Глава IV. Аллея камней.
Мой брат – сочинитель рифмы,
Любитель плясать и петь,
Услышал легенду Ифры
И сам захотел узреть.
Так жил, поглощен идеей
Покуда пришли холода,
А воздух зимой повеял,
И вот, что стряслось тогда…
Поет себе прибаутки
И мчится с ведром в руке
К колодцу мальчишка Рутку,
Вприпрыжечку, налегке.
Послал его дед Анисим
Набрать ледяной воды.
И Рутку помчался рысью,
Не зная своей беды.
Мороз заковал все реки,
Деревья стоят в снегу,
А Рутку, прищурив веки,
Поет себе на бегу.
Не видит, что под ногами
Тропиночка вся во льду…
И рухнул в колодец камнем,
Кричит: «Ой-ой-ой, упаду!»
Очнулся чрез трое суток,
Что видел во сне? Невдомёк.
Но только, без всяких шуток,
Он вспомнить никак не мог,
Как падал в колодец утром,
И там захлебнулся на дне.
Как бабы тащили шумно
И, как принесли ко мне.
Про то, что шептал сквозь грезы,
Что Ифру он должен спасти,
И, что сквозь снега, морозы,
Ей должен тепло принести.
Что дева живет средь леса
Невиданной красоты…
И, что о любви лишь пьеса
Сведет между них мосты.
А месяц спустя собрался
В дорогу идти мой брат.
Лишь крепко со мной обнялся
За гранью селянских врат.
Шел месяц и две недели
Сквозь горы, леса, луга,
Минуя Дубков метели,
Котлятские берега.
И вот на постой в Гурлаве
Мой брат попросился в дом,
Где знали о страшной славе,
О зале зловещем том,
Где Ифра живет девица,
Что юношам всем несет,
Посмевшим в нее влюбиться,
Камней вековечный лед.
Но Рутку того не слышит,
Его далеко душа.
Он пьесу свою все пишет
По строчке, за шагом шаг.
И вот в феврале, второго,
Закончен заветный текст.
И братец идет без слова
В волшебный дремучий лес.
Идет и стихи читает,
Всем сердцем несет любовь!
Уж зал черты обретает,
Но стынет сосудов кровь…
Тут губы истрескались в камень,
А глаз яркий свет оплыл.
И в вечную вечность парень
Гранитной скалой застыл.
И лишь от него осталось
Начертанных пару строк,
Жаль, Ифра глухой сказалась.
Жестокий и злой наш рок…
Ее наделил проклятьем
Колдун, что отвергнут был,
Ходить в подвенечном платье
Средь серых камней-могил.
И вот уже два столетья
Невеста к себе манит
Поэтов в свое предместье,
Но обращает в гранит…
- Эгей! Говоришь, глухая?!
Так вот в чем беда, мой друг.
Пускай же она читает
Творение Рутку рук.
Быть может, тогда растают
Проклятия колдуна?
И камни вдруг зашагают
Свободные ото сна…
Ну, что же, давай проверим –
Сказал, улыбаясь, Ксеркс. –
И силу стихов измерим
Гранитом людских сердец.
Отсюда лишь двое суток
Дороги в заклятый зал».
И Гунку поднялся круто
И радостно побежал.
«Ты мудрый! – кричит он Ксерксу
–Я верю, ты точно прав!»
– Добыча, снимайся с места.
Идем мы в Зимитцеслав .
II
Холодное небо виснет –
След солнца ушел в закат.
Дорога в болоте киснет,
И камни кругом стоят.
Застыли в ужасных позах,
Мучений отвратен лик:
Вот юноша – свеж, как роза,
Вот сморщившийся старик.
Вот лучник застыл в истоме,
Нахмурив свое чело.
А вот падишах на троне
И слуги вокруг него.
Вот эльф, озаренный светом,
И гном с длинной бородой,
А вот великан – семь метров
Стоит за его спиной.
Здесь целая колесница,
Застыв на дыбах вопит –
Вот-вот упадет возница
И кубарем полетит.
И смотрят все в зал с надеждой
Певцы, кто во что горазд.
Кто в латах, кто без одежды,
Кто тонок, а кто мордаст.
Стоит меж стволов укрытый
Мерцающий белый зал,
И лишь гранитные плиты
Его открывают бал…
Туман овевает ноги,
Трава в серебре небес.
