Остаются обрывки былого, но их ворошить
(и терять понемногу, затем что свидетельства стёрты
без ушедших свидетелей) — это ли прожитый день?!
Нарождается утро. У Храма рождается тень.
И, меняя своих часовых, шевелится когорта
у дворца игемона, да Ирод своих палачей
посылает меняться на стенах. Как будто ничей,
оживающий Храм Иудеи обходит охрана
одряхлевшего Ирода, шаркают ноги менял
у гремящих столов, оживают цвета покрывал
на главах и плечах проходящих у древнего Храма.
И... ничто не меняется, ибо сия круговерть
насыщает не чрево, но страх, называемый — смерть.
Симеон не устал. Не устал, но скорее привык
к ожиданию смерти. Убитый веками старик,
растворивший в течение времени хрупкую память,
помнил только о том, что обязан коснуться лица
и увидеть Ребёнка от Девы и Бога-Отца,
то есть правду речённую — просто потрогать руками,
потому что когда-то, сжимая пергамен в руке,
не поверил глазам, не поверил библейской строке
Симеон-переписчик. И так ожидание длилось,
и, как было вчера, с ним сегодня сживался старик.
Он привык ожидать, а с годами — к привычке привык
и уже принимал наказанье как высшую милость,
бесполезную, впрочем (ну, разве — на самую малость,
как на каплю, которыми вера его наполнялась).
...Пусто. Сумерки Храма... Пришли престарелый отец,
мать годов двадцати, на руках у которой — Малец,
подле них суетливо хлопочет пророчица Анна,
прижимаясь щекою к Младенцу: не Он ли? не Он? —
от шершавой колонны за Анной идёт Симеон,
принимает ребёнка на руки и шепчет: "Осанна,
отпускаешь Ты ныне по слову, Владыко, меня —
отпускаешь раба Твоего, ибо дожил до дня,
по обету, о Боже, когда мои слабые очи
зрят спасенье Твоё, зрят Твоё просвещенье племён
и великую славу земель Твоих... — слабый поклон,
взгляд и вздох над ребёнком, — ...я с миром уйду, Авва, Отче.
Ты, Мария, смирись: Сын, рождённый тобою, — не твой,
Он — на славу Израиля и для надежды людской,
на паденье, восстание многих, в предмет пререканий.
Он — оружие Бога, не твой Он, не твой Он уже,
Он прожжёт тебе сердце и пламя оставит в душе...
Впрочем, люди увидят... Всё, люди, увидите... сами..."
И по слову — судьба, и по вере. По вере и слову —
даже время. Так было. Так есть. И не будет иного.
Ожидание смерти — не лучший из способов жить.
Остаются обрывки былого, и их ворошить
(и терять понемногу, затем что свидетельства стёрты
без ушедших свидетелей) — это ли нынешний день?!
Полыхает рассвет, у церквушки рождается тень,
бьёт размеренный благовест к утрене. В тело аорта
добавляет не слово, но кровь. Запевает синица.
Скоро будет весна. На морозе сосна серебрится...
15 февраля — 12 апреля 2012 г.
