13

Трехэтажное панельное здание одного из городских общежитий, куда переехал Нежин спустя несколько дней после кошмарных событий того вечера, едва ли вмещало более двух десятков небольших комнатушек.
Он занял на втором этаже крохотную комнатку, глядевшую единственным подслеповатым окошком в сторону голого пустого сквера. В теплое время года сквер, должно быть, не выглядел так удручающе, но порывистый осенний ветер сорвал со скорбящих берез последние жухлые листья, и теперь их мокрые скользкие стволы лениво раскачивались из стороны в сторону, потеряв силы для сопротивления.
Из мебели в комнате имелись поскрипывающая односпальная кровать, два стула и старый письменный стол, который правильнее было бы назвать школьной партой. Душевая и туалет находились в конце длинного, плохо освещенного коридора. На его стенах топорщились пожелтевшие от времени бумажные обои, деревянные половицы скрипели так же часто, как и кровать в четырех стенах его комнаты, которая, впрочем, по мнению Нежина, была вполне чистой и пригодной для проживания. Там имелось самое необходимое, а главное — теперь он был один. Не нужно ни перед кем оправдываться, объясняться, заставлять себя улыбаться, когда не хочется. Не было ни хмурых лиц, ни громких слов, ни посторонних слез.
С Томой они так и не разговаривали. Сказать по правде, его это вполне устраивало, потому что разрешало сразу несколько неприятных проблем. Впрочем, он все равно не знал, о чем можно с ней говорить. С этой заплаканной бабой… От воспоминаний, как она молча перебирала в раковине кружки, а потом разрыдалась, его воротило. Все слова сказаны, и добавить к ним ему нечего. Может быть, что-то хотела сказать она, но ему это было неинтересно.
Да, он поступил правильно, когда собрал чемодан, с которым не расставался во время командировок, поцеловал в затылок Людку и покинул квартиру своей матери. Это случилось утром. И одеться ему пришлось потеплее, потому что асфальт сковывала еле заметная ледяная корочка, а тротуары слегка припорошило снегом, который не спешил таять.
Но этого времени с лихвой хватило, чтобы начать скучать по дочери. Он понимал, что виноват, но как еще мог поступить? Не забирать же Людку с собой? Оторвать ее от матери, оторвать от привычных обыденных пустячков. Эта идея не казалась Нежину хорошей.
Людка… С ней он скоро непременно увидится. Увидится для того, чтобы постараться ей все объяснить. Ну почти все.
Очень важно, чтобы она сумела понять его правильно. Чтобы сумела простить.
Нежин надеялся, что успеет сделать это прежде, чем бывшая жена настроит девочку против него. «Уж она точно сделает все возможное, чтобы Людка встала на ее сторону, — думал Нежин. — Может быть, придется даже выкрасть дочь», — такие мысли начинали вертеться в его воспаленном сознании, однако же через некоторое время отвергались, ввиду осознания полной абсурдности.
Наверху раздался короткий глухой удар, будто кто-то свалился с кровати. Нежин отвлекся от своих раздумий и задрал голову. Судя по всему, в комнате над ним проживала парочка заядлых выпивох.
Пару минут спустя до него уже доносилась пьяная перебранка. Глухой размеренный мужской бас то и дело прерывали женские истеричные вопли. Раздался еще удар, потом второй. Женские вопли сменились немыслимым визгом, визгом сумасшедшей. Внезапно голоса смолкли, правда, на весьма короткий промежуток времени. Кто-то застучал по батарее. Тупой металлический звук расползся по стояку. Пьяная ругань возобновилась.
Нежин улыбнулся. До шума сверху ему не было никакого дела. Шум не мешал. Стоит ли тратить драгоценное время, чтобы отвлекаться на такую чепуху? Господи, да хоть перережь они друг друга, его бы это ничуть не взволновало. Там другой мир. Чужой для него. Мир, с которым Нежину не хотелось контактировать, более того — не хотелось иметь что-то общее.
В его мире, пространство которого было удобно ограничено четырьмя стенами, оклеенными старыми бумажные обоями с пляшущими на них — отчего-то коричневыми — одуванчиками, места хватало только для него самого и еще пары человек, например для Людки, ну и, конечно же, для Кости Нечаева.
