Я вышел за огороды, где был пустырь и канава с
грязью, где в жару валялась свинья нашей соседки бабы Ани. Место безлюдное, как
раз для стрельбы из арбалета. С собой я прихватил листок ватмана с размеченной
мишенью – как в тире. Повесил её на заборе и стал тренироваться в стрельбе.
Получалось плохо. В десятку не попадал вообще, от силы в четвёрку. Иной раз
даже в листок не попадал. От не слишком успешной стрельбы, мой пыл снайперский поутих
и я присел на корточки, держа своё заряженное оружие в руках. Вдоль бабы
Аниного забора прогуливалась свинья, роясь своим мощным лычом в земле. Она
продвигалась медленно, вытаскивая червей из-под дёрна, и смачно чавкала, да ещё
и хрюкала от удовольствия. А что, думаю, если по свинье садануть. Острый гвоздь
прилично кольнёт ей в бочину. Небось взвизгнет, да побежит, как ошпаренная. Я
прицелился, без всяких колебаний, и выстрелил. Стрела угодила ей выше лопатки,
ближе к спине, и воткнулась. Свинья не подала никаких других звуков, кроме
довольного похрюкивания. Она удалялась от меня в сторону своего сарая и стрела,
чуть покачиваясь, торчала из бочины, не думая падать. Меня охватил ужас – вдруг
баба Аня выйдет и увидит. Она уж точно сообщит в милицию, потом в детскую
комнату милиции, потом в школу… Что будет?! Может даже из пионеров исключат… А
родители? Папа уж точно «ремня всыпет»… Мама будет реветь и заступаться. Я
решил догнать свинью и вырвать торчащую стрелу, пока никто не видел. Однако все
попытки это сделать окончились полным провалом – свинья с испугу убежала дальше
сарая. Я вернулся обратно к месту стрельбы, убрал мишень и стал ждать, когда
несчастная свинья со стрелой в боку, вернётся к сараю – должна же она захотеть
полежать в грязи. Лишь бы баба Аня не вышла, а я уж как-нибудь изловчусь.
На моё счастье животное вернулось обратно и без
раздумий увалилось подремать в грязи – летняя жара доконала её. Она легла так,
что стрела торчала вверх, но не совсем удобно для меня – я не мог подойти
незаметно и вырвать стрелу из её тела. Тогда я принял решение, обойти её сзади
подальше и прокрасться вдоль сарая как можно ближе и с малого расстояния рывком
подбежать к свинье. Пока она испугается, пока поднимется на ноги, я уже вырву
стрелу, а там пусть визжит сколько хочет – я убегу незамеченным. Я стал осторожно
пробираться вдоль бабы Аниного забора поближе к свинье и уже почти поравнялся с
сараем, уже был почти готов рвануться к животному, как вдруг… из дверей сарая
вышла баба Аня. Видно она вышла посмотреть свою животину, и увидела её лежащую
в грязи со стрелой в боку.
- Ой! – запричитала в голос бабушка. – Ой, убили!
Ой, убили! Чушечку мою убили! Люди добрые!
От её причитаний и слёз мне стало не по себе, я
впал в состояние ступора и стоял как вкопанный. Тем временем баба Аня подошла к лежащей в грязи свинье и хотела
вытащить стрелу из тела животного, но свинья, до того лежавшая без признаков
жизни, взвизгнула, поднялась на ноги и шарахнулась от хозяйки. Та неистово
закрестилась и повалилась от испуга в грязь. В это время ко мне вернулось
самообладание и я поспешил помочь соседке подняться из грязи. Я подбежал к ней
и протянул руку помощи:
- Баба Ань, баба Ань! Держитесь за руку, я вас
вытащу!
- Да что же такое творится на белом свете! –
причитала бабулька, - это где ж такое видано, чтоб среди бела дня скотинку
порешили!
Она стояла рядом со мной и разглядывала себя с
разных боков, видно хотела увидеть насколько она грязная. Рассмотрев все
грязные разводья на своей неброской одёжке, она обратила наконец на меня свой
старческий взор и стала благодарить меня за помощь:
- Спасибо тебе мальчик… - потом она посмотрела на
мои руки, в них был арбалет, и уже свирепо стала орать на меня, - так это ты
хотел убить мою свинью?!
- Баба Ань, я нечаянно, - стал оправдываться я.
- Знаю я ваше «нечаянно»! Ох и молодёжь пошла!
Ну-ка дай сюда своё ружьё!
