– Что? – закричала Наташка, едва взглянув на его лицо.
– Дениска! – И Никита потеряно развел руками.
– Когда?
– Час назад. Позвонили из больницы. Завтра хоронят. Пойдете?
– Конечно, – кивнула Наташка и посмотрела на Настю. – Ты пойдешь?
Настя ответила не сразу: до нее с трудом дошел смысл услышанного. Она, конечно, знала, что Дениска болен, что может умереть. Но ведь все умрут – когда-нибудь, в отдаленном будущем. А он только что, всего час назад. Когда они с Наташкой объедались мороженым, он умирал. Эта смерть, с которой она столкнулась второй раз в жизни, смерть юного существа много моложе ее самой, так больно резанула по сердцу, что она долго не могла понять, о чем спрашивает подруга. Просто стояла и смотрела на нее расширенными глазами. Наташке пришлось дважды повторить свой вопрос.
– Пойду, – наконец тихо ответила она против своей воли. Она никогда не видела мертвого человека и очень боялась. Но какое-то шестое чувство потребовало от нее решения, которому противилось все ее существо. Она остро почувствовала свою непоправимую вину перед умершим мальчиком. Он ждал от нее участия, но так и не дождался. А теперь он ушел навсегда, и всякие мольбы о прощении потеряли смысл.
Куда он ушел? Где он теперь? И как это может быть: был человек − и нет его? Ведь она сидела с ним рядом, разговаривала, прикасалась к его телу. Он двигался, смотрел на нее, о чем-то просил. Был! Весь опыт ее недолгой жизни подсказывал, что ничто не исчезает бесследно. И вот человек исчез, совсем исчез. Осталось только его тело, которое завтра зароют в землю, потому что оно теперь никому не нужно.
А вдруг он что-нибудь чувствует? Ведь никто этого не может знать точно. А вдруг он придет в себя – там, в гробу? Будет звать маму или Вадима, но его никто не услышит. Она представила себя в глубокой черной яме – как она, задыхаясь, будет царапать крышку гроба, придавленную двухметровым слоем земли. Небо стремительно опрокинулось, и она, молча, грохнулась на землю, как подкошенная.
Сознание нехотя возвращалось к ней. Сначала она почувствовала острую боль в затылке, потом, приоткрыв глаза, увидела склонившиеся над ней лица Никиты и плачущей Наташки. Себя Настя обнаружила лежащей на асфальте, ее голова покоилась на скатанном Никитином пиджаке.
– Очнулась? – Наташка, вытерла слезы. – Ну, ты нас и напугала! Встать можешь?
С помощью Никиты Настя попыталась подняться, − с трудом, но это ей удалось. Правда, асфальт продолжал покачиваться, и двор медленно плыл по кругу, − пришлось некоторое время подержаться за Никиту.
– Все нормально, – ответила она, отряхиваясь. – Вы только маме не говорите, а то она меня опять к врачу потащит.
– Я считаю, Настенька, тебе не следует туда ходить, – сочувственно сказал Никита. – Видно, ты еще очень слаба. Вдруг тебе снова станет плохо?
– Действительно, не ходи, – поддержала его Наташка. – Думаю, Вадим не обидится, ведь все знают, что с тобой приключилось. И потом ты им… – она вдруг замолчала. Но Настя поняла: Наталья хотела сказать, что она Тумановым никто, чужой человек, но побоялась ее обидеть.
А ведь действительно, никто. Неужели никто? И Вадиму никто, и его родителям. И умершему Дениске. Нет, это не так. Настя вдруг почувствовала себя причастной к горю этой семьи, − и все сомнения разом покинули ее. Она пойдет на кладбище и будет рядом с ними в их самые страшные минуты. Она примет их горе в свою душу, простится с Дениской − и тогда, может быть, его душа там, где она теперь обретается, простит ее.
Настя опасалась, что родители не пустят ее на похороны, но мать, немного подумав, согласилась. Может, дочка отвлечется от своих переживаний и переключится на чужие. О, если бы она знала, какая тяжесть ляжет на душу дочери, ни за что не пустила бы ее на кладбище.
Первое потрясение постигла Настю, когда она увидела Дениску в гробу: так сильно смерть изменила облик мальчика. Его личико усохло, скорбно сжатые губки посинели, а на лице читалась печать глубокого страдания. Перед ней лежал маленький измученный старичок.
Какие муки он испытал! − думала Настя, глядя с ужасом на существо в гробу. Неужели все так страдают перед смертью? Неужели это ждет и меня? Может, лучше было умереть тогда, в больнице, когда я ничего не чувствовала, − чем жить в ожидании такого?
Вдруг она услышала жуткий звук: смесь стона и воя. Похолодев, Настя взглянула в ту сторону. Грузный мужчина, с криком обхватив маленький гроб руками, мешал ребятам в камуфляже опускать его. Они попытались поднять мужчину, но он еще крепче вцепился в гроб. – Не-ет! Не хочу-у! Не да-а-м! – Его голос был полон такой муки, что у Насти потемнело в глазах. В ушах появился знакомый нарастающий звон, предшествующий обмороку. Чтобы не упасть, она прислонилась к дереву и глубоко задышала.
– Тебе опять плохо? – встревожилась Наташка. – Давай, я провожу тебя в машину.
– Не надо, – отказалась Настя, – мне уже лучше. Это его отец?
– Да. А мать вон, в черном, рядом с Вадимом. Представляешь, ни слезинки не проронила.
– Наверно, уже все выплакала.
– Нет. Вадим сказал, что после смерти Дениски она ни разу не заплакала. Их отец на нее кричал: мол, она виновата, что не уберегла сына. Что должна была вызвать его, как только узнала диагноз. Он бы в столицу обратился, всех поднял бы на ноги. А она, знаешь, что ответила? Ужас!
– Что?
– Что Дениске там лучше.
– Как?! Так и сказала?
