Весна радовала своими ясными деньками, и на каждой переменке мы сломя голову бежали на улицу, чтобы успеть насладиться теплом и солнышком. Сразу за школой начиналась степь. И ветер доносил от туда пьянящие ароматы, зовущие вдаль, подальше от душной, надоевшей за долгий учебный год, школы. Детей было много. И вся эта масса суетилась, толкалась, носилась в каком-то сумасшедшем радостном вихре. Звонок, и огромная толпа несётся к порогу школы, где каждый пытается протиснуться сквозь узкие двери, стараясь не опоздать на урок.
Нам повезло. Мы задержались совсем немного. Несёмся на третий этаж, перескакивая через две ступени. Врываемся в класс. Успели. Учительницы ещё нет. И наш 3-А дальше продолжает сходить с ума. Но как только открывается дверь, класс мгновенно затихает, выстраиваясь по струнке возле своих парт.

- Садитесь, ребята,- каким-то странным, не своим голосом говорит учительница и затихает у окна. Мы перешёптываемся, но она, обычно строгая, не обращает внимания. Наконец поднимает голову.
- Ребята, у Захара умерла мама…

Захар был щупленьким, слабеньким, бледным мальчишкой с грустными глазами в больших очках. Всегда удивительно тихий и спокойный. Учился он слабо, наверно потому, что часто болел и пропускал уроки. Обижали его постоянно. Не специально, конечно. Просто дети бывают иногда жестокими, сами не понимая этого. Он был всегда как-то сам по себе. И вот у него беда.

-Сегодня похороны, - продолжает учительница в жуткой неестественной тишине,-
нужно несколько человек от класса поддержать товарища. Кто пойдёт?

Конечно, руки подняли все. Но Ольга Степановна выбрала несколько девочек. Возможно, опасаясь посылать мальчишек.
Мы вышли на улицу. В тот день было удивительно красивое небо. Мы, маленькие девочки, смотрели на него и не могли понять как в такой день у кого-то может случиться горе? Тогда мы ещё не знали, насколько жизнь может быть жестокой.

Где живёт Захарка, точно никто не знал. Но увидев толпу возле одного дома, мы поняли, что пришли. Поднялись на нужный этаж, дверь была открыта. Мы прошли в зал и остановились на пороге, не зная, что делать. В центре на стульях стоял гроб, в котором лежала молодая худенькая измождённая женщина. Возле стен толпились соседи и знакомые. Кто-то суетился, пытаясь что-то успеть, как-то помочь. Захарка, засунув руки в карманы, слонялся по дому, каждый раз, как бы нечаянно, оказываясь возле гроба. Его отгоняли, чтобы не путался под ногами, не мешал людям. Но он опять оказывался поблизости. Когда мы вошли, Захар посмотрел на нас, но не подошёл. Он не плакал. Нас отодвинули к стене. Рядом стали две тётеньки, которым не терпелось всё обсудить. Оказалось, что у Захарки нет отца. Одна бабушка. И младший брат- дошкольник. Бабушке не по силам двое деток, поэтому старшего отдадут в детдом. Эта новость нас поразила. Мы посмотрели на Захарку. Сколько же боли и отчаяния было в этих глазах. И каким одиноким и потерянным он выглядел в этом море чужих людей, наполнивших его дом. Да, мы не особо дружили с ним, не всегда замечали. Но это был НАШ Захарка! И разве можно НАШЕГО Захарку отдать в детдом? Нам стало страшно. Надо что-то делать. ЧТО??? Наши маленькие головы лихорадочно искали выход, но его не было. Единственное, что мы тогда придумали, это держать кулачки. Если все пальчики будут крепко-крепко сжаты, будут все вместе, то и мы все будем вместе, и НИКОГО НИКУДА не заберут. Только бы не разжать пальцы. До боли, до крови, ногти впиваются в ладони. Только бы не разжать. Один из этих пальчиков – Захарка. И если мы ослабнем, если не крепко будем держать кулачки, его смогут забрать. Держим, сжимая зубы, напрягая всё тело, боясь забыть и разжать нечаянно пальцы.

Приехала машина и люди стали собираться на кладбище, а мы, не разжимая кулачки, отправились в школу.

С тех пор я больше не видела Захара. Только на всю жизнь в памяти остался маленький худенький мальчик с огромными голубыми глазами, полными невыносимого отчаяния и горя.