Я не стал дожидаться расправы – свинья жива, бабка
тоже, покричит, покричит, да и забудет – а отправился прямиком домой. Придя, я
на всякий случай спрятал свой обкатанный, вернее обстрелянный, арбалет на
чердаке. В душе я ликовал – как же, попал в свинью с не меньше десяти шагов, да
и в дичь к тому же. Родители занимались огородом, чего-то там пересаживали и
поливали. Я побоялся подойти к ним и проскользнул неслышно в дом. Весь вечер я
провёл «как на иголках» - всё поджидал бабу Аню с жалобой на меня. Хотел
посмотреть телевизор, но вдруг стало не интересно и я его выключил, принялся за
чтение, но и интересная книга не увлекла меня. Тогда я сел и стал смотреть в
окно, благо оно выходило на ворота, и я бы первый увидел бабу Аню, если бы та
пришла жаловаться моим родителям. Бабы Ани так и не было, родители, закончив с
огородом, зашли в дом, мы стали готовиться к ужину, потом «телек» смотрели.
Понемногу я успокоился, уверовав в то, что бабулька уже и думать про меня
забыла. Да и чего ей помнить-то – свинья живая, чего ей ещё надо? С такой, вселяющей надежду, мыслью я и
отправился спать.
Весь
следующий день прошёл тоже примерно так же скучновато – арбалет лежал на
чердаке и я его не доставал, чтобы никто его не видел некоторое время. Вместо
интересного занятия – стрельбы – я занимался чтением учебников за четвёртый
класс, потом сходил к Володьке в гости, рассказал ему про этот случай со
свиньёй. Володька смеялся от всей души – такой забавный случай, особенно то
место, где свинья подскакивает из грязи, а бабка падает в грязь. Поиграли в
«двадцать одно» - Володька меня обыграл – ну и ладно.
Беда нагрянула на третий день. Пришла она в виде
инспекторши детской комнаты милиции. Она открыла ворота и прошла к крыльцу, но
я её не заметил, так как читал интересную книгу, сидя на ступеньке.
- Здравствуй мальчик!- раздался голос рядом со
мной
Я вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на
голос. Напротив стояла тётка одетая в милицейскую форму, строго смотревшая на
меня..
- Родители дома?
- Нет. Они на работе.
- Тогда передай им вот эту повесточку – пусть
придут ко мне завтра в любое время. Передашь?
- Передам, - твёрдо ответил я. Потом,
поколебавшись несколько секунд, хотел спросить её о причине вызова, но она
опередила меня:
- Может сам расскажешь про свои проделки?
- Какие проделки? – я сделал недоумённое лицо,
словно ничего такого и не случалось.
- Из чего в свинью стрелял?
Тут я совсем осмелел и стал излагать придуманную
с моим другом Володькой - как говорится в милиции - версию происшествия:
- А…Ничего такого там и не было. Просто я от скуки сделал лук со стрелой. Ну, думаю, дай испытаю – насколько он в высоту бьёт. Вышел за огород, раз выстрелил, два выстрелил, а на третий раз стрела стала падать уже вниз, и тут свинья мимо идёт. Ну… она в неё и воткнулась. Свинье хоть бы что, ходит себе похрюкивает, баба Аня увидела, да и раскричалась на меня. Но я ведь не нарочно в неё стрельнул, а вверх. Я ж не думал, что свинья мимо проходить будет.
От моего сбивчивого рассказа инспекторша
заулыбалась и собираясь уходить, снова:
- Не забудь обязательно передать повестку, а то…
- она погрозила пальчиком, - хуже будет.
Когда она ушла, моё настроение вконец
испортилось, в руках повестка на имя моих родителей. А интересно: откуда она
нашу фамилию знает и как моих родителей зовут? Хотя – это же милиция. Теперь уж
точно в школу сообщат и наверно из пионеров исключат. Жаль – недолго я носил
пионерский галстук, всего-то с апреля этого года. Когда нам его повязали, на
день рождения Ленина, то сказали: носите его с гордостью, не запятнайте честь
галстука, не то обратно снимут. Доигрался – теперь уж точно снимут – вон как
запятнал, аж милиция приходила.
Вечером пришли родители с работы и я, отдавая
повестку, рассказал им всё, как было. Всё - честно и без утайки. Реакция
родителей была для меня просто неожиданной. Папа от души повеселился над бабой
Аней. Оказалось, что он её недолюбливает из-за её «куркульских» наклонностей.
