко, не отпускает. «Я крошечку съем, никто и не заметит». Сунула кусочек в рот и замерла. Вот вкуснотища-то! А тут, как на грех, мать на порог. Валюшка судорожно сглотнула под внимательным взглядом матери.
- Валя, ты хлеб ела? – строго спросила мама.
- Нет, мамочка, нет, – заикаясь, стала оправдываться Валюшка.
- Как ты могла? Ведь это же воровство, ты украла у своих!
- Я не брала!
- Бог видел и мне сказал, – махнув рукой в другую комнату, устало проговорила мать.
Валюшка кинулась в рёв и, конечно, была наказана.
«И как этот вредный Бог увидел», – удивлялась Валюшка, стоя в углу и рассматривая икону с ликом Христа. «Ага, вот в чём дело, с этого угла – стол как на ладони видно», – догадалась она.
Прошло чуть больше недели. Старшие дети опять ходили по дворам, и снова на столе лежала соблазнительная горка кусочков хлеба, и опять дома одна Валюшка. Ходит, мучается, поглядывая то на хлеб, то на икону.
«А закрою-ка я двери, – решила Валюшка, – и ничего Бог не увидит и маме ничего не скажет. Не могу больше терпеть, мочи нет. Они все большие, им есть так не хочется. Вон мама съела ложку тюры и сидит, на нас смотрит, да и батька тоже ждёт, пока все наедятся. А братьям с сестрой я и так оставлю», – так рассуждала Валюшка, пожёвывая хлеб.
Вечером разразилась гроза. Мама ругала Валюшку за воровство, ссылаясь на Бога, что тот видел и ей сказал, батько отшлёпал для острастки, а Анька и Толька с Колькой весь вечер дразнили её воровкой. Много слёз было вылито Валюшкой в этот вечер. Плакала она и недоумевала, как же так, она же двери закрыла, а этот вредный Бог всё равно увидел. И каким большим и искренним было её детское горе, когда она разглядела щели между плохо пригнанными досками двери. «Так он в щелку подглядел, – сокрушалась Валюшка. – Как же я не доглядела. У-у-у, предатель», – и погрозила ему кулачком.
Так пролетела осень, выпал первый снег. Валюшка стояла, босая, на крыльце и с завистью наблюдала за играющей детворой. Мороз пощипывал за голые ступни, она подпрыгивала, чтобы согреться, но это мало помогало. Вздохнув, она отправилась в дом, залезла на кровать и поджала под себя ноги. А на столе снова лежит соблазнительная горка хлеба, так и дразнит Валюшку.
«Ух, как кушать хочется, с утра еще ничего не ела. Хорошо Аньке с братьями, играют и о еде не вспоминают, а тут из-за обуви до весны дома просидишь. Пахнет хлебушек, съесть бы кусочек, да Бог вон глядит. Наблюдает, всё маме расскажет. Заругаются родители и снова накажут, – размышляла Валюшка. – А если…», – и она спрыгнула с кровати.
Первой, как всегда, пришла мать.
- Это что за дитё такое, опять за своё! Ты зачем хлеб съела? – сердито возмутилась она. – Чем ужинать будем?
- Это, мама, не я, – смело глядя в глаза матери, отвечала ей Валюшка.
- Нет, она ещё и отпирается, – сорвалась на крик мать. – Да Бог всё видел и мне сказал, что твоих рук дело.
Валюшка подбоченилась и, подняв голову, уверенно произнесла:
- А он сегодня, по-моему, ничего не видел.
Мать обернулась, глянула на икону и, охнув, села на стул. Она плакала и смеялась и снова плакала. Валюшка, ничего не понимая, испуганно цеплялась за материну юбку, тоже ревела во весь голос.
А с иконы на них слепо взирал залепленными хлебным мякишем глазами Иисус.