Трижды человек дивен бывает:
Родится, женится и крыла обретает...

Сегодня Степану Прохоровичу стукнуло сорок пять. С вечера он задумал с первыми лучами солнца тронуться в путь - в горы. Анастасия не удерживала его, чувствуя, что ему лучше всего скрыться от мира сего, шумного застолья, коли ноющая душа, как анахоретка, просит соединения с небом. Уговоры тут бессильны:
Муж выпит ближними до дна
И виновата ты, жена...
Вчера он подковал Игреня. В июле можно ездить и на некованом, но это грозит потерей копыт - на каменистых горных тропах от них ничего не остается - стираются до самой стрелки или до мякоти.
- Что ж! Вперед, Степашка!
Пейте, гости, бражку...
Придет пчельник Демьян со своей Елизаветой. Прилетит голубка Ксения... Выспавшись часов до двенадцати, вспомнит о дне рождения Ольга... Гриша и Паша - на заимке: да не вопьют в них жало пчелы-неудачницы, прилетевшие с луга без добычи...
А как там наш новый точок - Проломник, затерявшийся в распадке между гор?
Весной он вывез сюда три семьи пчел. Какова же сила взятка? "Если Бог даст, Игренюшка, каждая из них соберет меда больше, чем тутошние семьи. Это то, что надо: на будущий год сюда мы доставим с тобой семей тридцать... ".
Конь прядет ушами, словно соглашаясь: маленькое дело лучше большого безделья.
Откуда взялось такое не обиходное название для точка - Проломник? Если вы приедете в Горный Алтай, то в высокогорье непременно встретите травку с таким названием. По сухим каменистым склонам, в расщелинах скал она зовется мохнаткой, образовывая густую дерновинку. Присядите на берег изумрудной Катуни отдохнуть, приглядитесь к проломнику-горлянке, сердечной траве или золотой травочке без стебля. Ах, как хороша эта скромная розетка листьев и цветоносов!
А еще под Уймоном тешит душу проломник нитевидный с россыпью цветочных стрелок с зонтиками чутельных белых цветочков.
Кем только он не был в этих умиротворенных кочевках в горы: и пиитом, и рассказчиком, и бродячим бардом, поющим о любимой:
Продли любовь мою, о Боже,
Как ты продляешь жизнь земли.
Мой путь, казалось бы, исхожен,
Молю, несчастный, обнови...
Вот оно, Беловодье... Не зря сюда пробивали тропы раскольники - экое приволье! Душа раздвигает горы, время и пространство текут в одном благословенном направлении в Вечность. А Степан Прохорович, точно режиссер, с головой уходит в свою пьесу:
- С чего начнем? Век страдальческий старообрядцев...
Право первого голоса отдает он скитнику Дементию Орлову - таинственному герою древних преданий:
- Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас... ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землятрясения по местам. Все же это начало болезней...
Настороженные крестьяне обступают странника. Он достает из котомки замусоленную книжицу и начинает складывать "Аз","Буки","Веди" по слогам на церковно-славянском языке. Вот они, зерна доверия:
- Как же ты, брат, сюда добрался-то?
- Иноки Михаил и Марк письмецо пустили по Руси... Дай Бог им здоровья... Вот оно: " ... На Беловодье надобно ехать до города Бийска и по Смоленской волости до деревни Устюбы. Тут есть странноприимец Петр Мошаров, и он путь покажет через горы каменные, снеговые..."*
Дементий гладит по голове свою скитницу-девицу Милашу в стареньком длинном сарафане, которая доверилась ему, как духовнику, и отважилась идти в неведомые дали Южной Сибири: " И тут есть деревня Уймон, и в ней инок схимник Иосиф содержит обитель. Тут есть место, где скрыться от антихристовой руки, есть и люди тут, которые проведут дальше..."*
Девице бы в Уймонский круг,
Вплести бы алу ленту в косы.
Ступить поутру в травы-росы,
Не ведая скитальцев мук...
Но она чудным грудным голосом продолжает послание к единоверцам:"А проход весьма труден. Двенадцать суток ходу морем и три дня голодной степью. И дойдешь до высокой каменной горы... И оттуда еще дивно время ходу..."*
Тоненькая, как былинка, но жива русским духом, и скоро примет она оседлый образ жизни и станет учить детей грамотке:
Я ересь , о, Русь, уничтожу!
Сама я, как пламень, горю...
- А где же у вас Иосиф-схимник?
- Да мы тут все Иосифы. Коль пристанете к нам, избу срубим. А ты, Дементюшка, впряжешься в плуг, как конь на пашне...
Косые тут счастливы. Не моты кривые. Немые речисты. Хромые - щеголи.
Слово в Уймоне - не охвостье. Не смотри на него, как на легкое зерно, заморышки, сор да мякину, относимые ветром при вейке хлеба. Пусть ты верхом без седла, на голой лошади или на одном потнике - зато знаешь, куда путь держишь. И не собьет тебя с толку никакой Никон:
- Зачем вместо двуперстного крестного знамения, которое Богом дано от святоапостольского предания, навязали троеперстное?
- А имя Спасителя «Исус» переделали на чужестранное греческое «Иисус»?
- Мы ходили по солнцу во время крещения, венчания и освящения храма, потому что шли за Солнцем-Христом. А теперь вся Русь развернулась и пошла против солнца...
И ночи не хватит, чтобы уличить в лукавстве самых нечестивых "правщиков". Дементий поднимает к небу два перста:
- Как читали мы, братья, символ веры: " И в Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящаго», так и будем это в сердце своем держать и не допустим, чтобы наши дети исключили слово "Истинного"...
Старожил Уймона Онуфрий - толковый плотник по срубке изб, стоявший в сторонке, подошел ближе. Не устоять против истины:
- А как не усомниться в трегубой аллилуии, когда в душе поет двойная?
Разорили очаг - огнище, нету места для разводки огня - теплового, стряпного и работного...
Гневливые слезы обид и скорбей навернулись на глазах Милаши:
- Мой праведный род верил в божественную литургию на семи просфорах. Но теперь куда делись две?
"Но хочет ли царь-батюшка своих людей превращать в беглых россиян и плодить секты "бегунов", раскольников?" - вздыхая, спрашивает сам себя Степан Прохорович - автор сцен из далекого былого:
Эти смутные маршруты -
Порожденье смертной смуты.
По вершинам гор, ущельям,
Точно загнанные звери
От погони, староверы...
Стряхнет старина многовековой прах с летописных преданий, и дрогнет сердце с правдой странствующих христиан: " Две другие скитницы были пойманы возле Уймона. Одна из них, вырвавшись от стражников, бросилась в реку... и утонула..."**
... Вздохнул утес Громовой, и померк слеповатый блеклый луч, которому надо пробиться к днищу ущелья, где несется пленница-Катунь к дельте между гор...

*Из книги "Алтай духовный центр Евразии". Москва, НииЦентр. 2012. - 218 - 235 с.
** Там же