***

Рем.

"Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью. Похоть же, зачавши, рождает грех, а содеянный грех рождает смерть". - Послание Якова, гл. 1.

- Мистер Брендс! – Рем бежал за стариком. – Билли Брендс!

- Я могу вам помочь, молодой человек?

- Мне сказали, вы искали меня. – Рем остановился переводя дух.

- Я искал не вас, а того, кто может дать совет и, может быть, помочь.

- И насколько глубока ваша печаль?

- Боюсь, вы слишком молоды для своего сана, – Брендс улыбнулся.

- Я просто быстро учусь, мистер Брендс.

- И что же вы изучаете?

- Все.

- Все?! Не слишком-то по-христиански, юный святой отец.

- Апостол говорит: "Да исследует человек самого себя и затем лишь вкусит от того хлеба".

- Иногда даже апостолы говорят истину.

- И люди.

- Но реже.

Они выбрали тихий бар. Заказали выпить.

- Верите ли вы в Ад, юный святой отец?

- Если есть Рай, значит, есть и Ад.

- Я не спрашиваю о догмах. Я спрашиваю лично вас.

- Я должен верить, мистер Брендс.

- Но не верите…

- Вильгельм сказал: «Я видел одну женщину, которая была убеждена, что черт познает ее изнутри, и сказал, что подобное чувство невероятно». Понимаете, мистер Брендс? Верить можно лишь тому, что видел, в чем убедился на своем опыте.

- Раньше за это жгли на костре, молодой человек.

- И пытали раскаленным железом. – Рем выловил из своего стакана оливку. – Я изучал экзорцизм, изучал изгнание бесов, перечитал откровения всех святых и апостолов… И знаете, что я понял? Тайны лгут. Они нужны лишь для того, чтобы оправдать бессилие и беспомощность.

- Так вы ищете тайны, молодой человек?

- Я разгадал их все.

- Тайны прошлого.

- Без прошлого нет будущего, мистер Брендс.

- Но живем-то мы в настоящем. И тайны… Они вокруг нас. Внутри нас. Тени. Мысли. Нужно лишь уметь искать.

Они переглянулись и заказали еще выпить.

***

Комната. Дальняя комната в доме Пита Самерсхеда…

И разверзлась Геенна огненная. И увидел Рем, как демоны в облике младенцев насилуют плачущих матерей. И услышал он крики праведников, горящих на кострах. И застлал пепел от их тел небо. И пролилась кровь Христова. И впились грешники зубами в его плоть. И не могли насытиться. И побежал Рем. Побежал прочь от этого безумия. И видел он Соломона, совершающего жертвоприношения перед богами своей любимой жены. И видел он утопленных в реке ведьм, сохранивших в себе веру в Господа и потому прощенных. И слышал он великие предсказания. И слышал голоса инквизиторов цитирующих «Multorum querela». И видел, как умирают целые стада. И бежал по их разлагающейся плоти. И чувствовал, как смрад проникает в его тело. И зарождаются болезни. И вымирают целые города. И Ад приходит на землю. Настоящий Ад. И сорваны печати. И стучат копыта всадников, спешащих за его душой. И закричал Рем. Упал на колени и начал молиться. И расступились чары. И увидел он райские гущи. Бескрайние сады и женщин, зовущих его. И солнце согрело его дрожащую плоть. И душа расцвела в чудесных объятьях. И отдался он этим ласкам. И растаял в сладостных поцелуях. И не пожелал возвращаться. Никогда не возвращаться…

- Очнись, святоша.

Женщина. Слуга дьявола в доме Пита Самерсхеда. Она стояла над ним, а он – служитель бога, валялся у нее в ногах.

- Что это было? – прошептал Рем, пытаясь подняться.

- Ты кончил. Всего лишь кончил.

Рем смотрел на картины. Его лицо. Он был уверен, что оно где-то там. Скрыто грудой мазков и красок. И он проклят. Проклят, отныне и присно, и во веки веков… Черт бы его побрал!

Он собрал свои вещи и покинул комнату.

- Выпей, – Брендс протянул ему стакан. Скотч протрезвил рассудок. Помог собраться.

- У меня нет слов, – прошептал Рем. Никогда прежде он не чувствовал в себе столько веры. Никогда прежде он не был так счастлив. – Я хочу испытать это снова, мистер Брендс. Вы говорили, что есть дом.

- Боюсь, тебе еще рано приходить туда.

- Я подготовлюсь.

- Не торопись.

- Ради этого я готов ждать всю свою жизнь, мистер Брендс. Всю свою жизнь…

***

Себила. Она вошла в жизнь Джейкоба, когда ему исполнилось двадцать пять. Молодая, сочная, страстная и безумно красивая. Они отдавались друг другу везде, где была возможность: в лифте, на лестнице, в офисе… Минутные вспышки страсти и новое томительное ожидание. Месяц, второй, третий… Это не было любовью. Нет. Всего лишь страсть, которая намного сильнее любви.

- У нас будет ребенок, Джейкоб, – она сказала это до того, как он снова сорвал с нее одежду. До того, как овладел ее телом. Холодный душ, и страсть шипит, шипит, шипит…

- Кто ты? – он отступил назад. Трезвые мысли. Здравый рассудок.

