4

С комфортом устроившись на диване в гостиной, Нежин перелистывал страницы. Тамара с дочкой уехали за город к теще, девяностотрехлетней, давно уже выжившей из ума старухе, которая на днях, как выяснилось, подхватила воспаление легких и теперь нуждалась в постоянном уходе. Погода за окном совсем испортилась, вечернее небо было затянуто серыми облаками, пронизывающий ветер раскачивал голые деревья.
Обе повести оказались превосходными. Пусть лейтмотив незамысловат, но атмосфера передана великолепно. Герои были живыми, такими же, как сосед снизу, бьющий вечерами гаечным ключом по батарее, или улыбающаяся продавщица цветов в киоске через дорогу. Нечаеву с удивительной легкостью удавалось подбирать нужные слова для описания того или иного предмета или явления. Он не забывал о деталях, даже таких, на первый взгляд совсем незначительных, как например фарфоровая фигурка балерины с отколотой рукой, подслушивающая, застыв на одной из полок серванта, диалог между Юпитером и его матерью. Или же мерцающая холодная звезда, которая взошла над Пеньяларой в ночь, когда Энрике («Герой Мадрида»), держа за поясом пистолет, отправился выяснять отношения с Рафаэлем.
Вечер четверга Нежин решил посвятить детальному изучению «Юпитера», повести, которая произвела на него наибольшее впечатление. Затупившимся старым карандашом он делал заметки в блокноте, когда в коридоре зазвонил телефон. Нежин, отложив блокнот, лениво соскользнул с дивана в плюшевые домашние тапочки и зашаркал по направлению к источнику беспокойства. Телефон надрывался.
— Слушаю, — лениво произнес Нежин в трубку.
— Боря, это я, — на том конце провода послышался встревоженный голос жены, — как меня слышно?
— Не очень, говори чуть громче. Как ваши дела? — Нежин прижал трубку плотнее к уху.
— Маме совсем плохо, температура не спадает. Завтра вернуться не получится, сам понимаешь, — было слышно, как на заднем плане завывает ветер, стараясь вмешаться в важный разговор.
— Что я могу сделать? Может быть, мне приехать? — поинтересовался он.
— Ничего, только ждать! Скоро начнется ураган. К завтрашнему дню скорее всего доберется и до вас, — будто в подтверждение ее слов на пару секунд разговор прервал жуткий треск. — Сегодня должен был приехать врач, но по причине непогоды отменил визит. Обещал, что заедет завтра.
— У нас тоже погода не очень, — произнес в трубку Нежин, наблюдая через кухонное окно тяжело нависшее грозовое небо.
— Да, было бы обидно знать, что у тебя сейчас вовсю светит солнце, — было слышно, как жена улыбнулась, — здесь его так не хватает!
— Оно решило дождаться нашего воссоединения, — улыбнулся он в ответ. — Держи меня в курсе.
— Конечно, я позвоню тебе в… — но договорить не успела, связь оборвалась.
Нежин еще какое-то мгновение подержал трубку у уха, перед тем как повесить ее обратно. В пульсирующем небе раскатился гром, зазвенели стекла в оконных рамах. Он решил было вернуться в гостиную, но тут снова зазвонил телефон.
— Тома, это ты? Алле! Алле! — Нежин почти кричал, но трубка хранила молчание. Наконец сквозь ватную тишину прорвался бодрый мужской голос:
— Нежин, ты там что, заснул с телефоном в руке? — Кириллов, казалось, был неподвластен никакому стихийному бедствию, и даже если бы налетевший вдруг ураган оборвал телефонные провода, наверняка нашел бы способ достать того, кто был ему нужен.
— Простите, что-то со связью, — отозвался Нежин.
— Ты прав, связь сегодня ни к черту, — весело проревел Кириллов сквозь треск помех. — Я вот по какому вопросу…
— Я прочитал обе повести, они великолепны! — прокричал в трубку Нежин.
— Знаю! Знаю! Они просто не могли тебе не понравиться. Я ведь хорошо знаю тебя, Нежин! Я как раз по этому поводу. Ты меня слышишь?
— Слышу! Вы обещали проинформировать меня насчет завтрашнего собрания, — в голосе Нежина слышалось легкое волнение.
— Нежин, завтра в пять часов вечера. Запомнил? В пять часов! Парадные двери будут закрыты, но ты легко найдешь вход со двора. На первом этаже небольшой актовый зал, встреча будет проходить именно там. Смотри, не увлекайся шампанским, — Кириллов от души расхохотался.
— Мне потребуется какая-то дополнительная информация?
— Нет, только та, которой располагаешь, — ответил Кириллов. — Поверь, тебе не потребуется много времени, для того чтобы отыскать его в толпе. Такие люди светятся изнутри. Уверен, знаешь, что это такое.
В трубке раздались частые гудки. Нежин положил ее обратно на аккуратные бронзовые рычажки.
Вернувшись в гостиную, он решил еще немного посидеть над «Героем Мадрида». Часы на столике рядом показывали четверть девятого, с кухни доносился приглушенный голос бубнящего радио. Нежин сделал еще пару заметок в блокноте, пробежался по страницам уставшими глазами. В голове попеременно крутились беспокойные мысли о предстоящей завтрашней встрече и урагане, который напал на крохотный поселок в двухстах километрах от города. Перед глазами предстала картина: соломенные крыши слетают с ветхих изб, а флегматичный домашний скот возносится под самые небеса.
Нежин просидел так еще около часа, предприняв за это время несколько неудачных попыток собраться с мыслями. Стрелки часов почти добрались до одиннадцати. Он принял горячий душ и улегся в не убранную с утра постель. За окном по-прежнему завывал ветер, который, казалось, усилился. Он гонял по небу черные тучи, которые все никак не могли разродиться.
Нежин долго не мог заснуть. Беспокойно крутился на измятой простыне под тяжелым ватным одеялом. Последнее, что увидел, прежде чем сон овладел им, — развеянные по ветру соломенные крыши.

5

Уладив днем кое-какие дела, Нежин вышел из белоснежного здания делового центра на продуваемую обезумевшим ветром площадь. В послеобеденный разгар делового дня на улице было немноголюдно, да и те немногие прохожие, что, торопясь, проходили мимо, придерживая срываемые ветром головные уборы, искали возможности быстрее укрыться где-нибудь от разбушевавшегося ненастья.
Он не стал долго раздумывать над тем, что лучше — дождаться автобуса или поймать такси. Общественный транспорт днем ходил с большими интервалами, а стоянка такси находилась совсем рядом, буквально в трех минутах ходьбы. Нежин посмотрел на часы и понял, что опаздывает. Первые дождевые капельки приземлились ему на кончик носа. Следовало поторопиться.
Придерживая шляпу, Нежин заспешил вниз по ступеням. Спустился, свернул налево и, не раздумывая, прыгнул в первое такси, которое дежурило на стоянке. Дремавший таксист подпрыгнул от испуга, когда Нежин, не рассчитав силы, что было дури хлопнул закрываемой дверцей.
— Бог мой, хлопни вы посильней, и трое детей остались бы без кормильца, — театрально схватившись за сердце, толстяк помотал головой.
— Уверяю вас, тогда я взял бы опекунство над ними!
— С чувством юмора у вас все в порядке, — улыбнулся довольный таксист. — Такая погодка, а вы без зонта!
— Кажется, я забыл его в конторе, — спохватился Нежин.
— Хотите вернуться за зонтом? Если да — скорее всего лишитесь интересного собеседника. Хотя клиентов в это время все равно почти нет, — таксист дружелюбно подмигнул Нежину.
— Я все равно не помню, где оставил этот проклятый зонт, — улыбнулся Нежин в ответ. — Так что едем!
Он назвал адрес, и желтый автомобильчик, не торопясь, покатил по мокрому асфальту. Неутомимые дворники с трудом справлялись с проливным дождем.

