***

Доктор Бэкслэнд позвонила Кингу утром. Детектив слушал ее молча, словно судью, который зачитывает приговор.

- Хорошо. Я приеду, как только смогу, – он положил трубку. Закурил. Вест принес два стакана кофе.

- Снова бессонная ночь?

- Хуже. – Он выпил кофе. Докурил сигарету. – Не возражаешь, если я отлучусь ненадолго?

- Нет.

- Спасибо, Джек, – он  уже почти вышел. Почти закрыл за собой дверь.

- Я знаю, Клайд.

Пауза.

- Что ты знаешь, Джек?

- Знаю, куда ты едешь. Знаю, почему.

- Вот как?

- Это не грех, Клайд. Она всего лишь твоя сестра.

- Замолчи! Замолчи, пока об этом не узнал весь отдел. - Плечи его опустились. – Хотя какая теперь разница…

Они приехали в клинику Бернарда Сноу вдвоем. Дождь барабанил в окна палаты Кэтрин Розенталь. Лужица темной, почти черной крови засыхала на полу. Коронеры толкались, пытаясь вынести на носилках тучное тело санитара из палаты. Доктор Бэкслэнд, утратив свою прежнюю сдержанность, жужжала возле собравшихся назойливой мухой, готовая обвинить в случившемся первого встречного, лишь бы он не имел отношения к вверенному ей отделу.

- Шариковая ручка, детектив. Представляете?! Она воткнула ее санитару прямо в глаз! – Вест игнорировал ее. – Вот видите! – не унималась доктор Бэкслэнд, показывая на простынь и засохшие на ней капли крови. – Это случилось здесь. Да. Здесь. А потом, – ее указательный палец вытянулся в сторону лужицы крови на полу. – Потом он упал вот сюда. Видите? Ах, мистер Кинг. А вы еще спрашивали у меня, можно ли отпускать эту женщину! Да она больная. Господи! Больная на всю голову.

- Она была буйной… – Вест прочитал имя на халате доктора. – Доктор Бэкслэнд?

- Господи! Ну, конечно, она была буйной. Иначе, зачем думаете, здесь эти ремни?! Мы привязывали ее к кровати каждую ночь, а иногда день…

- И в эту ночь, конечно, все было, как и раньше?

- Ну, да… – доктор Бэкслэнд замялась. – Наверно. Я не знаю…

- А, это? – Вест указал на грязно-желтое пятно в центре кровати. – Как вы думаете, что это?

- Моча?

- По-моему, это сперма.

Тюбик смазки, потревоженный топотом ног, выкатился из-под кровати. Плейбойевский заяц на этикетке озорно подмигивал собравшимся.

- Применять при анальном сексе, – прочитал Вест, осторожно убирая тюбик в пакет для улик. – Думаю, это принадлежало убитому санитару

- Черт, – доктор Бэкслэнд всплеснула руками и замолкла.

***

Винсент. Часы на приборной панели «Мустанга» показывали четверть пятого. Дворники монотонно смахивали с лобового стекла редкие дождевые капли. Уличные фонари все еще горели, освещая черное дорожное полотно, по которому, извиваясь, словно змеи, бежали блестящие на свету ручьи. Девушка. Она шла по тротуару. Босые ноги шлепали по лужам. Больничный халат, вымокший до нитки, облеплял худое тело. Золотые волосы спадали на плечи слипшимися прядями. И взгляд. Такой потерянный. Такой безнадежный. Винсент свернул к обочине. Остановился. Вышел из машины.

- Подвезти? – спросил он девушку. Она не ответила. Он представился.

- Кэтрин.

- Что?

- Мое имя – Кэтрин.

Они сели в машину.

- Куда поедем, Кэтрин?

- Я не знаю. – Она смотрела прямо перед собой. Ее дыхание было ровным. Большие твердые соски натягивали мокрую ткань халата. Узкие губы плотно сжаты. Высокие скулы. Голубые глаза…

- Я живу один, Кэтрин, – осторожно предложил Винсент. Она вздрогнула, повернулась, посмотрела на него.