То, как он повел себя в автомобиле, было ошибкой, позднее анализировал Нежин свои действия. Не смог сдержаться. То, что из него тогда наконец выплеснулось, копилось внутри едва ли не с момента их первой встречи. Стало легче. На какое-то время — на мизерный отрезок времени, пока его рука спешила исследовать дивную анатомию до того момента, когда испуганный юноша упорхнул, напоминая прекраснейшего papilio machaon, сорвавшегося с зонтика борщевика.
Тогда он совершил еще одну недопустимую ошибку — поддался истерике. Неудивительно, что юноша выглядел таким напуганным и предпочел держаться на расстоянии, снаружи, под хлопьями мокрого снега. Трудно было бы поступить иначе.
Papilio machaon вспорхнул и улетел. Навсегда? Нежин полагал, что так. Все не казалось бы таким катастрофичным, не прихвати с собой Нечаев нечто, ранее ему не принадлежащее. Не прихвати он с собой чужого рассудка.
Нежин придвинулся поближе к письменному столу, за которым сидел, откинувшись назад на стуле. По левую руку покоился знакомый темно-зеленый томик. Тисненные на корешке буквы заметно потерлись и потеряли часть своей позолоты.
Он бросил на книгу полный любви взгляд и тяжело вздохнул.
Ее он обязательно перечитает еще раз, третий раз. Пожалуй, начнет этим вечером, а закончит… закончит… Нежин нахмурил брови. Не потребуется более двух дней, чтобы прочесть книгу еще раз от корки до корки. Но сейчас у него есть дело, которое не требует отлагательств, и чем скорее Нежин начнет, тем больше шансов на благоприятный исход.
Прямо перед ним лежал свежий выпуск «Ротонды», который он приобрел пару часов тому назад в газетном киоске неподалеку от своей «берлоги». Нежину казалось, что это слово как нельзя лучше характеризует его нынешнее жилище, кроме того, оно почему-то казалось ему очень забавным. Будто из тех криминальных фильмов, что он так любил смотреть подростком.
Первые полосы не вызывали интереса. В отличие от книг, к газетам Нежин был совершенно равнодушен и никогда их не читал. Нежин открыл газету посередине, небрежно пролистал несколько страниц.
Объявления о сдаче жилья в аренду занимали всю предпоследнюю страницу. Нежин довольно ухмыльнулся и потянулся за карандашом. Глаза сосредоточенно забегали по строчкам.
Вскоре он закончил свое занятие и отложил карандаш в сторону. Словно чье-то ледяное дыхание коснулось запястья: из окна, перед которым он сидел, ужасно дуло.
Валил снег. Самый настоящий снегопад. Нежин выглянул в окно, но не сумел разглядеть ничего, кроме силуэтов зданий через дорогу напротив. В белоснежной пелене тонуло все, даже грохочущие под окнами трамваи можно было опознать разве что по мерцанию буферных фонарей.
По спине пробежали мурашки. Нежин скрестил руки на груди, покрепче стиснув их под мышками, и вжал голову в плечи.
«Холодно! Как же здесь холодно, черт подери! А ведь зима еще впереди. Хорошо бы попросить у коменданта масляную батарею, — пронеслось в голове. — Конечно, придется доплатить, но… как иначе?» Лишние траты не смущали Нежина. Особенно теперь, когда и тратиться-то было не на что. Разве что приходилось платить за комнату в конце каждой недели, а не ежемесячно, как это было принято в большинстве случаев. Пусть не очень удобно, но таковы правила. Нарушать их у Нежина не было желания. Тем более портить отношения с Верой — сварливой старушонкой-комендантшей, у которой он намеревался выпросить обогреватель.
Забавно, но с ворчливыми дамами преклонных лет ему намного проще удавалось достичь взаимопонимания. Проще, чем с кем? Ну, например, проще, чем со своей женой. С ней невозможно достигнуть консенсуса. Чаще всего он уступал и, как оказывалось в итоге, поступал верно. Радоваться такого рода победам могли только женщины, именно так считал Нежин, но никогда не озвучивал своей точки зрения. В семейной жизни он вообще был немногословен. Всегда на вторых ролях. Молчал и многое терпел. Но на это Нежин не жаловался. Тихая заводь брачного союза вполне устраивала его.
Нежин уселся на кровать и накинул на спину старый домашний плед, который удачно прихватил с собой. А ведь когда-то они вдвоем кутались в него вечерами, спасаясь от яростных январских холодов. Пили горячий кофе. До того горячий, что обжигали нёбо. Иногда потягивали коньяк. Сейчас они вряд ли уместились бы под пледом вдвоем — за последние два года Тамара стала шире в полтора раза.
