-1-
Жил да был в селе Жалейка
парень, звать его Андрейка.
Ни ума, ни грусти в нём
не найдёте днём с огнём.
Было у него два чина -
«увалень» и «дурачина».
От природы был он рыжим,
бестолковым, чуть бесстыжим:
мог прикинуться овечкой-
голым искупаться в речке,
девушек не замечать,
и нырять себе, нырять…
Те бельём в него швыряли
и подножки подставляли,
а Андрейке – нипочем,
хоть грозите кирпичом.
Хоть дурак, дурак на диво-
а ведь начал он игриво
на вдову одну смотреть.
По сердцу краса Людмилы!
Ей тут стал и свет не милым.
«Ты, голубка, не сдавайся,
он настырный – отбивайся»,-
на селе совет дают,
вслед хохочут и плюют.




Вот напасть вдовице бедной!
И Андрейка ходит бледный.
Не любовь, а прямо – чудо,
не было бы только худа!
«Вон в соседней деревушке
дураком пожар в церквушке
был намедни учинён.
Даже не наказан он
по одной простой причине-
что не гоже дурачине
учинять суровый спрос,
коль умишком не дорос»,-
так народ судил несмело,
обсуждая между делом.
И Андрейка не сидел:
над хозяйством он пыхтел
в ветхом, стареньком домишке,
сил не напрягая слишком.
Слышал иногда народ,
как голодная ревёт,
недосмотрена скотина.
«Ой, ленивый дурачина!
Подоил козу? А толку:
молока, как шерсти с волка!»
Коровёнке доставалось.
- Дал бы ей еды хоть малость!
- Лошадь накормил сполна,
пусть поделится она, -
рассуждал он при народе,
коль замечен был на сходе.
Вольно двух держал собак,
часто, не кормя, никак.
Обижали те несушек
и пугали всех старушек.
Смех один, а не хозяйство:
сгусток дури и лентяйства.

От Людмилы ни на шаг.
Та и этак, так и сяк:
«Не подходим мы друг другу.
Поищи себе подругу
покрасивей, понежней,
без детей, зажиточней.
Для тебя, считай, старуха?
Слеп ты, туг на оба уха?
Что ль, в реке перекупался,
ум последний там остался?»
А любовь из парня прёт:
ничего не ест, не пьёт,
ходит следом за Людмилой,
Слова ждёт: «Андрейка, милый…»
«Власть господня, божья воля,
незавидна моя доля», -
молвила вдова детишкам,
разливая молочишко.
Дети видят, мать страдает,
как избавиться, не знает.
Начали давать советы:
«Мама, тётушку Лизетту
срочно нужно вызвать к нам,
он получит по делам!»
- Так нельзя, дай Бог терпенья,
от настырного- спасенья.
А Лизетту приглашу.
Я, как конь, весь день пашу.
Хоть немного мне поможет,
дурачину пристреножит.
А тем временем опять
дурень начал приставать:
«Я тебя люблю, как речку,
как зимой горячу печку,
как зелёные поля,
выходи же за меня?»

Летний день, ужасно жарко,
со скотиною - запарка:
дурень окаянный бросил,
пить заброшенная просит,
на всю улицу ревет.
Тут собрался враз народ,
накормили, напоили,
еле скот угомонили.
Пожурили дурака,
а с него - как с гусака.

Тут вдовица появилась,
ничему не удивилась.
Говорит Андрею смело:
«По пятам ходить - не дело.
Отдели добро от худа.
Посчитай горбы верблюда.
Женихов найди коровке,
лошади, козе и совке.
Просьбу выполни мою,
вот тогда - поговорю.
Сердце вмиг своё открою,
полюблю тебя. Не скрою:
был вначале мне постыл
и поступками не мил,
а сейчас душа смирилась,
сердце к счастью устремилось.

Вот условие моё:
видишь шарф, почти гнильё.
Не простой он, а заклятый.
Видишь мокрый шарф проклятый?
Порчу на тебя навел,
И судьбу мою подвёл.
Вот и ходишь ты за мною
летом, осенью, зимою.
А теперь прощай, уймись,
и задачами займись.
Шарф верни сухим до срока,
а не то не будет прока
от ответов на задачи.
Пусть сопутствует удача!».
Выслушал Андрюха молча,
кислую гримасу корча.
И пошел в большой тревоге,
по просёлочной дороге.