- Мне нужен Томас.

- Томас? – Винсент разочарованно вздохнул. – Кто такой Томас?

- Мой сын. – Кэтрин снова смотрела перед собой. – Вы можете отвезти меня к нему?

- Конечно. – Винсенту совсем стало грустно. – Вы знаете адрес?

- Детский дом имени Джерома Хопкинса.

- Вот оно как… – Винсент посмотрел на часы. На странную женщину. – Вы собираетесь пойти туда в таком виде?

- Да.

- Не думаю, что это хорошая идея, Кэтрин. Не знаю, что с вами случилось, но выглядите вы, мягко сказать, не очень. Да и время сейчас не самое подходящее для визитов. Понимаете, о чем я?

- Нет.

- Назовите мне ваш адрес, и я отвезу вас домой, а утром… Утром вы сами решите, что вам делать.

- Детский дом имени Джерома Хопкинса, – повторила Кэтрин.

- Я же говорю вам…

- Детский дом имени Джерома Хопкинса.

- Черт! Вы что, ненормальная? - Молчание. – Вот что, давайте я отвезу вас к себе, вы переночуете на диване, а утром мы подберем вам какую-нибудь одежду и решим, что делать дальше. – И снова молчание.

***

Щелкнули замки. От кирпичной стены за спиной повеяло холодом. Решетки по бокам. Решетки впереди. Кларк сел на кровать. Тишина. Лишь только лампы гудят, словно пчелиный рой. И больше ничего. Никаких чувств. Никаких мыслей. Его плоть мертва. Его душа мертва. Есть лишь инстинкты. Чистые. Непорочные. Сердце гоняет по венам кровь. Легкие перекачивают воздух. Кишечник высасывает из переработанной желудком пищи полезные вещества. И все. И больше ничего. Совсем ничего…

Дежурный спустился в подвал. Достал из холодильника изуродованное тело Анты. Он сильный. Он заставит себя смотреть на нее. Заставит себя не бояться… Черная кожа залита кровью. Глазницы пусты. Рот открыт и из черной пасти на дежурного смотрит обрубок языка. Сердце вырезано, вырвано из тела, так же, как и другие внутренности. Мышцы разрезаны. Белые кости блестят в дрожащем свете.

- Я не боюсь. Нет, – дежурный закрыл глаза. Джесс. Джесс Паленберг. Он все еще видел ее. Живой. Восставшей из могилы. И эта женщина… Шлюха… Разрезанная. Разорванная на части. Она совсем не похожа на Джесс. Джесс задушили… Дежурный открыл глаза. Анта. Ее шея. Руки убийцы оставили на ней свой след. Яркий. Четкий. Цвета спелых слив. Они забрали у нее жизнь, а после лишили тела. Уничтожили, превратив в груду ненужного мяса и костей…

Дежурный закрыл холодильник. Поднялся наверх. Мир. Что стало с ним в руках безумия? Хаос. Он правит порядком. Подсылает ночами в квартиры людей страхи, заставляя их трепетать в своих кроватях.

- Я не боюсь, – дежурный стиснул зубы. – Не боюсь!

Автомат загудел и выплюнул холодный кофе. Вот они, страхи – мираж в пустыне хаоса и смерти. Галлюцинация перед лицом неизбежности. Попытка выжить в бурлящем море крови. Твоей собственной крови. И смех. Смех и презрение. Они смеются над тобой – все те, кому ты признался в своих слабостях и страхах. И это эхо. Оно звенит. Звенит внутри тебя чувством собственной неполноценности. И враг твой, самый страшный враг – это ты сам. Он выжигает тебя изнутри твоими собственными страхами, твоей нерешительностью, твоей слабостью…

Дежурный поднялся на ноги. Взял связку ключей. Кларк. Убийца. Он смотрел на него сквозь стальные прутья решетки.

