Я вышел за огороды, где был пустырь и канава с грязью, где в жару валялась свинья нашей соседки бабы Ани. Место безлюдное, как раз для стрельбы из арбалета. С собой я прихватил листок ватмана с размеченной мишенью – как в тире. Повесил её на заборе и стал тренироваться в стрельбе. Получалось плохо. В десятку не попадал вообще, от силы в четвёрку. Иной раз даже в листок не попадал. От не слишком успешной стрельбы, мой пыл снайперский поутих и я присел на корточки, держа своё заряженное оружие в руках. Вдоль бабы Аниного забора прогуливалась свинья, роясь своим мощным лычом в земле. Она продвигалась медленно, вытаскивая червей из-под дёрна, и смачно чавкала, да ещё и хрюкала от удовольствия. А что, думаю, если по свинье садануть. Острый гвоздь прилично кольнёт ей в бочину. Небось взвизгнет, да побежит, как ошпаренная. Я прицелился, без всяких колебаний, и выстрелил. Стрела угодила ей выше лопатки, ближе к спине, и воткнулась. Свинья не подала никаких других звуков, кроме довольного похрюкивания. Она удалялась от меня в сторону своего сарая и стрела, чуть покачиваясь, торчала из бочины, не думая падать. Меня охватил ужас – вдруг баба Аня выйдет и увидит. Она уж точно сообщит в милицию, потом в детскую комнату милиции, потом в школу… Что будет?! Может даже из пионеров исключат… А родители? Папа уж точно «ремня всыпет»… Мама будет реветь и заступаться. Я решил догнать свинью и вырвать торчащую стрелу, пока никто не видел. Однако все попытки это сделать окончились полным провалом – свинья с испугу убежала дальше сарая. Я вернулся обратно к месту стрельбы, убрал мишень и стал ждать, когда несчастная свинья со стрелой в боку, вернётся к сараю – должна же она захотеть полежать в грязи. Лишь бы баба Аня не вышла, а я уж как-нибудь изловчусь.

На моё счастье животное вернулось обратно и без раздумий увалилось подремать в грязи – летняя жара доконала её. Она легла так, что стрела торчала вверх, но не совсем удобно для меня – я не мог подойти незаметно и вырвать стрелу из её тела. Тогда я принял решение, обойти её сзади подальше и прокрасться вдоль сарая как можно ближе и с малого расстояния рывком подбежать к свинье. Пока она испугается, пока поднимется на ноги, я уже вырву стрелу, а там пусть визжит сколько хочет – я убегу незамеченным. Я стал осторожно пробираться вдоль бабы Аниного забора поближе к свинье и уже почти поравнялся с сараем, уже был почти готов рвануться к животному, как вдруг… из дверей сарая вышла баба Аня. Видно она вышла посмотреть свою животину, и увидела её лежащую в грязи со стрелой в боку.

- Ой! – запричитала в голос бабушка. – Ой, убили! Ой, убили! Чушечку мою убили! Люди добрые!

От её причитаний и слёз мне стало не по себе, я впал в состояние ступора и стоял как вкопанный. Тем временем баба Аня подошла к лежащей в грязи  свинье и хотела вытащить стрелу из тела животного, но свинья, до того лежавшая без признаков жизни, взвизгнула, поднялась на ноги и шарахнулась от хозяйки. Та неистово закрестилась и повалилась от испуга в грязь. В это время ко мне вернулось самообладание и я поспешил помочь соседке подняться из грязи. Я подбежал к ней и протянул руку помощи:

- Баба Ань, баба Ань! Держитесь за руку, я вас вытащу!

- Да что же такое творится на белом свете! – причитала бабулька, - это где ж такое видано, чтоб среди бела дня скотинку порешили!

Она стояла рядом со мной и разглядывала себя с разных боков, видно хотела увидеть насколько она грязная. Рассмотрев все грязные разводья на своей неброской одёжке, она обратила наконец на меня свой старческий взор и стала благодарить меня за помощь:

- Спасибо тебе мальчик… - потом она посмотрела на мои руки, в них был арбалет, и уже свирепо стала орать на меня, - так это ты хотел убить мою свинью?!

- Баба Ань, я нечаянно, - стал оправдываться я.

- Знаю я ваше «нечаянно»! Ох и молодёжь пошла! Ну-ка дай сюда своё ружьё!