Объяснить сейчас бы надо,
почему вдовица рада.
Знахарь был в селе умелый,
в возрасте, знал крепко дело
ворожбы, леченья сглаза,
вёл борьбу с любой заразой.
Сторговался со вдовою:
шарфик окропил водою-
чтоб не высох лет он триста.
Дурню б знать, что здесь нечисто!

Успокоилась Людмила.
Снова всё ей стало милым,
песни весело запела,
ловко провернувши дело.
А тем временем дурак,
сельский увалень, простак
отделял добро от худа:
сучку тощую Иуду
другу отдал Куприяну,
взяв себе Валериану,
толстую, как жирный боров
за её незлобный норов
он оставил на дворе.
"Ты, толстушка, подобрей."
С первой справился задачей.
Сам доволен сей удачей.
А с горбами у верблюда
обстояло дело худо.
-Это птица или зверь?
Что же делать мне теперь?
Поброжу-ка я по свету,
чтоб решить задачку эту,
умный нужен мне совет:
что-то мыслей дельных нет…


-Разберись, Андрей , с хозяйством.
Как терпеть нам разгильдяйство?
Недосмотренной скотине
ты в хлеву прикажешь сгинуть-
в голодухе, без догляда?
Скот пристроить как-то надо…
- Выдам замуж кур, корову,
лошадь, козочку, сороку.
Свиночке найдется хряк.
Очень умный я дурак.
Посмеялись все над ним.
По делам пошли своим.
А тем временем Андрей
женихов искать скорей
для своих невест из хлева
ищет справа, ищет слева.
А к Людмилочке послал
пару бойких зазывал.
Те с ноги переминались,
с дурнем всё-таки связались,
хоть и страшно ярлыка:
«подпевалы дурака» -
выпить хочется до гроба
за бесплатно; вот и оба
подались хвалить «товар»
будущих семейных пар:
-Выслушай ты нас, Людмила:
срочно требуют: кобыла,
коровёночка, коза,
три большущих гусака,
да с овечкою свинья
выдать замуж за коня,
резвого козла, бычка,
петуха и за хрячка.
Шумную сыграем свадьбу
на твоей райской усадьбе.
-Будь что будет, я согласна.
Хватит вам искать напрасно.
Пусть прибавится подворье,
такова судьбина вдовья.
Свадьба там три дня гудела,
а толпа от смеха млела.
За столом венчали скот,
надорвёте вы живот,
видя в свадебной фате
и с цветами на хвосте,
всю скотинушку из хлева.
Люди ж все сидели слева.
А Людмила и Андрей
ублажали всех гостей.
На столе и сено было,
для коня и для кобылы.
У козла и у козы -
ивовый пучок лозы.
Хрюшка в свадебном уборе
съела бант у хряка Бори,
Бык с невестою-коровой
от вина бодать готовы,
поднимать всех на рога.
Тут поднялся шум и гам.
Петушок не смог смолчать:
кукарекать и кричать
начал громко, без умолку.
Голос надрывал без толку.
Вдруг хохлатушки - невесты
Снесли яйца неуместно.
Гуси резво так взлетели-
только крылья засвистели,
улизнули от стыда.
Вы не видели - куда?
Гости стали расходиться.
Кто хвалить, а кто браниться,
свадьбу к чёрту посылать:
«Век такого б не видать!»
Новобрачных у Людмилы
жить в сарае разместили.
Больше всех Андрей доволен.
За скотинушку спокоен.
«Славно решена задача:
быстро, точно. Вот – удача.
Мне б теперь увидеть чудо -
странные горбы верблюда.
Посчитать их - и домой,
Да чтоб шарфик был сухой.
И тогда моей вдовице
не удастся открутиться,
замуж выйдет за меня.
Очень счастлив буду я».
Дурень думой богатеет,
умный так не разумеет.


Сборы коротки в дорогу.
Помогли, снесли к порогу
кто деньжат, а кто еды.
Захватил бурдюк воды.
Рано утром попрощался:
он бродяжничать подался.
Нету крова, нету хлеба,
голая земля да небо…
Под окошками стучать,
по своим друзьям скучать.
Худо будет на чужбине
ум даваться дурачине.