- Я не боюсь тебя, – сказал дежурный. Кларк ничего не чувствовал, лишь слышал голос. Далекий, шепчущий о чем-то важном. О жизни, смерти… Мышцы вздрагивают. Кларк встает. Подходит к прутьям. Запах пота, страха. Инстинкты. Логика. А между ними лишь решетка. Здесь жизнь. Там смерть. Здесь страх. А там лишь пустота. И смысла нет доказывать что-либо. Себе, друзьям, родным. – Смотри в глаза мне! – Кларк подходит ближе. Дыханье. Пустота. Пустыня. Он – песок. Кричит дежурный. Кларк сжимает его горло, вгрызаясь в плоть… Кровь. Тишина… Окончен спор. Спор хищника и жертвы. Спор инстинктов. Безумец слеп в безумии…

Голгофа. Крест. Покой.

***

Вода в ванной была горячей, но Кэтрин не чувствовала ее тепла. Винсент принес ей халат и полотенце, на мгновение задержал взгляд на ее груди, видневшейся под слоем пены, и вышел. Перекрыв холодную воду, Кэтрин смотрела, как кипяток наполняет ванну. Клубящийся пар заполнил комнату. Зеркала запотели. Тело начало покрываться красными пятнами. Томас! Кэтрин выбралась из ванной. Никакой боли. Никаких чувств. Она надела халат. Винсент встретил ее стаканом скотча и улыбкой.

- Выпей. Тебе надо согреться, – сказал он.

Она взяла из его рук стакан. Скотч обжег потрескавшиеся губы. Томас! Она распахнула халат. Легла на кровать.

- Послушай, если ты не хочешь…

Она раздвинула ноги. Скотч вылился на кровать. Пустой стакан скатился по одеялу и упал на пол.

- Ладно. – Винсент разделся и лег рядом.

Томас! Губы коснулись ее лица. Влажный язык облизал губы. Винсент взгромоздился на нее, придавив к кровати. Ничего. Никаких чувств. Лишь только комната вздрагивает толчками. Томас! Винсент ворочает ее. Швыряет по кровати, как куклу. Затем вздрагивает. Корчится. Затихает…

Пустота. Пустота перед глазами. Пустота внутри тела. Томас! Мальчик улыбается ей. Ждет ее. Никто больше не разлучит их. Никто больше не посмеет забрать его у матери. Винсент засыпает и начинает тихо похрапывать. Кэтрин встает с кровати. Включает свет. Одежда Винсента велика ей, но она не думает об этом. Ключи от «мустанга». Она роется в карманах его куртки…

- Кэтрин?

Она прижимается спиной к стене. Томас! Винсент берет ее за руку. Она вырывается. Падает. Встает и бежит.

- Кэтрин!

Вода в раковине капает слишком громко. Винсент смотрит на Кэтрин. Приближается к ней.

- Я всего лишь хочу помочь.

Нож. Она находит его в раковине за своей спиной. Лезвие режет онемевшие пальцы. Кровь течет на грязные тарелки.

- Кэтрин, – Винсент протягивает к ней руку. Она не двигается. Томас! Винсент касается ее щеки. – Это всего лишь я, – он улыбается. Обнимает ее. Целует в губы.

- Я порезалась, – говорит она.

- У меня есть бинт. – Он ведет ее в ванную. Смотрит порезы. – Больно? – спрашивает он, посыпая раны антисептиком.

- Я ничего не чувствую, – говорит она.

- Такого не бывает, – улыбается он.

- Совсем ничего.

***

Кинг и Вест приехали в детский дом имени Джерома Хопкинса за час до Винсента и Кэтрин. Томас был грустным и молчаливым, словно чувствовал - что-то не так.