Бывший особняк Штакеншнейдера был построен в двадцатых годах прошлого столетия и давно уже нуждался в капитальном ремонте. В начале века особняк перенес глобальную перепланировку, превратившись в многоквартирный жилой дом, который заметно выделялся своим прекрасным фасадом на фоне прочих унылых бетонных коробок со схожими функциями. Впрочем, время его не жалело. Штукатурка осыпалась, и на фасаде, словно следы огнестрельного ранения, проступали пятна рыжего кирпича. Парадные деревянные двери, как и ожидалось, были заперты. Да и вообще имели такой вид, будто к ним не прикасались по крайней мере несколько лет, замок покрылся толстым слоем пыли. Немного правее от запертого главного входа Нежин заметил невысокую арку с симпатичными коваными воротами, арка вела во двор. Какая-то незадачливая хозяйка совсем позабыла про развешенное там белье, и теперь отяжелевшие простыни и пододеяльники качались вверх-вниз на бельевых веревках под проливным дождем.
Нежин неуклюже переступил через невысокий металлический порожек ворот и очутился под сводом арки. Справа от него из приоткрытой деревянной двери доносился шум. Он слега толкнул дверь и вошел.
В помещении с импровизированной сценой в центре было очень душно. За кафедрой стоял неряшливого вида молодой человек и декламировал, водя глазами по листку с подготовленными стихами. Зал вмещал человек тридцать-сорок и практически был битком набит. Кто-то сидел на табуретах, внимательно слушая оратора, несколько человек устроили перекур у приоткрытых для этой цели окон, другие вполголоса беседовали между собой. У двери были расставлены сохнувшие зонты.
И тихо прошепчу в ответ
Одно лишь только слово: НЕТ! —
закончил выступающий под редкие аплодисменты скорее всего приглашенных для поддержки друзей. Несколько человек привстали со своих стульев, благодаря тем самым автора за его безвкусные сырые стихи. Молодой человек спустился по трем деревянным ступенькам и направился перекурить к окну.
Нежин, засунув руки в карманы пальто, наблюдал за происходящим невдалеке от выхода. Он искал глазами того, кто, по его мнению, мог бы сойти за Константина Нечаева.
Тем временем за кафедру взошел тучный господин средних лет. Среди остальных он выделялся возрастом: большинство здешней публики составляла молодежь. Тучный господин откашлялся, после чего монотонным голосом приступил к чтению отрывка из недавно сочиненного рассказа. Слова лились бессмысленным потоком из его большого рта с пухлыми губами: «Штукатур не отрывался от своего занятия он не обращал на нее внимания луна освещала задний двор дома не хуже любого фонаря». Наконец кто-то не выдержал: «Потемкин, про фонарь же было в прошлый раз!»
Еще кто-то не сдержался и прыснул. Смешок поддержала девушка в коротком голубом платье. Потемкин решил продолжить, но местный остряк демонстративно громко зевнул и зал взорвался хохотом.
— На этом заканчивается четвертая глава, — резюмировал Потемкин, стуча пальцем по тонкой тетрадочке перед собой, — в следующий раз…
— В следующий раз будет пятая, заключительная, на страницу, — оборвал его лысеющий молодой человек у столика с лимонадом.
— Хорошо если бы все закончилось на этой! — выкрикнул слушатель из глубины зала.
Покрасневший Потемкин закрыл тетрадь и, не поднимая глаз, сошел со сцены. Тем не менее раздались подбадривающие аплодисменты, кто-то дружески похлопал сочинителя по спине. Потемкин многозначительно улыбнулся в ответ и уселся на табурет у стены. Как выяснилось позднее, в свои сорок семь он начал работать над первым произведением, уволившись с должности главного бухгалтера, чтобы ничто не отвлекало от написания книги. Ходили слухи, что из-за этого от него ушла жена.
После Потемкина было еще несколько выступающих: болезненно худой юноша с безжизненными стихами о любви, молодой человек, зачитавший отрывок из повести с довольно-таки захватывающим сюжетом. Но больше всего Нежину запомнилась та самая девушка в голубом коротком платье, Анна Штокманн, прочитавшая прекрасные строки своего эссе о потерянном детстве и безнадежно утекающем времени. По окончании ее выступления растрогавшийся зал разразился рукоплесканиями. Мужчина в рубашке с короткими рукавами преподнес Анне огромный букет цветов.
Больше всего растрогалась от всего этого она сама, стоя за кафедрой и едва сдерживая внезапно подступившие слезы. Полтора года тому назад Анна потеряла обоих родителей, которые разбились в авиакатастрофе на обратном пути в Рошаль. Старики прилетали отпраздновать ее двадцатисемилетие.
Начался перерыв. Кто-то ринулся в сторону стола с лимонадом и бутербродами, кто-то рисковый вышел перекурить на улицу. За окнами стало совсем темно и громыхало, вспышки молнии время от времени рассекали густой мрак грозового неба. Нежин опустил в рот ломтик обветренного сыра и посмотрел на часы: начало восьмого. Слева от него в носовой платок шумно сморкался Потемкин. Нежин решил воспользоваться случаем.
— Скажите, — обратился он к чудаку, — должно быть, Нечаев выступал в самом начале? Дело в том, что я немного опоздал…
— Нечаев? Нет, он еще даже не подъехал, — Потемкин поднял на него грустные голубые глаза и улыбнулся. — Не терпится поскорее его увидеть, так?
— В общем, да, так, — без тени лукавства ответил Нежин.
— Этот перерыв как раз ради него и сделан. Нечаев задерживается. Большинство здесь присутствующих собрались исключительно ради того, чтобы увидеть Нечаева, а если благоприятно сойдутся звезды, то еще и услышать.
— В этом не приходится сомневаться! Я как раз недавно прочитал «Героя Мадрида» и…
— «Юпитера», — кивая, закончил за него Потемкин. — Да, потрясающие повести! Не то что мое кошмарное сочинительство, — он снова опустил глаза в пол.
— Ну что вы! Вы выступили совсем даже неплохо, — соврал Нежин в попытке приободрить вновь раскисшего Потемкина.
— Выступил — возможно. Хотя вряд ли, сами слышали, как потешался зал. Но моя писанина точно никуда не годится.
— Ну, у вас все еще впереди! Ведь, как я понимаю, это все-таки ваш первый подобный опыт, — бросил Нежин, мгновением позже осознав, какую несет чушь.
Потемкин расхохотался до слез:
— Впереди… Ну вы сказали тоже! Мне сорок семь! А в декабре исполнится сорок восемь. Дай бог, если я вообще закончу когда-нибудь «Весенний шепот»! Я ведь хочу его еще и опубликовать, на свои сбережения, разумеется. Хотя бы просто для того, чтобы поставить книгу на полку и любоваться своей фамилией и инициалами на корешке, понимаете, о чем я?
Нежин прекрасно понимал.
— Знаете, а я однажды точно так же издал свой сборник коротких рассказов, — начал было он, но вовремя остановился. От мысли, что судьба свела его с таким же, как он, неудачником, Нежин на мгновение ощутил себя Потемкиным — жалким бедолагой со свисающим над поясом брюхом, поедающим бутерброд с колбасой, обильно сдобренный толстой прослойкой маргарина. Было нечто катастрофическое в том факте, что их с Потемкиным могло что-то объединять.
— Говорят, сейчас Нечаев работает над новым романом, — пропустив мимо ушей слова Нежина, добавил толстяк.
— Да, это действительно очень интересно, — откуда-то с другой планеты отозвался Нежин.
Потемкин одобрительно кивнул и отправил в рот очередной бутерброд.
Перерыв подходил к концу. Часть присутствующих уже расселась по своим местам, кто-то еще вполголоса переговаривался. Очередной бородатый талант взошел за кафедру и, откашлявшись, приступил к чтению стихов.
С улицы послышался звук паркуемого автомобиля. Заскучавшая публика заметно оживилась. Входная деревянная дверь, чуть скрипнув, отворилась, и в помещение вошел невысокого роста молодой человек в дафлкоте в сопровождении другого — долговязого, с зонтом. Несмотря на то что оба старались как можно незаметнее расположиться на свободных местах прямо у входной двери, внимание всей публики было обращено на них. Одни перешептывались, с любопытством разглядывая только что прибывших, другие просто улыбались им, третьи протискивались к двери, чтобы поприветствовать или пожать вошедшим руку. Бесцеремонно прерванный бородач, поймав одобрительный взгляд Нечаева, заметно воодушевился и продолжил свое выступление после затянувшейся паузы. Нечаев, скрестив на груди руки, с неподдельным интересом слушал его, изредка перешептываясь со своим спутником. Стоявший неподалеку Нежин не отрывал от них глаз.
Нечаев выглядел очень молодо. На вид ему можно было бы дать не больше двадцати. Его лицо обладало тонкими приятными чертами, немного женственными. Острый подбородок с едва заметной ямочкой, красные пухлые губы; на задорно приподнятом носу красовалась россыпь веснушек, добрые зеленые глаза были немного прищурены и пытливо следили за происходящим. Пшеничные завитки негустой шевелюры мягко касались высокого бледного лба. Казалось, что Нечаев не сидит на жестком неудобном табурете, а парит над присутствующими в воздухе, с умилением наблюдая за ними. В отличие от Нечаева, его спутник совсем не располагал к себе. Длинный и сутулый, он, сгорбившись, сидел рядом, сложа руки на коленях.
Черные глаза, не мигая, отрешенно смотрели по сторонам сквозь людей и предметы. Продолговатое вытянутое лицо с длинным носом и впалыми щеками не выдавало совершенно никаких эмоций.
Бородач закончил и сошел со сцены. Внимание гостей теперь целиком было приковано к Нечаеву. Из зала послышалось:
— Костя, просим! Просим!
И под последовавшие за этим аплодисменты, которые производили не менее тридцати пар рук, Нечаев, что-то шепнув на ухо своему товарищу, по-прежнему улыбаясь, встал со своего места и проследовал к небольшой круглой сцене. В руках он держал потрепанный блокнот.
«Совсем как у меня» — подумал Нежин и машинально засунул руку в карман пальто, ожидая нащупать там свой.
Зал смолк. Нечаев начал:
— Друзья! Прежде всего хочу извиниться перед вами за опоздание! Сказать по правде, сегодня у меня совсем не было желания выходить на эту площадку, становиться за этот деревянный ящик, — он постучал по кафедре, — и выступать. Сегодня я хотел быть простым слушателем, таким, как большинство из вас. Хотя могу с уверенностью заявить, что внутри каждого, кто здесь присутствует, живет художник. Будь иначе, вряд ли бы вы сюда пришли, – он посмотрел на почти опустевший столик с закусками и вдруг рассмеялся: — Думаю, простой обыватель предпочел бы хорошо прожаренный кусок свинины этим диетическим закускам!
Зал загудел в ответ. Один лишь долговязый сопровождающий по-прежнему сидел на своем табурете, не выдавая эмоций ни единым мускулом лица. Он не сводил черных немигающих глаз с Нечаева.
«Прямо как две зловещие черные дыры, поглощающие материю», — подумал Нежин и ощутил, как по загривку пробежал холодок. Нежин поспешил перевести взгляд обратно на Нечаева. А тот тем временем продолжал:
— Но так как сейчас мне выпала честь стоять перед вами, — он подмигнул кому-то у окна, — я хотел бы воспользоваться случаем и прочесть одно стихотворение. Сразу скажу: оно не мое, но одного моего хорошего друга, который погиб два года назад.
Он откашлялся, открыл нужную страницу своего блокнотика и приступил к чтению. Совсем обычные, казалось бы, слова, слетали с уст Нечаева таинственными бархатными бабочками:

Тротуар, замок, калитка,
старый город.
Две визитки —
места нет, опять темно,
холодает —
все равно…

Нежин не следил за размером, расстановкой слов, ударениями или последовательностью мысли. На все это ему было решительно наплевать. Единственным, что сейчас его волновало и приводило в трепет, было звучание нечаевского голоса, его тембр, паузы, интонации, то, какие движения совершали его по-детски припухлые яркие губы.

Но минуту я стою.
Слышу ветер, звук чугунный
прорывается сквозь мглу.
Вдруг внезапно показалось:
Будто тень,
но нет, я лгу.

Нечаев закончил и закрыл блокнот. Поблагодарив слушателей, он под громкие овации спустился вниз и занял свое место.
На этом мероприятие можно было считать оконченным, хотя после Нечаева выступили еще два или три человека. Часы показывали девять вечера. Гости зевали, пора было расходиться по домам.

Гости начали разбирать свои разноцветные зонты и проталкиваться к выходу. Некоторые, несмотря на непогоду, были довольно легко одеты, например Потемкин — в свободном сером плаще без капюшона. Не дожидаясь давки, он одним из первых, пригнув голову, протиснулся в узкий дверной проем и растворился в темноте. Зал пустел довольно быстро. Несколько припозднившихся зевак, делясь впечатлениями, курили у окна. Молодой человек в водолазке протирал стол от крошек и липких следов из-под стаканчиков. Женщина средних лет, вероятно, его мать, помогала. Она переворачивала и ставила друг на друга стулья и табуреты.
Нечаев в компании сотоварища покидал актовый зал среди последних. Карауливший снаружи у выхода Нежин нагнал их уже у автомобиля.
— Подождите минутку! Прошу вас! — окликнул их Нежин, подбегая к автомобилю.
Нечаев, готовившийся занять место водителя, обернулся в сторону подбежавшего широкоплечего чудака. В тусклом свете уличного фонаря Нечаев приподнял правую бровь и вопросительно посмотрел на Нежина. Его товарищ уселся в салон на пассажирское кресло позади водительского.
— Мое имя Борис. Борис Нежин, — представился чудак, протягивая руку Нечаеву.
— Очень приятно! Я Нечаев, — юноша подал руку для взаимного рукопожатия, продолжая все с тем же любопытством разглядывать незнакомца.
— Вижу, как вы на меня смотрите, — улыбнулся ему Нежин. — Скажу сразу: я представляю местное издательство и хотел бы обсудить с вами перспективы сотрудничества.
— Простите, мне это не очень интересно, — Нечаев еле заметно нахмурил брови. — Знаете, иногда поступают подобного рода предложения, но я всегда отказываюсь. Боюсь, что буду вынужден отказать и вам. Извините.
— Но ведь вы даже не знаете условий, которые я хочу вам предложить, — на лице Нежина заиграла обезоруживающая улыбка.
— Попробую угадать: я получаю разовый гонорар, вы печатаете и продаете книгу. Все верно, — он смотрел Нежину прямо в глаза, — или я забыл что-то еще?
— Именно это вам обещали в случае вашего согласия на издание «Героя Мадрида» и «Юпитера»? — подловил его Нежин.
— Ха! Признаюсь честно — именно так! — лицо Нечаева наконец-то озарила улыбка. — Две эти повести так и не изданы, но что самое печальное, я лишился авторских прав на них. То есть по сути остался ни с чем.
— То есть как? — удивился Нежин.
— Это долгая история, и я бы не хотел вспоминать о ней. Не удивлюсь, если в скором времени повести выйдут за авторством какого-нибудь бездаря. Наверное, зря я тогда не согласился. На предложенный жалкий гонорар смог хотя бы отремонтировать эту рухлядь, — он похлопал рукой по крыше старенького автомобиля.
— Поверьте, условия моего предложения совсем иные. И никакого обмана.
— Обман всегда вокруг нас, — резко перебил его Нечаев. — Что, если не корысть, заложено в основе вашего предложения? А эти два понятия всюду следуют парой.
— Тем не менее хотелось бы договориться с вами о встрече, если, конечно, это возможно, для того чтобы развеять ваши опасения и изложить все детали. Прежде чем давать окончательный ответ, прошу вас, выслушайте меня.
— Хорошо… хорошо… Я думаю, можно назначить на воскресенье. Правда, я пока до конца не уверен. Так что, может быть, лучше было бы…
— Воскресенье! Что же, отлично! Вот, держите, — Нежин протянул ему глянцевую визитку со своими координатами, — здесь вы найдете все, что нужно: мой адрес и телефон… рабочий. Правда, с другой стороны есть и домашний, я всегда пишу его на обороте карандашом. Так, на всякий случай.
Нечаев покрутил визитку между пальцев и, не взглянув на нее, убрал в карман брюк. На мгновение повисла неловкая пауза. Нечаев внимательно всматривался в своего собеседника.
— Меня, кажется, уже совсем заждались, — он заглянул через лобовое стекло в салон автомобиля.
— Тогда до встречи! — Нежин протянул руку.
— Да, до встречи!
Его небольшая, слегка влажная ладонь была тепла и податлива. Нежин понял, что не хочет ее выпускать.
— Эгей! Чуть-чуть полегче! А то мне нечем будет писать очередной шедевр! — Нечаев, смеясь, влез за руль и захлопнул за собой дверцу. Из-под капота послышалось приятное урчание двигателя. Автомобиль тронулся и мгновение спустя растворился в вечерней мгле. Нежин пошевелил пальцами правой руки. Ладонь, казалось, еще не утратила ощущения недавнего волнующего соприкосновения. Ему вдруг стало досадно оттого, что он не распробовал, а потому и не испытал этого во время их первого рукопожатия.
Мелкий моросящий дождик сошел на нет. Лишь пронизывающий холодом ветер все никак не мог успокоиться и продолжал мотать из стороны в сторону едва различимые призрачные силуэты голых деревьев. Изо рта шел пар. Казалось, вот-вот первые снежинки упадут на влажный тротуар. Но до первого снега было еще далеко.

6

Телефонный звонок раздался поздно вечером в воскресенье, когда потерявший уже всякую надежду Нежин задремал над измятыми страницами «Героя Мадрида». Поскользнувшись на мокром кафеле в прихожей, он чуть было не растянулся на полу и лишь чудом сумел удержать равновесие.
— Да? Слушаю вас, — проговорил он сонно в телефонную трубку.
— Але! Але! Это Костя… — послышалось на том конце провода.
— Костя?
— Да! Костя Нечаев. Помните, мы познакомились с вами в пятницу? На встрече, посвященной столетию Фарле. Ну, припоминаете?
— Ах да, конечно!
— Простите, должно быть, я вас разбудил! — извинился голос в телефонной трубке. — Мы хотели договориться с вами о встрече. К сожалению, я освобожусь не раньше вторника.
— Вторник меня вполне устроит, — отозвался Нежин. — Скажите, во сколько и где вам будет удобно?
— В семь часов в «Астории». Знаете, где это?
— Кажется да, — напряг память Нежин, — если не ошибаюсь, это небольшой ресторанчик при одноименной гостинице?
— Да-да, все верно. Его атмосфера как раз располагает к деловой беседе, вы так не считаете? — засмеялся Нечаев.
— Вполне! — улыбнувшись своему невидимому собеседнику, согласился Нежин.
— Тогда до вторника! Не забудьте: «Астория», ровно в семь.
— Будьте в этом уверены! — ответил Нежин, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
«До вторника», — произнес он и опустил трубку.

Начало рабочей недели не было ознаменовано ничем необычным. Разве что к середине невыносимо медленно тянувшегося понедельника погода неожиданно расщедрилась: выглянуло солнце. Сотни служащих, воспользовавшись обеденным перерывом, выползли, как сомнамбулы, на свежий воздух, для того чтобы хоть чуточку погреться в его лучах. Нежину, который скучал на рабочем месте, это зрелище показалось отвратительным: сонные белесые черви, попавшие в инородный для себя мир благодаря случайно опрокинутому булыжнику, извивающиеся под губительными для них солнечными лучами, в неведении принимают их непривычное, но приятное тепло за необыкновенный подарок судьбы.
Во вторник днем он забежал наверх к Кириллову доложить о назначенной на вечер встрече. С самого утра толстяк находился в явно приподнятом настроении. О причинах приходилось только догадываться. Нежин покинул «Миллион» ровно в пять, для того чтобы успеть заехать домой и привести себя в порядок.