Между тем, он шел довольный
лесом, полем ли привольным.
Если очень уставал,
делал маленький привал.
На пути деревня Боров
дикий показала норов:
дверь никто не открывал,
кто чем мог- в него швырял.
Там проказою болели,
добрых путников жалели,
чтобы их не заразить,
вынуждали уходить.


А в деревне Великан
угодил Андрей в капкан.
В крайний дом лишь постучался,
схвачен был и там остался.
Против воли и желанья
пленником семьи Маланьи.
Посадив на цепь Андрея,
избивали, не жалея.
Заставляли покориться,
день-деньской на них трудиться.
Жернова из часа в час
зёрен слушали рассказ.
Хуже каторги житьё,
да жестокое битьё
каждый вечер, каждый день,-
вряд бы выдержал кремень.
Но Андрей перехитрил:
цепью круг остановил.
А пока там суд да дело, -
время убегать приспело,
ноги в руки - и бежать,
разве сможет кто догнать?
Тут ребятам мой наказ
прозвучит пусть, как приказ:
«Никуда не убегайте!
Зря родных не огорчайте!
Парню очень повезло,
победить могло бы зло!»


Ночь провёл в лесу один,
сам себе вновь господин.
Не журил его никто
ни за это, ни за то.
Лес дремучий, днём темно,
не бывали в нём давно
ни зверьё, ни человек,
сумрачно который век,
филин ухает, сова…
Страшно дураку сперва,
но, уставший от дороги,
страхом мучился немного.
На валежник лёг – и в сон
провалился тот час он.
Сделал утречком зарядку:
почесал, зевая, пятку.
Костерок дурак развёл,
от тепла, еды расцвёл.
Разрумянился немножко,
ягод насбирал в лукошко.
Затушил костер водой,
чтоб не встретиться с бедой.
Вдруг пожар в лесу начнется, -
всё живое задохнется.
«Поджигать кормильца-лес?!
Ты меня не путай, бес!»
Хоть- дурак, а рассуждал,
будто кто-то разум дал.

Полдень скоро уж настал,
И в пути он приустал,
а вокруг поля, поля...
«Сделаю привал здесь я».
Сумку он достал с едою,
только булку – на куски,
прилетели гусаки,
что со свадьбы улетели,
молодцы, и здесь поспели.
Ох, и рад был им Андрей.
Стало на душе светлей:
«Через них пошлю я весть!
Что ж, давайте вместе есть!»
Подзаправившись немножко,
он продолжил путь-дорожку.
Неожиданно землянку
он увидел на полянке.
В ней воришка и отшельник.
Первый был большой мошенник.
Вора звали Африкан,
а отшельника - Иван.
Дурень быстро подружился,
пару дней пожить решился.
Заодно и отдохнуть,
расспросив про дальний путь.
Вор в игру втравил Андрея,
тот продул всё, не умея
в карты, в домино играть.
Вора старец отругал:
приструнил и приказал,
всё вернуть из уваженья,
несмотря на униженье.
Тут отшельник вник в суть дела,
помогать пора приспела..
Прочитал он заклинанья.
Вызвал брата из изгнанья
(звали все того Федот).
Сильный был волшебник тот:
на земле и под землёй,
в небесах и под водой.
Глянул в душу он Андрею
и сказал: «Глазам не верю,
не дурак ты - недоучка,
добрый малый. Знахарь - злючка,
тайный друг твоей Людмилы.
Без хозяйства ты, мой милый,
в радость им всего лишился,
как народ повеселился!
Назвалась вдовица другом,
лицемерная подруга!
Как легко живётся тем,
сердцем кто и глух, и нем!
Помогу тебе, Андрей,
без усилий и затей.
Удивляться не спеши.
Я желаю от души
голове вернуть порядок:
пять глоточков выпей кряду:
трав целительных настой
ум поженит с красотой.
Может, зря хвалю товар?
Пей, проверенный отвар.
Зрелый ум - богатство тоже.
Быть обидчиком - негоже.
Пусть несчастья, сделав круг,
возвратятся к тем, кто вдруг
нарекли тебя бродягой,
окунули в передряги.
А с Иваном занимайся.
Знаний нужных набирайся.
Был учёным он известным,
но в миру стал неуместным,
поселился в стороне,
он поможет, словно мне.
Растолкует и научит,
как решать проблемы лучше.
Станет меньше зла и фальши.
И пойдешь по жизни дальше,
лишь по праведным дорогам,
в голове с царем и Богом.