– Да. Мне Никита рассказал. Вроде бы, когда Дениска уже умирал, уже клиническая смерть наступила, она у врачей в ногах валялась, все просила, чтобы вернули его, чтоб еще хоть раз открыл глазки. Они и вернули, оживили, – сейчас, знаешь какая медицина. Мертвого, если надо, поднимет. Раз вернули, два вернули. А на третий раз он открыл глаза и сказал: «Мамочка, отпусти меня. Там так хорошо!» И она разрешила врачам отключить аппаратуру. И рассказала об этом отцу. Но он ей не верит, − говорит, что она, наверно, просто, устала с Дениской возиться. У них в семье сейчас такая напряженка. Вадим не может дома находиться, ─ он почти все время у нас.
Настя потрясенно слушала ее. Что значит: там хорошо? А что – там что-то есть? Неужели Дениска что-то видел? Или ощущал? А может, он просто устал мучиться? Наверно, ему уже не хотелось приходить в себя и снова страдать, вот и показалось, что там хорошо. А вдруг, действительно, там, по ту сторону жизни, есть другое существование? Вот бы узнать это поточнее. Но как?
И при мысли о возможной жизни после смерти она вдруг почувствовала странное облегчение. Как было бы хорошо, если б это было правдой. Наверно, если бы люди знали это точно, думала она, они не хватались бы так жадно за блага теперешней жизни. Ведь многие стремятся побольше ухватить сейчас, потому что смертны. Им хочется насладиться всем, пока это возможно. Но когда бы они знали точно, что, если не повезло в этой жизни, то может повезти в следующей, они бы не рвались так за богатством, властью, успехом.
Религия! А что религия? Она требует верить в загробную жизнь бездоказательно. Но современный человек хочет иметь научные доказательства, факты. А их по-настоящему нет. Надо с папой поговорить об этом, ведь он физик. Физика − наука о природе, о бытие. Наверно, он тоже размышлял над этими вопросами. Надо выбрать удобный момент, и все с ним обсудить.
Поминки Настя высидеть не смогла. Ей показалось диким: как люди могут есть и пить, после того, что сделали? Опустили в яму маленького Дениску, оставили там одного, а теперь едят и разговаривают, как будто ничего не случилось. Кто-то даже смеется. Правда, Денискиного папы за столом нет. Наверно, не смог этого вынести, уехал.
Ей самой кусок не лез в горло. А Наталья – ничего, съела с удовольствием рис с изюмом и теперь поглощала куриный суп. Да и остальные участники похорон не страдали отсутствием аппетита. – Ты кушай, деточка, кушай, – обратилась к ней незнакомая пожилая женщина, – супчик вкусный, и кутья удалась. Да, не думала я, что буду за Пашиного сыночка так скоро обедать. Что ж, на все воля божия. Видать, так у него на роду было написано. – И она перекрестилась.
– Вы думаете, это бог захотел, чтоб Дениска умер? – неприязненно спросила Настя. – Но зачем? Разве это не жестоко: мучить невинного малыша, а затем умертвить? Зачем это богу? Он же всеблагий.
– А ты не осуждай Всевышнего! Не тебе его судить. Смирись. Пути господни неисповедимы. Теперь Пашин сынок будет у него ангелом небесным. Может, и за нас словечко замолвит.
Не верю, − мрачно подумала Настя. Поковыряла рис и, почувствовав полное отвращение к еде, отложила ложку. Встала, вышла из кафе и пошла, сама не зная куда. Увидела в сквере скамейку, с облегчением села и закрыла глаза.
Кто-то подошел и сел рядом. Открыв глаза, она увидела Вадима, понуро глядевшего себе под ноги. Некоторое время они молчали. Потом Настя сказала:
– Прости меня. За твоего брата. Я обещала его навестить и не пришла. Прости, если можешь.
– Ничего. С тобой ведь такое случилось. Он ждал тебя тогда весь день, а вечером ему сказали, что на тебя напали бандиты. И он потом уже не ждал. Спасибо, что пришла его проводить. Честно говоря, не ожидал.
Они снова помолчали. Потом Вадим осторожно спросил:
– Скажи, Настенька, я тебя чем-нибудь обидел?
– Нет, что ты. Чем ты мог меня обидеть?
– Тогда почему ты ко мне так резко переменилась? Ведь раньше было по-другому. По крайней мере, мне так казалось.
Настя молчала. Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Наташа говорит, что ты возненавидела всех мужчин. Неужели это правда?
– Извини, Вадим. – Настя встала. – Я на автобус.
− Зачем на автобус? Посиди немного, скоро всех развезут по домам.
− Нет, не хочу. Я побегу. Пока.
И прямо через газон побежала к остановке. Уже из окна автобуса увидела, что Вадим стоит и потерянно смотрит ей вслед. Когда автобус тронулся, он повернулся и медленно побрел в кафе.
Возвращаясь с кладбища, Настя с тоской готовилась к предстоящим расспросам: как прошли похороны, много ли было народу, что подавали на поминках? − отвечать на которые было выше ее сил. Но этого не случилось. Галчонок только спросила: – Есть будешь? – Спросила для проформы, ведь дочь только что вернулась с поминок. Но к ее удивлению та охотно умяла котлету с пюре и запила чаем, − правда, все молчком.
– Папа дома? ─ спросила дочь насытившись.
– Нет, он со Святославом машину осваивает, – с утра раскатывает по городу, даже обедать не приходил. Я уже беспокоюсь.
– Позвони ему на мобильник.
– Заряжается. Вечно забывает с вечера зарядить. Хоть бы ты ему напоминала, а то когда-нибудь приспичит, а связи не будет.
Подержанную красную «копейку» отец пригнал неделю назад, – к полному восторгу своих дам. Все в этой машине им понравилось: и яркий коралловый цвет – на трассе издалека заметен − и просторный салон с красивыми чехлами «под леопарда», муженек сам выбирал, − и даже разноцветная оплетка на руле. Галчонок немедленно записалась на водительские курсы и каждый день тренировалась с инструктором. Завтра ей предстояло сдавать экзамен на права. Правила она вызубрила от корки до корки, а вот с практикой особенно на улицах с оживленным движением, дело обстояло не очень. И повинен в этом был инструктор, чей эзопов язык мать совершенно не понимала. – Поворачивай вон за той синей будкой! – командовал инструктор во время очередной тренировки. Галчонок, напрягая зрение, лихорадочно высматривала синюю будку, но ничего похожего не видела. Тогда она поворачивала возле темно-зеленого строения, после чего инструктор с силой нажимал на запасной тормоз и разражался ругательствами: – Я где велел повернуть?