Нечаев занял столик в самом конце зала у окна. Длинные алые портьеры скрывали его от глаз случайных прохожих. Он заказал себе крепкий кофе у подошедшего официанта и теперь сидел, скучая над вечерней газетой. Большинство столиков были заняты, но несмотря на это, в зале не было шумно. Откуда-то приглушенно доносилась ненавязчивая джазовая мелодия. Между столиками время от времени проносились с подносами озадаченные официанты в белых рубашках.
«И все же зря я сюда пришел, только впустую потрачу время. Хотя… хотя это может оказаться любопытным предприятием!» — подумал Нечаев, улыбнулся и перевернул страницу.
Принесли кофе. Перед тем как сделать первый глоток из маленькой белой чашечки, он на мгновение задержал ее у рта, для того чтобы насладиться восхитительным ароматом. Здесь всегда подавали отличный кофе! Нечаев бросил взгляд на отложенную в сторону газету, а потом на свои наручные часы: «Ровно семь. Пожалуй, подожду минут пять, расплачусь и уйду с чистой совестью». Прикинул сколько у него с собой денег, и в тот момент, когда полез в карман брюк за кошельком проверить не ошибся ли в расчетах, над входной дверью звякнул колокольчик и на пороге появилась знакомая фигура в длинном сером плаще.
Сразу же заприметив одинокую фигуру юноши за столиком у окна, Нежин запетлял между столиками в его направлении, на ходу пытаясь справиться с пуговицами своего плаща. С его лица не сходила улыбка.
— Добрый вечер! Искренне рад снова увидеть вас! — Нежин снял плащ и накинул его на руку, демонстрируя свой строгий фланелевый костюм, - позволите к вам подсесть?
— Конечно! Что за вопрос? Если я скажу «нет», вряд ли нам удастся вести диалог! — улыбнувшись, заметил Нечаев. — Ах, формальности, правила хорошего тона! Иногда они совершенно ни к чему.
— Пожалуй, я с вами соглашусь, — Нежин присел за столик. — Знаете, а ресторан ведь и вправду хорош! Я был здесь однажды, много лет тому назад, когда в «Астории» останавливался Арханов. Должно быть, вы слышали о нем?
— Геннадий Арханов! И не только слышал! Наши пути однажды пересеклись. Это было года три тому назад. В поезде. Я ехал отдыхать на юг. Арханов ехал в соседнем вагоне.
— К сожалению, его уже нет с нами. Думаю, до вас дошло это известие?
— Да! Я знаю, знаю, — Нечаев одним большим глотком покончил с кофе. — Тогда, в поезде, он выглядел ужасно. Болезненная худоба и пожелтевшее осунувшееся лицо. Тем не менее он постоянно улыбался и сыпал шутками. Рассказывал даже, что работает над новой вещью. Не знаю, так ли это было на самом деле, ведь при таком самочувствии, думаю, очень сложно...
— «Мраморная ротонда», он так и не успел ее закончить. Так что да — он продолжал работать до последнего.
Повисла неловкая пауза. Оба о чем-то задумались, любуясь в окно закатом.
— Итак, — прервал молчание Нечаев, — мы хотели обсудить с вами кое-какие дела.
— Хотите еще?
— Простите?
— Хотите заказать еще кофе, может быть? — предложил Нежин. — Я сам совсем позабыл для приличия заказать себе что-нибудь из меню. А вот и оно…
— Даже не знаю. Может быть, капучино? Что будете вы?
— Капучино? Да, отлично! Тогда два капучино! — Нежин жестом подозвал официанта: — Два капучино, пожалуйста! Обожаю его! Особенно с корицей!
— Ваше предложение…
— Позвольте, я обрисую общую картину: вы предоставляете для ознакомления редакции вашу рабочую рукопись. В случае положительного отзыва, а я уверен в таком исходе практически на все сто процентов, вам предлагается сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Естественно, ни о какой передаче или продаже авторских прав и речи не идет.
— Вы уже знаете, меня мало интересуют разовые гонорары, — перебил его Нечаев.
—Никаких разовых гонораров. Вы получаете авторские отчисления с каждого тиража! Все просто.
— Кажется даже, что слишком.
К столику подоспел официант. Он аккуратно опустил на льняную, в тон портьерам, скатерть две кружки с кофейным напитком и незаметно куда-то упорхнул.
— А зачем что-то усложнять? Получается, что ваш доход напрямую зависит от того, насколько ваш талант оценит читатель! — пояснил Нежин.
Оба отпили из своих кружек.
— Знаете, эта ситуация кажется мне очень забавной, — признался Нечаев.
— Чем же?
— Тем, что сейчас передо мной, почти никому не известным самоучкой-любителем, сидит такой человек, как вы, представляющий довольно серьезное литературное издательство, и уговаривает меня стать знаменитым.
— Не вижу здесь ничего забавного. Не прибедняйтесь, что вы никому не известны и что вы всего лишь любитель. Подумайте, если это было бы так на самом деле, разве кто-нибудь стал бы обманным путем лишать вас авторских прав и пытаться присвоить себе то, что законно принадлежит вам? Подумайте, зачем бы кому-то это тогда понадобилось? Разве пятничное выступление собрало бы столько слушателей? И наконец, разве проявило бы интерес наше солидное, как вы выразились, издательство, к этой встрече? В пятницу все собрались только для того, чтобы увидеть и послушать вас, я уверен. Даже те, кто выступал, полагаю, больше жаждали вашего чтения, нежели своего скромного позора за скромной кафедрой. Вы умеете писать.
Нечаев откинулся на стуле и засмеялся:
— Вы мне сейчас или льстите, или же сильно заблуждаетесь насчет моих талантов.
— Уверяю вас, вы пользуетесь большой популярностью в определенных кругах. Мы предлагаем вам значительно их расширить. Не поверю, что вам это вовсе неинтересно. Это просто по определению не может быть неинтересным! Только подумайте об этом! Подумайте о перспективах…
— Мне просто нравится, когда что-то нравится окружающим.
— В данном случае — ваше творчество, я вас правильно понимаю? — уточнил Нежин.