Я не стал дожидаться расправы – свинья жива, бабка тоже, покричит, покричит, да и забудет – а отправился прямиком домой. Придя, я на всякий случай спрятал свой обкатанный, вернее обстрелянный, арбалет на чердаке. В душе я ликовал – как же, попал в свинью с не меньше десяти шагов, да и в дичь к тому же. Родители занимались огородом, чего-то там пересаживали и поливали. Я побоялся подойти к ним и проскользнул неслышно в дом. Весь вечер я провёл «как на иголках» - всё поджидал бабу Аню с жалобой на меня. Хотел посмотреть телевизор, но вдруг стало не интересно и я его выключил, принялся за чтение, но и интересная книга не увлекла меня. Тогда я сел и стал смотреть в окно, благо оно выходило на ворота, и я бы первый увидел бабу Аню, если бы та пришла жаловаться моим родителям. Бабы Ани так и не было, родители, закончив с огородом, зашли в дом, мы стали готовиться к ужину, потом «телек» смотрели. Понемногу я успокоился, уверовав в то, что бабулька уже и думать про меня забыла. Да и чего ей помнить-то – свинья живая, чего ей ещё надо? С  такой, вселяющей надежду, мыслью я и отправился спать.

 Весь следующий день прошёл тоже примерно так же скучновато – арбалет лежал на чердаке и я его не доставал, чтобы никто его не видел некоторое время. Вместо интересного занятия – стрельбы – я занимался чтением учебников за четвёртый класс, потом сходил к Володьке в гости, рассказал ему про этот случай со свиньёй. Володька смеялся от всей души – такой забавный случай, особенно то место, где свинья подскакивает из грязи, а бабка падает в грязь. Поиграли в «двадцать одно» - Володька меня обыграл – ну и ладно.

Беда нагрянула на третий день. Пришла она в виде инспекторши детской комнаты милиции. Она открыла ворота и прошла к крыльцу, но я её не заметил, так как читал интересную книгу, сидя на ступеньке.

- Здравствуй мальчик!- раздался голос рядом со мной

Я вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на голос. Напротив стояла тётка одетая в милицейскую форму, строго смотревшая на меня..

- Родители дома?

- Нет. Они на работе.

- Тогда передай им вот эту повесточку – пусть придут ко мне завтра в любое время. Передашь?

- Передам, - твёрдо ответил я. Потом, поколебавшись несколько секунд, хотел спросить её о причине вызова, но она опередила меня:

- Может сам расскажешь про свои проделки?

- Какие проделки? – я сделал недоумённое лицо, словно ничего такого и не случалось.

- Из чего в свинью стрелял?

Тут я совсем осмелел и стал излагать придуманную с моим другом Володькой - как говорится в милиции - версию происшествия:

- А…Ничего такого там и не было. Просто я от скуки сделал лук со стрелой. Ну, думаю, дай испытаю – насколько он в высоту бьёт. Вышел за огород, раз выстрелил, два выстрелил, а на третий раз стрела стала падать уже вниз, и тут свинья мимо идёт. Ну… она в неё и воткнулась. Свинье хоть бы что, ходит себе похрюкивает, баба Аня увидела, да и раскричалась на меня. Но я ведь не нарочно в неё стрельнул, а вверх. Я ж не думал, что свинья мимо проходить будет. 

От моего сбивчивого рассказа инспекторша заулыбалась и собираясь уходить, снова:

- Не забудь обязательно передать повестку, а то… - она погрозила пальчиком, - хуже будет.

Когда она ушла, моё настроение вконец испортилось, в руках повестка на имя моих родителей. А интересно: откуда она нашу фамилию знает и как моих родителей зовут? Хотя – это же милиция. Теперь уж точно в школу сообщат и наверно из пионеров исключат. Жаль – недолго я носил пионерский галстук, всего-то с апреля этого года. Когда нам его повязали, на день рождения Ленина, то сказали: носите его с гордостью, не запятнайте честь галстука, не то обратно снимут. Доигрался – теперь уж точно снимут – вон как запятнал, аж милиция приходила.