Но мама, мама просто рассвирепела оттого, что я сотворил со свиньёй и оттого,
что папа доволен всем этим. Она достала откуда-то папин солдатский ремень и
один раз, хоть и по-женски неумело, стеганула меня по заднице. Я успел
подставить свои ладошки для защиты мягкого места, но пряжка, медная пряжка
больно стегнула по пальцам. Через секунду папа отнял у мамы ремень и они стали
браниться меж собой из-за меня, вернее моего воспитания. Я посмотрел на руки –
из рассеченной кожи большого пальца сочилась кровь. От обиды я заплакал и ушёл
в свою комнату, там я стал промокашкой успокаивать кровотечение. Мама ещё долго
не могла успокоиться, но папа уже более спокойно реагировал на вызов повесткой.
Назавтра мама одна, без папы, сходила в детскую комнату
милиции. О чём она там разговаривала с инспекторшей, я не знаю, но только ещё
несколько дней я был под домашним арестом, и мама требовала выдачи моего оружия
ей на расправу. Я врал напропалую, что сломал его, как только нечаянно попал в
свинью. Мама, хоть и не слишком мне верила, но всё - же помаленьку отстала от
меня. Да к тому же работа, домашнее хозяйство, отвлекли её от этого вопиющего,
как он считала, случая.
Когда приехали наши пацаны из пионерских лагерей,
то они всё узнали от соседей, от Володьки и уже мне нечего было добавить своего
к тем слухам. Я был героем дня, как собственно и мечтал. Ранка на пальце
зажила, лишь маленький шрамчик напоминал о том мамином праведном гневе все
следующие годы…
… Нахлынувшие воспоминания вместе с грустью о
том, что детство закончилось и начинается взрослая жизнь, отбили у меня охоту к
стрельбе. Я положил своё оружие посреди двора, отошёл в сторону сарайчика, где
лежали нерасколотые с прошлого года чурки, и сел на одну из них. Погода стояла
великолепная, весна. Жаль, что надо уходить в армию и не идти тоже невозможно. Я
достал пачку сигарет Ту-134 и закурил – родителей дома нет и они не узнают, что я курю. Я сидел, курил и смотрел, как завороженный, на свой
самострел, на стену сарая с воткнувшейся в неё стрелой. Меня одолевало какое-то
смутное, непонятное мне пока ещё чувство. Сколько я так сидел – я не знаю, но
из самопогружённого состояния меня вывел
пришедший с работы отец.
- А я думаю, что за лысый мужик курит в моём дворе,
а это оказывается, сынок у меня дымит как паровоз, - с улыбкой проговорил он и
уселся рядом на другую чурку. – Ну-ка, сынок, угости-ка отца сигареткой.
Отпираться, прятаться или оправдываться было
поздно, да и неприлично для мужчины. Я протянул отцу пачку, он достал одну
сигаретку, закурил, пачку вернул мне.
- Кого из пацанов ни увижу – все «Приму» курят, а
ты «Аэрофлот»…
- «Прима» крепкая, я такие не люблю, - ответил я,
смущаясь такого разговора.
- Ну, ничего, в армии всё полюбишь. Повестку
дали?
- Дали, даже с номером команды, сказали «налысо»
постричься… вот, - ответил я и погладил свою голову ладонью.
Отец грустно вздохнул, сделал несколько глубоких
затяжек и, бросив на землю «бычок», тщательно его затоптал.
- Ну, вот ты и вырос. Знаешь, так быстро время
пролетело. Сейчас вот сижу, смотрю на твой самострел и кажется, что недавно
мать тебя «волтузила» ремнём за подстреленную свинью бабы Ани. Помнишь?
- Помню, - кивнул я и усмехнулся.
- Ты уж не обижайся на мать…
- А я и не обижаюсь.
- Проводы-то будешь устраивать?
- Хотелось бы, но как мама…
Папа поднялся с места, собираясь идти в дом, и
промолвил:
- Вот сегодня вечером и потолкуем об этом. Только
ты, пожалуйста, не кури в её присутствии, да и вообще не говори, что куришь, в
то она опять…
После его ухода я ещё долго сидел в раздумьях. Мысли
толклись в голове разные, воспоминания, планы на будущее. Потом я встал, поднял
свой арбалет, выдернул стрелу из стены и полез на чердак прятать своё оружие от
мамы. Пусть лежит до тех пор, пока из армии не вернусь.