— В данном случае — да, мое творчество. Радость в глазах и улыбка на лице являются для меня наивысшей наградой за мои деяния. Знаете, по моему мнению, любое творчество вообще немножечко приближает тебя к Богу. Деньги маячат где-то совсем далеко. Если бы я мог питаться одной лишь солнечной энергией, они были бы мне вообще не нужны. Не имею никаких предубеждений против того, чтобы ходить по улице нагишом, главное чтобы везло с погодой! — Нечаев, улыбаясь, смотрел своему собеседнику в глаза. — Не знаю в чем смысл бытия лично для вас, но для меня он заключается в возможности творить.
— Наши с вами взгляды во многом совпадают! — Нежин отпил из кружки и потянулся за салфеткой. Их руки случайно соприкоснулись.
— Бог создал человека по своему образу и подобию, то есть творцом, а не серым клерком, который просиживает большую часть своей жизни в скучном кабинете. Я понимаю это так.
— Мое предложение никоим образом не противоречит вашим взглядам, разве вы так не считаете?
Нечаев на минуту задумался, подперев рукой подборок.
— Да, не противоречит. Пожалуй, вы правы, — резюмировал он.
— Тогда не вижу никаких преград для нашего сотрудничества!
— Скажите, если я соглашаюсь, пока что чисто гипотетически, конечно, каковы мои дальнейшие действия?
— Ну прежде всего вам нужно будет встретиться непосредственно с владельцем издательства и иметь при себе готовый материал для обсуждения.
— С Кирилловым?
— Да! Уже знакомы с ним?
— Ну как вам сказать, — Нечаев состроил очаровательную гримаску, — лично нет, но его фамилия на слуху, да и не так уж много у нас поблизости крупных издательств.
— Замечательно! Он — именно тот человек, который принимает окончательное решение. Прежде всего рукопись должна понравиться ему. Но скажу по секрету, у вас есть отличный козырь: он без ума от вашего творчества. Также непосредственно с ним обсуждаются детали: тираж, иллюстрации и оформление, авторские отчисления, презентации и тому подобное.
— Хорошо, хорошо… Мне требуется немного времени, чтобы все обдумать и принять решение. Понимаете, мой график достаточно плотен в последнее время…
— Конечно, конечно! Я все прекрасно понимаю, — закивал Нежин, — только на всякий случай оставьте номер телефона, по которому с вами можно будет связаться.
— Одолжите авторучку? Кажется, свою я оставил в пальто…
— Так, сейчас посмотрим, — Нежин запустил руку во внутренний карман пиджака, — вот, держите!
Нечаев щелкнул авторучкой и небрежно вывел на салфетке заветные пять цифр.
— Прошу! — протянул салфетку с телефонным номером Нежину, тот внимательно изучил ее, после чего аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман вместе со своей авторучкой.
— Ну что же, — воскликнул Нежин, — предлагаю отметить успех нашей сегодняшней встречи чем-нибудь покрепче капучино! Как смотрите на это?
— С удовольствием выпил бы бокал шампанского. Идеально подходит к случаю, — немного замявшись, ответил Нечаев.
Нежин сделал заказ подоспевшему официанту.
— Скажите, это правда, что сейчас вы работаете над новым материалом?
— Откуда такая информация? — засмеялся Нечаев, обнажая ряд идеально ровных зубов.
— От Потемкина!
— Ах, от него! Очаровательный чудак! Да, это моя первая попытка написать серьезный роман. Он носит рабочее название «Лабиринт». Пока я не хотел бы обсуждать роман подробно. Скажу только, что он почти готов, осталось разобраться с эпилогом, внести кое-какие правки и подредактировать.
— Что насчет готового материала?
— Роман можно считать практическим завершенным! Еще «Юпитер» и «Герой Мадрида», но вы теперь в общих чертах представляете, какая с ними ситуация. Есть, правда, еще много набросков и черновиков…
— Они восхитительны! Я перечитал их не один раз, — признался Нежин.
— Рукопись повестей? — взволнованно спросил вдруг Нечаев. — Откуда она у вас?
— Нет, что вы! Обычные машинописные страницы. Я взял их у Кириллова для ознакомления.
— Хм, ладно, это уже совсем неважно, — Нечаев заметно приуныл. — Считаю их просто пробой пера.
Тот же официант принес два бокала игристого вина и легкий десерт.
— Предлагаю выпить за сегодняшний вечер и дальнейшее продуктивное сотрудничество, — торжественно произнес Нежин, поднимая бокал.
Звон ударившихся друг о друга хрустальных бокалов на длинных тонких ножках вряд ли был слышен кому-то еще за пределами их небольшого круглого столика. Правда, их жесты привлекли внимание красивой молодой дамы с пышной налакированной прической за столиком по соседству. Дама проводила время в компании трех шумных пожилых джентльменов, которым, казалось, не было до нее никакого дела, по крайней мере, в эти минуты. Но кто знает, какие планы на оставшийся вечер были у этих седовласых господ.
— Попросим счет? — спросил собеседника Нежин.
Тот утвердительно кивнул.
Выудив из кармана кошелек, Нечаев начал рыться в его содержимом. Положение оказалось намного плачевнее, чем он предполагал.
— Позвольте, я заплачу! — будто угадал его мысли Нежин.
— Что вы, не стоит! — стушевался Нечаев. — Боже, какая неловкая ситуация!
Нежин почти с нежностью смотрел в его испуганные, широко раскрытые зеленые глаза.
— Поверьте, меня это вовсе не обременит! Расслабьтесь!
— Я… Я рассчитаюсь с вами завтра же! — взволнованно пролепетал Нечаев.
— Рассчитаетесь со своего первого гонорара от продаж «Лабиринта», — Нежин подмигнул ему и вложил две хрустящие купюры в принесенную официантом коричневую папочку. Они встали из-за стола.
— Мне потребуется три-четыре дня, — Нечаев стоял, заложив руки за спину, — не меньше.
— В таком случае буду ждать вашего звонка. Если не позвоните до пятницы, придется потревожить вас самому, — Нежин нахмурил густые брови. — Сами понимаете, Кириллов ждет от меня новостей.
Они вместе проследовали в сторону деревянных дверей с колокольчиком и у выхода распрощались. Нечаев направился к гардеробу, Нежин шагнул на сырой асфальт продуваемой ветром улицы.