– Но здесь нет синей будки! – оправдалась Галчонок.
– А это что? – И инструктор указывал на быстро удалявшийся голубой фургон. – Тормози! Прижимайся к бордюру.
Галчонок выворачивала руль, и машина передним колесом запрыгивала на тротуар.
– Что ты сделала?
– Прижалась к бордюру.
– К мужу так прижимайся, а не к бордюру! Дурдом, когда баба за рулем!
И вот такое во время каждой поездки. Поэтому учить Галчонка согласился отцовский приятель Святослав. Святослав был классным водителем, помешанным на автомобилях. Он пришел в неописуемый восторг, когда отец сообщил ему о своем приобретении. – Ты взял, взял! – вопил Святослав, размахивая руками. – Класс! Теперь на рыбалку семьями, и не вздумай увиливать.
Правда, Святослав тоже с трудом сохранял присутствие духа, когда за рулем сидела Галчонок. Сидя рядом с ней, за неимением второго тормоза он то и дело с силой давил ногой на коврик, − но воспитание и природная интеллигентность не позволяли выразить вслух переполнявшие его эмоции, и потому он только поминутно вздыхал и хватался за сердце.
Отец вначале попытался воспротивиться водительским амбициям жены, но Галчонок резонно заявила, что, во-первых, по справедливости, у нее с ним на машину равные права, поскольку большую часть ее стоимости покрыли ее репетиторские деньги. А во-вторых, в дороге с ним всякое может случиться. Напьется, заболеет или просто устанет, – как тогда быть? Кто-то же должен довести машину хотя бы до ближайшего населенного пункта. Насчет «напьется» супруг презрительно хмыкнул, но против ее доводов ничего противопоставить не смог. Настя тоже робко заикнулась о вождении, но папочка замахал на нее руками и категорически заявил: – Только после восемнадцати! ─ Правда, пообещал, что где-нибудь на пустой дороге вдали от населенных пунктов и постов гаишников он, может быть, когда-нибудь покажет, что и как надо делать, а пока зубри знаки и правила.
Вернувшийся с работы отец тоже не стал докучать дочери расспросами, только сказал: – Есть желание пообщаться? – Видимо что-то прочел в ее глазах. Дождавшись, когда Галчонок отправится на кухню мыть посуду, Настя рассказала ему о странной просьбе Дениски не оживлять его, потому что «там хорошо».
– Папа, неужели он, умирая, что-то видел? – допытывалась она. – Ведь после смерти человек превращается в прах. У него же нет глаз, органов чувств. Может, Дениске показывала видения умирающая подкорка головного мозга?
Отец помолчал, потом задумчиво изрек:
─ Не знаю. И никто не знает. Никто в целом мире не сможет ответить на твой вопрос однозначно. Но церковь утверждает, что, кроме тела, состоящего из молекул и атомов, у человека есть душа: что-то вроде сгустка информации, накопленной на протяжении жизни. Вот она-то и остается после смерти. Может, она каким-то иным способом видит то, что не дано живущим?
– Папа, когда я была без сознания, ничего не видела. Меня просто не было. Это как маленькая смерть. Где же была моя душа?
− Настя, ты задаешь вопросы, над которыми человечество бьется тысячелетиями. Скажу честно: я материалист. Я не верю в загробную жизнь и прочие чудеса. Но, во-первых, я не всегда прав. Во-вторых, понимаю, что есть неведомые области бытия, о которых нам, может быть, вообще не дано знать. Дело в том, что наш мозг и знания ограничены, у них есть рамки, за которые не вырваться.
− А как ты думаешь, люди смогут когда-нибудь узнать об этом точно?
− Тоже не знаю. Конечно, процесс познания бесконечен. Мы не можем даже представить, что будут знать люди через тысячелетия. Вот подумай: могли бы жившие тысячу лет назад, помыслить о полетах в космос, телевидении, компьютерах? Им такое даже в голову не могло прийти. Вот и нам невозможно представить, что будут знать наши потомки. Может, и в потусторонний мир проникнут. Хотя, с другой стороны, не зря ведь его называют потусторонним. Значит, пока ты по эту сторону, ты не можешь знать, что по ту, а когда будешь там, сюда уже не проникнешь и свои знания не передашь. Все это очень сложно.
И еще. Представь таракана в телевизоре. Он ползает по деталям, ощущает их тепло, шероховатости, может, даже воспринимает электромагнитные поля. Но может ли он понять, где находится? Нет, конечно. Так и мы, − может, есть вокруг нас что-то, чего мы никогда не распознаем в силу ограниченности наших возможностей.
− Но ведь мы не тараканы, − запротестовала дочь. − У тараканов нет мозгов, нет второй сигнальной системы. Они не могут мыслить, а мы можем. Папа, а ведь Дениска уже там. Уже все знает, − если там, конечно, что-то есть. Знаешь, когда я думаю, что он не исчез совсем, что он где-то в другом мире, мне как-то легче становится. И не так страшно думать о смерти.
− А ты поменьше думай о ней. Ты ведь не можешь ничего изменить. Расстраивайся, не расстраивайся, все останется, как есть. А раз так, то и переживать бесполезно. Забудь об этом, и все. Ты думай, что через пару дней уезжаешь на целый месяц, а сама, похоже, еще и не собиралась.
− Пап, а давай не будем спешить. Ну что два-три дня изменят? Я хочу дождаться Наткиного поступления, а то буду переживать, как там она.
− Да мы и так задержимся, у меня еще на работе нерешенные вопросы остались.