- Смотри, – Кинг распаковал игрушечный «Кольт», купленный по дороге. – Это модель 1911А1, вариант «дефендер». Укороченные ствол и рукоятка. Шесть патронов калибра 0,45. У меня и у моего друга дяди Джека такие же. Держи, – он протянул игрушку Томасу. – Дядя Джек расскажет тебе, как он работает.

- Клайд?

- Все нормально, Джек. Ты пока посиди с ним, а я пройдусь. Посмотрю, что к чему.

Они встретились с Кэтрин в холле. Компания молодых девушек из обслуживающего персонала болтала возле большого окна. Морщинистая женщина за стойкой регистратуры читала книжку. Двери входа были открыты, и за ними седовласый врач в бледно-голубом халате расхаживал взад-вперед, разговаривая с кем-то по телефону. Откуда-то издалека доносился детский смех и эхом тонул в высоких сводах. Кэтрин остановилась.

- Не надо, – попросил ее Кинг. – Не убегай.

- Томас.

- Я знаю.

- Я должна увидеть его.

- Почему?

- Потому что… – она замолчала. Никаких чувств. Никаких эмоций.

- Тебе нужно вернуться в больницу, Кэтрин.

- Нет.

- Я знаю, что там случилось. – Кинг подошел ближе. Кэтрин попятилась.

- Почему вы мучаете меня?

- Все хорошо, Кэтрин.

- Почему вы мучаете меня?! – закричала она. Девушки у окна замолчали. Морщинистая женщина оторвалась от книги.

- Я просто хочу помочь.

- Нет!

- Тебе нужна помощь, Кэтрин.

- Я сказала - нет!

Седовласый врач, прервав телефонный разговор, поинтересовался, что происходит. В голубых глазах Кэтрин не было страха. Не было эмоций. Лишь только холодная стеклянная безразличность.

- Я не боюсь боли, – тихо сказала она. – Не боюсь унижений. Я ничего не чувствую. Совсем ничего. – Она нащупала в кармане нож. Пальцы сжали холодное лезвие. Кровь из порезов пропитала светлую ткань куртки.

- Кэтрин, – Кинг заставил себя не смотреть на эти пятна. – Кэтрин, пойдем. Я отведу тебя к Томасу.

- К моему сыну?

- Да, Кэтрин. К твоему сыну.

***

Дверь была закрыта, но сквозь толстое стекло Кэтрин видела, как улыбается Томас. Он не был похож ни на нее, ни на своего отца. Просто мальчик. Просто ребенок, у которого еще все впереди. Он может мечтать. Может надеяться.

- Когда я вырасту, то стану как ты и дядя Клайд, – сказал он, забираясь на колени к Весту. – Я приду к вам, и вы научите меня всему, что знаете.

- Ну, если только дядя Клайд, – Вест улыбнулся. – Я к тому времени уже выйду на пенсию, куплю домик где-нибудь в тихом месте и буду ловить форель.

- А кто же будет ловить негодяев?

- Всегда кто-то приходит на смену.

- Я приду, – лицо Томаса стало серьезным. – А до тех пор, дядя Джек, ты никуда не уйдешь. Обещаешь?

Кэтрин отвернулась от двери, посмотрела на брата.

- Он стал совсем взрослым, Клайд.

- Нет, Кэтрин. Он все еще ребенок. Просто ребенок…

***

Они привезли Кэтрин в семнадцатый участок в начале одиннадцатого. Пресса щелкала фотоаппаратами. Комиссар успокаивал беременную женщину. Офицеры столпились вокруг санитаров, помогая им вынести носилки. Порывистый ветер то и дело сдувал с безжизненного тела белую простыню, обнажая изуродованное тело дежурного. Кинг обнял Кэтрин за плечи, продираясь сквозь толпу.

- Какого черта?! – попытался остановить их седеющий лейтенант.

- Мне нужно отвести ее в камеру! – проорал Кинг. Вест тронул его за плечо.

- Иди. Я поговорю с ним.