Тонкие стрелки дешевеньких часов, висевших над входной дверью, застыли примерно посередине между тремя и четырьмя часами. Нет, сегодня ему определенно не хотелось вылезать наружу. Холодно. И к тому же снегопад не собирался прекращаться.
Нежин откинулся назад и позволил голове упасть на пуховую подушку, от которой так и несло затхлостью. С этим запахом он уже свыкся и теперь практически перестал замечать его. Так воняло во всей комнате, или, вернее, так воняла вся комната, которая, несомненно, была чем-то вроде живого организма. По крайней мере, в его представлении.
Правая рука нащупала знакомый корешок. Впереди было много часов увлекательного чтения. А это не могло не радовать.

14

Утро следующего дня выдалось морозным и солнечным. Под тяжелыми подошвами башмаков приятно похрустывал снег. Это было похоже на наступление настоящей зимы, да только Нежин прекрасно знал, что снег вскоре растает, превратится в отвратительную серую слякоть и не останется ни намека на недавнюю белизну. Зима обычно сковывала город не раньше середины декабря. Хотя нередко дожди лили почти до конца января, и с приходом заморозков город покрывался бесснежной грязной ледяной коркой, с которой не справлялся даже лом. Обледеневшие стены домов, обледеневший фонтан на Русалочьей площади, обледеневшие тротуары. Скверное зрелище какой-то стеклянной безысходности, покрывшей древний камень. А вместе с ним и людей. Таких никчемных и жалких в своем наивном неведении, в своей слепоте и глухоте ко всему происходящему вокруг, не задумывающихся ни о чем, кроме своих портфелей, полагающих, что те способны вместить все необходимое. Одни лишь озорные мальчишки, казалось, видели то, чего белый манжет никогда не замечал и вряд ли заметит до того момента, когда песочные часы остановятся и потребуют, чтобы их перевернули. Они фыркали и воротили носы, когда детская ладошка что было силы лупила по водосточной трубе, которая мгновением позже с грохотом являла на свет из своего алюминиевого чрева ледяные глыбы. Но курносые носы не придавали значения выражению постных серых лиц, поскольку знали, что владеют куда более ценной информацией. И делиться ею не собирались. Оттого курносые носы всегда жизнерадостно задраны вверх.
Нежин расплатился и вылез из такси. Широкая пятерня, которая находилась теперь по другую сторону стекла, там, где было тепло и не сквозило, дружелюбно помахала ему. Нежин театрально улыбнулся и помахал в ответ. Автомобиль развернулся на перекрестке и покатил прочь.
Фабричный квартал выглядел мрачновато, чему, впрочем, Нежин не удивился. Невысокие кирпичные здания были окутаны сетью металлических конструкций, о предназначении которых приходилось только догадываться. Черные пожарные лестницы, перила, непонятные балки, перекинутые над дорогой с одной крыши на другую. Машин было немного, в основном грузовые или отдельно стоящие фургоны, некоторые из них разгружали широкоплечие мужчины, облаченные в синие спецовки. Встречались и легковушки, все как одна древние и проржавевшие. Вообще из-за красного кирпича здесь все казалось проржавевшим и крошащимся. Даже небо по вечерам. Типичный заводской район. Правда, снега сюда нанесло немного. Сверху снег был присыпан неравномерным слоем рыжеватой пыли, будто корицей.
Нежин поднял воротник пальто, после чего достал из внутреннего кармана небольшой потрепанный блокнотик. Тот самый, где обычно делал пометки.
На последнем листке были небрежно нацарапаны и обведены затупившимся карандашом три адреса. Он выписал их вчера из «Ротонды». Три объявления, предлагающие снять «небольшую уютную студию на последнем этаже». Конечно, может быть, студия, в которой проживал Нечаев, уже сдана. Нельзя исключать такую возможность, ведь с момента их последней встречи прошло более двух недель. С болтливым подвыпившим Потемкиным, который поделился слухами, будто бы Нечаев вот уже пару дней как покинул город, уехав в неизвестном направлении, Нежин случайно столкнулся, кажется, в понедельник, то есть четыре дня тому назад. Это могло бы объяснить, почему телефон, записанный на измятой салфетке, отключен. Да-да! Приятный женский голос в трубке сообщал, что, к сожалению, данный номер больше не обслуживается. Жаль только, что не было возможности узнать, с какого момента. Может быть, эта информация хоть как-то помогла бы.