7

Чокнутая старуха испустила дух в понедельник. Об этом извещала телеграмма от жены (оборвавшаяся во время грозы телефонная связь так и не была восстановлена). Похороны, на которые Нежину следовало явиться, чтобы отдать последний долг теще, были назначены на среду. На среду — именно на тот день, в который они с Костей условились вместе встретиться у Кириллова!
Как же он ждал того телефонного звонка! Ждал, забыв совершенно обо всем на свете, постоянно порываясь сорвать телефонную трубку и позвонить первым, набрать пятизначный номер, такой простой для запоминания: три семерки и на конце тридцать семь. Но Нежин проявил завидное упорство и сумел перебороть себя. Он подозревал, что все же это будет выглядеть несолидно с его стороны. Подумать только!
Костя позвонил в пятницу, прервав разом все его мучения. Мягкий приятный голос успокоил Нежина.
«Старуха помирает! И ведь нужно же было этому случиться именно сейчас! Только подумать! — чертыхался про себя Нежин. – Достанет ведь даже из могилы!»
С Юлией Петровной Барановой их отношения не заладились с самого начала, с первого дня замужества ее дочери, когда они втроем, без еще не родившейся Люды, ютились в однокомнатной тесной квартирке в центре города. Тот период своей жизни Нежин не мог вспоминать без дрожи.
Бабка Баранова давно была не в себе. Часто за завтраком впадала в истерику и начинала безудержно сквернословить. Кричала, что пища отравлена и что она, Юлия Петровна, не прикоснется к еде до тех пор, пока на ее глазах «этот детина», который постоянно помышляет о том, как бы отравить тещу, не засунет себе в рот кусок отварной курицы. Затем требовала, чтобы зять тщательно пережевывал кусок, а в знак доказательства, что проглотил, а не спрятал под языком или за щекой, открыл широко рот и продемонстрировал его содержимое. Обнаружить утром в унитазе сетку яблок или грецких орехов было обычным делом: бабка прятала продукты как умела.
Этот кошмар, достойный семейных хроник, продолжался несколько лет, пока наконец не появилась на свет Людка и не было принято решение разъехаться. Бабку переселили на свежий воздух — в просторный пригородный дом с большой террасой, на которой она любила сидеть по утрам и ворчать на прохожих или на изредка проезжающего мимо почтальона. Они же в скором времени переехали в квартиру, которая освободилась после смерти матери Нежина, одинокой замкнутой женщины. С тех пор в этой квартире и жили. Квартиру же старухи заняла одна из ее неблагополучных племянниц.
Несколько раз Нежин пробовал дозвониться до соседей Барановой, чьи номера Тамара предусмотрительно внесла в записную книжку. Разумно предположив, что без связи остался весь поселок, Нежин достал из ящика письменного стола девственно чистый лист бумаги и коротко написал: «Приехать не смогу, очень много работы. Поцелуй от меня Людку и передай ей привет! Мои искренние соболезнования! Скорблю вместе с тобой! Возвращайтесь поскорее». Нежин сложил пополам записку и небрежно всунул ее в конверт.
Нежину не терпелось скорее увидеть Нечаева. Хотелось обменяться с ним хотя бы парой дежурных фраз — мало, катастрофически мало, но в любом случае лучше, чем ничего. «А ведь жизнь, жизнь всего лишь одна, и так скоротечна!» — думал Нежин про себя, порываясь накинуть что-нибудь да выбежать поскорее на отрезвляющий сырой осенний воздух. Куда — не имело совершенно никакого значения. Хотя можно было бы рассматривать «Асторию», тот же столик в конце зала перед окном с алыми портьерами, ту же молодую проститутку за соседним столиком с примечательной прической, те же декорации. Возможно, он бы даже сел не на прежнее место, а напротив окна, на тот самый деревянный стул, чья высокая спинка поддерживала хрупкие плечи Нечаева. И посмотрев в окно из этого положения, смог бы с точностью разгадать, о чем думал Нечаев во время той затянувшейся неловкой паузы.
В любом случае, представься такая возможность еще раз, он бы точно не тратил время на всю эту деловую болтовню. Скучные по сути разговоры, а главное — лицемерные. С людьми такого склада, как Нечаев, вы просто обязаны говорить о творчестве, и ни о чем другом, если не хотите, конечно, совершить умышленное преступление против личности.