На следующий день Наталья сдавала вступительный по физике. Количество абитуриентов наполовину уменьшилось: завалившие математику на физику не явились. Но все равно, конкурс оставался высоким: около трех человек на место. Наташка молилась, чтоб ей не попалась задача на наклонную плоскость, где требовалось применять тригонометрию, ─ и она ей, конечно, попалась. Но бесконечная зубрежка синусов с косинусами не прошла даром, ─ с самым трудным заданием подруга справилась. Зато засыпалась на том, что полегче, ─ сосредоточившись на задачах, пренебрегла теорией. И влипла. На простенький вопрос «За что вы платите при поездке на такси: за путь, скорость, время или перемещение?», она беспечно выбрала ответ «За перемещение». И даже попыталась спорить с Настей, когда та ткнула ее носом в ошибку.
─ Чему равно твое перемещение, когда ты, покатавшись по городу, вернешься на такси домой? ─ ядовито спросила Настя подругу.
─ Нулю, ─ подумав, ответила Наталья.
─ Правильно. А платить придется?
─ Конечно. Ой, я балда! ─ наконец, сообразила подруга. ─ Настя, ну почему мне это в голову не пришло? Я думала, раз перемещаюсь, значит, за перемещение.
─ Потому что надо теорию учить! И знать, что такое путь, а что такое перемещение. А ты, небось, даже не различаешь их.
─ Если честно, нет, ─ призналась подруга. ─ Если бы кто предупредил, что мне это попадется. Ведь невозможно знать все.
─ Возможно! Если очень захочешь. Не все, конечно, а то, что надо.
─ Настя, как я тебе завидую, что ты такая целеустремленная! А я так не могу. Наверно, и еще где-нибудь напутала, теперь и в других ответах сомневаюсь. Неужели не поступлю?
─ Ну, погоди, еще не все потеряно. Все-таки ты трудную задачу решила, а за нее много баллов дают. Может, проскочишь. Ты, главное, теперь на диктанте не поплыви. Думай, что пишешь.
─ Да, тебе легко говорить! Если бы было изложение. Там хоть можно слова выбирать, какие хочешь. А тут что диктуют, то и пиши.
─ Ну, давай, я тебе подиктую ─ из нового сборника. Посмотрим, сколько ошибок сделаешь.
─ Ладно, диктуй.
Будущее показало, что Наташка боялась не зря: ее общий балл оказался полупроходным. Часть абитуриентов с такими баллами зачислили, но кое-кто остался за бортом.
Сказать, что Наталья переживала, значит, ничего не сказать. Ночью перед зачислением она не сомкнула глаз и вся изревелась. Едва ли не на коленях Наташка умоляла Настю, чтобы Олег Владимирович попросил за нее. Тот вначале категорически отказывался, − но потом под Настиным напором сдался и обратился к Владу. Влад вник в ситуацию и позвонил в приемную комиссию лицея. Там сообщили, что фамилия Белоконевой в списках значится: помог высокий балл по математике.
Когда Настя известила об этом подругу, Наташка принялась визжать и прыгать, как сумасшедшая. И допрыгалась до того, что низовой сосед дядя Петя застучал по трубе водяного отопления, ─ так он всегда делал, когда его беспокоили. То, что трубы могут из-за этого потечь, его волновало значительно меньше.
Вечером Наташкина мамаша притащила Снегиревым в знак благодарности огромного гуся.
─ Да вы что, Белла Викторовна! ─ возмутился отец. ─ Я же ничего такого не сделал, только узнал. Сейчас же заберите его обратно.
─ Не заберу! ─ уперлась та. ─ Вы беспокоились, звонили. И Настя столько ей помогала. Мы у вас по гроб жизни в долгу.
─ А давайте его зажарим и вместе съедим, ─ миролюбиво предложила Галчонок. ─ И по рюмочке! Отметим их поступление.
Все радостно согласились и тут же разбежались по своим делам, поэтому заниматься гусем пришлось, конечно, Насте. Она его помыла, посолила-поперчила, намазала сметаной, натолкала внутрь яблок и поставила в духовку. Вскоре по квартире разлился непередаваемо сладостный аромат жаркого. Он проник на лестничную клетку и достиг Наташкиного носа. Немедленно примчавшись, та принялась слезно умолять Настю отрезать кусочек, иначе она вымрет, как мамонт. Но Настя дала ей бутерброд с колбасой и прогнала прочь, заявив, что гусь еще не созрел.
Через непродолжительное время Насте показалось, что за дверью кто-то скребется. Заглянув в глазок, она увидела принюхивающуюся к дверной щели Наташку. Подруга тоже почувствовала Настино присутствие и принялась жалобно скулить, умоляя открыть. Ворвавшись, она вихрем пронеслась на кухню и едва не с головой влезла в духовку. Гусь к тому времени уже зарумянился, покрывшись хрустящей корочкой, − короче, достиг нужной кондиции. Пришлось отрезать ей крылышко, в которое она тут же вцепилась с довольным урчанием. А вечером от гуся остались лишь горстка косточек да теплые воспоминания.
Месяц в гостях у бабушки пролетел незаметно. Настя отдыхала, отсыпалась, объедалась клубникой и черешней − этим летом ягоды уродились в изобилии, − и читала запоем все, чем была богата местная библиотека. С удовольствием помогала бабушке Заре в огороде: полола, окучивала картофельные кусты и объявила настоящую войну колорадским жукам, покушавшимся на их будущее пюре. Не обошлось без происшествий. С детства Настя любила, взобравшись повыше на дерево, растянутся на толстой ветке и оттуда любоваться видом на поселок и окрестности. Вот и на этот раз она залезла на старую яблоню и долго глядела на проплывающие облака, пока не задремала. Да ка-ак загудела с верхотуры − прямо на грядки. К счастью, обошлось без серьезных травм: ее задержали спружинившие нижние ветки, − отделалась синяками да поцарапанной физиономией.
Весь месяц Настя мечтала о путешествии с папой и мамой на автомобиле. К концу июля она уже с нетерпением ждала приезда отца. Последние дни перед отъездом семейство Снегиревых пребывало в крайнем волнении, постоянно переходившем в ожесточенные споры − в основном из-за багажа. Каждый считал, что именно его вещи необходимы в дороге, а остальные просто дурью маются, набирая всякую ерунду, без которой вполне можно обойтись. Обычно уступчивый папочка, невзирая на яростные возражения женской половины, упорно намеревался взгромоздить на крышу машины складную лестницу.