- Кто я? - Нет. Она не боялась его. – Думаю, ты не захочешь этого знать. – Детство. Странные истории. Очень странные… Дом. Картины… Джейкоб вырос вдали от всего этого. – Я выбрала тебя еще до твоего рождения, мой мальчик. – Себила. Почему его бабка в бреду всегда шептала это имя? Почему он не думал об этом прежде? – Ты всего лишь игрушка, Джейкоб. Инструмент, – улыбка Себилы была чудовищной в своей идеальности.

- Чего ты хочешь?

- Того же, что и все.

- Ты не все.

- Я просто люблю детей, Джейкоб. Своих детей.

- Кто ты, черт возьми?! – он схватил ее за плечи. Встряхнул. Еще раз и еще… Мир вздрогнул. Изменился. Стал другим. Чужим. Враждебным.

- Мой маленький Самаэль, – ворковала женщина. – Мой первый муж. Отец моих детей…

Джейкоб чувствовал, как время поворачивает вспять, как проносит его сквозь столетия дикий, безудержный ветер. Он срывает с его костей плоть, дарует новую и снова срывает. Сотни перерождений. Тысячи лиц перед глазами. И боль. Океаны боли. Древняя линия крови, которая ведет его к истокам. Древние города. Древние люди. Древний род. Самаэль! Джейкоб пошатнулся, привыкая к новому телу. Десятки наложниц окружили его. Смуглые, черные, белые, как далекие звезды. Но лишь одна была мила сердцу. Она танцевала перед ним, извиваясь, словно змея. Дикая, необузданная. Ее невозможно завоевать. Невозможно подчинить. Она как сердце влюбленного, которое покоряется лишь однажды. И Джейкоб чувствует, как дрожит Самаэль. Как предвкушает тот миг, когда губы коснутся этого тела, когда он сможет овладеть им. Богиня! Они лежат в постели, и мир вокруг сходит с ума. И оживают тени. И извиваясь, ползут к влюбленным. И отдаются им наложницы. И отдают им своих детей, дабы могли они утолить их кровью свою жаждущую страсть. И Ад открывает свои врата…

***

Джейкоб очнулся на полу. Мокрый. Бледный. Дэнни Маккейн. Он возвышался над ним, наблюдая за его пробуждением.

- Я видел Ад, – прошептал Джейкоб.

- Ты видел то, что ты видел. – Старик бросил на пол окурок, затушил ногой. – Поднимайся. Не гоже моему внуку валяться в ногах. Даже в моих.

Он отвел его в дальнюю часть офиса, туда, где шум вечеринки был почти не слышен, а тени господствовали в объятиях мрака, потешаясь над трусливо отступившим светом. Дверь. Темная, лишенная красок. Такая же, как десятки других дверей. Офис. Ночь за окном. Стол. Пара стульев. Женщина и мужчина. Стоны, тяжелое дыхание.

- Будь осторожен, Лаялс, – говорит женщина, Себила. – Теперь внутри меня есть еще одна жизнь. Еще одна. Еще…

- Черт! – Джейкоб закрыл дверь. Замок щелкнул неестественно громко. – Черт!

- Не бойся, – старик достал сигарету. Прикурил. Его морщинистое лицо на мгновение восстало из мрака и снова погрузилось в темноту. – Думаю, она и так знает, что мы здесь. Думаю, она хотела, чтобы мы были здесь. Чтобы видели…

- Чертова сука.

- Хуже, Джейкоб. Намного хуже. – И уже после. В кабинете Старика. После долгой истории семьи Маккейнов. После долгой истории дома семьи Леон. – Мы должны остановить это, Джейкоб. – Молчание. – Мы должны остановить ее, внук.

- Она сказала, что ждет от меня ребенка.

- Она заберет у тебя твою жизнь, Джейкоб. Твою власть, твое будущее.

- Не знаю смогу ли я…

- Ты должен, Джейкоб.

- Дядя Билли знает об этом?

- Дядя Билли нашел человека, который поможет тебе.

- А Лаялс? Как быть с ним?

- Он такая же пешка, как и мы.

- Я хочу, чтобы он умер.

- Ты должен простить его.

- Нет.

- Он нужен нам, Джейкоб.

- Он против нас.

- Думаю, я смогу это исправить.

- А если нет?

- Тогда ты его убьешь.

- Я убью его в любом случае.

- Именно этого она от тебя и ждет. Твой крах. Твою потерю контроля над собой. Разве ты не видишь? Она играет с тобой. Она играет со всеми нами.

- Тогда я убью ее.

- Но только не своими руками, Джейкоб.

- Мне придется ждать?

- Да.

- Хорошо. Я буду ждать.