Встреча с Кирилловым была назначена на полдень. Нежин предложил юноше встретиться минут за пятнадцать-двадцать до этого у входа в издательство, чтобы провести Нечаева в приемную и самому представить автора директору издательства.
— Понимаете, — пояснил Нечаеву Нежин во время телефонного разговора, — я уверен, что приемную вы найдете без труда: личная территория Кириллова занимает весь третий этаж, на который выводят единственная лестница и оба лифта. Так что потеряться в здании трудновато! Но дело в том, что мне хотелось бы зайти к директору вместе с вами, чтобы не упустить никаких деталей разговора, а наша предварительная встреча исключит возможность разминуться.
Нечаев, укутанный в длинное осеннее пальто, с повязанным поверх ворота тяжелым шерстяным шарфом, ждал Нежина под козырьком здания издательства. Стараясь согреть продрогшее тело, он слегка пританцовывал на месте. Его правая рука сжимала ручку аккуратного кожаного портфеля, левая — отогревалась в кармане пальто. Слева от Нечаева припаркованный у тротуара бежевого цвета автомобильчик растворялся в серой пелене тоскливо моросящего дождя. Туман был уже не таким густым, как ранним утром, но тем не менее верхние этажи высоток все еще тонули в густой серой дымке.
Нежин не заставил долго ждать себя. Вынырнув из трамвая, который остановился на противоположной стороне улицы, он быстрым шагом пересек дорогу и через мгновение тоже стоял под козырьком. Трамвай шумно тронулся с места и пополз прочь.
— Вы неважно выглядите, — заметил Нечаев, глядя на темные круги под глазами Нежина, — не выспались?
— Сказать по правде, заснул только под утро. Проблемы со сном перед каким-нибудь важным мероприятием для меня дело привычное. Должно быть, просто переволновался! — Нежин изобразил на лице жалкое подобие улыбки. — А вы?
— Спал как убитый и чувствую себя прекрасно. И не вздумайте мне завидовать! — улыбнулся Нечаев. — Только вот погода привносит в настроение минорные нотки. В этих краях солнце почти никогда не светит!
— Я думал, что вы родились здесь или где-то поблизости, — Нежин шмыгнул носом.
— Нет, я родился далеко отсюда, на юге. Мы несколько раз переезжали с места на место — отец был военным. Но это были города Южной стороны. Здесь же я нахожусь относительно недолго.
— А ваша мать? — решил было поинтересоваться Нежин.
— Эй, да вы так совсем заболеете! — воскликнул Нечаев, проигнорировав его вопрос. — Ну что, пройдем внутрь? Там и поговорим.
Они зашли и поднялись на третий этаж. За рабочим столом преданной своему делу Елены Петровны сидела молодая привлекательная блондинка. Она растерянно клацала указательным пальцем правой руки по клавишам печатной машинки.
— Добрый день! — блондинка наградила посетителей фальшивой улыбкой. — Вам назначено?
— Что значит «вам назначено?» Вообще-то я штатный сотрудник — Нежин! И где, черт подери, Елена?
— Ах, она приболела. Так что теперь мне приходится временно ее заменять! — кругленькое личико блондинки на мгновение приняло скорбный вид. — Прошу прощения, я доложу о вас, а вы можете пока раздеться и присесть. Может быть, кофе?
—Нет, благодарю, — отказался Нежин. Затем вопросительно посмотрел на Нечаева.
— Спасибо, я тоже пас!
Скинув сырую верхнюю одежду, они оба в ожидании уселись на диван. Секретарь встала из-за стола и, виляя соблазнительными бедрами, обтянутыми серой тканью узкой юбки-карандаша, продефилировала к двери кабинета начальника. Постучавшись, она грациозно проскользнула в кабинет Кириллова и через какую-то пару секунд выпорхнула обратно:
— Юрий Петрович готов вас принять, — сообщила секретарь.
— Пора бы! — весело вставил Нечаев.
Оба встали и прошли в кабинет.

Откинувшись назад в своем комфортабельном кресле, Кириллов просматривал бумаги. Дневной свет, который проникал в помещение через стекла высоких окон, был до того слабым, что Кириллову приходилось щуриться, чтобы разобрать написанное. Бронзовая пепельница, как всегда, была полна окурков и напоминала собой ежа.
— Юрий Петрович… — негромко позвал его Нежин.
— Проходите! Проходите! Не стойте в дверях, — радостный Кириллов, откинув прочь бумаги, привстал из-за стола.
— Нечаев. Можно просто Костя, — улыбнувшись, представился светловолосый молодой человек.
— Костя, наконец-то нам довелось познакомиться! — Кириллов тряс в своей лапище его бледную хрупкую ручку. — Нежин, ну что ты стоишь как вкопанный? Включи поскорее свет! Разве не видишь, что здесь недостаточно светло? Не сидеть же нам тут и не щуриться друг на друга!
Нежин, повинуясь, щелкнул выключателем слева от себя. Под потолком вспыхнула небольшая хрустальная люстра, и помещение в тот же миг залил приятный мягкий свет.
— Знаете, — обратился к юноше Кириллов, усаживаясь обратно за стол, — а ведь я однажды видел вас! На одном мероприятии…
— В самом деле? — улыбнулся Нечаев.
— Да, года полтора тому назад или около того. Не помню, чему был посвящен тот вечер, вы присутствовали в качестве слушателя. Я вас сразу же заметил в толпе. Это было, кажется, в Фиальте.
— Ну, значит, точно не вспомню, что это было за мероприятие. В Фиальте я частый гость. Можно сказать, что это мой второй дом. С этим местом у меня связано много приятных воспоминаний.
— Хм, как интересно! — Кириллов кашлянул. — Да не стойте вы, присаживайтесь. Вот сюда, напротив.
— Благодарю!
— Ну что же, думаю нам пора обсудить некоторые вопросы, — маленькие поросячьи глазки впились в Нечаева.
— Ах, конечно, конечно! — спохватился Нечаев. Из лежащего на коленях портфеля он извлек увесистую пачку рукописных листов.
У Кириллова загорелись глаза.
— Нежин, теперь оставь нас. Это разговор с глазу на глаз!
— Я только хотел, чтобы…
— Я сказал: оставь нас, — повторил Кириллов раздраженно. На его бычьей шее напряглись жилы.
Нечаев обернулся к Нежину, который в этот момент стоял у него за спиной. В его больших зеленых глазах читалась растерянность. Он повернулся обратно к Кириллову:
— Простите, разве Борис не может остаться? Понимаете, я чувствовал бы себя немного комфортнее, — неуверенно произнес он, — тем более… тем более, мне кажется… Разве он не должен быть в курсе?
— Юноша, — резко оборвал его Кириллов, — оставьте этот детский лепет! Он совершенно вам не к лицу. Вы так нуждаетесь в няньке?
— Да, простите… Вы, конечно, правы, — пробормотал Нечаев. Чувствовалось, что он был несколько подавлен сложившейся ситуацией и пребывал в растерянности. Он положил перед собой на стол бумаги и опустил портфель на пол. Кириллов вытащил из лежавшей на столе пачки сигарету и вопросительно посмотрел на Нечаева:
— Не против?
— Нет, конечно, нет! Это же я у вас в гостях!
Кириллов хмыкнул и прикурил сигарету.
— Удачи, Костя! Я в вас не сомневаюсь! — Нежин пожал на прощанье холодную влажную ладонь Нечаева.
Кириллов состроил гримасу полную отвращения.
— Да, спасибо вам! Тогда встретимся позже, верно? – Нечаев широко улыбнулся, и сгустившийся вокруг Нежина мрак, кажется, немного расступился.
— Конечно! — Нежин улыбнулся в ответ и вышел из кабинета.