Месяцы сложились в год,
стал Андрей совсем не тот:
настоящий Аполлон.
Может, снится дивный сон?
А когда заговорил,-
еще больше удивил.
«Захотел я много знать,
и пришлось мне мало спать.
Я люблю читать, писать,
петь частушки и плясать,
травами смогу лечить,
кем угодно могу быть.
Вышел срок избрать дорогу,
собираться понемногу.
Вашу милость не забуду,-
век за вас молиться буду,
на глазах честного люда
обращусь- ка я в верблюда».
Не успел сказать слова,
где зелёная трава,
очутился вдруг в пустыне -
в облике верблюжьем ныне.
.
-2-


Можно попастись пока,
Греет солнышко бока.
Вдруг погонщик появился,
На Андрея разозлился:
«Ты,злодей! Мешок песка!
Подставляй свои бока!
Я с утра тебя ищу,
шкуру за побег спущу».
Молотить давай Андрея,
а того не разумея,
что верблюд совсем не тот-
в нем Андреев ум живёт.
Человека понимает,
на спине горбы считает.
Ради этого подсчета
человеческого рода
он на год себя лишил.
Зло погонщик проявил
в необузданности дикой.
Лишь дурак взять хочет криком.
Не стерпел угроз Андрей:
«Прекращай, кричать скорей!
Убери подальше крюк.
А не то тебе – каюк.
Я - волшебный. Только тронь
Поглотит тебя огонь.
Лучше ты примись за дело:
денежки добыть умело.
Подо мною клад зарыт
с незапамятной поры».
Посмотрел по сторонам:
никого ни тут, ни там
наш погонщик не увидел.
«Чем Аллаха я обидел?
Бесовщину допустил,
что верблюд заговорил?
- Клад тебе я обещаю.
Вымощу дорогу к раю.
Шлёшь меня ты прямо в ад?
За сокровища, за клад?
Разорался, больно лют.
Будь же, как и я- верблюд!
Надо же какое чудо!
Вижу два горба верблюда.
У себя считать не смог.
Чуть не падал со всех ног.
Что ж, давай теперь брататься.
Целый год вдвоём скитаться
доведется по пустыне.
Цепью связаны единой,
ты- брат мне, а я - тебе.
Покорись своей судьбе».
Тут погонщик озверел,
в ужасе себя узрел.
Кинулся к Андрею драться:
и плеваться, и брыкаться.
Солнце жарит, пыль столбом,
жажда мучит, жизнь - на слом.
Да любой бы разозлился,
если б так вот обратился
в гордо- глупого верблюда.
«Ну, кудесник, ну, иуда!
В дом назад дороги нет:
приготовят на обед.
Верблюжатину там любят-
на кусочки вмиг порубят!»
-Слушай, сделай снова чудо!
Не хочу я быть верблюдом.
От одной его мордашки
бегают по мне мурашки.
-Хорошо, уговорил.
И теперь ты будешь мил
с человечьей головой.
Стань, верблюд, почти – святой!
На невиданное чудо
из Египта, отовсюду
на тебя придут смотреть,
не позволят умереть.
Раньше года не смогу
снять верблюдову доху.
Голову прикроешь тряпкой.
Будь пока для всех загадкой.
Человечью ешь еду.
Я ж своим путем пойду.
Мне ж придется целый год
есть колючки, идиот.
Кличут все меня Андрей.
Как тебя, скажи скорей?
А то буду звать Балдой,
яму сам себе не рой.
Ты же видишь: в гневе - я,
обращу вдруг в муравья!
Вот тогда-то враз поймешь,
что беду не обойдешь».
-Звали все меня Степан.
Жребий мне печальный дан.
Нет семьи и нет друзей.
Чашу ты мою испей.
Вырос круглым сиротой.
Волком выл от жизни той.
Зуботычины до боли,
жизнь, как каторга, в неволе.
Стал погонщиком верблюдов.
-Как бы не было нам худо.
Что-то много говорим,
лучше сытно поедим, -
так Андрей прервал Степана,
вспомнив мудрого Ивана.