─ На что она тебе сдалась? ─ возмущалась Галчонок.
─ А вдруг мне понадобится залезть на дерево? ─ доказывал он. ─ Например, если за мной в лесу погонится медведь.
─ Ты что, от него с лестницей будешь убегать?
─ А вдруг мне захочется шишек набрать? Кедровых. Или яблок нарвать.
─ Кедры в Сибири растут. Не выдумывай! А яблоки в чужих садах. Хочешь нарваться на неприятности? Оставь лестницу дома!
─ Да, а ты зачем столько нарядов набрала? Кому ты их собираешься демонстрировать? Зайцам?
─ Но мы же заедем в Москву. И в Муром к твоему брату. Может, в театр сходим или в гости. И на море вечерком ─ в кафе или на концерт.
─ В Москву на машине? И не мечтай! На Кольцевой поставим на стоянку – и на метро. Там, знаешь какое движение! Возьми что-нибудь одно, − зачем столько тряпок?
─ Это не тряпки! Тебе достаточно одного костюма, а мне нет, я женщина.
Во время этих дебатов Настя старалась держаться в сторонке, чтобы, не дай бог, переключить внимание на себя, − ведь и она была грешна: набрала с десяток обожаемых детективов, чтение которых все откладывала из-за экзаменов. Но попытки их припрятать не помогли, ─ перед самым отъездом отец бдительно перерыл ее вещи и почти все выбросил.
─ Глазам тоже нужен отдых, ─ заявил он дочери, ─ ты и так последние месяцы от книг не отрывалась.
─ Я без книг не могу! ─ возмущалась Настя. ─ Что я буду делать на море?
─ Загорать. Купаться. Гулять.
─ Лежать на пляже и не читать? Да я со скуки помру! Почему вам можно брать, что хотите, а мне нет? Это нечестно!
─ Потому что командую парадом я. Ладно, можешь взять журналы с кроссвордами.
− Не хочу журналы, хочу Акунина!
И вот такое с утра до вечера.
─ Когда мы, наконец, тронемся? ─ тоскливо вопрошала Галчонок. ─ Уже не верится, что этот момент настанет.
─ Первым с вами тронусь я! ─ Отец гневно крутил пальцем у виска. ─ Кто угадает, что забыл?
─ Деньги, ─ пыталась угадать Настя.
─ В бумажнике.
─ Паспорт и права.
─ В бардачке.
─ Аптечку.
─ Положил.
─ Голову! ─ язвила Галчонок.
─ На плечах. Ладно, хватит. Поели? Тогда присядем на дорожку − и в путь.
Наташка перед отъездом так и не зашла к Насте − не могла смириться, что та уезжает, да еще на машине. Хотя через неделю сама отправлялась с родителями на море. Но ей эта поездка ничем не улыбалась. Быть все время под наблюдением мамаши − такая тоска! То ли дело путешествие на автомобиле, пусть даже с предками, − но зато сколько впечатлений! И море, и лес, и Питер. И потому она смертельно завидовала подруге.
Выезжая со двора, путешественники неожиданно увидели у ворот всю четверку друзей: Наташку с Ирочкой, Никиту и Вадима. Те, как по команде, повернули головы в сторону машины и замахали руками. Отец, конечно, остановился, и Насте пришлось пройти через обряд прощальных объятий, напутствий и поцелуев. Правда, целовали в основном девчата, а мужская половина только потрясла руку и пожелала счастливого пути. Потом они долго махали им вслед, пока машина не скрылась из виду.
Но вот миновали пост ГАИ на выезде из города, где большое панно пожелало им счастливого пути, вывернули на трассу и покатили к югу.
Семейство Снегиревых впервые отправилось на колесах в столь длительное и чреватое приключениями путешествие, и потому все немного трусили. Первую пару часов они в основном молчали, напряженно вглядываясь в дорогу, − старались не отвлекать внимание водителя. Но потом мать осмелела и все чаще стала давать указания:
− Обгоняй! Не обгоняй! Чего ты так несешься? Чего ты так плетешься? Не тяни резину, перестраивайся. Куда прешь, там же встречная!
Наконец, терпение отца лопнуло.
− Еще одно слово, и я поворачиваю обратно, − прорычал он. − Мне на дорогу смотреть или тебя слушать?
− А что, ты не можешь делать и то, и другое?
Резко крутанув руль, отец съехал на обочину и остановился.
− Значит так, Галина! − свирепо заявил он. − Пока я за рулем, сиди и помалкивай. Иначе я распсихуюсь и попаду в аварию. Ты этого добиваешься?
− Нет, конечно! Но, пойми, я ведь тоже переживаю, − принялась оправдываться Галчонок. − Особенно, когда ты идешь на обгон, а там встречная.
− Переживай молча! Набери в рот пепси-колы и глотай, прежде чем захочешь высказаться.
− Больше ничего не придумал, − обиделась мать. − Хочешь, чтобы я подавилась?
− Мы сегодня поедем или вы до вечера будете препираться? − не выдержала Настя. − Мама, если ты так переживаешь, садись на мое место, а я сяду рядом с папой.
− Правильно, − поддержал ее отец. − У Настасьи выдержки побольше.
Надувшаяся Галчонок перебралась на заднее сидение. Машина съехала с обочины и покатила дальше.
Сидя рядом с отцом, Настя убедилась, что мать переживала не зря: новоиспеченный водитель вел машину довольно нервно. Сначала решал приступить к обгону, потом, выскочив в левый ряд, передумывал и возвращался обратно, потом снова выскакивал. И все норовил ехать за сто.
− Пап, ты же мне внушал: правила дело святое, − не выдержала, наконец, и Настя. − А сам зачем нарушаешь?
− Высажу! − коротко пообещал отец.