На Потемкина Нежин натолкнулся, когда тот выходил из продуктового магазина в районе Зала. В авоське, которая волочилась вслед за ним, побрякивали бутылки, наполненные явно не минеральной водой.
«Добрый день, добрый день! Какая встреча, надо же… Я вас сперва даже не узнал. А выглядите вы не очень... Похудели что ли, осунулись…» — начал Потемкин, с трудом ворочая языком.
Несколько дежурных фраз, и он уже был готов заключить Нежина в дружеские объятия:
«Дайте-ка я вас обниму! (Мужицкие ручища раскидываются в стороны.) Нет? (Удивленно.) Ну что же… Хорошо… (Нижняя губа оттопыривается и несколько раз непроизвольно дергается.) Нет, точно говорю — вы похудели (трясет перед лицом Нежина грязным указательным пальцем с обгрызенным ногтем). Следствие недосыпа? Быть может, быть может (качает головой из стороны в сторону)… Не хотите ли составить мне компанию, всего на пару часиков? Здесь как раз есть одно подходящее местечко (заговорщическим тоном)… Нет? Почему? Цены там вполне по карману (опять расстроенно, кажется, что борется со слезами)… Торопитесь? Понимаю! Кстати, вы слышали о Нечаеве? Нет? (Удивленно пучит глаза.) Так послушайте вот что (приободрился, опускает авоську на асфальт, два трясущихся кулачка на уровни груди, глаза слезятся то ли от холода, то ли от волнения, то ли от уже выпитого, увлеченно излагает распирающие его новости)…»

Коморку на последнем этаже рыжего кирпичного здания вряд ли можно было величать студией. Разве что благодаря широкому панорамному окну, из которого открывался не самый живописный вид с коптящими и без того серое небо заводскими трубами. Двенадцатиметровая комнатка скорее сгодилась бы как пристанище для одинокого холостяка, не нуждающегося ни в каких удобствах, кроме кровати да старенькой электрической плитки, на которой мог бы готовить по утрам яичницу.
По заставленному грязной посудой подоконнику, разбросанным по полу журналам и заляпанной жиром электроплитке нетрудно было догадаться, что с того момента, как съехал последний жилец, женская рука так и не коснулась этого места.
Деньги, которые просил владелец — глуховатый старичок с редкими остатками волос, аккуратно зализанными назад с целью замаскировать плешь на затылке, — были смешными. Нежин ответил старику, что обдумает предложение и в любом случае даст знать о своем решении не позднее вторника.
— Да над чем же тут раздумывать, — искренне удивился старик. — сомневаюсь, что вы найдете дешевле! Скорее всего, вас смущает беспорядок, но уверяю, моей жене не потребуется много времени, для того чтобы хорошенько прибраться да надраить полы!
Нежин учтиво улыбнулся в ответ, но настоял на своем и как бы между делом осведомился у старика насчет прежнего жильца:
— Для меня это важно, и думаю, вы прекрасно поймете: вряд ли кому понравится спать на кровати, на которой какой-нибудь извращенец устраивал тайные оргии, или же завтракать за столом, привыкшим к регулярным попойкам. Любое помещение впитывает в себя энергию обитателей, так что если на этой плитке жарил себе свинину некий психопат, после чего выходил на улицу в поисках…
— Да какой психопат! – искренне недоумевая, раскинул в стороны свои трясущиеся руки старичок. — Здесь квартировал обычный клерк! Белорубашечник, знаете ли… Может быть, он изредка и позволял себе рюмку-другую после службы, но не более того! Кроме того, это комната принадлежала моему уже давно покойному отцу, и мы с Мартой чтим его память, — казалось, старичок даже немного оскорбился, — и никогда бы не позволили… никому… — в уголках его глаз заблестели подступившие слезы.
Извинившись за неучтивость, Нежин осторожно потряс невесомую руку старика и вышел.
На Кленовой аллее не росло ни одного клена. Да и на аллею эта невзрачная малолюдная улочка ничем не походила. Она тянулась параллельно Конечной Северной, в паре сотен метров от нее, так что Нежину не потребовалось много времени, чтобы добраться. Дом № 12 по Кленовой аллее на первый взгляд казался заброшенным, однако стоило присмотреться, и в уцелевших окнах можно было заметить движение: мелькали фигуры, напоминающие призраков, время от времени зажигался и гас свет, на одном из балконов женщина в старомодной каракулевой шубе выбивала пыль из ковра.