Вечером пришли родители с работы и я, отдавая повестку, рассказал им всё, как было. Всё - честно и без утайки. Реакция родителей была для меня просто неожиданной. Папа от души повеселился над бабой Аней. Оказалось, что он её недолюбливает из-за её «куркульских» наклонностей. Но мама, мама просто рассвирепела оттого, что я сотворил со свиньёй и оттого, что папа доволен всем этим. Она достала откуда-то папин солдатский ремень и один раз, хоть и по-женски неумело, стеганула меня по заднице. Я успел подставить свои ладошки для защиты мягкого места, но пряжка, медная пряжка больно стегнула по пальцам. Через секунду папа отнял у мамы ремень и они стали браниться меж собой из-за меня, вернее моего воспитания. Я посмотрел на руки – из рассеченной кожи большого пальца сочилась кровь. От обиды я заплакал и ушёл в свою комнату, там я стал промокашкой успокаивать кровотечение. Мама ещё долго не могла успокоиться, но папа уже более спокойно реагировал на вызов повесткой.

Назавтра мама одна, без папы, сходила в детскую комнату милиции. О чём она там разговаривала с инспекторшей, я не знаю, но только ещё несколько дней я был под домашним арестом, и мама требовала выдачи моего оружия ей на расправу. Я врал напропалую, что сломал его, как только нечаянно попал в свинью. Мама, хоть и не слишком мне верила, но всё - же помаленьку отстала от меня. Да к тому же работа, домашнее хозяйство, отвлекли её от этого вопиющего, как он считала, случая.

Когда приехали наши пацаны из пионерских лагерей, то они всё узнали от соседей, от Володьки и уже мне нечего было добавить своего к тем слухам. Я был героем дня, как собственно и мечтал. Ранка на пальце зажила, лишь маленький шрамчик напоминал о том мамином праведном гневе все следующие годы…

… Нахлынувшие воспоминания вместе с грустью о том, что детство закончилось и начинается взрослая жизнь, отбили у меня охоту к стрельбе. Я положил своё оружие посреди двора, отошёл в сторону сарайчика, где лежали нерасколотые с прошлого года чурки, и сел на одну из них. Погода стояла великолепная, весна. Жаль, что надо уходить в армию и не идти тоже невозможно. Я достал пачку сигарет Ту-134 и закурил – родителей дома нет и они не узнают, что я курю. Я сидел, курил и смотрел, как завороженный, на свой самострел, на стену сарая с воткнувшейся в неё стрелой. Меня одолевало какое-то смутное, непонятное мне пока ещё чувство. Сколько я так сидел – я не знаю, но из самопогружённого  состояния меня вывел пришедший с работы отец.

- А я думаю, что за лысый мужик курит в моём дворе, а это оказывается, сынок у меня дымит как паровоз, - с улыбкой проговорил он и уселся рядом на другую чурку. – Ну-ка, сынок, угости-ка отца сигареткой.

Отпираться, прятаться или оправдываться было поздно, да и неприлично для мужчины. Я протянул отцу пачку, он достал одну сигаретку, закурил, пачку вернул мне.

- Кого из пацанов ни увижу – все «Приму» курят, а ты «Аэрофлот»…

- «Прима» крепкая, я такие не люблю, - ответил я, смущаясь такого разговора.

- Ну, ничего, в армии всё полюбишь. Повестку дали?

- Дали, даже с номером команды, сказали «налысо» постричься… вот, - ответил я и погладил свою голову ладонью.

Отец грустно вздохнул, сделал несколько глубоких затяжек и, бросив на землю «бычок», тщательно его затоптал.

- Ну, вот ты и вырос. Знаешь, так быстро время пролетело. Сейчас вот сижу, смотрю на твой самострел и кажется, что недавно мать тебя «волтузила» ремнём за подстреленную свинью бабы Ани. Помнишь?

- Помню, - кивнул я и усмехнулся.

- Ты уж не обижайся на мать…

- А я и не обижаюсь.

- Проводы-то будешь устраивать?

- Хотелось бы, но как мама…

Папа поднялся с места, собираясь идти в дом, и промолвил:

- Вот сегодня вечером и потолкуем об этом. Только ты, пожалуйста, не кури в её присутствии, да и вообще не говори, что куришь, в то она опять…

После его ухода я ещё долго сидел в раздумьях. Мысли толклись в голове разные, воспоминания, планы на будущее. Потом я встал, поднял свой арбалет, выдернул стрелу из стены и полез на чердак прятать своё оружие от мамы. Пусть лежит до тех пор, пока из армии не вернусь.