− И все-таки я скажу, − упрямо продолжила дочь. − Мы что − куда-нибудь торопимся? Зачем ты так гонишь? Из-за этого все в напряжении, и никакого удовольствия. Вместо того чтобы наслаждаться путешествием, мы с мамой нервничаем и тебя дергаем. Почему нельзя ехать с разрешенной скоростью?
− Потому что меня все обгоняют. А меня это задевает. И мне интересно, на что способна машина.
− А может, люди куда торопятся? − вмешалась Галчонок. − И как понять: на что способна машина? Хочешь узнать, когда она начнет разваливаться? Не забывай, кроме своей, ты еще за две жизни отвечаешь. Пусти лучше меня за руль.
− Только не на трассе. И вообще, лучше бы вы обе помалкивали, − обозлился отец, уворачиваясь от «Волги», пошедшей на обгон. Но скорость немного сбавил. Путешественницы успокоились и принялись рассматривать проносившиеся мимо пейзажи. На дороге то и дело возникали маленькие миражи: казалось, что впереди лужица, а подъедешь − сухой асфальт. Правда, картины за окном были довольно однообразными: деревеньки, степь с лесополосой или редкими деревьями, поселки, опять деревеньки. Пейзаж оживляли сидевшие вдоль обочины торговцы с горами арбузов и дынь.
− Может, купим? − спросила Галчонок, скучавшая на заднем сидении. − Здесь, наверно, дешевле, чем в городе.
− Дольше будет еще дешевле, − Отцу не хотелось останавливаться. − Я намереваюсь засветло доехать хотя бы до Кореновска. А с такой скоростью будем ночевать в чистом поле.
− Ну и что? − храбро отозвалась дочь. − Съедем с трассы и заночуем в какой-нибудь рощице. Очень романтично.
− Чтобы нарваться на местных бандитов? − не согласилась мать. − Увидят одинокую машину и решат, что у нас куча денег, раз собрались на юг. Нет уж, лучше в гостинице.
− Ага, можно подумать, что у тебя их, действительно, куча. Будем ночевать на стоянке для водителей или, в крайнем случае, в мотеле, где подешевле. − Отец свернул на боковую дорогу, остановив машину возле лесополосы. − Вам никуда не надо? А то уже три часа едем без остановки.
Когда они снова выбрались на трассу, оказались в хвосте большой колонны грузовиков с зерном. Из-под брезента, покрывавшего кузов замыкающей машины, то и дело сыпалась труха, падая им на переднее стекло. Чтобы не глотать пыль, пришлось ехать еще медленнее. Отец нетерпеливо вытягивал шею, то и дело подавая машину влево, чтобы выбрать момент, когда можно будет пойти на обгон, но непрерывно проносившиеся встречные не давали закончить маневр. Наконец, ему показалось, что дорога свободна, и он выскочил на встречную полосу. И тут, словно из-под земли навстречу вынырнул «Москвич». Оказалось, впереди спуск, но знака отец не заметил из-за непрерывных попыток начать обгон. А самого спуска совсем не было видно: дорога сливалась в сплошную полосу.
Все! − подумала Настя, закрыв от страха глаза. − Сейчас врежемся.
В последнее мгновение отец сумел вывернуть руль еще левее, и они затормозили на обочине встречной полосы, едва не свалившись в кювет. Колонна ушла далеко вперед, и некоторое время дорога была пуста.
− Ну, все, все, успокойся. − Галчонок погладила по плечу отца, судорожно вцепившегося в руль. − Быстренько выворачивай на свою полосу, пока никого нет. Давайте подъедем вон к тому пруду и пообедаем. Заодно и передохнем.
Отец выкрутил руль вправо, и они снова съехали с трассы, свернув на второстепенную дорогу, покрытую гравием. Она привела их к небольшой рощице на берегу пруда, поросшего камышами. Там стояла белая «десятка», рядом с ней юноша и девушка пытались развести костер. Отец принялся раскочегаривать мангал, а Галчонок с дочерью стали нанизывать на шампуры куски мяса, накануне замаринованного в большой кастрюле.
− Жарим все, − распорядилась Галчонок. − Что не осилим сейчас, съедим позже. Олег, ты что, язык проглотил? Хватит переживать, ведь обошлось.
− У меня до сих пор все внутри дрожит, − признался отец. − Ты пойми, если б это была иномарка, нас бы уже не было. Ведь лобовое столкновение! У них же скорости, знаешь, какие.
− Значит, впредь обгоняй только на пустой встречной. И смотри на знаки, не зевай. А ты, Настя, тоже подсказывай. Дублируй на всякий случай. И еще мне кажется, ты рано выскакиваешь на встречную. Мне инструктор талдычил, что выезжать надо, только когда подберешься прямо к заду обгоняемой машины. И обязательно при обгоне на всякий случай гуднуть, да погромче, чтобы ее водитель услышал.
Тем временем шашлык начал подавать признаки жизни: по поляне разлился аппетитный аромат. Молодая пара, плюнув на неподдающийся костер, разложила на салфетке хлеб, нарезанную колбасу с помидорами и приготовилась закусывать. И тут их ноздрей достиг шашлычный запах. Дружно встав по стойке смирно, они повернули головы в сторону его источника. Вожделение, написанное на их симпатичных лицах, было столь велико, что отец тоже встал и широким жестом пригласил незнакомцев к «столу». Те радостно устремились к ним и, упав на траву, нетерпеливо уставились на шампуры. Вдруг молодому человеку пришла в голову какая-то мысль. Он вопросительно глянул на спутницу, та одобрительно кивнула, и юноша бегом бросился к своему авто. Достав из багажника бутылку с яркой наклейкой и минералку, он вернулся.
− От нашего стола вашему столу. − Налив вино в пластиковые стаканы, молодой человек протянул их дамам. − Давайте знакомиться. Мы, молодожены Валя и Юра, совершаем свадебное путешествие на юга. Сами из Подмосковья. Там есть такой городок Фрязино, может, слыхали?
− Не довелось, − Отец отрицательно покачал головой. − А мы местные. Вот недавно приобрели колеса и решили обновить. Едем в том же направлении. У вас какая-то определенная цель или просто море?