***

Роды. Рем подготовился к ним со всей тщательностью опытного экзорциста. Он осмотрел дом, куда должны были привезти Себилу. Заглянул в каждый уголок, исследовал каждую щелочку. Даже бригаду рабочих, которая должна была построить этот дом, он набирал сам, беседуя с каждым из них и неустанно наблюдая за процессом строительства. Из мебели он ограничился лишь небольшой кроватью и парой стульев. Все пороги в доме были залиты бетоном, превратившись в монолиты. Не осталось ничего подозрительного. Ничего, о чем Рем бы не знал. Исповедь. За день до положенного срока, Рем покаялся во всех своих грехах, а перед тем как лечь спать, принял большую дозу снотворного, дабы не оскверниться во сне…

Утро. Рем, Лаялс, Билли Брендс, Дэнни и Джейкоб Маккейн. Дом художника. Натертый до блеска пол скрипит под ногами. Комната Себилы Леон. Женщина. Никогда прежде она не была так слаба.

- Что вам нужно? – она лежала в кровати, укрывшись одеялом. – Я спрашиваю, что вам нужно?! – она закричала, когда Лаялс, сбросил одеяло на пол. Большой, надувшийся живот пульсировал, словно внутри кипели тысячи адских котлов в ожидании грешников. Лаялс отпрянул назад. Испуганно уставился на Рема. Молчание.

- Берем ее! – скомандовал Дэнни. Он первым подошел к кровати. Взялся за край простыни, на которой лежала Себила. Вторым был Брендс. За ним – все остальные. Себила извивалась, кричала. Ее проклятия тонули в бесконечных коридорах и необъемных залах дома.

- Какого черта?  - Дряхлая. Немощная. Ивона попыталась преградить им путь. – Что вы делаете? – кричала она, пытаясь догнать их. – Что вы делаете? – Старые ноги подогнулись, и она упала. Слезы. Желтые ногти ломаются, в бессилии царапая пол. Колени кровоточат, оставляя позади себя алый шлейф.

- Господи! – прошептал Лаялс, увидев, как Ивона на четвереньках выползает из дома. Ее глаза горели безумием. Ее крики напоминали собачий лай.

- Жми на газ! – Брендс сдавил его плечо. – Жми же, черт бы тебя побрал!

***

Рем окропил Себилу святой водой. Положил вокруг ее шеи епитрахиль.

- Идиоты! – шипела Себила. – Какие же вы идиоты! – боль и ненависть искажали ее покрытое потом лицо. Горели свечи. Пахло воском и ладаном.

- Я экзорцирую тебя, Себила, – начал Рем. – Больную, но возрожденную чрез святой источник крещения именем Бога, искупившего тебя своей драгоценной кровью, чтобы ты стала экзорцированным человеком.

 Лаялс закрыл глаза. Безумие. Все это одно большое безумие. Безумие! Безумие! Безумие!

- Да удалится от тебя всякое зло дьявольского обмана и всякий нечистый дух, заклинаемый тем, который придет судить живых и мертвых. Аминь.

- Аминь.

- Аминь.

- Аминь.

Ветер задул свечи. Все до единой. Тени. Они поползли к постели роженицы. Обняли ее.

- Бог милосердия, допускающий по милости щедрот своих претерпеть порчу тем, кого ты любишь, кого ты в любви принимаешь, для исправления наказуешь; тебя призываем мы…

Комната менялась. Становилась другой. Она уносила собравшихся в ней людей в другой мир. В другую реальность. Туда, где солнце было алым от крови, и высушенный жарой красный песок уходил за горизонт своими бесчисленными барханами.

- Смилуйся, Господи, над нашими воздыханиями; смилуйся, над слезами этого больного, полного веры в твое милосердие. Допусти его к таинству примирения с тобой чрез Христа, нашего Господа. Аминь.

- Аминь.

- Аминь.

- Аминь.

Они шли вперед. Шли по этой бесконечной пустыне смерти и безмолвия, и черный ворон кружил над ними.

- Проклятый Дьявол, признай свой приговор, воздай честь Богу правому и живому, воздай честь Господу Иисусу Христу и отойди от этой рабы Божьей со своими кознями, от слуги Бога, искупленного Господом нашим Иисусом Христом, его драгоценной кровью…

Молитвы. Никто не помнил уже о Себиле. Были только они и их собственные судьбы. Их жизни. Их грехи. Они ждали их на кроваво-красной горе старыми, высушенными на солнце крестами. И голос. Голос Рема, читающий страсти Господни, звучал, как приговор. И ворон летал в небе. И гвозди стучали, готовые пронзить их плоть, расщепив дерево…

***

Никто не знал, сколько прошло времени. Может быть час. Может быть пара дней. Они очнулись в темной комнате, пропахшей потом и испражнениями. Себилы не было. Лишь только ребенок. Мальчик. Он лежал на кровати, разглядывая столпившихся над ним мужчин. Джейкоб взял его на руки.

- Что ты делаешь? – попытался остановить его Дэнни.

- Это мой сын, дед.

- Рем?

- Я не знаю, мистер Маккейн. По-моему, это всего лишь ребенок.

Они вышли на улицу. День был жарким. Яркое солнце слепило глаза.

- Вот тебе еще одна история, Билли, – сказал Маккейн старому другу.

- Надеюсь, последняя, – Брендс прищурился, вглядываясь в синее небо. – Надеюсь, последняя…