На серию навязчивых звонков в дверь квартиры под номером 44 никто не откликнулся. Очевидно, хозяева отсутствовали, а может быть, не хотели, чтобы их сейчас беспокоили. Нежин разочарованно вздохнул и посмотрел под ноги. Лестничная площадка была заплевана и усеяна папиросными окурками. Задерживаться здесь более не было никого желания.
Последнее объявление, переписанное Нежиным в блокнот, предлагало «скромную, но чрезвычайно уютную и светлую студию на последнем этаже знаменитого дома Рукавишниковых». Само монументальное здание находилось на одноименной улице, названной в честь братьев Рукавишниковых — Владимира и Сергея, крупнейших золотопромышленников прошлого века. Бывший трехэтажный особняк после смерти обоих братьев был продан сыном Владимира Дмитрием, после чего его первый этаж был перестроен под склад, позднее были надстроены еще два этажа. В настоящее время часть первого этажа все так же оставалась отведенной под склад, которому приходилось соседствовать с небольшой продуктовой лавчонкой и парикмахерской. На втором и третьем этажах находилось порядка дюжины обычных квартир, в которых проживали фабричные служащие. На последнем, пятом этаже, куда поднялся Нежин, царил полумрак, и этаж этот скорее напоминал чердак. Однако же Нежин заметил две черные металлические двери друг напротив друга, рядом с которыми не наблюдалось ни номеров, ни звонков. Вполне возможно, что это были технические или служебные помещения. Нежин постучал в одну из дверей. Площадка наполнилась глухим металлическим гулом.
За дверью послышался шорох, там что-то упало и покатилось по полу. Щелкнул замок. Дверь со скрипом приотворилась ровно настолько, чтобы в нее могла пролезть голова. В зазоре появилось женское лицо, но рассмотреть черты не представлялось возможным — темно было не только на площадке, но и за дверью тоже.
— Вы по объявлению? Насчет студии? — настороженно спросил хриплый женский голос.
— Да, хотелось бы осмотреться на месте.
— Подождите минутку, я сейчас выйду к вам, вот только прогоню этого проклятого кота со стола!
Дверь с грохотом захлопнулась, снова щелкнул замок, послышались удаляющиеся шаги. Нежину показалось, что он слышит, как женщина бранится. Еще раз что-то упало на пол и разбилось. На этом звуки резко оборвались. Так же неожиданно вновь послышались шаркающие шаги, теперь — приближающиеся к двери.
Дверь отворилась, и на лестничную площадку вышла женщина, на вид — лет сорока-сорока пяти. На ней был свободный темно-синий махровый халат, на ногах болтались старые шлепки, которые, как выяснилось, и издавали этот неприятный шаркающий звук, сопровождающий, как правило, шаги стариков. Волосы женщины были закручены на бигуди, в уголке рта дымилась папироса.
— Не самый подходящий наряд для приема гостей, верно? — хохотнула она.
— О! Я не отниму у вас много времени! Мне будет достаточно пары минут! — улыбнулся Нежин в ответ. — Я только присматриваюсь.
— Понимаю, вопрос не срочный. Ну что же… - она глубоко затянулась, несильно закашлялась. Тлеющий окурок приземлился на пол, после чего был раздавлен и растерт бесстрашным шлепанцем.
Женщина подошла к двери напротив, достала из кармана халата связку ключей и, найдя нужный, отперла замок. Для этого потребовался всего один оборот ключа.
— Пожалуйста, смотрите сколько хотите, я никуда не тороплюсь! Кстати, я занимаю точно такую же, разве что окно в противоположную сторону. Мое окно выходит на Бушеме.
— Прекрасно, — не слыша ее, отозвался Нежин.
Небольшая комната с высоким потолком и белеными стенами, на которых были развешаны несколько картин и гобеленов, показалась Нежину уютной. Здесь чувствовалась та самая атмосфера, что необходима любому художнику. В центре одной стены — высокое панорамное окно с двумя форточками. Из окна слегка сквозило. Справа от окна в углу стоял накрытый серой грубой тканью мольберт. Посреди комнаты находился небольшой письменный стол. У стены, противоположной окну, — несколько брошенных друг на друга матрасов в качестве постели.
— Для постоянного проживания это место, конечно, вряд ли сгодится. Вернее, может подойти не для каждого. Сами видите: из удобств здесь только раковина, — она ткнула пальцем в левый угол помещения, — кран, кстати, работает исправно, да и топят всегда как положено.
— А что насчет туалета?