− Хотим прокатиться до Адлера. У нас палатка, − где захотим, там и остановимся. А вы, наверно, по путевке?
− Нет, мы тоже дикари. Правда, планируем доехать только до Джубги. Далеко забираться нам не с руки: еще собираемся прокатиться до Питера. С недельку покупаемся и рванем на север.
− О, куда вы нацелились! Длительное путешествие. А давайте вместе до моря добираться? Все веселее. И выручим друг друга, если что. Вас как зовут?
− Олег Владимирович. А это моя супруга, Галина Артуровна и дочь Анастасия. Вот и познакомились. Да вы не стесняйтесь, берите еще, мяса много. Дочка мариновала − она у нас мастерица. Ну, как, вкусно?
− Супер! − воскликнул молодой супруг, облизывая пальцы. − Гипер! Мясо такое нежное! А лучок − м-м-м! Учись, − заметил он жене. − Будешь такой на море делать.
− Вместе будем, − уточнила та. − Мой папа говорил, что готовить шашлык привилегия мужчин. Я буду мариновать, а ты нанизывать и жарить. Научите меня? − обратилась она к Насте.
Та молча кивнула. Эта пара нравилась ей, и вместе с тем их статус очень стеснял. Молодожены − только что после свадьбы. Мысли о том, чем они занимаются по ночам, сами полезли в голову. Ехать вместе, останавливаться на ночевку − как неловко. Она старалась не смотреть на них, чтобы не выдать себя, но мать мгновенно прочла ее мысли.
− Думаю, совместная поездка вряд ли удобна, − заметила она. − Вам, может, захочется остановиться в одном месте, нам в другом. Да и одинаковую скорость держать трудно. Не стоит связывать друг друга. Давайте обменяемся номерами мобильников и при желании снова встретимся. А ты, Настя, напиши рецепт маринада Валечке, и где-нибудь на море она нас угостит. Идет?
Все с этим согласились, а Настя облегченно вздохнула. Куда приятней ехать самим и ни от кого не зависеть. И она полезла в сумку за блокнотом.
После обеда молодожены укатили, а папочка прилег вздремнуть и продрых почти два часа. Мать погрузилась в чтение, а Настя села на бревно, лежавшее у пруда, и принялась созерцать водную гладь. Невысокое солнце подсвечивало воду у берега, в ней сновали тысячи серебристых рыбешек. Время от времени вода будто вскипала, и из нее выпрыгивала крупная рыбина, с шумом плюхаясь обратно. Вдруг к Насте смело подбежал небольшой коричневый зверек с головой кошки и длинным крысиным хвостом. Он остановился возле ее ноги и с любопытством задрал потешную мордочку. Еще цапнет, с опаской подумала Настя. − Кыш, кыш! − попыталась она прогнать зверька, но тот не двинулся с места. Сломав длинную камышину, Настя легонько толкнула ею пришельца. Зверек отпрыгнул и, нырнув в воду, резво поплыл вдоль берега. Из камышей выплыли еще двое таких же, − один побольше, другой совсем маленький. Они подплыли друг к другу, о чем-то посовещались и скрылись в камышах. Только тогда Настя вспомнила кто они − это ондатры, она же их видела на картинке в «Мире животных». Наверно, семейство: папа, мама и ондатренок. Хорошо им здесь живется, рыбы много и никто не обижает. Как тут тихо! Так бы сидеть и сидеть, смотреть, как садится солнце и по воде тянется золотая дорожка. И никуда не двигаться. Может, уговорить родителей здесь заночевать? Ведь так красиво! И трасса недалеко, не очень страшно. Вон еще машины стоят, и рыбаки сидят на берегу с удочками
− Настя, твой мобильник жужжит, − крикнула ей мать. − Он у тебя в сумке.
Кто это? − удивилась Настя. Может, Натка? − Слушаю вас. − Она, поднеся сотовый к уху. − Алло! Говорите, вас не слышно.
Мобильник молчал. − Кто это? Алло? − повторила она, но ответа так и не услышала.
− Кому ты давала свой номер? − встревожилась мать.
− Никому. Только Наташе.
− Посмотри, чей высветился. − Проснувшийся отец нажал нужную кнопку. Номер был незнаком.
− Сохрани его, − посоветовал он. − Вернемся домой, выясним.
− А давайте здесь останемся до утра, − предложила Настя. − Мне тут нравится. Можно порыбачить, тут рыбы тьма. Уху сварим.
− Нет-нет, − не согласился отец. − Мы и половины пути не проехали. Доедем до Кореновска − там недорогой кемпинг, мне наши на кафедре говорили. Собирайтесь быстренько, и поехали.
Отец снова выбрался на трассу, заверив своих дам, что хорошо отдохнул и будет предельно осторожен. И действительно, хотя он теперь шел на обгон только при абсолютно пустой встречной полосе, ему удавалось держать скорость в основном под девяносто. Они резво мчались в южном направлении, дисциплинированно обращая внимание на все встречные знаки. Но таинственный звонок все не выходил у Насти из головы.
Кто ж это был? − гадала она. Наташка? Но почему не ответила? Может, связь плохая? Нет, это, наверно, Вадим. Наверно, она дала ему мой номер. Да, скорее всего, он.
Зачем он звонил? Почему не отозвался? А может, ему просто захотелось услышать мой голос, как мне когда-то?
Она вспомнила, как ей мучительно хотелось увидеть или хотя бы услышать его − тогда, в той жизни. И как она любила его. Куда все это ушло?
А может, она, Настя, ошибается, и все-таки это была Наташка? Звонила и не дозвонилась. Да, вероятнее всего она. Наверно, ей тоже купили мобильник − или попросила у кого-нибудь. Может, у того же Вадима, Наташка говорила, что ему отец привез. − Да чего я гадаю? − одернула она себя, − приеду и разберусь. Едва знак сужения не пропустила.
И тут снова заиграл мобильник, − Настя чуть не подскочила от неожиданности. Но теперь это звонил отцовский. Держа левую руку на руле, он полез правой в бардачок и принялся там шарить. Автомобиль резко вильнул.