Идут по лесной дороге
Иридия, Гунку, Ксеркс.
Не прячась за тень и ветви,
Идут прямо в Ифры зал.
Ей свиток несут заветный,
Лишь очи себе связав.
Да уши заткнули воском,
Чтоб не был соблазн велик,
Услышав девичий голос,
Узреть распрекрасный лик.
И ветер бушует стужей
Средь жаркого летнего дня,
Он ветви и листья вьюжит,
Плоть путников леденя.
Но Ксеркс, осмелев, шагает,
Наощупь достиг порог,
Девице стихи вручает,
Склонившись до самых ног.
На губы замок навесил
И, словно карась, молчит.
У Ифры же взгляд не весел,
Она на бумагу зрит.
Тут время застыло будто,
И вдруг повернуло вспять,
А бабочка с незабудки
Взмахнула крылом взлетать.
Зависли в прыжке олени,
И пагубный ветер стих,
А Ифра, поджав колени,
Читает заветный стих…
III
…Еще до рожденья Солнца,
Когда еще Космос спал,
Я знал то, что мне придется
Примерить одежду скал.
Тогда лишь душа носилась,
Искала во мне приют,
Но знал я уже о силе,
Что искрой любви зовут.
Я знал, что успею точно,
Хотя бы одним глазком,
Не важно то, днем иль ночью,
Узреть этот снежный ком,
Что, точно, как с гор лавина,
Накроет нас с головой,
И силы любви пучина
Смешает меня с тобой.
Я знал, для того, чтоб волю
Душа твоя обрела,
Я должен был стать скалою
В тот час, когда нас нашла
Волшебная сила сердца,
Плененная колдовством,
И буду я ей истерзан,
В граните застыв живом.
Что каменный образ будет
Наполнен тобой до дна.
И то, что ты волей судеб
Останешься холодна.
Что я так стоять и буду,
Ветрами растерт в песок,
Но взглядом искать повсюду
Я буду твое лицо.
И может быть ты случайно
Взглянешь на меня порой,
Но будет твой взгляд печальный,
И, все же, такой родной.
А может быть в сердце где-то
Родится твоем тоска,
Что вечные серые лета
Ты слушаешь шепот скал.
Коснешься своей ладонью
Холодной моей щеки,
Она отзовется болью
Точеной твоей руки.
И ты разревешься, может,
Прижавшись чело в чело,
А слезы сбегут по коже
Гранитного моего
Лица, что тебя искало,
И целую вечность ждет.
От сна отопрянут скалы –
Заклятье твое спадет.
И глаз воспылают искры,
И снова любовь придет,
А юноша Рутку - Ифру
Любовью своей спасет…
Бежит, трепеща от горя,
И слезы ручьем текут,
Девица в лесном просторе,
И легкие в ребрах жмут.
Хватает губами воздух,
Сознав всю свою вину.
Но, видимо, слишком поздно,
Уже не помочь ему…
"За что же? За что? – кричала –
Могла я тебя сгубить?
Ах, если б я раньше знала,
Что можно вот так любить!"
Касается скал холодных,
Лишь морок от них и страх.
Нет света у несвободных,
Нет света любви в глазах.
И мечется, словно кошка,
Что ищет своих котят,
А статуи только дрожью
Гранитной плиты звенят.
Все горше сбегают слезы,
Сильней все сжимает грудь.
Наверное, слишком поздно,
Его уже не вернуть!
В отчаянье, обессилев,
Девица берет размах,
Бьет статую, но без силы…
И кровь на ее руках.
А боль обжигает руку,
Прижавшись чело в чело,
Стоит, обнимает Рутку,
Но не сознает сего.
И волосы свои треплет,
И в горле застрял комок.
А серый гранит, как пепел,
С его облетает ног...
"А юноша Рутку - Ифру
Любовью своей спасет...» –
Шепнул, выдыхая рифму,
Гранитный покинув гнет...
Округа вся оживилась,
Возница упал в кусты,
А лошади с шагу сбились,
Избавившись от узды.
Вдруг солнце прогнало тучи,
Пролился небесный свет,
Цветы стали вновь пахучи,
Болота и вовсе нет.
...И смотрят в глаза друг другу,
Любовный воспев завет,
Навеки теперь супруги –
Красавица и поэт...