Примерно около часа бродил он по пустынным аллейкам Бо, заложив руки за спину, вороша ногами опавшую листву. Даже хотел было присесть на одну из влажных скамеек, но озноб, который пробежал по телу, отговорил Нежина от этой глупой затеи.
У автобусной остановки он купил в киоске утреннюю газету, решив с ее помощью перевести поток мыслей в другое направление. Не отходя от киоска, развернул газету, перелистнул страницу, другую, третью. Нет, настроение было безвозвратно испорчено. К остановке подошли седовласый старик и держащая его за руку девочка лет пяти. Девочка ухватилась за бортик киоска и, вытянувшись на носочках, стала разглядывать через грязное стекло модниц, которые красовались на обложках дешевых журналов. Похоже, что рассаженные по соседству куклы ее совсем не интересовали. Вскоре подъехал автобус и забрал девочку со стариком.
Нежин зашел перекусить в дешевенькое кафе на углу, скорее от скуки, нежели из чувства голода. Ковыряя вилкой слегка подгоревшую яичницу, которая никак не хотела лезть в горло, он, подперев подбородок, казалось, внимательно изучал содержимое своей тарелки. Но на самом деле мыслями находился совсем далеко.
«Что лучше: позвонить самому или дожидаться звонка от него? — размышлял про себя Нежин, наблюдая за тем, как из проткнутого вилкой желтка медленно растекается густая желтая субстанция. — А если позвонить самому, не покажусь ли я слишком надоедливым? Да и вообще…» — он отделил вилкой кусочек глазуньи и отправил его в рот. Прожевав, тяжело вздохнул и отстранил от себя тарелку. Внешний вид яичницы соответствовал ее вкусу.
Нежин представил себе, как обуреваемый чувством несправедливости Нечаев вскакивает из-за стола, забирает рукопись, и они вместе покидают кабинет Кириллова, который настолько ошеломлен выходкой молодого автора, что лишь безмолвно, с отвисшей челюстью наблюдает за происходящим. Кириллов парализован. Нежин улыбнулся — да, это было бы забавно.
«Куда бы мы пошли в таком случае? И вдвоем ли? А может быть, наши пути разошлись бы, едва мы ступили бы за порог издательства, на мокрый асфальт тротуара? Нечаев сел бы в свой припаркованный неподалеку автомобиль и укатил прочь. А может быть, предложил бы подвезти?» — фантазировал про себя Нежин.
Взгляд зацепился за салфетку, лежащую на краю стола, и Нежин вспомнил про точно такую же, которая до сих пор хранилась во внутреннем кармане его пиджака. Он посидел еще немного, опустошив за это время чашечку ароматного крепкого кофе, после чего расплатился и вышел на улицу.
Неспешный трамвай, стучащий по холодным рельсам, высадил его на остановке неподалеку от дома. Нужно было только свернуть с перекрестка направо и пройти квартал.
От пеших прогулок Нежин всегда получал искреннее удовольствие, в любое время года предпочитая тротуары тесных улочек и широких проспектов битком набитому трамваю или автобусу. Существовало, правда, еще такси, но для Нежина важным было ощущение присутствия некой свободы, когда он в любое мгновение мог самостоятельно, не завися ни от кого, изменить маршрут, замедлить шаг или, наоборот, побежать, задержаться у светящейся любопытной витрины. Кроме того, именно пешие прогулки помогали ему сосредоточиться, очистить мысли от шелухи.
Минут пятнадцать спустя, Нежин уже расшнуровывал свои осенние ботинки в коридоре. От сырости ботинки потемнели буквально за пару недель. И даже после того как он несколько раз просушивал их, ставя под кухонную батарею, первоначальный приятный глазу песочный цвет так и не вернулся. Он покрутил в руках снятый ботинок, поскреб ногтем сырую потемневшую кожу, оставляя на ней светлый шлейф царапины. Глядя на ботинок, вспомнил, что это был Тамарин подарок. Она преподнесла ботинки Нежину по случаю какого-то совершенно глупого праздника менее двух месяцев назад. Вряд ли теперь их можно будет надеть в следующем сезоне.
В преддверии торжества жена спросила, что лучше всего подарить, на что он отшутился, что для него, человека, который увлекается профессиональной уличной ходьбой, не может быть подарка лучше пары отличных прочных ботинок. Подарок оказался немного тесноват и тяжеловат, но через пару дней активной эксплуатации обувь разносилась, и тяжесть он перестал ощущать вовсе. Ответным подарком были золотые сережки в форме крошечных дельфинов. Эти сережки показались тогда Нежину довольно симпатичными. К ним он приложил письмо… Письмо!
Нежин отшвырнул ботинки и бросился к себе в кабинет. Незапечатанный белый конверт, который он собирался отправить Тамаре, лежал на бюро поверх бумаг. Охватившее его чувство отчаяния вцепилось в горло стальными клещами. С минуту Нежин не мог пошевелиться, стоя на месте и глупо моргая. Немного погодя отпустило. Первая мысль, которая посетила Нежина: схватить конверт и мчаться на почту, но разум шепнул ему, что это неразумно.
Часы на кухне показывали начало шестого вечера. Еще час-полтора, и сумерки начнут сгущаться, постепенно, незаметно для глаза, они растворят собой алые предзакатные краски. И тогда по странной мистической традиции на улицу выйдут сотни собак, для того чтобы начать свою лающую перебранку. И уже конечно, одна из них непременно завоет. А если некто бессердечный разбил днем фонарь, призванный своим жидким, еле живым искусственным светом разгонять ночную мглу, тогда за окном все обвалится в черноту и перестанет существовать до утра, а может быть, и навсегда. «Ведь есть же на свете дураки, которые вешают на окна жалюзи» — подумал Нежин и зажмурился. — Старуху, должно быть, уже давно похоронили. Скорее всего — еще утром. Похороны, их ведь не устраивают по вечерам».
Несколько раз он безрезультатно пробовал дозвониться до жены. Короткие нервные гудки в трубке ужасно раздражали. И в то же время они казались спасительными — на них Нежин мог бы списать вину. Что бы он сказал жене? «Прости, я забыл»? «Ну, как все прошло?» «Я в лихорадке и меня трясет»? Нежин не знал, что подошло бы лучше всего для такого случая. Возможно, услышав ее голос, он бы немного посопел в трубку и, не сказав ни слова, опустил обратно на бронзовые рычажки. Если бы сейчас его спросили, почему он не приехал поддержать жену и дочь, не помог с организацией похорон для старой ведьмы, Нежин не нашелся бы, что ответить. Он не сумел бы соврать, и уж конечно, совсем абсурдно было бы переводить этот вопрос в шутку. Но разве смерть не абсурдная шутка?