Солнце небо накаляло,
всё живое разгоняло.
Разбежались, кто куда.
Жар кругом - сковорода
Зноем пышет и печет,
в тень, под пальмы, всех влечёт.
Под прохладный кров, покуда
не изжарились верблюды.
Вот бы влаги про запас
в горб, другой залить как раз.
-Слушай, сделай нам в угоду
здесь растительность и воду.
Сад оазисный создай.
И, как хочешь, называй
Райский, чудный уголок
Для пустыни будет толк.
Переждём здесь целый год-
там и шкура отпадет.
Ну, давай, колдуй быстрей.
Ждать нет сил уже , Андрей.
- Оживлю пустыню, ладно.
Моим силам ненакладно.
Пусть здесь будет заповедник.
Птичий гомон - лучший вестник
об оазисе с прохладой
путникам служить отрадой.
Антилопа и тушканчик,
даже серенький варанчик,
черепаха и песчанка
будут бегать спозаранку.
Утра нам дождаться надо
и наступит всем услада.
А малиновый закат
нам сейчас , - как старший брат.

…Вот и утро наступило.
Посмотри, как всюду мило!
Пруд с хрустальною водою.
Все стремятся к водопою:
антилопа - егоза,
суслик, птицы, стрекоза,
утки-кряквы прилетели,
на траву блаженно сели.
В небе радуга сверкала,
тучку в гости приглашала.
Два верблюда любовались,
птичьей трелью наслаждались.
Рос здесь сочный виноград,
персики, фруктовый сад,
саксаул, росла колючка -
для верблюдов пища – злючка.
День за днём пошел похожий,
вдруг прибился к ним прохожий.
Весь изранен был, избит.
«Гонится за мной бандит!
Господи, спаси меня!
Стану славить век тебя!
Пред тобой, как белый лист,
в помыслах и в жизни - чист.
Я – художник знаменитый,
был богатым, именитым..
Тронусь я сейчас умом .
Нет семьи, в руинах дом.
Дочь - красавицу Лизетту-
суждено искать по свету...
Во главе бандитов - Клим,
разобраться нужно с ним», -
говоря с самим собою,
жажду утолил водою.
Виноградом подкрепился.
Богу рьяно помолился.
Двух верблюдов увидал,
принял их за божий дар.
«Слава Богу, транспорт есть.
Я теперь в один присест
негодяев догоню.
Истреблю их на корню.
Отдышусь и подкреплюсь,
с ними быстро разберусь.
Я был ночью взят врасплох.
Вот поэтому так -плох.
Издевались надо мной,
над красавицей женой,
а Лизетту- мою дочь
увезли с собою в ночь.
Умерла жена моя.
Отомстить обязан я».
Два верблюда встрепенулись
И к страдальцу повернулись...
Первым слово взял Андрей:
-Эй, художник, встань скорей,
успокойся побыстрей!
Что так смотришь? Рот прикрой.
Говорящий я верблюд,
и могу лечить весь люд.
Подлечись, сил набирайся,
в путь для мщенья собирайся.
- Крыша едет у меня?
Слышу речь верблюда я.
Челюсть вывихну от чуда,
от заумного верблюда.
Мордочку второй прикрыл.
Попрошу, чтобы открыл.
Тут Степан замолвил слово:
-Нашего нет лучше крова.
Всю пустыню обойдешь,
лучше места не найдешь.
Год должны побыть верблюдом
мы…Такое, братец, чудо.
Ты ж погонщиком нам будь
с нашей тайной. Не забудь:
«Платят за добро добром.
Вместе справимся со злом».
-Вы меня околдовали.
Будет всё, как тут сказали.
Никогда не думал я,
чтоб верблюд…учил меня!
- Может, хватит удивляться?
А не то… начнем плеваться!..
Подружились они вскоре:
не бросать Гордея ж в горе?
дружно приняли решенье,
не скупясь на угощенье.
Бедолага поправлялся,
над друзьями не смеялся.