— Туалет отсутствует, как видите. На третьем и втором этажах есть туалеты общего пользования. Кстати, баня неподалеку, — она махнула рукой в неопределенном направлении, — только дорогу перейти.
— Хм, понятно, понятно… — Нежин продолжал осматривать комнату. Он надеялся зацепиться за что-нибудь. За что-нибудь такое, что сможет подсказать ему. Может быть, огрызок карандаша или листы исписанной бумаги. Глупо, конечно…
Повисла пауза. Было слышно, как незнакомка затягивается папиросой, выдыхает дым, шмыгает носом.
— Я живу здесь почти пять лет. За это время удалось кое-как обустроиться. Уж всяко лучше, чем жить с выжившей из ума старухой, верно?
Нежин обернулся.
— Это точно! Вы абсолютно правы! Абсолютно! Вы художница?
Она улыбнулась.
— Почти! Я скульптор. Марго, — она протянула Нежину руку. — Но это не от «Маргариты», нет, совершенно не оттуда.
— А я Нежин. Просто Нежин, — ответил, заглядывая в ее черные, прищуренные от табачного дыма глаза. Только сейчас Нежину удалось хорошо рассмотреть ее лицо. У Марго были широкие скулы, что ее ничуть не портило. Когда она улыбалась, на впалых щеках появлялись очаровательные ямочки. Ее черные, как у цыганки, глаза не переставали смеяться над ним и в то же время пристально смотрели, изучали, оценивали.
— А как ваше имя?
— Нежин, называйте меня так.
— Ну что же, хорошо, пусть будет Нежин, — вздохнула она, как обычно вздыхают родители, идущие на поводу у своего избалованного чада. — Так вы ищете жилье или хотите использовать студию как мастерскую?
— Пожалуй, и то и другое.
— Тогда смотрите сами. Арендная плата у меня небольшая. Насчет неудобств я вас предупредила. Неделю назад отсюда съехал молодой человек, писатель, кажется… Он проживал здесь постоянно, еще умудрялся и друзей приглашать!
— Писатель?
— Не уверена на сто процентов, но, по-моему, да… Все что-то писал, может, книгу, а может быть, он был журналистом и готовил статью. Носился вверх-вниз по лестнице. Один раз даже чуть не упал, когда был навеселе, — она запрокинула голову назад и рассмеялась.
— А долго он здесь квартировал?
— С полгода, может быть, и дольше. Если вас это так интересует, могу свериться со своими записями.
— Нет-нет! В этом нет никакой необходимости!
— Приятный такой юноша. Всегда приветливый и очень вежливый…
— Да уж, сейчас людям больше свойственны скрытность и замкнутость.
— Ну таких тоже можно понять …
Нежин засунул руки в карманы пальто. Ладони вспотели.
— Мне потребуется некоторое время, чтобы принять решение.
— Конечно, я вас прекрасно понимаю…
— Думаю, хватит завтрашнего дня. Марго, сможете денек придержать это местечко для меня?
Черные цыганские глаза широко распахнулись, в них заиграл огонек. Марго выглядела обрадованной:
— Конечно, нет проблем! Только прошу, не затягивайте слишком долго!
— Я вернусь завтра же днем, — твердо заверил ее Нежин.
Они вновь оказались на лестничной площадке, снова сгустился полумрак.
— Вы… вы не хотите зайти ко мне? Опять снег повалил, а у меня чай заварен. Чувствуете? — она артистично потянула носом, подгоняя ладонями несуществующий аромат. — Пахнет превосходно, и на вкус ничуть не хуже!
— К сожалению, тороплюсь, так что вынужден отказаться. Кое-что не терпит отлагательств. Конторские дела…
— Но там же метель! Вас заметет по пути к автобусной остановке!
— Я на машине, — соврал он, — стоит прямо под окнами.
— Ну что же, жаль, очень жаль, — она опустила глаза и стала разглядывать свои старые шлепки, из которых торчали нитки. - Но вы уверены?
— Конечно, — кивнул он в ответ.
— Тогда, может быть, завтра… Я бы могла приготовить что-нибудь к столу…
— Почему бы и нет, — обнадеживающе улыбнулся он Марго, — ведь завтра у меня день рождения! А в этот день можно делать все, что заблагорассудится.
Они попрощались. Загадочный посетитель уже спустился, а Марго так и осталась стоять на лестничной площадке, жадно затягиваясь очередной папиросой, продолжая о чем-то размышлять…