− Держи руль, я сама достану. − Настя вынула телефон и передала отцу.
− Слушаю. − Он приложил мобильник к уху. − Чей сын? А сколько у него баллов по ЕГЭ? Ох, черт! Ну, не знаю, сам решай. Ах, ты не можешь! А я тоже не могу, я в отпуске. Ты меня замещаешь? Вот и принимай решение. Боишься, собери кафедру. Все, я отключаюсь.
− Что, уже соскучились на работе? − недовольно спросила Галчонок. − Дня не могут без тебя прожить. Прямо, как дети малые.
− Там сейчас самый разгар приема абитуры. Мы же в этом году не проводим экзамена по математике, − принимаем сертификаты ЕГЭ. Какое счастье, что меня ректор отпустил. Вот пусть сами поварятся, а то вечно на меня все шишки.
− А кто звонил?
− Доцент Чернов. Я его вместо себя оставил. Могу я, наконец, отгулять свои два месяца впервые за десять лет? А то все годы отпуск по кускам и то не весь: месяц в августе да неделю в январе.
− А чего ему надо?
− Да, понимаешь, суют к нам на инженерно-педагогический факультет сынка одного богатенького. А папаша вовремя не подсуетился, и сынок еле-еле на трояк набрал баллов. Видимо никто не помог остолопу. А нынче у нас на этот факультет почему-то приличный конкурс. Раньше туда постоянно недобор был, а в этом году заявлений выше крыши. Да еще на олимпиаде набрали, − там есть очень толковые ребята. Короче, пролетает этот сынок по всем статьям. А начальство требует взять.
− Пусть берут на коммерческих условиях.
− Не престижно. Да и там конкурс приличный. В общем, Чернов увяз по уши. Ничего, пусть сам решает. А то потом на меня же и будут все валить, − когда этот олух загудит на первой же сессии.
− Ха, на сессии! На сессии папа ему оплатит экзамены. Думаешь, ваши не берут? Я даже знаю, кто.
− Галина, у тебя есть доказательства? Нет? Тогда держи язык за зубами. Господи, когда, наконец, вступительные отменят и будут принимать только сертификаты? Вот золотое будет время. А то все откладывают, откладывают, переносят из года в год. И чтоб на сессиях экзаменовал только компьютер. Я обеими руками за.
− Папа, а почему автомобильный институт не принимает сертификаты ЕГЭ? − вмешалась Настя. − Почти все вузы города принимают, а этот нет.
− Я сам задал этот вопрос их проректору. И он, знаешь, что ответил? Деньги нужны. Главный корпус ремонта требует, а лаборатории оснащения. И у преподавателей в кармане не густо.
− Так прямо и сказал? В смысле − деньги за вступительные?
− Открытым текстом! А чего ему бояться? И кого? У их ректора все схвачено. Пока в приказном порядке не заставят принимать сертификаты, они будут упираться до последнего, вот посмотришь. И в медицинском − на самом не престижном санитарно-гигиеническом факультете сертификаты принимают, а на лечебном, нет. Это порядок?
− Да разве только в нашем городе такое творится? − вмешалась Галчонок. − В Москве самые популярные вузы тоже отказываются принимать результаты ЕГЭ. В том числе и МГУ. Ссылаются, что не доверяют баллам в сертификатах. Мол, на местах выпускники списывают. А сами? У нашей заведующей кафедры племянница-москвичка поступила туда на журналистику. Занималась за бешенные бабки с преподавателями журфака, вот и поступила. Они там озолотились на вступительных, потому и отказываются. И иногородних брать не хотят, хотя те зачастую лучше москвичей сдают. Приезжим ведь нужны места в общежитиях. А эти места сдают торгашам за бабки.
− Какие страшные вещи вы говорите, − ужаснулась Настя. − Папа, почему такое возможно?
− Потому что мы живем в эпоху первоначального накопления капитала, − ответила за отца Галчонок, − когда деньги решают все.
− Ну, не все, − не согласился отец, − и не везде. Вон, в Политехническом с этим покончили. Да и у нас не все такие, твой муж, например.
− Да ты вообще музейная редкость. Тебе, небось, никто и не предлагал, признайся.
− Точно, − засмеялся отец. − Я, может, и не отказался бы, так ведь не предлагают.
− Потому что знают, что бесполезно. У тебя же на физиономии написано «Не беру!»
За этими интересными разговорами они незаметно подъехали к Кореновску. К тому времени уже совсем стемнело. Без труда отыскали маленькую гостиницу с весьма приличными ценами за простенький номер с удобствами в коридоре. Но они так устали, что без слов заплатили. Быстренько поужинали, поставили мобильники на зарядку и с наслаждением провалились в сон.
На следующий день сбылась Настина детская мечта увидеть, как начинаются горы. Ведь когда ее возили к морю на поезде, они начинались ночью, и сколько она не всматривалась в черные окна, − специально просыпалась! − ничего, кроме проносившихся мимо огней, не видела. Она полагала, что горы вырастут вдали в чистом поле. Будут они ехать-ехать по равнине, и вдруг на горизонте они и покажутся. Но оказалось совсем не так. Обочина дороги вдруг стала подниматься, становиться все выше и выше, − и вот уже не видно неба, а за окном крутые склоны, поросшие кустарником, оплетенным ползучими растениями.
− Подъезжаем к перевалу, − объявил отец. − Как проедем поворот на Горячий Ключ, так и будем на вершине. А потом все вниз и вниз.
− А море скоро?
− Уже скоро. Когда спустимся, въедем в Джубгу, там и море. Но я не хочу в Джубге задерживаться, − в ней останавливаются все, кто едет к морю ненадолго. За Джубгой есть небольшой поселок, народу там поменьше, а пляж чудесный − говорят, чистый песок. И кемпинг неподалеку, в сосновом лесу. Там у Станислава директор знакомый, к нему и обратимся. Станислав ему рыбки передал, а мы бутылку коньяку. Может, он и пристроит нас где-нибудь незадорого.