-3-

Вдруг раздались конский топот,
ругань, свист и дикий гогот.
На лужайку въехал Клим.
Банда спешилась за ним.
Им оазис люб, по нраву
отдохнуть, чинить забаву.
Вмиг поставили палатки,
очень нагло, без оглядки,
а затем пошел кутёж.
А Гордею невтерпеж.
Выбегает из засады:
-Клим, мерзавец, дочь куда ты
ночкой тёмною увёз?
Бешеный, пустынный пёс!»
- О, папаша! Вот так встреча!
Где учтивость вашей речи?!
Позабыл мои допросы,
прокричать посмел вопросы?!
Мало бил, ломал тебя?
Плетью огревал, любя?
Дочь твою держу в палатке.
Спит красотка крепко, сладко.
Жалко мне будить её.
- Я не верю. Всё - враньё.
Ты - блудливый ветрогон.
Сатана- отец твой, он
управляет так тобой....
Будешь проклят ты судьбой!
Чтоб гореть тебе в аду!
Этот день и час я жду.
- Ты, Гордей, уже - мертвец,
но, признаюсь, под венец
я Лизетту украду,
в дом женой своей введу.
А тебя сейчас казню!
Чтобы больше не встречаться,
время с головой расстаться.
Эй, палач, сюда иди!
Приговор мой приведи
в исполнение сейчас,
не то выбью другой глаз.
(Одноглазым был палач-
тёртый, тот ещё калач!).
О жестокости его
говорить мне нелегко.
Он направился к Гордею…
Не понравилось Андрею,
как хозяйничает банда:
уничтожена гирлянда.
Другу смертью угрожают,
всё крушат вокруг, ломают.
Пруд зеркальным, чистым был,
В нем бандит коней помыл.
«Награжу их по заслугам.
Выручу в несчастье друга,
чтобы не было нам худо,
превращу-ка их в ... верблюдов!»
Небо резко потемнело.
Началось такое дело!..
А когда вся пыль осела,
тут округа посветлела.
У зеркального пруда
нет злодеев и следа!
Где бандиты, вещи, кони?
Кто в верблюжьей шкуре стонет?
Они, может, испарились?
Нет, в верблюдов превратились.
Караван стоял навьючен,
а Гордей, хоть был измучен,
подошел к верблюду Климке,
постоял, смеясь, поимке,
и сказал: « Теперь слугой
будешь ты, мой дорогой.
Наши исполняй приказы,
а не то… чик-чик – и сразу
станешь ты жарким, поверь.
И смирись с судьбой теперь».
Вдруг Лизетта появилась.
Подбежала, прослезилась:
-Ах, отец! С тобой разлука
была б вечная мне мука».
И увидели друзья,
что главарь влюблен не зря.
Ведь красавица Лизетта -
ярче солнечного света.
Нет тех слов, чтоб описать
красоту её и стать.
Васильковые глаза:
в них и небо, и гроза.
Стройный стан, как у газели,
щечки кумачом алели.
Всем взяла она, притом
славилась своим умом.
Образованной и смелой,
рукодельницей умелой-
мастериц затмила всех.
Ей не место для утех
в банде проходимца Клима.
И она неумолимо
с первых дней себя блюла,
честь свою уберегла.
Хоть Андрей верблюдом был,
но её вмиг полюбил-
раскрасавицу Лизетту.
И решил он тайну эту
в сердце сохранить до срока,
пусть закончится морока.
Ведь теперь уж меньше года
в шкуре быть ему урода.
А тем временем бандиты,
поняв, что их карта бита,
не на шутку разозлились
и, казалось, что взбесились.
Подчинились только палке.
Для порядка спин не жалко.
Пригрозил Андрей им тихо:
-Это кара вам за лихо,
за беспутство и грабёж,
воровство, убийства, ложь.
Я –верблюд по своей воле,
вы ж смиритесь с этой долей.

Неожиданно купцы,
молодые удальцы,
набрели на тень-прохладу.
Здесь глазам нашли отраду-
лучезарную Лизетту.
Ведь молва идет по свету:
она солнце затмевает,
и в ночи луной бывает.
И с отцом уже готовы
за женитьбу молвить слово.
Охладил Гордей их пыл.
Будто бы в печали был,
рассказал им, между прочим:
«Дочку здесь лечу от порчи:
то летает вольной птицей,
то ускачет кобылицей».
Он такое наболтал -
интерес к ней весь пропал.
Перед самым расставаньем
про верблюдов, со стараньем ,
разговор вдруг завели.
Мол, нужны им «корабли»-
Бороздить пески пустыни
не вразвалочку, пустыми,
товар есть, беда с доставкой.
«Может, согласуем ставки?»
За ценой не постояли.
В общем, всех бандюг угнали.
Видно, сделали навар,
впору ходовой товар-
караван в разгаре лета.
Но не нам судить про это.