Мой брат – сочинитель рифмы,
Любитель плясать и петь,
Услышал легенду Ифры
И сам захотел узреть.
Так жил, поглощен идеей
Покуда пришли холода,
А воздух зимой повеял,
И вот, что стряслось тогда…
Поет себе прибаутки
И мчится с ведром в руке
К колодцу мальчишка Рутку,
Вприпрыжечку, налегке.
Послал его дед Анисим
Набрать ледяной воды.
И Рутку помчался рысью,
Не зная своей беды.
Мороз заковал все реки,
Деревья стоят в снегу,
А Рутку, прищурив веки,
Поет себе на бегу.
Не видит, что под ногами
Тропиночка вся во льду…
И рухнул в колодец камнем,
Кричит: «Ой-ой-ой, упаду!»
Очнулся чрез трое суток,
Что видел во сне? Невдомёк.
Но только, без всяких шуток,
Он вспомнить никак не мог,
Как падал в колодец утром,
И там захлебнулся на дне.
Как бабы тащили шумно
И, как принесли ко мне.
Про то, что шептал сквозь грезы,
Что Ифру он должен спасти,
И, что сквозь снега, морозы,
Ей должен тепло принести.
Что дева живет средь леса
Невиданной красоты…
И, что о любви лишь пьеса
Сведет между них мосты.
А месяц спустя собрался
В дорогу идти мой брат.
Лишь крепко со мной обнялся
За гранью селянских врат.
Шел месяц и две недели
Сквозь горы, леса, луга,
Минуя Дубков метели,
Котлятские берега.
И вот на постой в Гурлаве
Мой брат попросился в дом,
Где знали о страшной славе,
О зале зловещем том,
Где Ифра живет девица,
Что юношам всем несет,
Посмевшим в нее влюбиться,
Камней вековечный лед.
Но Рутку того не слышит,
Его далеко душа.
Он пьесу свою все пишет
По строчке, за шагом шаг.
И вот в феврале, второго,
Закончен заветный текст.
И братец идет без слова
В волшебный дремучий лес.
Идет и стихи читает,
Всем сердцем несет любовь!
Уж зал черты обретает,
Но стынет сосудов кровь…
Тут губы истрескались в камень,
А глаз яркий свет оплыл.
И в вечную вечность парень
Гранитной скалой застыл.
И лишь от него осталось
Начертанных пару строк,
Жаль, Ифра глухой сказалась.
Жестокий и злой наш рок…
Ее наделил проклятьем
Колдун, что отвергнут был,
Ходить в подвенечном платье
Средь серых камней-могил.
И вот уже два столетья
Невеста к себе манит
Поэтов в свое предместье,
Но обращает в гранит…
- Эгей! Говоришь, глухая?!
Так вот в чем беда, мой друг.
Пускай же она читает
Творение Рутку рук.
Быть может, тогда растают
Проклятия колдуна?
И камни вдруг зашагают
Свободные ото сна…
Ну, что же, давай проверим –
Сказал, улыбаясь, Ксеркс. –
И силу стихов измерим
Гранитом людских сердец.
Отсюда лишь двое суток
Дороги в заклятый зал».
И Гунку поднялся круто
И радостно побежал.
«Ты мудрый! – кричит он Ксерксу
–Я верю, ты точно прав!»
– Добыча, снимайся с места.
Идем мы в Зимитцеслав .
II
Холодное небо виснет –
След солнца ушел в закат.
Дорога в болоте киснет,
И камни кругом стоят.
Застыли в ужасных позах,
Мучений отвратен лик:
Вот юноша – свеж, как роза,
Вот сморщившийся старик.
Вот лучник застыл в истоме,
Нахмурив свое чело.
А вот падишах на троне
И слуги вокруг него.
Вот эльф, озаренный светом,
И гном с длинной бородой,
А вот великан – семь метров
Стоит за его спиной.
Здесь целая колесница,
Застыв на дыбах вопит –
Вот-вот упадет возница
И кубарем полетит.
И смотрят все в зал с надеждой
Певцы, кто во что горазд.
Кто в латах, кто без одежды,
Кто тонок, а кто мордаст.
Стоит меж стволов укрытый
Мерцающий белый зал,
И лишь гранитные плиты
Его открывают бал…
Туман овевает ноги,
Трава в серебре небес.
