Ещё чуть-чуть про детский дом.
Написано в марте 2011 года.


Пришел март восемьдесят третьего, и весна, ведомая расшалившимся молодым солнцем, добралась и до нашего детского дома.
Воспитатели спрятали в дальнюю кладовку лопаты и достали мётлы. Мести участки для прогулок вместе с ребятнёй было приятно и весело. Мы расчищали путь весне и были счастливы причастностью.
Кстати, когда воспитатели моей Маруськи устраивали линчевания пап, не отработавших барщину по уборке детсадовской территории, я недоумевала: разве трудно вместе с детками на прогулке убрать участок?
Но это было потом, а пока на дворе бесчинствовала весна восемьдесят третьего, и моя детдомовская малышня радовалась оттаявшим примулам на примятых сугробами клумбах.
В один из таких дней марта и пришла в группу кастелянша.
- Весна, мелочь сопливая! Переодеваемся!
Она собрала из шкафчиков моих карапузов серые зимние пальтишки и принесла... такие же, только без ватной подкладки.
- Вот вам демисезонные! Носите и радуйтесь!
Слово «демисезонные» - солидное, длинное и непонятное - не очень подходило для маленьких, куцых пальтишек, как две капли воды похожих на уменьшенные взрослые пальто.
Кстати, проработав в детдоме несколько лет, мне потом долгое время казалось, что все мужчины на наших улицах бывшие детдомовцы. Я смотрела и представляли их мальчиками в детских серых пальтишках и цигейковых, круглых, как шлемы, шапках, перетянутых по-кругу белой бельевой резинкой.
Но это я опять отвлеклась.

Всё хорошо было в ту весну, но, видимо, по солнечному следу - высушенному добела асфальту - пришла к нам комиссия из ГОРОНо.

Ох уж эта весна! Она стучалась во все окна без разбора. Я подозреваю, что в окна ГОРОНО она заглянула случайно, но сути дела это не меняло: дамы-начальницы, которым обрюзгло сидеть в тёмных и пыльных кабинетах, вдруг спохватились... встрепенулись... и обрадовались возможности выгулять новые плащики-сапожки.
Хорошо ещё, что заранее предупредили, мол, придём нарядные и красивые... вас проверять.

Столько лет прошло, а ощущение, что история эта случилась только что. Потому, позвольте, дальше перейду на настоящее время.

И вот судный день настал: по одну сторону баррикад наглажено-напамаженные тетеньки с буклями демонстрируют свои наряды - по другую наши, налысо подстриженные по причине вшивости, свои.
У наших наряды, между прочим, тоже новые! До того новые, что колом стоят от невыстиранной лишней краски.
И вот смотрит комиссия на моих новеньких малышей и глаз отвести не может!
- Ах, прелесть!
- Какие яркие!
- Лучше домашних!

Я тоже смотрю.
Смотрю и понимаю, что долго моя малышня не выдержит. Они ещё зачарованно рассматривают цветочки, машинки и ракеты на платьицах-рубашках, еще хвастаются «шмотри, мои крашивее», но вся группа при этом... неистово чешется.
Как сейчас помню: заведующая детдомом с комиссией сидят на детских малюсеньких стульчиках, балансируя, как располневшие эквилибристки на катушках, и разглядывают наряды, только уже свои. А ещё минут через десять заведующая, согласно намеченному плану, начинает рассказывать комиссии, как она в первом квартале освоила детские деньги (И ведь как освоила! В прямом смысле слова).
И вот в самый ответственный момент, когда Валентина Сергеевна сообщает, что на новую одежду только в этом квартале было потрачено страшно сказать сколько денег, Ванюшка Зреляков не справляется с агрессивной красотой нового костюмчика.
- Вахетина Сехеина, возьмите взад!
Ваня стаскивает красные пожарные машины вместе с шортами и рубашкой и протягивает заведующей. При этом бровки у него выгибаются как в песне, которая будет популярна через двадцать лет - «домиком».
- Вахетина Сехеина, дайте стахые шохты. И хубаху. А эти кхасивые нате обхатно.
И Ваня боязливо кладёт шорты и рубашку на высокую грудь заведующей, после чего быстро отходит, видимо, опасаясь, что его заставят снова всё это надеть.

Костюмчик остаётся покоиться на груди обалдевшей Валентины Сергеевны, а Ваня начинает громко и горько плакать, уткнувшись в мою вымазанную за утро детскими «сопЕлями» юбку.

Ещё через пять минут на невообразимый рёв двадцати восьми полураздетых малышей прибегает кастелянша.
- Валентина Сергеевна, говорила вам, давайте постираем. Даром, что не такие яркие были бы. Как теперь эту мелочь успокоить?!
А ревущие на все лады малыши и не думают успокаиваться.
- Отдайте мою старую рубашку-у-у... - завывают они.
- И мою-у-у.
- И мою-у-у.
И мои «физкультурники» в новых майках и трусах, а некоторые уже без них, начинают стаскивать остатки хрустящей одежды.

- Уважаемая комиссия, продолжим! - затараторила обалдевшая заведующая. - На питание за прошлый квартал мы потратили... Тут так шумно... Давайте перейдем в актовый зал - там уже и обед накрыли. Вы сможете убедиться, что кормим мы детей не просто хорошо, а очень хорошо! Домашним такое и не снилось. Повар, кстати, у нас пришла аж из ресторана.

Комиссия обрадовалась, что можно выбраться из этого ревущего голого ада и заторопилась в актовый зал.

- Да не ревите вы! - не зло прикрикнула кастелянша на моих голышей, сующих ей в руки хрустящие трусы и майки. - Не могли один день потерпеть! Сейчас принесу стираную одежду, и завтра будет всё как вчера.

ПС: смотрю новости по телевизору и понимаю - не хочу ничего нового. Чешусь уже. Хочу, чтобы завтра было всё как вчера. Точнее, как раньше.


© Copyright: Корзун Светлана, 2013