Двери были не заперты. Пятна крови засыхали на кафельном полу. Кларк. Он стоял за решеткой, и кровь, казалось, покрывает все его тело.

- Что за… – Кинг взял Кэтрин за руку. – Стой здесь. Я сейчас приду.

Он вышел, прикрыв за собой дверь.

***

- Я убил их, – сказал Кларк. – Убил их всех. – Кэтрин смотрела на него, на засыхавшую на нем кровь. – Бойся меня, – велел ей Кларк. – Бойся, потому что я могу забрать у тебя все, что есть. Любовь, жизнь, душу. Я оставлю лишь страхи, боль, ужас. Слышишь? Даже демоны боятся. Ты почувствуешь это. Почувствуешь, когда я приду за тобой.

- Я ничего не чувствую, – тихо сказала Кэтрин.

- Ложь!

- Совсем ничего… – Она достала из кармана кухонный нож Винсента.

- Это не спасет тебя, – заверил ее Кларк. – Не облегчит твои страдания.

- Никакой боли. – Кэтрин смотрела на порезанную руку. – Никаких чувств.

- Ты будешь страдать, сука! Будешь корчиться и молить о пощаде. Только кровь может искупить наши грехи. Только боль и страх смерти отбросит мелочи, приблизив к сути!

- Возьми, – она протянула нож Кларку. Он вывернул ей руку, воткнул острие в ладонь.

- Кричи! – Сталь разорвала плоть. Вышла с другой стороны ладони. – Умоляй! Бойся меня! – Кровь капала на пол. Густая. Теплая. – Страдай! – Зубы Кларка скрипели. – Страдай же! – он смотрел Кэтрин в глаза. В эти голубые глаза. Холодные. Безучастные. – Я разорву тебя. Растопчу твои почки ногами. Вырву кишечник и заставлю сожрать собственное дерьмо, – шипел Кларк, но глаза Кэтрин говорили ему, что все это не имеет смысла. Вся его сила, весь его праведный гнев не смогут сломать это гнетущее безразличие. Он зарычал. Вырвал нож из ее ладони и воткнул в ладонь собственную. Боль. Далекая, тупая боль пронзила тело мелкими иглами.

- Совсем ничего, – Кэтрин смотрела на свою изуродованную руку. Кларк провернул нож в своей ладони. Снова боль. Боль и ярость.

- Смотри мне в глаза! – прохрипел он. Вытащил нож и воткнул себе в ногу. – Ты не сильнее меня! Видишь?! Не сильнее!!! – Кровь из разрезанной артерии ударила Кэтрин в лицо. Она отошла назад. – Куда ты? – закричал Кларк. Без ответа. Происходящее потеряло для Кэтрин смысл. Никаких чувств. Никаких страхов. – Не смей уходить! – верещал Кларк, бросаясь на решетку. – Я достану тебя! Клянусь, я достану тебя! – он бил ножом в стальные прутья, грыз их зубами. – Вернись! Вернись! Вернись!

Кровь залила пол в его камере. Кэтрин все еще была близко. Безразличная. Безучастная. Он просунул сквозь решетку руку и попытался дотянуться до нее. Его пальцы почти коснулись золотых волос. Его собственное тело, словно бросало вызов его ярости. Кларк срезал с руки часть плоти. Еще чуть-чуть. Кусок мяса, кожи и мышц упал к ногам. Еще. Боль отступала, тело сдавало позиции, протискиваясь все дальше и дальше между стальных прутьев. Лилась кровь. Блестели белые кости. Еще совсем немного. Еще совсем… Кларк увидел, как его пальцы коснулись золотых волос. Синие, скрюченные. Он попытался сжать их, но они отказались повиноваться ему. Стали чужими. Лишними. Вся рука больше не принадлежала ему. Кларк почувствовал, как подгибаются ноги. Он упал в лужу собственной крови и забился в предсмертной судороге.