Идут по лесной дороге
Иридия, Гунку, Ксеркс.
Не прячась за тень и ветви,
Идут прямо в Ифры зал.
Ей свиток несут заветный,
Лишь очи себе связав.
Да уши заткнули воском,
Чтоб не был соблазн велик,
Услышав девичий голос,
Узреть распрекрасный лик.
И ветер бушует стужей
Средь жаркого летнего дня,
Он ветви и листья вьюжит,
Плоть путников леденя.
Но Ксеркс, осмелев, шагает,
Наощупь достиг порог,
Девице стихи вручает,
Склонившись до самых ног.
На губы замок навесил
И, словно карась, молчит.
У Ифры же взгляд не весел,
Она на бумагу зрит.
Тут время застыло будто,
И вдруг повернуло вспять,
А бабочка с незабудки
Взмахнула крылом взлетать.
Зависли в прыжке олени,
И пагубный ветер стих,
А Ифра, поджав колени,
Читает заветный стих…
III
…Еще до рожденья Солнца,
Когда еще Космос спал,
Я знал то, что мне придется
Примерить одежду скал.
Тогда лишь душа носилась,
Искала во мне приют,
Но знал я уже о силе,
Что искрой любви зовут.
Я знал, что успею точно,
Хотя бы одним глазком,
Не важно то, днем иль ночью,
Узреть этот снежный ком,
Что, точно, как с гор лавина,
Накроет нас с головой,
И силы любви пучина
Смешает меня с тобой.
Я знал, для того, чтоб волю
Душа твоя обрела,
Я должен был стать скалою
В тот час, когда нас нашла
Волшебная сила сердца,
Плененная колдовством,
И буду я ей истерзан,
В граните застыв живом.
Что каменный образ будет
Наполнен тобой до дна.
И то, что ты волей судеб
Останешься холодна.
Что я так стоять и буду,
Ветрами растерт в песок,
Но взглядом искать повсюду
Я буду твое лицо.
И может быть ты случайно
Взглянешь на меня порой,
Но будет твой взгляд печальный,
И, все же, такой родной.
А может быть в сердце где-то
Родится твоем тоска,
Что вечные серые лета
Ты слушаешь шепот скал.
Коснешься своей ладонью
Холодной моей щеки,
Она отзовется болью
Точеной твоей руки.
И ты разревешься, может,
Прижавшись чело в чело,
А слезы сбегут по коже
Гранитного моего
Лица, что тебя искало,
И целую вечность ждет.
От сна отопрянут скалы –
Заклятье твое спадет.
И глаз воспылают искры,
И снова любовь придет,
А юноша Рутку - Ифру
Любовью своей спасет…
Бежит, трепеща от горя,
И слезы ручьем текут,
Девица в лесном просторе,
И легкие в ребрах жмут.
Хватает губами воздух,
Сознав всю свою вину.
Но, видимо, слишком поздно,
Уже не помочь ему…
"За что же? За что? – кричала –
Могла я тебя сгубить?
Ах, если б я раньше знала,
Что можно вот так любить!"
Касается скал холодных,
Лишь морок от них и страх.
Нет света у несвободных,
Нет света любви в глазах.
И мечется, словно кошка,
Что ищет своих котят,
А статуи только дрожью
Гранитной плиты звенят.
Все горше сбегают слезы,
Сильней все сжимает грудь.
Наверное, слишком поздно,
Его уже не вернуть!
В отчаянье, обессилев,
Девица берет размах,
Бьет статую, но без силы…
И кровь на ее руках.
А боль обжигает руку,
Прижавшись чело в чело,
Стоит, обнимает Рутку,
Но не сознает сего.
И волосы свои треплет,
И в горле застрял комок.
А серый гранит, как пепел,
С его облетает ног...
"А юноша Рутку - Ифру
Любовью своей спасет...» –
Шепнул, выдыхая рифму,
Гранитный покинув гнет...
Округа вся оживилась,
Возница упал в кусты,
А лошади с шагу сбились,
Избавившись от узды.
Вдруг солнце прогнало тучи,
Пролился небесный свет,
Цветы стали вновь пахучи,
Болота и вовсе нет.
...И смотрят в глаза друг другу,
Любовный воспев завет,
Навеки теперь супруги –
Красавица и поэт...