-4-

Как-то, коротая вечер,
был Лизеттою замечен
влажный шарф на шее. Странно,
может, загноилась рана?!
Развязала. Ни намека,
что могло шарф делать мокрым.
-Что за странная тряпица!
Ей в костре бы подсушиться!
Только пламя подпалило-
Появляется Людмила.
Обгорела часть одежды .
- Вот, проклятые невежды!
Как посмели потревожить,
шарф волшебный уничтожить?!
У сидевших близ огня ,
встал вопрос: «Да кто ж она?».
Чертовщина или чудо?!
А что стало вдруг с верблюдом?
Вызывающе плюется,
И никак он не уймется!
В руки взял себя Гордей:
-Дочка, посмотри скорей.
Это же сестра - Людмила!
Где её судьба носила?
Сколько зим и лет искали.
Бесконечно письма слали.
И вот с неба к нам свалилась,
с божьей волей появилась.
О себе нам расскажи,
обошлась с тобой, как жизнь?
-Я живу в селе Жалейка.
Парень был у нас Андрейка.
Дурень, увалень один-
жгучий ветреный блондин.
Мне его любовный пыл,
хоть умри, противен был.
Отняла бесхозный скот,
он же полный - идиот.
Задала ему задачи,
всякой, пожелав удачи.
Шарфик красный подарила,
на скитанья вдохновила,
видно, где-то по дороге
обронил, болван убогий.
Вы ж сожгли его сейчас-
я явилась в тот же час.
Шарфик этот - не простой.
У кудесника в настой
трижды окунала, чтобы
изменился, стал особым-
влажным, сколько ни суши.
Посмеялась от души!

Так коварная Людмила
злоключений смысл открыла:
"Дурака терпеть… нет мочи…"
Тут верблюд ей плюнул в очи.
- Ах, вонючий ты верблюд!
Сдам с хозяином - под суд!
Пусть отвалятся горбы.
Человеком был бы ты,
я б с тобой поговорила!
В этой луже утопила.
Пожеланье прозвучало…
И верблюда вмиг не стало.
Пред Людмилою - Андрей.
-Ну, топи меня быстрей!
Это плюнул я - верблюд
на тебя, на злобный люд,
кто коварен, кто охочий
до добра чужого очень.
Грош цена такой красотке,
клялся в чувстве «идиотке».
Наш Андрей был полон силы:
стать, черты лица красивы.
Был бы конкурс красоты-
приз бы взял, дружочек, ты!
Присмотревшись, побледнела,
вмиг влюбилась. Обомлела.
Как красавца удержать,
быть любимой, угождать?
Он с Лизетты глаз не сводит.
И к отцу ее подходит.
-Вашу дочь люблю, как фею.
Без неё не разумею
жить под солнцем, под луною.
Разреши ей стать женою.
Я прошу руки Лизетты,
лишь её люблю на свете!
-Надо дочь мою спросить:
Жизнь - не поле проходить.
-Быть женой его – согласна,
нет желания прекрасней!
Только он мне будет мужем,
Мне никто другой не нужен
- Жребий выбрал ты бесценный.
Будет дочь женою верной.
Воле Господа - покорна.
Мать её была б довольна...
Тут Гордей сказал обоим :
«Праздник мы такой устроим!..»

От души благословил.
Пыл отцовский проявил…
Пожелал удачи, счастья,
в жизни избегать ненастья:
-Пусть чудесный ваш союз
скрепит вскоре карапуз!
Свадебку затем сыграли.
Многие там не бывали.
Был один верблюд Степан
и Людмила-истукан.
Вмиг вдовица онемела.
Молча, вся в слезах, смотрела
на счастливого Андрея,
на Лизетту, на Гордея:
« Деньги - прах, одежда тоже,
а любовь всего дороже».
А тем временем Андрей,
начал колдовать быстрей.
По веленью, по приказу
дома очутились разом.
Молодым срубили дом.
Счастливо зажили в нем.
Человеком стал Степан.
И зажил себе, как пан.
Знатный столяр и кузнец.
Все хвалили: «Молодец»!

Вот и сказочке – конец.
Всему доброму - венец!